– О чём я говорю, мисс Ландер?
Сона поспешно встала:
– Окружность – множество точек плоскости, находящихся на одном расстоянии…
– Садитесь, Соната Ландер. И перестаньте смотреть в окно.
За окном щебетал тёплый май, но Сона покорно уставилась в книгу.
– А Мишка Руже до сих пор не проснулся! – возбуждённо заявил Баламут, стоя в очереди за обедом. – Мирно дрыхнет под одеялком в кабинете врача. Говорят, будили по всякому: нашатырь совали под нос, будильники заводили. Спит себе со счастливой рожей! Может, летаргический сон?
Сона хихикнула про себя: придумали тоже, нашатырь, будильники. Фантазии у людей не хватает! Чёрный петух и зелёная палка в руках королевского дознавателя, вот что спасает от внезапного сна.
– Всё из-за тебя, вурдалачья невеста, – отпихнул Сонату сердитый Санька, – ты докладом его доконала. А Майклу запись в итоговом табеле!
Он схватил с раздачи пюре и курицу, хапнул последний вишнёвый компот. Если Санька уснёт мордой в пюре, все решат, что в школе началась эпидемия, и отменят «Чаровницу Лелею». Впрочем, в присутствии дознавателей, знающих о таланте Соны, так рисковать не стоит.
– Ты сегодня целый день меня игнорируешь, – потянул за рукав Баламут.
– Киря, отстань, – попросила Соната, выбирая котлету с гречкой. – Что тебе, больше общаться не с кем?
Баламут развеселился и подмигнул:
– Это тебе больше не с кем общаться! У меня одного иммунитет к твоим ядовитым колючкам. Ладно, отстану, не куксись. У нас разное расписание дальше, и меня ждёт лепка из глины. Так что встретимся на репетиции, погляжу, как скрипишь ветвями!
Занятия по поэтической практике было сорвано трудовиком. Берк ворвался в кабинет словесности и потряс перед лицом Платона Калюгина, отвечавшего за весь средний поток, каким-то ошмётком глины.
– Вы! – рычал трудовик. – Да ваш… да вы все!
– Что с вами, Пётр Иванович? – удивлённо спросил учитель словесности.
– Этот ваш Баламут! Посмотрите, что он слепил!
Сона всмотрелась и покраснела. Девочки в классе заохали и прикрылись тетрадками, немногочисленные ребята захохотали в голос.
– Он утверждает, что это птичка! В этом, мать его в душу, в гнезде! – продолжал рычать трудовик, пунцовый от возмущения. – Да за такое его… исключить! Я же с этим… к господину директору!
То, что держал в руках Пётр Иванович, совсем не походило на птичку. Скорее, на пособие по анатомии. Такие детали у статуй прикрывают фиговыми листами.
Платон Валерьевич сдавленно кхекнул, даже отвернулся к окну, тщетно стирая с лица улыбку. Потом решительно встал и отнял поделку у трудовика.
– Вы видите ситуацию лишь с одной стороны, – укорил он взбешённого Берка. – Применяете к ни в чём не повинному парню свою оценку реальности.
Как же Сонате нравилось, когда Платон так говорил!
– А у реальности, мой дорогой, плоскость не одна и даже не две. И если перевернуть эту штучку – вот так, смотрите сюда! – получается симпатичная птичка. И заметьте особо: в гнезде. Слеплено кривовато, так ведь Кирилл и не метит в скульпторы. Можем, конечно, сходить к директору, Феоктист Андреевич любит поделки.
Как он это всё провернул, осталось загадкой века. Только что был ужас и срамота, раз – и действительно птичка в гнезде, к искренней радости класса. Парни улюлюкали и аплодировали. Не Платону, понятно, и не бурому Петеньке, как дразнили трудовика. А гениальному Баламуту, сумевшему сотворить такое.
Пётр Иванович лишь рот раскрывал, будто рыба в когтях Вольдемара. Наконец, он схватил несчастную птичку и сжал в кулаке непросохшую глину.
– Не судите по себе, драгоценный! – крикнул ему вслед Платон под жизнерадостный гогот класса.
Когда отсмеялись, учитель сказал:
– Извините, милые леди и поэтические джентльмены. После таких коллизий читать возвышенные стихи как-то даже неловко. Поиграем сегодня в игру. Придумайте мне двадцать рифм на слово… Ну, скажем, шутка!
Урок по физической культуре тела обошёлся без происшествий. Учитель выдал им мяч и велел разделиться на две команды. Капитаны набирали себе игроков, и Соната осталась на лавочке вместе с пухленькой Ирэн Самойловой. Ту никогда не звали играть, а за отсутствием Кири, которого всё же потащили к директору, и Сону миновала чаша сия. Так что весь урок она просидела, выводя в тетради смешные рифмы. Слово «шутка» к уроку физры подходило на сто процентов.
А вот потом шутки кончились. И Сона была готова вновь усыплять восставших зомби, вывозить на кладбище вурдалака, общаться с королевскими дознавателями, только бы не репетировать постановку «Чаровница Лелея»!
