Почти сразу же за порогом остановились на маленьком островке у правого берега. Приводили все в порядок. Ведь впереди еще четыре порога. Правда, такого страшного, как Ненасытец, среди них нет. После последнего – Койдацкого, караван остановился отдохнуть. Переправившись через речку Самару, остановились и дружины Трюгви. Свенельд послал с десяток ладей, воины Трюгви заводили лошадей, сами устраивались. За три поездки переправили всех. Добрыня разочарован: за все время похода ни разу не удалось участвовать в сражении. Но Трюгви усмехается:
– Успеешь еще. На твоем веку будет слишком много сражений.
Добрыне это непонятно, это когда еще будет, а печенеги – вот они, совсем рядом были, пока они сушились у костерка.
Зато Свенельд доволен: встретил караван, отбил у хана охоту нападать на караваны, довезет княгиню домой без урона.
Успели, добрались до Киева до того, как Днепр стал. Даже Почайна еще не замерзла, не зря спешили. В Почайну зашли при ярком солнце, специально останавливались на ночевку немного ниже, чтобы городской люд видел пышное возвращение своей княгини. К тому моменту, когда Ольга сошла с ладьи на причальные мостки, ей подвели коня, и она могла шествовать по Боричеву въезду, гордо созерцая сверху своих склоняющихся в низком поклоне подданных. Ее встречал на коне возмужавший за долгое время ее отсутствия почти четырнадцатилетний Святослав, сопровождаемый оставленными с ним боярами. Бросился к ее коню младшенький – Глеб, соскучился по матери, забыв на мгновение, что уже почти большой. Несколько отстали от княгини Свенельд и сопровождавшие ее послы князей, бояре.
Дорога круто поднимается на гору мимо крепостного вала, движется к западной стороне Града, к единственным воротам. Да, снаружи Град выглядит как типичный крупный северный замок или, скорее, крепость. С двух сторон крутые откосы холма, вдоль третьей стороны тянется дорога вверх, к вершине холма, вьется около стен, чтобы удобнее было обстреливать врагов из выступающих вперед секторов стен с башенками наверху. А с четвертой стороны Град помимо небольших откосов защищает ров с перекинутым через него у единственных ворот подъемным мостом. Если забыть, что стены не каменные, а из толстенных дубов, можно подумать, что это творение варягов. Впрочем, так оно и есть.
Оглядела открывшуюся после ворот картину почти зимнего града, стало грустно. Как это не похоже на яркий летний Константинополь с его каменными громадами дворцов, чистыми улицами (ведь по окраинам ее не возили)! А здесь и слева, и справа от свободного пространства по обеим сторонам дороги, ведущей к Теремному двору, – серые от времени беспорядочно разбросанные деревянные дома, грязные проулки, которые и улочками не назовешь, ни одного храма. Только справа, почти у вала несколько возвышается над домишками храм Перуна и грандиозный его идол. Все нужно перестраивать, все старье ломать, строить новые каменные дома. Да и стенами нужно заняться, только сколько же денег нужно на это потратить?
Вскоре по приезде княгиня Ольга затеяла строить в Киеве невиданное дотоле диво – каменный дворец. Привезенному из Константинополя мастеру пришлось долго объяснять местным строителям новую технологию: забутовку фундамента, пережигание извести, кладку кирпичей. Хорошо, что среди строителей нашлись люди из бывших пленных хазар, строившие дома у себя в Итиле. Хотя бы заготовку кирпичей не пришлось объяснять. Строительство – дело затяжное, раствор схватывается очень долго. Ольге хотелось поскорее получить новый дом, но пришлось терпеть строительство много лет.
Потянулись долгие зимние вечера, когда солнце уже зашло, а спать еще не хочется. Ольга снова стала приглашать вечерами в свои покои Малку. Собственно, не всегда они разговаривали, иногда Ольга просто глядела на горящие в очаге поленья, думала свою думу, а Малка тихо сидела в уголке на ларе, стараясь не мешать княгине. А думы не всегда радостные: то вспомнится почти месячное сидение в Константинопольском предместье Суде, когда лживые придворные Константина Багрянородного через день придумывали все новые причины невозможности организации официальной встречи, то так быстро пролетевшее время любви с князем Игорем. Ведь они реально жили совместно меньше пяти лет, хотя женили их раньше.
Правда, тут же вспоминала страшные мести древлянам, которые она, именно она, придумывала для них, хотя хворавший уже тогда воспитатель Святослава Асмуд, да и остальные мудрые советники предлагали все время пути для замирения. Только Свенельд своим молчанием поддержал ее тогда. Какое может быть замирение, если они лишили ее возлюбленного супруга? Да, тяжко ей было ходить в походы против них, оставляя дома не только трехлетнего Святослава, но и совсем маленького Глеба, но зато проклятые древляне никогда больше не поднимут головы, побоятся перечить грозным киевским князьям.
