– Пахнет сладко, – с улыбкой произнесла она.
– И на вкус сладки. С небольшой кислинкой. В общем, объедение!
Она снова улыбнулась. За складками морщин блестели маленькие глазки светло-серого цвета. Женщина явно была польщена таким вниманием к своей персоне. Несколько секунд она молчала, затем без лишних слов спросила:
– В каком из ящиков эти яблоки?
Я улыбнулся во все зубы, что у меня были. Не знаю, чему радовался больше: тому, что смог заговорить с незнакомой женщиной, или тому, что убедил ее взять именно этот сорт. Сложив несколько больших налитых соком яблок в пакет, я уже протянул его женщине, но тут же дернул руку обратно к себе.
– Я куплю эти яблоки.
Она, конечно, начала противиться, засмущалась и до самой кассы убеждала меня в том, что это совершенно лишнее с моей стороны. Когда яблоки были оплачены, и пути назад не было, она снова улыбнулась, поблагодарила меня и все тем же размеренным голосом сказала:
– Ты хороший парень. Не позволь никому изменить этого.
Женщина медленно побрела к выходу, а я так и остался смотреть ей вслед. На этот раз мои раздумья были приятными, я чувствовал спокойствие, удовлетворение и радостный трепет в душе. Оказывается, все намного проще, чем я думал. Но мне пришлось прервать свои размышления, ибо я понял, что мама, наверняка, обыскалась меня.
В первый учебный день я почти не волновался. Я ощущал себя новым человеком и был готов подарить себя этому миру. Хотя в старшей школе было много моих знакомых, с которыми я учился раньше, в том числе Скотт и Лоуренс, я был новеньким. День обещал быть полным новых впечатлений, эмоций и знакомств и оправдал себя.
Выглянув в окно и заметив в конце улицы приближающийся Форд, я быстро чмокнул маму, спешно выбирающую между бежевыми и белыми туфлями, схватил рюкзак и вышел из дома. Лоуренс еще не вернулся из Марселя, куда улетел отдыхать с родителями, так что утром Скотт заехал за мной один. За годы нашей дружбы я ясно понял, что Скотт – отличный друг, но ужасный парень. Он всегда был готов помочь, поддерживал меня и был рядом, что называется, «и в горе, и в радости». Но его отношения с девушками – это отдельная история. По большому счету, отношений-то у него никогда и не было, только случайные связи на вечеринках. Так, в свои семнадцать Скотт имел неплохой сексуальный опыт, но не имел абсолютно никакого опыта в отношениях.
Черный новенький Форд не спеша подъехал ко мне, полному нетерпения стоящему уже почти на проезжей части.
– Запрыгивай, друг.
Скотт был, как всегда, чрезвычайно обаятелен даже в общении со мной. Еще большего обаяния ему придавали играющие блестящие глаза темно-карего цвета и длинная челка светло-русых волос, зачесанная назад. Хотя всю свою жизнь я был парнем, – «ты не парень, ты вафля» – я догадывался: именно его челочка так нравится девчонкам.
Только переступив порог школы, я понял – знакомых лиц здесь много, и большинство из них помнят меня. Мне льстило, когда они подходили, жали руку, обнимали и поздравляли с выздоровлением. Конечно, по большей части это было из вежливости, но все равно приятно.
Но самая приятная встреча этого дня была впереди.
Мы поднялись на второй этаж, Скотт указал мне на нужную аудиторию, после чего удалился для беседы с какой-то девушкой. Когда она увидела, как Скотт направляется в ее сторону, от счастья ее глаза, клянусь, надулись, словно два воздушных шарика, заполненные воздухом настолько, что вот-вот готовы лопнуть.
Мне быстро надоело наблюдать за этой девчонкой, которая трясущейся рукой, едва касаясь, поглаживала Скотта по плечу, и я решил пойти в аудиторию. Тогда я увидел ее.
Она стояла с какой-то девушкой, видимо, подругой, и неохотно слушала ее рассказы. Поначалу я не поверил своим глазам, но это действительно была она. Я сразу узнал эти шоколадные волосы и колечко в носу, но теперь смог разглядеть еще и фигуру: небольшая аккуратная грудь, тонкая талия, упругие ягодицы и длинные стройные ноги. Она была удивительно красива. Должен признать, я обманул маму, когда сказал, что она мне не понравилась. Сам не понимая, зачем, я запомнил ее имя. Эби. Мама назвала ее Эби.
– Эби!
Никакой реакции.
– Эби!
Судя по изменившемуся выражению лица, услышала. Но не обернулась.
– Эби!
Я понял, что она видит меня, но настойчиво пытается это скрыть. Тогда мне надоело звать ее через весь холл. Я вспомнил ту женщину из супермаркета, которую видел впервые в жизни и все равно заговорил с ней. А Эби я видел уже второй раз, так что заговорить с ней – не проблема.
Как часто вы сталкивались с тем, что были полны уверенности в себе ровно до тех пор, пока ваши планы не становились реальностью? Я – постоянно.
