Александр Владимирович Марков "Последние войны"

– А сколько он с вас решил содрать?

– Сошлись на 400 долларов в месяц. Если вы в долю входите, то с вас половина.

Сергей еще не видел дом начальник тюрьмы, но предложение ему очень понравилось. Ему надоело жить в этом муравейники, где все сидели друг у друга на плечах, где в туалет и в душ выстраивалась очередь. Да и после того, как они отправили домой своих отравившихся коллег, в комнате, которую они занимали, по местным меркам, стало слишком просторно. Пока еще про это никто не прознал, но, наверняка, вскоре их начнут уплотнять, как большевики после победы революции, стали уплотнять буржуев, и кого-нибудь обязательно подселят.

– Мне кажется, что 200 долларов за месяц – это не очень много, – сказал Майкл. Ему показалось, что Сергей еще не принял окончательного решения, колеблется, раздумывает над предложением и надо его подтолкнуть, как это делает коммивояжер, расхваливая перед клиентами достоинства своего товара.

Майклу, похоже, очень не хотелось предлагать разделить крышу еще кому-то, в особенности японцам. Вообще-то странно, что он решил сэкономить 200 долларов на проживании. Обычно американцы денег, что им выделяла редакция, не считали, а 200 долларов для них вообще было ничем. Неужели он решил помочь ближнему своему из чисто альтруистических побуждений, а в сумке своей он таскает Библию, каждый вечер читает ее, и пользуется ею, как инструкцией?

– Не много, – согласился Сергей, – где дом? Далеко?

– Близко, поехали.

Майкл заторопился, будто начальник тюрьмы предложил проживание в своем доме сразу нескольким съемочным группам, а теперь ждал, кто из них первым согласиться и кто предложит больше денег. Но они ведь уже ударили по рукам, оговорили плату за месяц. Однако в переговорах с местными всегда надо быть на стороже. Их обещания, данные неверным, мало что значат.

Дом оказался недостроенным. В стенах зияли пустые глазницы окон, рамы вставили, а про стекла – забыли, по комнатам гулял ветер, раскидывая по углам мусор.

– Ну, как тебе? – спрашивал Майкл у Сергея, с каким-то чувством вины. Он ведь сподвиг русских на эту авантюру, а предложили им кота в мешке.

«Хоть туалет есть собственный», – успокаивал себя Сергей.

– Да отлично, – сказал он Майклу вслух, – все лучше, чем в караван-сарае жить. Вот только окна надо чем-то заклеить.

– Стекольщиков надо на базаре поискать, – сказал Майкл.

Сергей подумал, что он догадался отчего начальник тюрьмы предложил им пожить в своем доме. Они ведь его чуть обустроят, да еще за это сами платить будут.

В октябре начинался сезон бурь. За одну ночь в дом могло намести столько песка, что потом его придется неделю выметать, да и то весь не выметешь, и он будет везде; в еде, в воде, на губах, зубах и одежде.

Стекольщиков они не нашли. Вместо стекла решили использовать полиэтилен. Попросили, чтобы рулон им из Душанбе привезли. Но потом купили его на местном рынке и затянули им оконные проемы, скрепляя его скотчем. Скотчем заклеили и все щели, но полной герметизации так и не смогли добиться. Песок все равно проникал внутрь дома.

Полиэтилен был мутным, света пропускал немного, поэтому в комнатах всегда было мрачно и темно, а полиэтилен этот напоминал бычьи пузыри, которыми затягивали оконные проемы в глубокой древности.

У американцев тоже был небольшой простой в творческом процессе и они, наравне с русскими, убирались в своем новом убежище. Один этаж в доме находился над поверхностью земли, второй – под. Это скорее даже какое-то бомбоубежище было, где начальник тюрьмы, вероятно, собирался пережидать налеты авиации или артобстрел. При прямом попадании, в том случае, если в подвале будут люди, то он станет для них отличным склепом.

На крыше они установили антенны для спутниковых телефонов.