Глеб… Хорошо, что хоть Глеб воспринял ее переход в христианство спокойно, без усмешек и возражений, хотя ему уже одиннадцать лет, и частенько стали проявляться буйные черты характеров отца и деда. Возможно, и его удастся крестить. Но Святослав, которому через несколько месяцев будет четырнадцать, категорически воспротивился, когда она предложила и ему креститься:
– Мать, чего ради? Чтобы надо мной смеялась вся моя дружина?
Да, у него уже «своя» дружина, с которой он проводит почти все время. И в дружине около тридцати великовозрастных мальчишек – сынков и племяшей окрестных князей и поместников.
Даже верный варяг Свенельд удивился, когда, встретив караван княгини у порогов, узнал о ее неожиданном решении. Впрочем, он посчитал это баловством или дипломатическим ходом, ведь она по-прежнему по приезде в Киев почти первым делом зашла в святилище Перуна. И весь киевский двор с недоумением воспринял новость о крещении. Почему? Ведь была же здесь в Киеве, ну, пусть не в Граде, а на Подоле, но была же христианская церковь. Она помнит ее, спрятавшуюся в глуши леса. Были здесь христиане, и не только приезжие. И в Любече сохранилась с тех пор церковь. Будут, будут на Руси храмы.
Но довольно о печальном. И Ольга начинает рассказывать Малке о том приеме, который, наконец, устроил ей и всему посольству император Константин Багрянородный. Рассказывать о величественном соборе Святой Софии, который уже более четырехсот лет украшает столицу империи. Она может бесконечно рассказывать об алтаре со старинными иконами, созданном из золота и серебра; о грандиозном золотом кресте в два человеческих роста, украшенном драгоценными камнями и жемчугом. Перескакивает на описание торжественного обеда, устроенного для всего посольства, говорит о любезности наследника престола Романа, участвовавшего вместе с патриархом в крещении. Вспоминает растерянность послов многочисленных близких и дальних родственников Игоря, князей маленьких и больших областей государства. Никогда они не видели и не увидят больше этого ослепительного богатства, символа могущества империи. Смеясь, рассказывает, что послы во время возвращения мечтали организовать поход на Константинополь, захватить его, разделить все эти богатства.
Малка слушает внимательно, хотя некоторые вещи слышит уже не в первый раз, тоже мечтает, думает: был ли Иерусалимский храм таким же красивым и богатым, как эта София?
Глава V
956 год
И опять месяц сухий, вернее самый конец его. Лед на Днепре сошел, княгиня Ольга отплывает с малым сопровождением в свою любимую деревню Ольжичи. Это верст пятнадцать вверх по Днепру и Десне, на большом лугу между Днепром и Десной. Еще летом прошлого года до поездки в Константинополь она построила здесь небольшую резиденцию и начала строить непонятное здание, не объясняя, что же она хочет на этом месте поставить. Из всего своего двора, из восемнадцати предстоящих обычно ей девушек она взяла только Малку, а для личных услуг Дарену – свою постоянную горничную, немую женщину, подаренную когда-то князем Олегом. Малке еще нет тринадцати лет, это по хазарским законам она уже взрослая, но, несмотря на то, что сильно выросла за последний год, до сих пор кажется девочкой. Ольга и сама не знала, почему выбрала именно этих двух. Возможно, потому, что они реагировали на ее крещение не так, как весь киевский двор.
Но мы забыли монаха Николая. Он тоже приехал в Ольжичи вместе с княгиней, частенько беседует с ней после обеда. И всегда при этом присутствует Малка. Возможно, именно для этого и взяла ее с собой княгиня. Ольга привезла из Константинополя чертежи храма. Конечно, здесь храм таких размеров или даже в десять раз меньший нельзя построить: материал не тот, да и местные мужики-строители с удивлением глядят на чертежи – привыкли строить не по чертежам, а «по памяти», так, как их учили отцы и деды. Но что-то аналогичное они все-таки мастерят: не очень большую церковь, которую Ольга заранее назвала мысленно «храмом Святителя Николая». Не зря же ей в Константинополе подарили старинный образ Святителя, который она бережно хранила весь длинный путь домой.
Монах Николай мечтает и о строительстве здесь монастыря. Но пока это только мечты. Монастырь, названный значительно позднее Никольской пустынью, будет здесь построен только при Ярославе Мудром почти через сто лет. Да и саму церковь достроят только через год. Местные жители были не очень довольны новым строительством, ведь совсем рядом находится священный лес с вековыми дубами, в центре которого стоит древнее почитаемое всеми жителями святилище.
