Алексей поставил саквояж и чемодан внутрь повозки и вскочил в нее сам. Они тронулись в путь. За все время пути пацан искоса разглядывал «столичного» приезжего, но, к счастью, был не болтлив и вопросов не задавал.
Путь был не долгим, минут через тридцать Алексей попросил остановиться близ речки и, подкинув мальчугану чаевые, отпустил его.
Мальчишка развернул повозку и направился в обратный путь, а Алексей свернул к тропинке в лес.
Вскоре он сошел с тропы и углубился в лесной массив.
Прошло около шестнадцати лет, а Алексей помнил все, как будто это было вчера. Хотя все кругом и испытало перемены, как, впрочем, и он сам.
Алексей вышел на поляну посреди леса и устремился к засохшему дереву.
Да, это было то самое приметное дерево, что он помнил. Дерево с проклятием, дерево, которое обходили за версту. Все дело в том, что когда-то в этом округе жил шаман. О нем ходило много разговоров, при нем трепетали, держались стороной. Когда же шаман умер, его захоронили на ветвях дерева, которое при жизни шаман себе выбрал. Он сам же и наложил проклятие, гласившее, что если кто-то потревожит его «могилу», вскорости умрет.
Все бы ничего, про шамана со временем бы забыли, ведь кругом строились русские поселения, но проклятие дало о себе знать. Как рассказывали, случилось следующее. В лесу бродила парочка влюбленных, погода стала портиться, небо заволокли тучи, дул ветер, и молодой человек увлек свою подругу под сень дерева. Девушка, помня о священном месте, со страхом предложила другу уйти, но он лишь рассмеялся и привлек ее к себе.
Хлынул дождь, громовые раскаты оглушали. Неожиданно сверкнула яркая молния, разрезав небо, и ударила в дерево. Дерево раскололось.
Девушка вскрикнула и попыталась отскочить, но молодой парень, крепко сжимая в объятиях, повалил ее на землю. Она испуганно взглянула ему в лицо и издала еще более раздирающий вопль. На нее уставились застывшие глаза мертвеца.
Рассказывали еще, что девушка с трудом выбралась из цепких объятий умершего любовника, который так ее сжал, что сломал ребра. Она сошла с ума. Алеша помнил сумасшедшую старуху в деревне с взлохмаченными седыми волосами и в драных обносках, которая служила напоминанием о проклятье. Покой шамана больше никто не нарушал. До тех пор, пока десятилетний Леша, спасаясь как-то бегством от заезжего чиновника, который обвинил его в воровстве всего лишь за детское любопытство, спрятался в лесу. Одна опасность сменилась другой – добредя до поляны, он встретился с волком, который погнался за ним. Страх перед опасностью оказался сильнее, чем перед проклятием, и Алеше не осталось ничего другого как забраться на расколотое дерево с останками шамана.
…Кости и истлевшая одежда были на месте, как и должно было быть. В этом Алексей уже убедился, взобравшись на дерево.
– Привет, старик. Давно не виделись, – произнес он. – Выглядишь отлично. Не против присмотреть за моими деньгами? – спросил он, открывая саквояж и рассовывая часть денег по карманам. Затем захлопнул саквояж, засунул его поглубже в расщелину в стволе и завалил сухими ветками и древесной трухой. – Что ж, рад был повидать тебя.
Удовлетворенный тайником Алексей спустился с дерева. Затем зашагал домой к деду, особо не надеясь, что тот еще не отдал богу душу.
Селение, в которое прибыл Алексей, состояло из двух улиц, тянувшихся в долине по берегу реки 5-6 верст[4 - 1 верста = 1,0668км.].
Крестьянские усадьбы здесь, как правило, имели жилой дом из сосны и крепкие наземные помещения для скота, амбар для хранения зерна, погреба с надстройкой для хранения скоропортящихся продуктов, небольшую баню. Двор обносился высоким тыном. И все же каждый двор отличался от соседнего, отражая достаток своих хозяев.
Алексей быстро дошел до нужной усадьбы и замедлил шаги. Вот он, дом, где прошло его детство. Дом, который отстроил его дед после каторги, дом, где жила его мать до замужества, дом, где он родился, и тот самый дом, который долгие годы снился ему по ночам.
«Стоит переступить порог, и я узнаю, что больше у меня не осталось ни одной родной души, – пронеслось у него в голове. – Какого черта я сюда приехал?!»
Он посмотрел на дом, затем открыл калитку и вошел.
Цепной барбос с лаем кинулся к нему. Алексей не двинулся с места. Всего за шаг до него цепь натянулась, и собака лишь лязгнула зубами. Алексей медленно опустился перед ней на одно колено и заглянул в ее глаза. Через мгновение собака взвизгнула и заскулила.