Полы были голыми. Стоило только снять кроссовки или ботинки, оставшись в одних носках, как тут же чувствовался этот пронизывающий до костей холод. Они раздумывали, как решить эту проблему. Но к вечеру хозяин притащил ковровые синтетические покрытия. Их постелили на пол, и ходить по нему стало даже приятно, а вот мебели в доме так никакой и не было.

Нет, чтобы уж стенку за свой счет здесь соорудить или шкаф какой-то – речи не шло. Они могли обойтись даже без кроватей, постелив свои матрасы на ковровое покрытие, но монтировать сюжеты, сидя на полу, было очень неудобно. Пришлось вновь ехать на базар, искать там столяра, договариваться с ним, когда он сможет сделать небольшой столик, на котором могла бы уместиться монтажная пара.

Базар был шумным и грязным. На деревянных прилавках горами высились; сухофрукты, сладости, лепешки, пуштунки, сандалии, одежда. Какой-то маленьких мальчик лет пяти поднял с земли банановую корку и запустил ее в Сергея, но не попал. «Хорошо еще, что он не вздумал кинуть в меня камешком», – подумал Сергей.

Никакой тревоги они не испытывали, хоть у них за плечами были рюкзак, набитые деньгами, а местное население не питало к ним никаких дружественных чувств.

Сергей давно уже стал замечать, что везде где русские, произнося название местных населенных пунктов, говорят букву «а», афганцы говорят «о», то есть со своеобразным говорком, свойственным жителям Поволжья. Кабул был Кобулом, а Мазари Шариф – Мозори Шорифом, но Сергей продолжал использовать привычные названия. Над москвичами всегда ведь, по всей России смеются за то, что они «акают» и вот по этому акценту безошибочно узнают.

– Плохо без горячей воды жить, – сказал Сергей Игорю, – ты не знаю, а я вот люблю каждый день ванну принимать.

– А я вот можно подумать, грязнуля такой, в ванну никогда не хожу. Я тоже не отказался бы от горячей воды, – кивнул Игорь.

На базаре они выяснили – где находится жестянщик. В его мастерской они заказали бак с дровяным отоплением. Чем-то он напоминал печку-буржуйку, на которую прикрепили здоровенную бочку с краном, куда надо заливать воду. В доме была ведь специальная комната, отведенная под ванную, а в земляном полу проделали дырку для слива воды. Жестянщик пообещал склепать бак через три дня, уверял, что быстрее никак не получится, потому что заказ сложный, надо ведь стенки к днищу подгонять, вырезать его.

– Нет, – чмокал он языком и покачивал в стороны головой, как болванчик, – раньше никак не получится. Боюсь, что и за три дня не управлюсь.

– Хорошо, мы придем на четвертый день, – согласился Сергей. Ему очень не хотелось искать другого жестянщика, расспрашивать у него – сумеет ли он за два дня сделать бак. Потерпят они без воды.

А вот столяр, вероятно, поставил заказ журналистов в число приоритетных, отложил на время всю остальную работу и два дня строгал и пилил доски, вытачивал для стола ножки, зачищал их. Результат трудов своих он показывал заказчикам, точно это и простой не столик, а вправду произведение искусств.

Столяр и им сам любовался, заходил то с одной стороны, то с другой, присаживался на корточки, так чтобы глаза его становились вровень со столешницей, но поверхность была идеально ровной. В столике не было изъяна. Вспоминался анекдот про еврейского портного, который две недели шил брюки.

«Еще немного и столяр не захочет отдавать столик, – подумал Сергей, – он поставит его перед входом в свою мастерскую, как демонстрационный товар, витрины то у него все равно не было, чтобы все видели, на что он способен».

Столяр расставался со столиком не без сожаления.

Бак у жестянщика забрали на четвертый день.

Чтобы перевезти свои покупки они нанимали на тележку с осликом. Не ездить же на такси за баком и столиком. Тогда ситуация как в фильме «Бриллиантовая рука» получилась бы. Там, где Мордюкова говорит, что наши граждане за хлебом на такси не ездят.