Обычно после ухода монаха Николая продолжались беседы княгини и Малки. Мы никогда не узнаем, о чем они могли беседовать часами, но делать в Ольжичах вечерами, когда все дела переделаны, нечего. Возможно, именно из-за этих вечерних бесед прониклась великая княгине доверием к Малке, доверием, результатом которого было то, что она в следующем году передала ключи от ларей Малуше, как теперь она называла Малку.
Но в месяце изоке отдых пришлось прекратить. Государственные дела потребовали присутствия княгини в Киеве. Без охоты она возвращается, теперь каждый день насыщен неотложными делами, лишь изредка вызывает к себе Малушу.
А в середине месяца в Киев неожиданно приехал Малк. Была оказия с караваном торговцев, и хотелось приехать на день рождения Малки. Привез подарки: греческие материи, купленные недорого у возвращающихся к себе в Константинополь купцов, восточные украшения, хранившиеся с тех времен, когда жива была красавица Нехама. Княгиню известили о его приезде, и она вспомнила, что уже давно из Хазарии привезли заказанные им снадобья. Не побрезговала, пришла лично вручить их, помнит свое обещание, данное в Любече. Удивилась, узнав, что Малуше исполнилось тринадцать лет. Не задумываясь, сказала, что дарит ей сельцо Будутин, расположенное по правому берегу Десны, недалеко от Ольжичей. Обещала, что дарственную передаст через пару дней. Расспросила Малка о его лечебных делах, неожиданно сказала, что приглашает его в Киев, мол, здесь он будет больше нужен. Сказала, что передаст ему письмо к наместнику Любеча.
Малк несколько растерян, но обещал съездить в Любеч, забрать своих людей и быстро вернуться в Киев. На том княгиня и распрощалась. Через два дня Малуша получила дарственную, а Малк – запечатанное письмо наместнику Любеча. Только Добрыня не смог приехать на день рождения Малуши – был в очередном походе дружины Трюгви. Съездили на заказанной ладье с Малушей в Будутин, оказывается можно с воды подойти прямо к сельцу. Показали старосте Бажену дарственную, осмотрели границы поселения, леса, луга и пашни, неказистый домик, который староста раболепно показал новой хозяйке. Смотреть-то не на что: бедное сельцо, запущенный господский дом. Пришлось настойчиво указать старосте, что рядом с господским домом нужно возвести достойное строение хотя бы из трех срубов. Малк пообещал, что хорошо оплатит работу мужиков. Староста, услышав, что за работу даже заплатят, мгновенно преобразился, поклялся, что сам будет наблюдать за строительством, – леса, рубленного и высушенного, достаточно, дом будет достоин такой прекрасной хозяйки.
Хорошо, что Будутин совсем рядом с Киевом – в двадцати верстах от него. Вернулись через два дня, и Малк сразу уехал в Любеч, у знакомого уже кормчего заказал небольшую ладью для поездки. Обещал вернуться через пару недель. Немного задержался, хотел продать свой обустроенный двор, но потом махнул на него рукой, просто передал наместнику. В Киеве удалось купить двор и постройки возвращающегося в Константинополь купца. Не в Граде, конечно, туда чужих не пускают, но в удобном месте, в посаде, спускающемся от Боричева въезда к оврагу Перевесище, выходящему к Почайне у впадения ее в Днепр. Впрочем, других вольных посадов рядом с Киевом и не было в то время. И начал думать о благоустройстве своего нового жилища. Переехали с ним и слуги. Теперь их количество увеличилось за счет родившихся уже в Любече малышей.
Пришел месяц серпень (июль). Ольга торжественно отмечает совершеннолетие Святослава. Пора бы ему передать управление княжеством, но Ольга не торопится. И все ее приближенные бояре, в том числе Свенельд, считают, что рано ему становиться во главе этой трудной в управлении лоскутной страны. Ведь его не интересует ничто, кроме своей дружины. Вот и теперь он настаивает, что пора пройтись по восточным окраинам, заглянуть к вятичам, поспорить с хазарами, кто владеет ими. С трудом отговорил его Свенельд, пообещал, что зимой отпустит в поход для сбора дани. И в первый раз Святослав пошел к вятичам только через восемь лет.
Ольга вспоминает: вот так же после смерти Игоря, когда решалось, кто будет управлять страной, ее поддержали бояре и дружина против претендентов более зрелого возраста. Ведь было ей тогда, в 945 году, всего двадцать лет. Оценили, вероятно, ее спокойствие, выдержку. Не зря она во время непрерывных походов Игоря в полюдье, оставалась княжить в Киеве, не зря постоянно укрепляла Град, сделав его практически неприступным, способным выдержать осаду мощного войска.
