Гектор Шульц "Семья"

– Господи, да решай ты уже! – рявкает она. – Простое же уравнение, сука!

Я записываю на листочке решение, с надеждой смотрю на маму и вижу, как в её глазах бесятся черти. Неправильно… Удар, боль, обида и слезы, падающие на листок бумаги.

– Неправильно, бестолочь! – кричит мама, заставляя меня скукожиться. В висках пульсирует боль, закушенная губа кровоточит, наполняя рот железным привкусом. – Ты тупая, сука?

– Нет, – дрожа, отвечаю я.

– Тупая! Все же просто! – отвечает она и, схватив ручку, подвигает к себе листок. Затем, нервно чиркая ручкой, решает уравнение. – Вот! Просто! Поняла?

– Да, – вру я, но мама на этом не успокаивается. Она кивает на учебник. Осталось еще пять уравнений, которые мне надо решить.

Закончив с алгеброй, я достаю из рюкзака другие учебники. Русский язык, физика, химия… А мама сидит рядом и ждет, когда я решу, чтобы все проверить. К концу занятий голова раскалывается, глаза болят, а сердце неровно бьется в груди. Но я понимаю, что это еще не конец.

Когда мама уходит укладывать спать братьев, я снова открываю учебник по алгебре и пытаюсь понять тему. Несмотря на боль, слезы и раскалывающуюся голову. Потому что знаю, если не пойму, то завалю контрольную и получу двойку. А если получу двойку, то буду зубрить весь учебник алгебры наизусть, а потом меня отлупят ремнем и привяжут на ночь к батарее. Потому что я – тупая сука, неспособная понять «простые» уравнения.

В девятом классе мама оставила меня в покое и уроки проверяла изредка. Разве что по-прежнему орала, если я получала тройку. Ну а если двойку… то меня ждал кошмар. Мама не делала различий по предметам. Я должна была хорошо учиться по всем. Включая музыку, труды и физкультуру.

Если же я вдруг получала двойку, то сразу же бежала к учителям и со слезами на глазах просила дать мне шанс исправить прямо сейчас, пока двойка не попала в дневник. Кто-то шел мне навстречу и позволял её исправить, а кто-то занимал принципиальную позицию и дома меня ждал Ад. Лишиться ужина и простоять в углу всю ночь – это было самым легким наказанием. Обычно к этому добавлялась боль.

За первую двойку меня отлупили ремнем. Мама специально намотала его на руку так, чтобы свисала бляшка. До сих пор помню эту бляшку, как и мое тело, на котором красовались шрамы, оставленные ей. Металл рассекал кожу, оставлял уродливые гематомы и ломал мою душу. Смешное, как и грустное, было в том, что двойку я получила за залитую слезами тетрадь. Поэтому мама так злилась, если я плакала во время работы над домашкой.

Потом к ремню добавились и другие наказания, о чем мне больно вспоминать до сих пор. Мама могла затащить меня в ванную, включить холодный душ и поливать ледяной водой, пока я истерично рыдала, пытаясь выбраться из ванной. Она могла разорвать мои любимые книги, считая их виной за то, что я получаю плохие оценки. Это приучило меня хорошенько прятать личные и ценные вещи. Однажды мама выгнала меня на балкон. Все бы ничего, но на улице был мороз. Не такой сильный, к моему счастью. Когда она соизволила меня впустить в квартиру, я была на грани обморока, а потом слегла с пневмонией. Отлежаться мне дали только три дня и как только температура немного спала, заставили вернуться к домашним обязанностям. Хоть контакты с братьями запретили и то хорошо. Но даже тогда, горя от температуры в своей кровати, я все равно старалась найти оправдания маме. И самое страшное в том, что находила их.

– Уроки сделала? – спрашивала мама вечером, когда укладывала мелких спать и заходила в мою комнату.

– Да, мам, – отвечала я, откладывая книгу в сторону.

– Проверять надо?

– Я все сделала. Правда, – бледнела я. Мама давно научилась читать меня, поэтому знала, когда я говорю правду, а когда вру. Она хмыкала, кивала и уходила спать. Но стоило получить двойку, как совместная работа над домашкой сразу же возвращалась. К счастью, как только я перешла в девятый класс, то двойки почти не получала. Я не собиралась терять такой подарок, поэтому старалась получать только хорошие оценки. Учителя хвалили меня за усердие и ум, вот только они не знали, какой была цена.

*****

Во вторник, третьего ноября девяносто восьмого, когда я проснулась и зашла на кухню, то удивленно вздрогнула, увидев там маму и отчима. На столе стояла пустая бутылка, два стакана, тарелка с нехитрой нарезкой, которую почти всю съели, и, конечно же, газета объявлений. Воняло перегаром и потом, не справлялась даже открытая форточка.

