– Какой смешной человечек.
– Весьма. Я должен отлучиться на минуту – пара срочных звонков.
Я вышел в спальню и, закрыв за собой дверь, набрал городской номер, которого не было ни в одной справочной книге. Я поговорил с неким Гаркушиным, которого мало кто знал. Потом связался с администратором гостиницы и задал несколько вопросов, получив на них ожидаемые ответы. Затем вернулся в комнату, сияя от удовлетворения.
– Да, маленький забавный гномик! – сказал я. – «Лилипутик-Лилигном леденец большой как дом». Никакой «Сибэлектронмаш» не существует ни в Челябинске, ни в каком бы то ни было другом месте. А номер над нами занимает депутат Ламврокакис – с тех самых пор, как обманутые им вкладчики-избиратели совместными усилиями забаррикадировались в его родном офисе и в квартире.
– Значит…
– Не волнуйтесь, он вполне безобиден. Не думаю, чтобы он еще нас побеспокоил. Но в следующий раз, боюсь, явится некто, сильно отличающийся от него своими габаритами.
– Но на кого он работает?
– На тех самых людей, душечка, которые полны решимости похоронить заживо изобретение вашего отца. Надеюсь, они ограничат свою деятельность вот такими визитами, но это далеко не худшее, на что они способны.
– Какое мне-то до всего этого дело?! – возмутилась Вероника. – Если вы действительно хотите мне помочь и вы действительно такой человек, о котором мне говорили, вы устроите мне встречу с Зиганшиным, и в течение ближайших дней!
Я взъерошил волосы, и неожиданно у меня на сердце заскребли кошки.
– Конечно, конечно, Вероника-Верочка, – сказал я. – Но поверьте – встреча с Зиганшиным не самая большая проблема. Знать бы, дадут ли вам с отцом дожить до этой встречи.
5
По лицу девушки пробежала тень. Она слегка нахмурилась. Взгляд ее, однако, остался твердым и спокойным.
– Вы точно сделаете для меня то, о чем я прошу, или все еще колеблетесь?
– Я думаю сейчас вот о чем, – ответил я терпеливо. Кому-то очень нужно было устроить два взрыва и пожар лаборатории вашего отца. Вы сами мне об этом рассказывали. Кто-то долго за вами следил и знает, что вы добиваетесь встречи с Зиганшиным. Кто-то позвонил вам по телефону и назначил эту встречу, а потом прислал записку чтобы проверить, легко ли вас запугать. Узнав о нашей беседе, кто-то и меня решил прощупать.
– Вы не представляете, как именно записка оказалась вас в кармане?
– А разве вы представляете, кто кинул записку вам на колени? Меня, правда, пару раз до того как следует толкнули. Не исключено, что кто-то из этих нахалов и подбросил записку. – Лица Владимира Миркина и того высокого парня из окружения Зиганшина в коктейль-холле промелькнули в моей памяти. – Угрозы не подействовали – и вот по дороге к Зиганшину вас ждет засада. Если бы вы не пошли на электричку, а взяли такси, то оно наверняка увезло бы вас в другую сторону.
Девушка не была испугана, но стала очень серьезной.
– И что же, по-вашему, они собирались сделать?
– Вы прекрасно догадываетесь, что. Может быть, какой-то пылкий кавказский юноша увез бы вас в родные горы. А может быть, они собирались лишь припугнуть вас. Но не исключено, что они на самом деле хотели похитить вас и пошантажировать вашего папулю. Тогда он мог бы сдать им формулу своего инсулина и технологию его производства. А может быть, они рассчитывали узнать и то и другое от вас. Кстати, а вы папины рецепты знаете?
Вероника утвердительно кивнула:
– Это достаточно просто. Последние годы я помогала отцу проводить опыты.
– Ну вот, а еще спрашиваете меня о намерениях этих людей.
Вероника взглянула на свой стакан:
– Я просто дура. Но я не думала обо всем этом так…
– Теперь самое время начинать думать. Люди, которые умеют в собственной ванной из опилок, старых шнурков, томатного кетчупа и бальзама для волос сделать лекарство, в наше время вызывают пристальный интерес. Как еще только ФСБ вами не заинтересовалась?