– Эби, привет! – я подошел к ней и улыбнулся так, словно мы знакомы всю жизнь. – Как дела?
Эби выглядела крайне озадаченной, удивленной и, в некотором смысле, оскорбленной тем, что я посмел ВОТ ТАК к ней обратиться. Но при этом ее лицо сохраняло совершенно невозмутимый вид. Я улыбался так долго, что мышцы лица, кажется, онемели, но она все еще молчала. Ее подруга – как я узнал позже, Моника – тоже замолкла и смотрела на меня, еле сдерживая смех.
– Как дела, Эби? – повторил я, и Моника все-таки рассмеялась.
– Ты кто? – с вызовом спросила Эби, в отличие от подруги сохраняющая абсолютное спокойствие.
Такого я совсем не ожидал, но скоро понял – она просто играет со мной.
– Я Лиам Байатт, – надо признаться, мне нравилась эта игра, и я чувствовал себя все более уверенно.
– Кто? – она хихикнула, и на мгновение я даже поверил, что она не шутит.
– Лиам Байатт. – Она все еще непонимающе смотрела на меня. Тогда я понял – она, действительно, не понимает, кто я. – Ну, Лиам Байатт, я приносил папку с документами твоему отцу на прошлой неделе.
Лицо Эби, наконец, показало хоть что-то – задумчивость. Она нахмурила брови, отвела взгляд в сторону и вдруг произнесла:
– Ах да, вафля! И как я сразу тебя не узнала.
Черт. Снова вафля. В то мгновение я понял, что след от первого впечатления, действительно, сложно стереть.
– Эбс, я пойду, а ты, как закончишь с этим зайкой, догоняй.
С этими словами Моника направилась в аудиторию, сильно виляя бедрами. Я даже не сразу понял, что она пошла в ту же аудиторию, на которую мне указал Скотт.
Эби посмотрела вслед подруге, шумно выдохнула и снова обратила свой взгляд на меня.
– Откуда ты знаешь мое имя?
– Моя мама сказала мне, что тебя зовут Эби.
– Вообще-то, мое имя Эбигейл. Но ты можешь называть меня мисс Кроссман.
– Давай ни тебе, ни мне – Эбигейл.
– Что тебе нужно?
– Ничего, я… Я просто узнал тебя и решил подойти.
– Не стоило.
– Но я уже здесь. И, кстати, я спросил, как у тебя дела. Ну, перед тем, как ты снова назвала меня вафлей.
– Слушай, не знаю, что ты там себе придумал. Но если ты думаешь, что мы с тобой теперь будем друзьями – ты сильно ошибаешься.
– Почему мы не можем стать друзьями?
Она усмехнулась и, наконец, улыбнулась. Пусть эта улыбка и была полна издевки, лицо Эби в ту секунду было еще прекраснее, чем прежде.
– Пойми, такая, как я, никогда даже не посмотрит на тебя.
Независимо от того, что она сказала, голос ее звучал так сладко, что я готов был раствориться в нем с головой, как растворялся в любимых песнях, оставаясь один дома. Глаза играли и блестели – кем бы я ни был, ей льстило внимание.
Она резко отвернулась, встряхнув волосами так, что они пролетели в миллиметре от моего лица, и направилась в ту же аудиторию, что и Моника. В ту же аудиторию, в которую нужно было мне. Теперь она – моя одноклассница, а значит, игра только начинается.
Через несколько дней мы со Скоттом после уроков поехали к Лоуренсу, который прилетел всего несколько часов назад. Он был безмерно рад видеть нас и даже не пытался, как обычно, строить из себя напыщенного индюка. Мы обнялись и, отстраняясь, я почувствовал, что он все еще держит меня.
– Я так рад, что ты вернулся к обычной жизни, – сказал он. – Хотя, наверное, ты сейчас даже не знаешь, как ее жить.
– Я тоже так думал, но, кажется, уже разобрался, – улыбнулся я.
Лоуренс совсем не изменился за те три недели, что мы не виделись: все то же вытянутое лицо, полуопущенные веки, длинный тонкий нос, темные брови такие архитектурные, что любая девушка позавидовала бы. Даже будучи дома, она был одет в идеально выглаженную рубашку и классические брюки, подвернутые снизу так, что выглядывали цветастые носки. Он был высоким, но, в отличие от большинства высоких парней, довольно-таки складным.
– Как тебе Марсель? – Скотт устроился на кровати Лоуренса, бросая теннисный мяч в потолок.
– Как и любой другой город, когда едешь туда с родителями. Экскурсии, прогулки, дегустации вин. Мама, тщательно пытающаяся скрыть от отца роман с экскурсоводом.
– Снова? – мячик звучно упал на живот Скотта.
– Она не изменяет себе, только отцу. Знаете, кто-то коллекционирует магниты или сувениры из разных уголков мира, а моя мать – любовников.
– Ты так и не сказал отцу?