Знакомые журналисты, завидев Сергея и Игоря, останавливали их, спрашивали – где они купили столик, а когда они везли бак, то спрашивали – где его приобрели. Сергей объяснял на пальцах, где находятся мастерские столяра и жестянщика.

– Надо бы тоже заказать, – раздумывали знакомые.

Сергей подумал, что он, пройдясь по улице со столиком и баком, обеспечил и столяра и жестянщика работой на несколько недель вперед. Можно к ним придти и содрать процент за рекламную компанию.

– Сколько стоит? – задавали следующий вопрос знакомые.

И тогда Сергей показывал пальцами толщину пачки денег, которую он отдал за столик – где-то сантиметра два, а за бак чуть побольше – два с половиной сантиметра. Деньги то здесь считались как раз по толщине пачки. Но можно было подсчитать – сколько это. Итак, пачка в один сантиметр вмещает 100 купюр по 10 тысяч афгани каждая. Итого в сантиметре умещается ровно миллион афгани. Выходит, что за столик они отдали 2 миллиона афгани, а за бак – два с половиной, плюс минус несколько десятков тысяч.

– Не дорого, – кивали знакомые, посмотрев на чуть расставленные пальцы.

Привозить воду и дрова в свой недостроенный дом начальник тюрьмы отрядил двух автоматчиков. Одному из них было лет шестнадцать, а другому и вовсе не больше четырнадцати. Оружие здесь выдавали гораздо раньше, чем разрешалось в других странах сдавать на водительские права.

Начальник тюрьмы прослышал про приобретения своих постояльцев и в душе своей, наверное, радовался, что сдал им дом. Вероятно, он проболтался кому-то, что в его доме есть даже телефон, правда – не его собственный, а тот, что привезли с собой журналисты. В дом теперь частенько заходили гости из числа уважаемых жителей района и просили Сергея дать им телефон позвонить. Минута разговора стоила 4 доллара. В Чечне за такие звонки можно было выменять сухие пайки. Сергей не представлял, что же можно взять взамен у афганцев, кроме еды. Они бы столько не съели. В скором времени, пришлось бы открывать продуктовый магазин и снабжать продуктами весь лагерь. Но афганцы наговорили бы по телефону на несколько сотен долларов. Сумеют ли они компенсировать эти затраты? Иногда он говорил, что по телефону позвонить нельзя. Спутник – ушел и появится не скоро. Афганцы такому объяснению верили, но приходили вновь.

– Мне бы в Пакистан позвонить, – сказал Сергею очередной гость, который пришел под вечер.

По его богатой одежде сразу было видно, что он в поселении человек не последний. Таких называют баями, а в темноте, наверняка, прячется несколько его слуг или телохранителей. Отказывать в звонке всем напропалую было не правильно, неизвестно ведь чья помощь понадобится. Откажешь ты, откажут тебе.

Накануне американцы рассказывали о том, что хотят добыть плакаты с Ахмад Шахом Массудом. Почти все афганские машины были с такими плакатами. Их вывешивали с левой стороны лобового стекла. Плакаты были такими большими, что закрывали пассажиру весь обзор, иногда их вешали по центру стекла, и тогда обзор наполовину закрывался и водителю и пассажиру. Американцы считали, что плакат будет отличным сувениром. Сергей подумал, что у него появилась возможность сделать небольшой подарок коллегам и отплатить им за то, что они поделились своим жильем.

– Вы можете плакаты Массуда достать? – спросил Сергей у бая.

– Да, – сказал бай, – я скоро вернусь.

«Терминатора» здесь тоже смотрели и цитировали, а бай приехал обратно часа через два, когда совсем уже ночь была. Сергей и не думал, что тот вернется, ложился уже спать, но баю, вероятно, очень нужно было сделать звонок в Пакистан. Он привез с собой тубус с десятком плакатов.

– Вот, – сказал он, раскрыв тубу и разворачивая один из плакатов, – хорошо?

– Да, – сказал Сергей, абсолютно не представляя, что же они будут делать со всеми этими плакатами. Им ведь два всего было нужно. Еще два они заберут себе, а оставшимися -можно будет обклеить стены в доме.