– Спокойно, приятель. Здесь все свои, – произнес Алексей и, протянув руку ладонью вверх, потрепал собаку за шею.
Затем поднялся и, с легкостью преодолев ступеньки крыльца, открыл дверь в дом.
Дом внутри разделялся на три части: передний угол, куть и запечье. В переднем углу стоял стол, над столом в углу помещалась божница, заставленная иконами старинного письма. Перед божницей висели лестовки[5 - Устар.: четки.] и «подружники» – четырехугольные подушечки, сшитые из лоскутов, применявшиеся при совершении земных поклонов; к божнице были прикреплены свечи.
Вдоль чистых стен стояли широкие деревянные лавки. Недалеко от порога – кровать, покрашенная, с точеными ножками, на которой лежали потники и подушки. Над кроватью под потолком находились полати – настил из досок, на которых спали домочадцы. Обширная глинобитная русская печь находилась в противоположном от кровати углу. На шесте печи был расположен камелек[6 - Устар.: очаг, в котором жгли щепки и наколотые смоляные чурки.] для освещения дома. Полы были тщательно отшорканы и сияли.
Алексей осмотрелся. В доме никого не было, хотя все говорило о том, что в доме живут и живут не плохо, и явно не одинокий старик.
Неожиданно позади раздался шорох, Алексей оглянулся и лишь успел увидеть, как маленькая девчушка лет четырех-пяти в бледно-голубом сарафанчике проскочила за дверь, сверкая пятками.
На этот раз он остался действительно один. В доме было тихо, а с печки из горшочков тянуло будоражаще вкусным запахом. Алексей сглотнул слюну, но желудок предательски потребовал еды.
Алеша подошел к печи. Хлеб, накрытый полотенцем, был еще горячий и так приятно, душисто дразнил. Он отломил кусок и засунул в рот. Не успел он как следует прожевать, как в дом влетела женщина с вилами в руках.
– Эй! Ты кто такой?! – вскликнула она, держа наготове вилы.
– Я Алексей, внук Андрея Глебова, – спокойно дожевывая хлеб, ответил он.
Женщина-крестьянка недоверчиво окинула его взглядом с ног до головы, затем остановилась.
– Ах, батюшки! – воскликнула она и прислонила вилы к стене. – Алексей! Приехали все-таки! Не торопились же вы!
– Когда мой дед… помер? – спросил он сухо, сдержанно.
Женщина удивленно посмотрела на него.
– Да он там, во дворе, на завалинке… – она не успела договорить – Алексей выскочил на улицу.
Свернув за угол дома, он увидел старика, греющегося под лучами солнца. Алексей замер на месте. Так дед жив!
Старик повернул седую голову и посмотрел на него.
«Шестнадцать лет прошло – дед не узнает меня!» – пронеслось в голове Алексея.
– Алеша! – глаза старика засияли. Внук быстро преодолел расстояние, разделяющее их, и упал на колени перед дедом. Старик опустил морщинистые руки на плечи внука – какое-то время они смотрели друг другу в глаза – затем крепко, порывисто обнялись.
– Алешка! Дожил-таки я! – вымолвил дед Андрей со слезами на глазах.
– Да, на умирающего ты не похож! – в шутку заметил Алексей и добавил:
– Я рад видеть тебя, дед!
Старик жестом указал ему сесть рядом.
– Как ты вырос, возмужал! – произнес он с плохо скрываемой гордостью.
– Как же ты меня узнал? Шестнадцать лет прошло…
Старик усмехнулся.
– Ты похож на своего отца. Но от своей матери, моей дочери, а она была карымка[7 - Карымы – дети от смешанных браков бурят и русских.], и от бабки-бурятки достались тебе и волос черный, и смуглая кожа, и цвет глаз. – Старик помолчал. – Любил я очень свою Соелму – славную жизнь мы с ней прожили! Жаль вот только, незадолго до свадьбы матери твоей померла… – Он посмотрел на внука изучающе: – Ну а ты, обзавелся супружницей али нет?
– Нет.
– За чем же дело стало?
– Успеется, дед.
– Корни надо пускать, внучок, без корней нельзя. – Старик продолжительно закашлял.
– Дед, а как ты-то? – затревожился Алексей.
– Все хорошо, – ответил он. – Обычное дело. Тебя повидал, теперь и помирать можно.
– Помереть ты всегда успеешь. А вот не отправиться ли нам на рыбалку, как раньше, а, дед? – усмехнувшись, предложил Алексей.
Старик долгим изучающим взглядом посмотрел на внука.
– А что, давай и на рыбалку. Об остальном позже поговорим.
Глава 4
Закинув удочки в речку, старик и молодой мужчина молча уставились на поплавки. Дед забил трубку табаком и закурил.