8. Баламут во всей красе
Граф Машальский был театралом и содержал приличную труппу. На его спектакли в столице съезжался весь высший свет империи. В Альхенгофе же публики было меньше, и концерты давались в семейном кругу, по-душевному, как писали в газетах.
Сцена и зрительный зал размещались в особой пристройке, с тщательно продуманной отделкой стен, создававшей уникальную акустику. Иногда Соне казалось, что звук обволакивает её со всех сторон, заключает в кокон из нот и охраняет от неприятностей.
Она всегда приходила пораньше, с разгону садилась за клавесин и наигрывала разные арии, даже мычала под нос слова, не позволяя голосу улетать в запредельные дали.
Вот и сейчас, пользуясь тем, что хористы её потока отмываются после игры в волейбол, Сона с вороватой улыбкой опустила руки на клавиши. Пропела ариозо Лелеи, самый любимый момент, когда воинственная чаровница, ещё не влюблённая в колдуна, поёт о подвигах во имя страны.
– Прочь смятение, ужас прочь! Я одолею вас навсегда! И спасу королевство от гнева богов! – как заклинание повторяла Соната, стараясь не выпустить голос на волю.
Она пела украдкой, вполсилы, оглядываясь по сторонам. Внезапно в зале сгустились сумерки, за кулисами кто-то зашевелился, магический свет мигнул и погас.
Соната испуганно подскочила, выставив руки вперёд. Она знала: против того, кто пришёл, бесполезно применять усыпление. Он схватит её, разорвёт на части и снова исчезнет во мгле. Ей даже почудился чёрный туман, идущий из зеркала на стене, и Сона зашептала последние строки, будто молитву господу:
– Прочь страх, прочь ужас… Дедушка, помоги!
– Вот же драконья отрыжка! – кто-то громко ругнулся в кулисе. – Это, оказывается, выключатели. А где включатели, хотел бы я знать? И почему воняет горелым?
Кто-то свалился со сцены, запутавшись в бархате занавеса, замахал руками, как крыльями, пытаясь освободиться. Свет телектрофона пробился сквозь кокон, озаряя фигуру монстра, потом кто-то икнул. И чихнул. И высунул кудлатую голову:
– Привет, Соната! Прикольно поёшь. А у меня тут что-то замкнуло. Не знаешь, где запасной генератор?
– Баламут! – возмутилась Сона. – На кой ляд тебя принесло?
Киря расправился с сорванным занавесом и закинул его за плечо, словно плащ. Скептически осмотрел Сонату:
– Напугал? Так я не нарочно. Хотел камеры наладить, чтоб снимать задний план. Заслушался и ткнул не туда. А зачем ты прячешься, Сона? Ты же сделаешь всех канареек в лицейской оранжерее!
– Заткнись! – приказала Соната. – Если кто-то узнает, Киря…
Кулаки сжались сами собой, но договорить она не успела. Послышался топот и смех, и звонкий голос Катрины спросил:
– Если кто-то узнает – что?
Кирилл посмотрел на Сону, непонимающе вздёрнул плечи. И склонился перед Катриной Фроловой, картинно взмахнув плащом:
– Что я опять накосячил, принцесса. Проводку сжёг, занавеску порвал! У меня сегодня в копилке два предупреждения от педагогов.
– Жесть, – сказал Владислав, оценивая разрушения. – А репетировать как?
– При свечах, – обрадовался Кирилл. – Это готично и жутко, в самый раз для пепельных колдунов. Я вот, кстати, плащик надыбал, примерите, ваше кошмарие?
– Шут! – отмахнулся Аскаров. – Натуральный гороховый шут.
И взялся распутывать Кирю, издававшего стоны и завывания.
Задержавшийся на педсовете Калюгин лишь глубоко вздохнул:
– Чем тебе занавес не угодил? Ладно, обойдёмся без правой кулисы. Соната, сходите за свечками, в подсобке наверняка есть запас. И захватите иголку с ниткой: пока хор распоётся, мы с вами зашьём.
Подсобка находилась в центральном корпусе, и Сона ускорила шаг. Она знала, что в этот момент её проклинают все девочки хора: делать что-то вместе с Платоном было пределом девичьих мечтаний.
В помещении было темно и пыльно, и снова пахнуло старым театром: в прежние времена здесь хранились краски, отрезы материи и доски для декораций. А ещё почему-то запахло воском. Сонате сделалось жутко, она полезла за телектрофоном – подсветить фонариком стеллажи, но в дальнем углу вдруг мигнул огонёк, послышались чьи-то шаги. Девочка укрылась за стеллажом, борясь с подступающим криком. Морг, милый морг, где же ты? Такое уютное место! Никаких страшилок по тёмным углам, простые, понятные зомби, охотно засыпавшие по приказу!
В подсобке вдруг стало светлее: на противоположной стене проявился оранжевый прямоугольник. Ситцевая драпировка, которой были обиты доски, приподнялась, открывая проход, и оттуда, с красной свечой в кулаке, выбрался герр Смирноф. Следом за ним шёл сторож Арнольд.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/pages/biblio_book/?art=69214708&lfrom=174836202) на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