Мрачный отчим злобно на меня посмотрел, а потом отвернулся, словно я сделала что-то не то. Мама тоже была помятой и поморщилась, когда я поставила чайник на огонь и пошла умываться. Ну а когда я вернулась, то пришлось готовить завтрак на троих. Мама запрещала мне пить кофе, говоря, что я легковозбудимая, а сейчас сама подвинула мне банку.

– Насть, у нас с деньгами туго, – без лишних предисловий сказала мама. Отчим чуть покраснел и опустил глаза, но я уловила мимолетную улыбку. Я промолчала и сделала глоток кофе. Мама прищурила глаза и в них блеснул злой огонек. – Скажешь что-нибудь или тебе настолько насрать на семью?

– Нет, мам. В смысле, я знаю, что денег нет.

– Знать мало, – хмыкнула она. – Вчера серьги в ломбард сдала. Скоро детей кормить нечем будет.

– Я могу газеты пойти продавать, – набравшись смелости, ответила я. Мама покачала головой. – Катькина подружка их продает, говорит, что можно немного заработать.

– Немного нам не надо, – фыркнул отчим. Его язык заплетался, а глаза были мутными. Он с трудом пытался на мне сфокусироваться. – Новый год вон скоро, у пацанов обувь прохудилась, да и у тебя вон экзамены на носу. Подмазать надо, сама понимаешь.

– Я могу сама экзамены сдать… – мама, услышав это, хрипло рассмеялась. Обида заворочалась в груди, но я её удержала. Впервые мама разговаривала со мной на равных. Тогда мне так казалось.

– Сама, ха! Слышал? – она повернулась к отчиму и снова захохотала. Правда, утерев глаза, вернула серьезность. – Я бабке вчера звонила. Соседка её тебя на мясокомбинат устроит. Не лупи глаза! На полставки. Ну и в ночь иногда, если надо.

– Мам, у меня же школа, да и дома… – я снова не договорила, потому что мама хлопнула ладонью по столу.

– Надо! – жестко ответила она. – Ты вон жила, как сыр в масле каталась, пока отец работал. Книжки тебе, одежда, ела за одним столом. А теперь выебываешься?

– Ненадолго это, – вставил отчим. – Встану на ноги, работу найду. Туго сейчас, Настюха. Помочь надо. Я б и сам пошел, да не берут.

– А тебе самой как? Семья последний хуй без соли доедать будет, – устало буркнула мама, а потом рыгнула, заставив меня поморщиться. – Так хоть работать пойдешь, денег и себе, и нам заработаешь…

Мама никогда не врала, но я все равно не поверила собственным ушам. Неужели у меня будут карманные деньги? Даже у Катьки были, как и у моих одноклассников. Одна я с тоской смотрела, как они покупают себе сосиску в тесте в столовой. Школьные сосиски были такими вкусными, что сметались с подноса сразу же, стоило поварам их выставить. Но денег на них у меня не было, потому что деньгами заведовала мама и она решала, что мне купить.

– Себе? – осторожно переспросила я. Мама кивнула. – Хорошо, мам.

– Тогда одевайся. Поедем на мясокомбинат. Как раз на сегодня договорились встретиться. В школу я потом записку напишу, – я пропустила мимо ушей её слова, а если бы немного подумала, то поняла. Поняла, что все равно пойду работать, даже если откажусь. Выбора меня лишили еще в утробе.

Мясокомбинат мне не понравился. Еще в холле я почувствовала запах крови и мяса.

Мы с мамой сидели неподалеку от входа, у двери с табличкой «Отдел кадров», и ждали, когда нас вызовут. Мимо туда-сюда сновали люди. Все, как один, с усталыми и суровыми лицами, согнутыми спинами и потухшими глазами. Кто-то из них шел с работы, а кто-то на работу. Даже женщины были такими: крепкими, усталыми и неулыбчивыми.

– Настя? – спросила толстая тетка в синем платье и голубой теплой жилетке. Когда я кивнула, она мотнула головой и пригласила внутрь. Мама пошла со мной, на что тетка вопросительно подняла бровь и хмыкнула.

В отделе кадров пахло кофе и пылью. За столами сидели похожие одна на другую тучные женщины, перебирали толстые папки и негромко переговаривались. Вдоль стен стояли грязно-желтые шкафы, заставленные все теми же папками. Часы над столом тетки, которая пригласила нас войти, показывали половину одиннадцатого.

– Анастасия Соловей, так? – спросила тетка, когда мы присели. Я кивнула.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/pages/biblio_book/?art=69208855&lfrom=174836202) на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.