– Хочешь? – предложил старик табачок. – Сам вырастил!
Алексей отрицательно покачал головой и, щурясь от солнца, бьющего в глаза, с улыбкой произнес:
– А помнишь, дед, как ты мне всю охоту отбил, когда я попробовал закурить?
– Отчего не помню, помню, – протянул дед. – Дал выкурить свой табачок до посинения.
Алексей поморщился.
– Тогда меня всего вывернуло, а потом я весь день провалялся не в состоянии встать. – Алексей, засмеявшись, добавил: – Так что и не предлагай мне своей отравы!
Старик довольно фыркнул.
– Не хошь – не надо.
Они немного помолчали.
– Вот твой отец и вовсе не пил и не курил. Честнейший человек, правды не боялся и душой не кривил. – Старик помолчал. – Твоя мать сразу как его увидела – он приехал в деревню по чиновничьим делам – так и сказала: «Батюшка, за него замуж пойду»… Да, была у твоей бабки и матери чертовщинка такая – наперед порой знали… – старик внимательно посмотрел на внука. – И взгляд у них был, как у тебя – горящий с лукавинкой…
– Как же он все-таки женился на ней – ведь не пара вовсе?
– Женился. Как встретил ее у речки, увидел, поговорил, так и голову потерял… Я против был – что может быть у дочки бывшего каторжника, хоть и не простого происхождения, и состоятельного государственного чиновника? Да смог он меня убедить. Жизнью своею чуть не пожертвовал, когда из воды ее вытаскивал. Судорога ногу свела, и она чуть не утонула. А этот дурень, хоть плавать не умел – воды боялся, зато кинулся за ней. И спас… Обвенчались прямо здесь и в Верхнеудинске – в городе поселились. Он чиновничью службу оставил. Торговое акционерное общество открыл. А потом случилось непоправимое…
– Пожар, – произнес тихо Алексей.
– Да, пожар… Ты так о нем ничего и не вспомнил?
Алексей отрицательно покачал головой.
Старик помолчал.
– Тогда я думал, что ты погиб вместе с родителями. Долго болел. А когда на поправку пошел, решил выяснить, как все произошло… И по счастливой случайности нашел тебя…
Старик вытряс из трубки пепел.
– Мне нужно сказать тебе…
В этот миг удочка Алексея дернулась – на крючок подсела рыба. Он потянул резко удочку, и на леске, извиваясь, сверкая чешуей, заболтался крупный хариус.
– Все, дед, я первый – ты проиграл, – заявил он с ухмылкой. – Давай наливай и выпивай.
Старик посмотрел грустно на внука, затем, решив отложить разговор «на потом», вздохнул и сказал:
– Что ж, долг платежом красен.
Он вынул из холщовой сумки бутыль самогона и, налив в кружку, залпом выпил.
В конечном счете, проиграл Алексей – умышленно или нет – ему пришлось три раза подряд наливать и выпивать мутный белый «напиток», способный свалить с ног кого угодно. Спасла его от «падения» Настюша, девчушка, которая по просьбе матери позвала их обедать. Свернув удочки, мужчины побрели домой.
***
Дед умирал. В этом не было сомнений. Его тяжелое прерывистое дыхание, сопровождающееся свистом и предсмертной агонией, наполняло помещение.
Алексей осторожно взял его сухую старческую ладонь и сжал в своей.
Старик открыл глаза и с недоумением посмотрел на внука, но затем, узнав его, слабо улыбнулся.
– Алеша, – произнес он, и из его груди вырвался свистящий звук. Он закрыл глаза, и Алексею показалось, что дед их больше никогда не откроет, но немного погодя дед вновь посмотрел на него.
– Я оставил для тебя кое-что… – из его груди вновь вырвался свист и хрипы, пока он молчал, набираясь сил продолжить. – Там, на полке… шкатулка… для тебя… всё там… прочтешь… поймешь…
Он закрыл глаза, тяжело дыша, и, казалось, вновь забылся.
– Дед? – Алексей сжал его ладонь и тот посмотрел на него.
– Я не смог… слишком долго искал… Прости меня… Теперь лишь ты сможешь… найти… наказать…
Старик замолчал, а Алексей ничего не мог понять, думая, что старик бредит.
Дед как будто прочел его мысли и слабо произнес:
– Ответы в шкатулке… Возьми ее сейчас… Все поймешь…
Алексей встал и прошел к шкафу. Там и в самом деле стояла резная шкатулка. Он взял ее и вернулся к деду.
Старик открыл глаза. Затем с трудом поднял руку и, положив ее на шкатулку, прошептал:
– Твоя, – прикрыл глаза, затем вновь открыл. – Не принуждаю, тебе решать… по совести…наказать или нет… да.