При этих словах я осекся. Действительно – как? А может быть – уже? Выражения, услышанные мной из уст этих типов («поясняю… девушка задержана…») недвусмысленно говорили о том, что они относились к одному из государственных ведомств.
– Я объясню, – сказала девушка устало. – Вы даже не представляете себе, как много изобретателей осаждают правительственные учреждения в Москве! Десятки и сотни!
– Но у вашего отца репутация хорошего ученого и честного человека…
– Та или иная репутация есть у каждого чокнутого ученого. А для обычного чиновника – каждый ученый немного чокнутый.
– Но ведь они могут провести экспертизу этого вещества?
– Да, конечно. Но это займет слишком много времени и не обязательно что-нибудь докажет.
– Почему?
– Образец сам по себе может принадлежать какому-нибудь уже существующему веществу.
– Но это же можно точно установить.
– Как?
– Провести химический анализ.
Она рассмеялась:
– Сразу видно, что вы не химик. Органический или полуорганический концентрат невозможно подвергнуть детальному химическому анализу. Как вам объяснить? Вы можете, например, подвергнуть анализу пепел сгоревшей человеческой руки. По обнаруженным химическим элементам вы, возможно, выясните, что эта ткань человеческая, но не сумеете сказать, принадлежала ли она мужчине или женщине. Конечно, такая аналогия достаточно неуклюжа, но…
– Я понял вашу мысль.
Я зажег сигарету. До сих пор мне в жизни не приходи-лось иметь дело с химическими формулами, но объяснение девушки я понял. Я вернулся к практической стороне вопроса, которая была мне ближе.
– Ваш отец запатентовал свое изобретение?
– Нет. Ведь для этого пришлось бы обсуждать дело с какими-то мелкими чиновниками, секретарями и прочими. Суть же в том, что производство этого лекарства настолько просто, что достаточно узнать о нем двум-трем людям – и будут знать все кому нужно и не нужно. Нас просто обманут.
– А ваш отец не хотел заручиться коммерческой защи-той?
– Я ведь говорила вам, и повторю снова – отцу не нужны деньги. Он не денег ищет. У нас есть все, что необ-ходимо, и значительно больше. Мой дед в свое время был куратором от ЦК на золотых приисках в Чукотке и ведал продажей золота за границу. Сказать, что я с детских лет ела, пила и писала на золоте – значит, ничего не сказать. Да и папа долго проработал в военном ведомстве и изобрёл чудо-взрывчатку «табастит». За нее мы до сих пор получаем неплохие деньги со всего света. Все, чего добивается мой отец, – передать технологию производства своего лекарства народу. Но его обескуражила неудача в столице. Он не может просто взять и написать письмо или заполнить какую-нибудь анкету. Документы сразу окажутся в руках тех людей, которых он избегает.
– Часть информации уже в их руках, – заметил я.
– Вероятно. И они очень не глупы.
– Вы имеете в виду кого-то конкретного?
Девушка беспомощно развела руками.
– Американцы? – сказала она. – Но я не представляю, как они могли бы об этом узнать… Или японцы… Или…
– Речь может идти о ком угодно. Вы совершенно правы, – согласился я. – Совсем не обязательно даже, чтобы они говорили с акцентом или отличались врожденным косоглазием. Любой обычный человек, не столь патриотично настроенный, как ваш отец, мог бы заинтересоваться изобретением просто для того, чтобы получить за это деньги. Любой человек – даже наш маленький гномик из нешекспировской пьесы.
Я поставил стакан на стол, встал и начал ходить по комнате, посасывая сигарету и задумчиво разглядывая сизый дымок.
Дело начинало приобретать занятный оборот. ФСБ охраной семьи Табаковых, конечно, заниматься не будет… А вдруг… Вдруг она ими итак уже занимается вплотную?