Массуд стал здесь брендом. Странно, что его портрет еще не стали печатать на майках. В соседнем Пакистане на майках печатали Бен Ладана и их хорошо покупали туристы. Вот только туристов в Пакистане было мало. У местных жителей такие майки популярностью не пользовались. Они привыкли носить рубашки до колен, а украшать их чьими-то картинками или портретами пакистанские модельеры еще не додумались.

Автоматчики набирали воду чуть ли ни в придорожных арыках, заливали ее в бак и растапливали под ним дрова, а когда они уходили Сергей вливал в бак на глаз либо йод, либо марганцовку. Он смотрел, чтобы вода чуть помутнела, стала слегка коричневой, такого же цвета, какой она бывает в городских квартирах после того, как ее на некоторое время выключают для проведения профилактических работ и в ней растворяется ржавчина труб. Сергей опасался пользоваться такой водой, не обеззараживая ее. Она ведь все равно через поры в коже просачивается внутрь тела, и на губах что-то остается, а ты и не заметишь, как слизнешь эту гадость языком. Что там в этой грязной воде плавает – без микроскопа то не разберешь.

– Зачем вы воду в баке портите? – как-то спросил один из автоматчиков Сергея.

– Я воду порчу? – непонимающе переспросил Сергей.

– Мы чай по утрам из этой воды завариваем, а вы в нее чего-то добавляете, – стал пояснять автоматчик, – не вкусный чай получается.

«Вот идиоты, – подумал Сергей, – вот уж точно в желудках у них кислота. Никакая гадость их не берет».

– Так, слушай, – сказал он, – ваше дело с автоматами ходить, нас охранять, еще воду привозить, подогревать ее и за пленными талибами следить. Все. Вы не должны нашу воду пить. Ты понял?

Автоматчик кивнул, чуть насупившись за эту выволочку.

«А в особенности не смей прикасаться к той воде, что в бутылках», – мог добавить Сергей, но не сказал, а то и вправду полезет автоматчик красть чистую воду, пока их в доме не будет и наткнется на секретную баклажку.

Во дворе была вырыта яма для туалета. Сергей ради интереса решил бросить в нее камень, чтобы проверить насколько она глубокая. Проходили секунды, а он так и не слышал, чтобы камень ударился о дно, а может, он не расслышал, как тот вошел в вязкую массу или эта яма была действительно бездонной и если в нее провалишься, то на поверхность вывалишься по ту сторону земли. Сергей теперь подходил к этой яме с опаской, даже с какой-то дрожью в коленках.

Начальник тюрьмы использовал свое служебное положение в личных целях. Каждое утро к дому привозили троих заключенных. Разве откажешься от дармовой рабочей силы, когда у тебя и колодец не выкопан и дом не достроен? Генералы ведь тоже любят отправлять своих подчиненных на личные дачные участки. Куда как лучше чуть потрудиться на природе, вскапывая грядки и крася стены, чем сидеть в казарме или заниматься нудной строевой подготовкой. Заключенные тюрьмы, а это были пленные талибы, и вовсе своего начальника должны были считать благодетелем. Желающих попасть в партию, которая отправлялась на строительные работы, наверное, было больше, чем нужно. В число счастливчиков попадали только самые достойные.

После утренней молитвы заключенного обвязывали веревкой и спускали на дно колодца. Там он вгрызался киркой и лопатой до полудня в землю, на поверхность поднимали мешки отработанной породы, а в полдень и самого перепачканного, уставшего заключенного. Никаких кандалов, как на каторжниках, на них не было, но чтобы заключенные не разбежались – за ними следили охранники.

На обед заключенным давали ведро риса. Его готовили, наверное, в том же заведении общепита, где готовили рис для журналистов. Работы продолжались до захода солнца, часов до пяти, после чего заключенные молились и их отвозили обратно в тюрьму.

«Зачем ему такой глубокий туалет?» – думал Сергей.