– Зачем? Не думаю, что он скажет мне за это спасибо. При разводе маме достанется половина имущества, а это совсем не в его интересах, ведь тогда будут делиться и права на ювелирку. Да и мне от этого никакой выгоды – только лишняя трата времени и нервов.
– Я уже хочу посмотреть на семью, которую создашь ты, –усмехнувшись, бросил я, уже усевшийся на подоконнике. Мне всегда нравилось сидеть на подоконниках.
– Вы пойдете на вечеринку к Монике? – приподнявшись на локтях, спросил Скотт.
– Что за вечеринка? – почти хором спросили мы с Лоуренсом, хотя он явно был более безучастен, чем я, и медленно раскладывал вещи из чемодана в комод.
– Моника ведь говорила, что устраивает вечеринку послезавтра. Типа в честь начала учебного года. Так что мы просто обязаны пойти.
– Аргументировано. Значит, идем.
– Вот и отлично. Тем более, там будет Линда. Ну, Лиам, помнишь, светленькая, ты видел нас в школе.
– Я думал, ее зовут Лили…
– Боже, Линда, Лили – какая разница? Главное, что она без ума от меня. И, кстати, Эби тоже будет.
– Мы говорим о той самой Эбигейл? – откликнулся Лоуренс. Не знаю, почему, но в ту минуту меня даже разозлило, что он так оживился, услышав ее имя.
– Именно, мисс Эбигейл Кроссман, – важно произнес Скотт. – И мне кажется, что наш юный друг Лиам влюбился в нее.
– Ты прав. Тебе кажется, – сухо ответил я.
– Да ладно, я же видел, как ты на нее смотришь.
– Ты прям как моя мама. Почему вы не думаете о том, что девушка может быть мне интересна просто как человек, как личность? Интерес не обязательно обосновывается влюбленностью.
– В любом случае, держись от нее подальше, друг, – Лоуренс закрыл опустошенный чемодан и ногой задвинул под кровать. – Она не так проста, как кажется.
– То есть, если сейчас она кажется мне… Эмм, сложной… На самом деле, она еще сложнее?
– Я слышал, что она уже около полутора лет встречается с каким-то плохим парнем. Не знаю, почему, но тот, от кого я это узнал, назвал его плохим.
– Он не из нашего класса?
– Насколько я знаю, он даже не из нашей школы.
– Откуда ты так много знаешь, Лоуренс?
– Я просто очень внимательный. Да и знаю я не так много: что его зовут Дилан, ему восемнадцать, он из Северной Старшей школы, не планирует поступать в колледж и он «плохой парень».
– Судя по описанию Лоуренса, он тебе не конкурент, – Скотт выбирал из стопки магнитов, привезенных из Марселя, тот, который заберет себе. – Если он не выглядит, как Бред Питт в молодости, то ты выигрываешь по всем позициям.
– Я не влюблен в нее! – Я приходил в ярость от одной мысли об этом. – Я лишь хочу доказать ей, что она ошиблась, назвав меня вафлей.
– Отстань от него, Скотт, – вступился за меня Лоуренс. – Ты сам не знаешь, каково быть влюбленным, так что не можешь делать выводы о чувствах Лиама.
Учеба в школе оказалась намного проще, чем дома. Информация усваивалась быстрее, домашнее задание я делал за час-полтора, и потому свободного времени было достаточно. Вечер был дождливым, но я все равно решил прогуляться до книжного магазина и взять что-нибудь из Кафки.
Погода была, что называется, неприятная. Дождя почти не было, только мелкая морось, но слишком частая, чтобы сложить зонт. Я никогда не любил ходить под зонтом, потому что чувствовал себя под огромным куполом, из которого нет выхода. Я вспоминал аппарат в клинике, в который меня помещали почти каждый визит, когда я был болен. Прошло больше года, как моим легким ничего не угрожало, но я до сих пор боялся проснуться ночью от сдавливающей боли в груди.
Книжный был почти пуст, лишь кассир и несколько человек, бродивших среди прилавков. Среди них я заметил Эби и поначалу даже не узнал ее. Ее волосы были заплетены в высокий хвост – кажется, девушки называют его конским – а я прежде видел ее лишь с распущенными волосами. Она стояла возле полки с Кингом и задумчиво бродила глазами по книгам. Я, не раздумывая, направился в ее сторону. На самом деле, мне было интересно, узнает ли она меня на этот раз.
– Привет, Эбигейл, – негромко сказал я, и, на удивление, она не стала делать вид, что не услышала.
– Вафля, снова ты. Привет. – Она говорила так же негромко и немного печально.
– Не можешь выбрать?
– Я пришла, чтобы взять «Кэрри», но эти цветные обложки сбили меня с толку, и теперь я уже не уверена, что хочу взять именно ее.
– Я могу помочь тебе с выбором, если позволишь.
– А ты читал Кинга?
– Достаточно, чтобы посоветовать тебе что-то интересное.