Малуша в первый раз взглянула на Святослава другими глазами: вот он – высокий, статный, стоит во всеоружии, и все глаза на него. Раньше она почти никогда не видела его: не интересовался Святослав мамкиным женским двором, почти не заходил в ее покои, предпочитая лошадей, оружие, воинов. Впрочем, и в следующем году его совсем не интересовало, что происходит на женской половине. Но Ольга, глядя на повзрослевшего сына, задумалась о его ближайшем будущем. Твердо знает, пройдет год-полтора, и Святослав, как и все его предки и родичи, войдет во вкус мужских «игр» с девушками, не пропуская ни одну из служанок. Нужно задуматься о его женитьбе.
Вопрос только, где ему выбрать суженую. Вспоминает, что знает о семьях соседних владетелей: Мазовии, Чехов, Моравов, Угров. Хотелось бы христианку, может быть, и Святослав заинтересуется новой верой. Но Басилевс не отдаст царевну «идолопоклоннику». Нужно опросить всех послов, находящихся в Киеве, и сведущих купцов. Ее не волнует, что Святославу всего четырнадцать лет: сватовство – дело долгое. Пока найдет подходящую девушку, пока зашлет послов, пока родители девушки решатся, много пройдет времени. А в пятнадцать лет вполне можно женить совершеннолетних. Сама-то она вышла замуж именно в таком возрасте.
В следующем месяце Малк решал, наконец, что и как делать на новом месте. Впрочем, это уже не впервой, все ясно, как перестраивать жилье, как устраиваться самому и устраивать слуг, ведь им тоже нужно создать нормальные, по их понятиям, условия. Слава Господу, денег на обустройство достаточно. Решив текущие дела, оставив хозяйство на попечение стареющего Аврума, которому теперь не до охотничьих дел, Малк вместе с отпросившейся у княгини Малушей отправился на ладье в Будутин.
С радостью увидел, что за прошедшие месяцы стройка продвинулась серьезно. Поставлены рядом соединенные два сруба-клети, над прочным перекрытием начато возведение третьей клети. Да и хозяйственные постройки обновлены. Староста Бажен показал и вычищенные конюшни, ведь, по его пониманию, хозяйка или хозяин – он пока не разобрался, кто владеет деревней – обязательно приведет лошадей. А Малуша рада, что дорога к стройке посыпана галькой, мелкой речной галькой. Она не знает, зачем ей эта деревня, эта стройка, ведь жить она будет рядом с доброй княгиней.
Малк остался доволен увиденным, расплатился с Баженом дирхемами, самыми любимыми среди местного населения монетами. Бажен еще не знает, спрячет ли он неожиданно полученные монеты в заветном месте, под дубом, или закажет в соседнем селении монисты старшей дочери, которую уже пора выдавать замуж. Но он твердо знает, что ничего не заплатит мужикам, которые работают на стройке. Правда, поставить им по случаю приезда хозяев ведро хмельного меда, конечно, придется.
Опять пробыли в Будутине только несколько дней. И вернулись на той же ладье в Киев. До зимы осталось несколько месяцев, нужно успеть все сделать на новом месте.
Месяц зарев – август. Из похода к Дреговичам вернулась дружина Трюгви. Теперь это не только те, что были с ним в Любече. Свенельд увеличил его дружину в три раза, теперь в ней уже более сотни воинов, в том числе десяток варягов. Впрочем, и из славян, давних воинов его дружины, многие вооружены не хуже варягов. Оружейники Града научились делать неплохие кольчуги разных типов. От коротеньких, прикрывающих только спину и грудь, до полноценных, защищающих и голову, и ноги почти до колен. Только кольчужные шоссы, прикрывающие полностью ноги до ступней, не делают. Впрочем, на них и спроса нет.
И металл они сами добывают. Вернее, со всех окрестных болот по их заказу привозят болотную руду, благо болот в окрестностях Киева достаточно. И лежит эта руда совсем близко к поверхности, не глубже полупяди. А уж выплавлять из нее крицу кузнецы научились давно, с незапамятных времен. Глины для одноразовых печей тоже в достатке, уголь по заказу привезут кузнецам самый наилучший – дубовый. От него и температура нужная, и качество крицы хорошее. Меха для поддува воздуха нетрудно соорудить. Но для дела эта крица совершенно не годится, нужно ее переделать в железо и затем в сталь.