Он продолжал пополнять свой словарный запас. Так тюрьма на фарси звучала; «бандихона». Узнав это, он чуть не засмеялся, потому что первая часть этого слова очень напоминало родное русское – бандит, а заканчивалось оно словом «хон», что значило «уважаемый» и еще «хона» – это дом.

Проезжая по афганским дорогам, Сергей с Игорем часто встречали по обочинам нагромождения камней, среди которых были воткнуты палки с разноцветными ленточками. Это были могилы, но не тех, кто погиб на этих местах в автомобильной катастрофе, а очень уважаемых людей. Их то и называли «хонами». Все проезжающие должны были видеть их могилы и вспоминать об этих людях.

Что же касается тюрьмы, то выходило, что это дом, где живут уважаемые бандиты, ну прямо авторитеты какие-то. Видать слово это получилось из-за смешения русского и фарси.

Каждый вечер сотрудники министерства иностранных дел объезжали стоянки журналистов, проверяли все ли в порядке, выслушивали пожелания – кому, что нужно, правда, редко выполняли просьбы, но зато собирали деньги за проживание, охрану и рис. С Сергея и Игоря теперь за проживание денег не брали. Рис день ото дня тоже начал сильно подниматься в цене, так что, когда стоимость порции этого риса стала сравнима с ужином в московском ресторане средней руки – пришлось отказаться и от риса. К тому времени, они уже обзавелись чайниками, кофейниками, тарелками, вилками, ложками.

Удивительно афганцы называли чайник. Это было даже не одно слово, а целых три – «чойнак никель таджики». Похоже, что прежде здесь о таком изобретении и слыхом не слыхивали, а первые чайники стали завозить из Таджикистана, причем исключительно сделанными из никеля, а то, что чайники могут быть фарфоровыми или глиняными, афганцы узнали гораздо позже, когда словосочетание, обозначавшее этот предмет, уже утвердилось в языке, и менять его не стоило. Неужели сюда не привози чайники из Китая? Удивительно. Страна ведь лежала на пути великого караванного пути. Чай же был «чоем» – словом вполне понятным. Только в очередной раз афганцы, вместо «а», выдававшем московский говор, произносили «о».

Поначалу Сергей с Игорем толком еду и не готовили. Обходились сублиматами, делились своими запасами с американцами. Те с удовольствием заливали лапшу горячей водой, сыпали в нее специи из пакетиков, ждали, когда она настоится и с удовольствием ее ели. Это ведь гораздо вкуснее, чем есть лапшу в неприготовленном виде, то есть без воды, хрустя ей, точно это чипсы, а ведь и так случалось.

Они садились на пол вкруг, и болтали, поглощая вкусную лапшу, рассказывали – кто, что сумел снять, и делились новостями, что-то обсуждали, даже такую тему – чей президент лучше. Она была изначально бесперспективной. Считай американцы Джорджа Буша идиотом, так никогда бы в этом не сознались. Чувство патриотизма преобладало над личным отношением к руководству страны. Ну а Сергею теперь было не стыдно говорить о президенте страны, не то, что в те времена, когда у руля стоял пьяница и всеобщее посмешище Ельцин.

На рынке они стали покупать картошку. Приобретать там же мясо, пусть даже куриное, они пока что не решились.

– А что мы ездим на съемки двумя группами? – спросил Сергей во время одной из таких посиделок, – давайте по очереди ездить, а потом материалами делиться. Тот, кто не едет на съемку – по хозяйству работает, убирается, на рынок ходит и еду готовит.

– В этом что-то есть, – подумав, согласился Майкл.

После этого разговора они стали пулить съемки, то есть делиться ими, совсем как это было во время памятного боя в Косово, когда Сергей и Игорь оказались по одну сторону, а их коллеги – по другую.