Дядя Миша самоустранился, предоставив выбор мне. Если только какой-нибудь высокопоставленный чиновник не доведет до сведения господина президента, что вопрос о безопасности жизни Табаковых является делом национальной безопасности. Да, пожалуй, Зиганшин мог бы это сделать. К своей просьбе он обязательно добавил бы какое-нибудь мудрое изречение, например: «Не откладывай на завтра то, что можно сделать позавчера». Вопрос в том, возьмет ли он на себя подобные хлопоты? Станет ли высокопоставленный государственный деятель, бывший некогда главой крупной компании, беспокоиться о каком-то изобретателе, знающем, как из ничего получить лекарство? И разве Зиганшин, как и кое-кто еще в Москве, не думает о том, что будет после внедрения? Вова Миркин говорил что-то о своем производстве инсулина, об инвестициях двух миллионов долларов… Звучит, конечно, хорошо, но после внедрения табаковского лекарства цена их заводику будет рубль в базарный день. Это неизбежно.
Кроме того, не такая уж и большая величина этот Зиганшин. Куда же остается обратиться папе с дочкой? В милицию? Я достаточно ясно представлял себе, что им скажут в райотделе. Им не только не обеспечат круглосуточной охраны, но еще и изрядно попортят нервы. В любом случае сопровождать девушку до дома они не станут.
– Где сейчас ваш отец? – спросил я.
– Дома.
– Где именно?
– В Усмановске.
Столичная милиция, конечно, не распространяла та далеко свои полномочия. Ну а провинциальные жандармы тем более не станут отрывать своих орлов от кормежки на колхозных рынках ради каких-то грядущих достижений науки и техники.
– Может быть, вам стоит нанять телохранителей из частного охранного агентства? – заметил я. – Вы, видимо можете себе это позволить.
Вероника посмотрела мне в глаза:
– Да, мы можем себе это позволить. Так мы и сделаем.
Девушка была разумным человеком и согласилась на разумное предложение. Она не бросилась упрекать меня том, что я, мол, пытаюсь сложить с себя ответственность.
Да она и не имеет права так думать, решил я про себя. Все это – дело моей совести. Ей я, по крайней мере, ничем не обязан, тем более что у меня и своих забот по горло. Про блемой же Табакова должны заняться официальные власти. Но какие именно? С чего ты взял, что изобретение ее отца имеет практический смысл? В конце концов, в госучреждениях полно компетентных чиновников, способных разобраться, что к чему. Получается, что ты все же хочешь снять с себя ответственность? Я злился сам на себя. Очень некстати в голове всплывали симпатичные зелененькие бумажки, которыми меня эта деточка давеча поманила.
Я спросил:
– А, о чем вы собираетесь поговорить с Зиганшиным?
– Я хочу уговорить его приехать в лабораторию отца. Может быть, он пришлет своего человека, но абсолютно надежного. Мы бы продемонстрировали им технологию получения папиного инсулина, сделали бы его столько сколько нужно для экспертизы. Они бы убедились в честности отца. Тогда можно было бы приступить и к эксперименту на производстве.
– Но в опытное производство будет вовлечено много людей!
– У отца все предусмотрено. Двенадцать различных компонентов доставляются в контейнерах на завод. Три являются основополагающими для получения инсулина, остальные девять – для отвода глаз. Но абсолютно все двенадцать частей будут закачаны по специальным трубам в помещение, где находится смеситель. В этом помещении необходимо присутствие лишь одного человека. Ненужные компоненты будут уничтожены с помощью кислоты и спущены в стоки. Никакая экспертиза или проверка ничего не сможет установить. Конечный продукт будет откачан по специальным трубам из смесителя прямо в контейнеры. Один-единственный человек может контролировать весь производственный процесс, работая три-четыре часа в сутки. Я, например, и сама смогла бы работать. Если кто-то узнает, какие именно двенадцать компонентов доставляются на завод, ему придется экспериментировать многие годы, чтобы выяснить, сочетание каких из них дает необходимый результат.
Объяснение было очень логичным. Создавалось, однако, впечатление, что девушка держала его наготове, чтобы пустить в ход в необходимый момент и отмести любые неудобные вопросы. А может быть, во мне проснулся былой скептицизм?
Я принял решение с характерной для себя быстротой:
– Предлагаю вам вернуться в свою комнату, запереться на ключ и никому не открывать, кроме меня.