Еще Игорь привез из Новгорода кузнеца, знающего толк в работе с металлом. Но что мог сделать один мастер? Ольга в свое время отдала большой участок земли в Граде мастеру, потребовала, чтобы он выучил своему мастерству десяток молодых парней из ее деревень. И они научились выколачивать из крицы все ненужное. Парни здоровые, бьют и бьют молотом по куску крицы на наковальне, которую в первое время делали из добротного камня.
Но полученный металл тоже мало годится в дело: или слишком мягкий, или не поддается обработке. Еще плохонькую кольчугу из него можно было бы делать, но для меча и даже просто для хорошего ножа металл не годится. Прошли и это, научились. Помог пленный алан из земель на Северном Донце. Там, правда, и железо, и уголь совсем по-другому добывают. Показал, как нужно много раз при каждой ковке складывать заготовку вдвое, нагревая ее при этом. Он утверждал, что так учили мастера из Сирии, захваченные в каком-то сражении с арабами. А те вроде переняли секрет от китайцев. Много-много раз складывать и нагревать – терпения не хватает, но клинки все же стали получаться приличные, не намного хуже варяжских.
Но клинок – дело тонкое, не каждый освоит, там качество зависит от закалки, а ее не освоишь просто так, нужно чувствовать металл. В основном делают кольчуги. Это дело попроще, хотя мороки тоже много. Ведь для хорошей кольчуги нужно сделать более двадцати тысяч колец. Да еще и склепать их. Вот и начали кузнецы оружейного двора, как назвала их мастерскую Ольга, делать все по частям. Ведь сначала просто ковали проволоку, и она выходила очень неровная. Теперь одни тянут клещами через два десятка все уменьшающихся отверстий проволоку, другие обрабатывают ее, режут, делают кольца, склепывая концы, а это совсем не просто, особенно учитывая, что нужно создать не полотно, а сразу рубаху. Научились и экономить время, делая половину колец вырубанием из листа железа.
Конечно, кольчуга все равно вещь дорогая, кто попало приобрести ее не может, но опытный воин, проявивший себя в бою, да и набравший после этого хорошую добычу, кольчугу обязательно приобретет.
Малуша отпросилась у княгини, прибежала к отцу на посад, смотрит на брата и не узнает его. Перед ней высоченный парень, почти мужчина, с пробивающейся бородкой, ведь ему шестнадцать лет. Он уже командир небольшого отряда в дружине Трюгви. Трюгви уверен в нем, считает, что для разведки он самый подходящий воин и командир. Добрыня теперь не рассказывает взахлеб о своих приключениях, как после первого похода против печенегов. Прошедший поход – обыденное дело. Только и была-то одна стычка с кривичами у Турова, их главного города. И та случилась по ошибке: дружина туровского князя решила почему-то, что это нападают ятваги. Возможно, потому, что на Туров вышли с запада – проскочили город по протоке Припяти, начали уже высаживаться с ладей, хорошо, местный житель указал, как вернуться к городу. А при высадке в очередной протоке у города на дружину напали всадники. Немного порубились и только после того, как вынесли значок великого князя, разобрались. Пришлось туровскому князю, помимо обычного урока, поставить дружине три ведра хмельного меда. Ну да на воинов чего там обиду таить. Слава Перуну, никого не убили, только несколько человек с обеих сторон поранили.
Малуша убежала в Град, Добрыня остался с отцом. Малк смотрит на Добрыню: не в него пошел, в прадеда – Менахема. Малк помнит своего деда – высоченного громогласного воина, громившего со своими дружинами всех врагов, обложившего данью все окрестные племена, как с равными общавшегося в письмах и через послов с басилевсами.
Он был совсем другим, вероятно, сам он пошел в отца, так недолго правившего страной. Впрочем, что теперь об этом вспоминать, теперь он просто лекарь или пытается утвердиться как лекарь. Ведь привезенные дирхемы и динары тают слишком быстро, а он еще должен подготовить достойное приданое красавице Малуше. Люди в соседних домах уже считают его лекарем, почтительно называют Малк Любечанин. По существу, всех уже переименовали, он тоже стал вслед за княгиней называть дочь Малушей. Вон она какая красивая, очень похожа на Нехаму, и руки уже не такие тонкие, да и грудь появилась. Как она вспыхнула, когда заметила взгляд Добрыни на своей груди. Хоть брат – а все равно неприятно, наверное, что мужчина пялится на грудь. Да, теперь впереди жизнь детей. А ему только доживать свой век. Хотя в сорок семь лет не хочется признавать, что уже стар.