Жизнь стала совсем сносной и еще Сергей получил возможность убедиться, что компания, отправляя его в командировку, поступила очень гуманно. Ему ведь дали на сборы почти целый день. Но неподалеку от них в подвале жили два грека, так вот один из них был одет так, точно он собрался на светскую вечеринку – в дорогих джинсах, лакированных туфлях, пыль к которым так и липла, точно их клеем смазали и в твидовом пиджаке. У него, наверняка, и галстук был, но грек его не носил. Сергей все удивлялся – отчего грек так вырядился, а потом оказалось, что у него просто другой одежды нет. Он вообще из подвала не выбирался, сидел в нем, как в крепости. Зато со вторым греком Сергей быстро наладил контакт. Того звали Попанакис, а его друга- затворника – Дино. Длинное греческое имя, что он носил, легко сокращалось до четырех букв, а вот если до той же длины сокращать имя второго грека, то оно будет для русского уха звучать не очень красиво. Пусть грек и не понял бы этого, но все-таки Сергей предпочел называть его полным именем, чем сокращать до Попа.

– Чего это Дино все в подвале сидит? – как-то спросил у грека Сергей.

– Да он все в себя придти не может.

А дальше он рассказал о том, как Дино пришел утром в редакцию своей газеты, а ему там сообщили, что в Афганистане разворачиваются интересные события и он должен немедленно туда поехать, вручили спутниковый телефон, котлету наличности, авиабилет, посадили в машину, направляющуюся в аэропорт, и пожелали удачи.

– Да у вас там просто звери какие-то работают, – не удержался от комментария Сергей, – дали бы парню хоть переодеться. У нас тоже бывало, когда что случается – экстренно в командировку отправляют, но чтобы так – и не припомню.

– Да они так билет забронировали на самолет, что он уже не успевал домой заехать.

– Заказали бы на другой рейс, попозже. Могли ведь?

– Могли, – согласился грек.

Было непонятно, чем вообще Дино питается. За рисом он не ходил, а от того, что приносил ему друг – отказывался. Целыми днями он сидел за компьютером, бешено печатая, не иначе, как свое завещание, и лишь иногда выглядывал из подвала, но именно выглядывал, а даже не выходил из него. Сергей отправил ему в презент банку тушенки, но Дино и ее есть не стал.

«Тяжелый случай, – подумал Сергей, – не хватало еще, чтобы здесь кто-то с катушек съехал или с голоду помер».

Однажды ночью американцы сбросили в десяти километрах за поселением гуманитарную помощь. Об этой акции всех предупредили и Сергей с Игорем отправились снимать, как люди ползают по всему полю в поисках желтых пластиковых пакетов, точно собирают урожай.

Было еще темно, повсюду растекались серые сумерки. Люди на поле издали казались лишь плоскими силуэтами, а когда Игорь подходил к ним поближе, то ему приходилось включать на камере свет. Люди щурились от света, поворачивались к нему спиной и позировать не хотели. Хорошо еще, что не гнали прочь палками.

Парочку пакетов они прихватили с собой, чтобы потом распечатать и показать в эфире – что же в них было. Огромными красными буквами на пакетах было выведено; «made in USA». Игорь положил их поверх аппаратуры в сумку, которую нес на плече.

Вероятно, Дино заметил их возвращение, а еще он прочитал надпись на пакетах, и они показались ему чем-то сказочным, необыкновенным посланием из той жизни, к которой он привык жить.

– Стойте, – истошно закричал Дино, выбегая из подвала.

Он махал руками, как будто боялся, что русские не услышат его уйдут, а у него не хватит решимости добежать до их дома и заколотить в дверь.

– Чего случилось что ли? – спросил Игорь с тревогой.

– Откуда я знаю? – сказал Сергей.

Игорь поставил сумку на землю.

– Откуда вы это взяли? – закричал Дино, подбегая.

Он устал, запыхался, на лбу у него выступил пот, глаза горели, и вид был таким, что сразу возникала мысль – лучше уж с этим человеком не разговаривать, а тихонечко удалится восвояси, потому что не знаешь, что может выкинуть этот сумасшедший.

– Ты про что? – удивился Игорь, посмотрев на сумку.

– Вот про это, – все еще кричал Дино, нагнувшись и ткнув рукой в пакет.