Подойдя к столику, я нацарапал слово на клочке бумаги и показал девушке. Она прочла и кивнула в знак согласия. Я забрал бумажку и сжег. Она обратилась в пепел, а вместе с ней и пароль, который я должен буду произнести.
Я принял такие предосторожности, полагая, что какой-нибудь коллега господина Гамлета вполне мог подслушать наш разговор, вооружившись небольшим стетоскопом.
– Вы надолго уходите?
– Надеюсь, нет. Я провожу вас в номер.
Мы благополучно проделали весь путь – дошли до лифта, поднялись еще на пять этажей, и она вошла в номер, дверь за ней закрылась. Я подождал, пока щелкнет замок, и лишь после этого вернулся к лифту. Я спустился в вестибюль, прошел в ресторан и осмотрел зал. По местным понятиям, зал был почти пустым. Человека, которого я искал, там не было.
Выйдя из гостиницы, я опять забрался в джип.
Остановив машину на углу аллеи, я внимательно осмотрел затемненные дома, выходившие на площадь, и стал разглядывать особняк, который сегодня уже посещал. Нижний холл был освещен, горели огни и на втором этаже. Вероятно, это была спальня. На опущенных шторах я увидел тень. Судя по пропорциям, она могла принадлежать только Симеону Зиганшину.
Свет в холле погас. Я двигался по тротуару, пытаясь не терять из виду маленькое окошко, выходящее во двор особняка. Свет погас и в нем. Значит, халдей лег спать.
Наконец я подошел к парадной двери дома, построенного, вероятно, для резиденции какого-нибудь посла, немного потрудился над замком с помощью случайно оказавшегося в кармане миниатюрного инструмента и открыл его.
Теперь, сказал я себе, если здесь нет сигнализации или засова, можно лично побеседовать с господином Зиганши-ным.
Ни сигнализации, ни засова не было. Я бесшумно при-открыл дверь и огляделся. Возле двери располагалась пустая конторка, над которой горели два телеэкрана наружного наблюдения. В следующую секунду я проник в холл, осторожно закрыв за собой дверь. Перед тем как идти дальше, я мельком заглянул за конторку и был неприятно поражен зрелищем огромной спины – здоровенный охранник поднимался оттуда с авторучкой в одной руке и газетой с кроссвордом в другой. Увидев меня, он округлил рот, словно намереваясь позвать на помощь, но я мгновенно вставил между его зубов ствол «браунинга», прекратив тем самым дальнейшие, прения. При охраннике оказались наручники и внушительное полотенце, словом, все, что требовалось для его нейтрализации. Винтовая лестница вела на второй этаж. Ни одна половица не скрипнула под моей ногой, пока я поднимался наверх. Под дверью я увидел полоску света – старец Симеон еще не спал. Я толкнул дверь и так же бесшумно вошел в спальню великого человека.
Зиганшин в темно-коричневой с золотом пижаме сидел за столом, просматривая какие-то бумаги. Увидев меня, медицинский босс оторвался от бумаг и разинул рот. Нездоровый румянец отхлынул от его лица.
– Это еще что такое?
– Не волнуйтесь, ваше превосходительство, – спокойно сказал я. – Я не разбойник и не разгневанный больной, который разорился на ваших лекарствах.
– Тогда кто вы и какого черта здесь делаете?
– Меня зовут Григорий, фамилия моя – Кузовлев, и я просто хочу поболтать с вами.
– Как вы вошли?
– Как обычно – через дверь.
– Вы взломали ее!
– Я ничего не взломал, – сказал я невинным голосом, покачав головой. – Просто использовал один свой старый фокус с замками. Поверьте, я ничего не испортил.
– А… охрана?
– Ваш цербер спит мертвецким сном.
В горле Зиганшина раздались клокочущие звуки.
– Это!.. Это!..
– Я знаю, – согласился я устало. – Мне следовало добиваться вашей аудиенции по обычным каналам, заполнив для этого с полдюжины различных анкет. Но в конце концов говорят, что грядет гражданская война, и я решил просто сэкономить время.