Глава VI
957 год
Сечень (февраль) уже проходит, солнце появляется все чаще, хотя холода по-прежнему свирепствуют по ночам. Княгиня Ольга вызвала в свой терем Святослава, только что вернувшегося из зимнего похода. Ему уже давно четырнадцать лет, он пытается проявлять независимость. Вот и теперь не спешит: чего это мать неожиданно вызывает, опять будет ругать за что-то? Вроде ничего плохого не делал, ну на радостях после похода завалился к одной из ее девушек, немного пощупал ее. Так соскучился же за время похода, да и ничего серьезного не было. И девушка не возражала. Хихикала все время. Кто-то докладывает матери о каждом его шаге, свернуть бы негодяю шею!
Но Ольга не упоминает о провинностях. Хотела погладить по голове – он инстинктивно отпрянул.
– Святослав, ты уже большой, в походы начал ходить, рискуешь. А что будет, если с тобой в битве что-то случится? На кого ты меня и все наше княжество оставишь? Глеб еще маленький… Смута начнется! Жениться тебе нужно, чтобы дети были, чтобы и я, и все наши люди были спокойны за будущее страны.
– Мать, ты что? То меня ругаешь, если я на девушек заглядываюсь, а то вот теперь женить хочешь! Зачем мне? Чтобы не только ты меня ругала, но и еще кто-то? Мне и так хорошо в дружине. И кого ты хочешь мне на шею повесить?
– Почему повесить? Муж и жена любят друг друга. Господь нас сотворил, чтобы мы плодились и размножались. Княжеству нужны твои дети, рожденные в законном браке. Мы с боярами подобрали уже тебе невесту.
– Какую-нибудь кикимору? Я сам выберу себе невесту, когда придет время, когда захочу.
– Почему кикимору? Мы выбрали тебе невесту из славного угорского рода Арпадов, Алиду, дочь предыдущего великого князя венгров Файса, двоюродную племянницу нынешнего великого князя Такшоня. Ей пятнадцать лет, чуть старше тебя, но ты у меня вон какой большой. И она красавица. Наши бояре, которых я посылала к уграм, говорят, что у нее очень красивые глаза, длинные каштановые волосы и великолепная фигура. Кроме того, девицы из семьи Арпадов рожают сильных детей. А нам это очень нужно.
– Зачем мне такая старая?
– Почему старая? На несколько месяцев старше тебя. Пока мы окончательно договоримся с ее родственниками, пока она приедет сюда, пока гости соберутся, будет уже июль. И тебе тоже исполнится пятнадцать лет. Поверь, я думаю только о том, чтобы было лучше и тебе, и нашему княжеству. Не упрямься, Святослав, это всем нам очень нужно. Ведь угры, хоть и потерпели в позапрошлом году поражение в битве с тевтонами и баварцами, остаются очень сильным народом. Они будут мощным союзником тебе в сражениях со всеми врагами. И угры очень рады нашему предложению. Они тоже хотят иметь наше княжество в союзниках.
– Ладно, мать, делайте со своими боярами, что хотите, но я потом найду себе еще жен, таких, которые будут нравиться мне, а не тебе и боярам.
Пришлось Ольге промолчать, ведь главного добилась. Можно повторно посылать к уграм знатных бояр с официальным предложением и дарами.
Устройство Малка на новом месте обошлось без сюрпризов. Он познакомился со многими жителями посада. С радостью узнал, что среди них имеются и выходцы из городов Хазарии, даже сохранившие веру. В уже построенном большом доме Малка Любечанина, как с уважением зовут его соседи, собираются теперь на встречу шаббата посадские иудеи, совместно молятся. Малк никогда раньше не был религиозным, хотя в Йом а-Киппурим всегда посещал бейт-кнессет. Но теперь, вдали от единоверцев, веру нужно сохранять и охранять. Иногда даже удается собрать в шаббат миньян. Впрочем, даже если и нет десяти мужчин, молиться совместно на чужбине можн, в этом он твердо уверен. Он не взял на себя обязанности раввина: нашелся выходец из Крыма, утверждавший, что он из колена Леви. Ему и поручили быть раввином, хотя предки его не были коэнами.
Первое время к Малку приходили только жители посада: с вывихами, мелкими ранами, болями в желудке. Малк переживал, что, убегая из Хазарии, не смог захватить с собой свитки с лекарскими премудростями. Но оказалось, что он многое помнит. Постепенно, по мере того, как сталкивался с новыми болями, записывал свои воспоминания и результаты лечения. Записывал, так как на посаде был человек, умеющий выделывать из недубленой сыромятной кожи пергамент, а чернильные орешки нашлись у купца из Хорезма.
После нескольких счастливых выздоровлений пациентов весть о том, что появился умелый лекарь – Малк Любечанин, – распространилась и в Граде. К нему стали приходить все новые люди.
Опять пришел месяц изок. Четырнадцать лет Малуши не отмечали, но у нее появились новые обязанности. Умерла доверенная служанка Ольги, ведавшая всеми ее ларями. Ольга недолго думала, кому отдать ключи, передала их Малуше. Та сначала растерялась – большая ответственность! Нужно помнить, где что лежит, нельзя путать ключи, тем более терять их. Да и весит связка ключей немало. Хорошо хоть, что вся одежда княгини осталась в ведении Дарены.
Но свитки книг, переписка княгини, договоры с поместными князьями и соседями, записи о недоимках и выплаченных уроках и даже драгоценности Ольги и княжества – все в ее ларях. Просто часть находится в рабочей комнате княгини, а кое-что в тщательно запираемом отдельном помещении без окон. И все это нужно помнить. Сначала голова кругом шла, особенно если речь шла о документах далеких прошлых лет, например, о договоре князя Игоря с ромеями 944 года. Ведь все это пришлось читать, читать на всех языках. На это ушло много времени.
Не стоит удивляться странному выбору княгини. Не так уж много было в ее окружении людей, которые смогли бы разобраться во всех этих бумагах, написанных на разных языках. Может быть, и нашелся бы такой человек, но нужно же чтобы он был совершенно надежным. Малуше Ольга доверяла.
В конце месяца послы Ольги привезли от угров княгиню Алиду в сопровождении двух ее двоюродных братьев, двух десятков угорских дворян и ромейского священника. Ведь ее отец, великий князь Файс, внук великого Арпада, был с 950 года христианином ромейского обряда. Дочь тоже воспитывал как христианку. Возможно, это было сильным доводом для княгини Ольги, когда она выбирала невесту Святославу. Сразу же договорились с братьями Алиды, что имя Алида (благородная видом) в Киеве непривычно, здесь ее будут звать Предслава. Имела в виду, что ей предстоит родить славного воина, великого князя. Алида не поняла, зачем менять ей имя, но промолчала: дома мать – вдовая княгиня – наказывала ей, что она должна подчиняться порядкам в доме мужа, не ссорится со свекровью.
К радости Святослава, княгиня оказалась совсем даже не кикиморой. Ее показали Святославу только на пятый день после приезда, хотели, чтобы она отдохнула от утомительной поездки. Предслава оказалась высокой, не слишком робкой девушкой с распущенными каштановыми волосами, длинными ресницами, свежими, не измазанными белилами щеками. Когда их знакомили, она не опустила глаза, вероятно, тоже составляла впечатление от будущего мужа. На короткую фразу Святослава, которую он буркнул скороговоркой на варяжском языке, ответила длинной учтивой фразой на ромейском языке, сделав вид, что поняла смысл сказанного Святославом. Сопровождавший ее священник тут же перевел сказанное обоими, неловкости при этом не было.
Ольга и братья Предславы договорились провести свадебные обряды в середине следующего месяца. А пока учить Предславу славянскому языку. Поселили ее вместе с сопровождающими ее двумя девушками в тереме, соседнем с княжеским. Ольга имела возможность говорить с ней каждый день: очень ей хотелось установить хорошие отношения с будущей женой сына. А Предслава тем более тянулась к будущей свекрови. Она как-то инстинктивно поняла, что трудно ожидать большого внимания к ней будущего мужа. Вместе с Ольгой в разговорах почти все время принимал участие и священник: должен же был кто-то переводить их беседы. Иногда, когда священник отсутствовал, особенно поздними вечерами, когда женщины оставались одни, переводила Малуша. Переводила, но больше просто учила славянскому языку.
Месяц серпень. Свадьба прошла в два этапа. Сначала их обвенчал священник. Святослав пытался протестовать, но Ольга сказала ему, что это для него, язычника, пустая короткая формальность, а для Предславы – очень важное дело. Но зато сразу же после этого их повели к идолу Перуна, и снова прозвучали клятвы, которые от имени Предславы (по ее просьбе) пришлось говорить Малуше. И четырнадцатилетней Малуше казалось, что это она, она говорит от своего имени все эти важные слова перед прекрасным князем. По славянскому обычаю нужно было бы венчаться вокруг березы, поклоняться Ладе, Роду и Триглаву, но главный волхв Перуна торжественно заявил, что Перун выше всех и заменяет всех других богов. Обвел Святослава и Предславу вокруг идола три раза, соединил их руки, объявил мужем и женой. Но тут же добавил:
– Но только если у вас будут дети.
Предслава ничего не поняла, а ни Малуша, ни Ольга не стали объяснять ей, что волхв будет считать их брак состоявшимся только в том случае, если у них родятся дети.
Молодожены ушли в отведенный им терем, Малуша тоже вернулась в свою комнатку, которую давно уже занимала одна, переоделась в ночную юбку, села на лавку и неожиданно расплакалась. В этот момент она сама не знала, почему так тяжело на душе, почему так грустно. Ведь у идола Перуна ей казалось, будто это ее венчают со Святославом. А теперь четкое понимание того, что никогда она не будет с ним, таким сильным, таким мужественным. Бедная девочка не замечала ни его грубости, ни того, что он никогда не обращал на нее внимания, как будто не видел ее. Может быть, все мужчины такие, не похожие на ее отца. Все грубые, ведь это страна варваров. Она стала перед небольшим медным зеркалом, перед которым расчесывала обычно свои волосы, критично смотрела на свою только начавшую набухать грудь, худые плечи… «Да что ему смотреть на меня, когда рядом такие красивые девушки?»
Как она завидовала в этот момент Предславе! Ведь она уже многое понимала о взаимоотношениях мужчины и женщины. Кое-что объяснял ей отец после бат-мицвы, видела она и игры лошадей на лугу, и броски на коз похотливого козла. Наверное, ее никогда не полюбит и не возьмет замуж красивый сильный мужчина. Что ж, она проживет свой век одна.
Только две недели провел Святослав вместе со своей женой и умчался с дружиной в новый долгий поход, заявил, что откладывать его дальше нельзя. Сопровождавшие Предславу братья, другие угры и даже священник уехали. Осталась Предслава одна, привезенные девушки-служанки не в счет. И снова стала приходить к Ольге и Малуше, беседовать, учиться славянскому языку. И Малуше было интересно разговаривать с ней, рассказывающей о степях, в которых они жили, о походах в далекие страны, в которые ходили ее родственники. Упомянула, что и ее мать – полонянку из знатного провансальского рода – привез молодому еще отцу из похода к франкам дед Юташ.
Глава VII
958, 959 годы
Сечень (февраль) 958 года. Дружина Святослава вернулась из дальнего похода. Святослав злой и раздраженный. Вышли в низовья Днепра, хотели незаметно прорваться в Крым, но не получилось, прошли по берегу моря до Танаиса (Дона), двинулись было к Саркелу (Белой Веже), но хазары выставили сильное войско. Пришлось повернуть на юг. А там ромейский стратиг уже выдвинул им навстречу ополчение из Самкерца. Хорошо, что удалось уклониться от боя. Но обоз вынуждены были бросить. Да еще при переправе через Днепр, когда возвращались, напали печенеги. Хана не было, он в это время был занят на западных границах, у Дуная, но войско его среднего сына было достаточно сильным, с трудом отбились. Хорошо, что Днепр полностью стал, легко ушли на правый берег.
Все, что было захвачено в первые два месяца, брошено. Вернулись без славы. Спасибо Перуну, что потеряли не так много воинов. А тут, в Граде, его встретила жена почти на сносях. Зачем это ему? Расстроился, ушел из терема Предславы, сказав ей только несколько слов. Через час Предслава пришла к Ольге, плачет:
– Ушел, не сказал ни одного ласкового слова, как будто не ему я ношу ребенка.
– Ребенка ты носишь не только ему. Он всегда будет твоим защитником, если мальчик, как говорят повивальные бабки. И пойми, Святослав после поражения, ему сейчас горько и обидно.
– Ладно, мной недоволен, что я такая толстая сейчас, как корова. Но зачем он мою девушку утащил. Зачем меня так обижать? Что я, полонянка какая-то?
Ольга только погладила ее по голове, пытается успокоить. Ведь это отражается на ребенке.
– Брось думать о плохом. Все они, мужики, такие. Через два месяца родишь, опять будешь стройной, красивой, желанной. Потерпи, немного осталось. Я тебя люблю, в обиду не дам.
Но вечером, когда к ней заявился Святослав, набросилась на него:
– Мало тебе, что очертя голову бросился с малой дружиной в осиное гнездо, к хазарам, да еще и к ромеям. Так еще и жену, которая старается для тебя, носит твоего ребенка, обижаешь! А ведь опытные старухи говорят, что будет мальчик. Мальчик, наследник твой! А ты, как последний козел, намеренно игнорируешь ее.
– А что, я с брюхастой должен спать? Зачем это мне?
– Ты ничего не понимаешь? Я тебе говорю, что это твой ребенок, твоя жена, а ты мне «брюхастая» о ней. Постыдись! Да еще и оскорбляешь ее, потащил ее девку с собой. Совсем вы, мужики, оскотиниваетесь в походах. Мне уже говорили, как ты вел себя в походе с полонянками. Ну, это в походе. А здесь твой дом, твоя семья. Иди, извинись перед Предславой.
