Макс Бор и Зеленая Борода
Дмитрий Андреевич Кириллов
«Звонок с урока, длинный и протяжный, звонким металлом тысячи бубенцов пронёсся по тихим и пустым коридорам школы. Ещё мгновение, и тишина исчезнет, будто и не бывало. Затопают бесчисленные ноги – совсем крошечные и большущие, аж сорок пятого размера, ножищи. И грянет хор голосов, самых разных: от тонких, пронзительных дискантов до густых, хоть и ломких ещё, басов. Максим Бор швырнул школьный рюкзак, набитый учебниками, в угол напротив кабинета биологии и плюхнулся сверху сам. Прижавшись спиной к прохладной стене и скрестив ноги по-турецки, Максим перекидывал с ладони на ладонь теннисный мячик, чтобы занять руки и хоть как-то отвлечься от собственных невесёлых мыслей. Отвлечься от мыслей не получалось…»
Дмитрий Кириллов
Макс Бор и Зелёная Борода
© Кириллов Д., текст, 2022
© «Геликон Плюс», макет, 2022
* * *
Посвящается моим ученикам, очень разным, но неизменно замечательным. Молодым и совсем-совсем юным людям, с которыми мне никогда не было скучно.
Часть первая. Зелёная Борода
Глава первая
Звонок с урока, длинный и протяжный, звонким металлом тысячи бубенцов пронёсся по тихим и пустым коридорам школы. Ещё мгновение, и тишина исчезнет, будто и не бывало. Затопают бесчисленные ноги – совсем крошечные и большущие, аж сорок пятого размера, ножищи. И грянет хор голосов, самых разных: от тонких, пронзительных дискантов до густых, хоть и ломких ещё, басов. Максим Бор швырнул школьный рюкзак, набитый учебниками, в угол напротив кабинета биологии и плюхнулся сверху сам. Прижавшись спиной к прохладной стене и скрестив ноги по-турецки, Максим перекидывал с ладони на ладонь теннисный мячик, чтобы занять руки и хоть как-то отвлечься от собственных невесёлых мыслей. Отвлечься от мыслей не получалось.
– Класс! Двойка за итоговую контрольную по биологии в 2002 году! Два-ноль, ноль-два, и – два. Как в кино, волшебная, блин, магия чисел! Теперь на осень оставят… Просто класс!
Две тысячи второй год резво мчался по планете Земля, по бескрайней России. Не миновал он, конечно же, и ничем особо не примечательный посёлок Иванов Мох, что под Тверью. В посёлке этом и жил наш герой, тринадцатилетний подросток с редкой фамилией Бор. Две тысячи второй…
«Зеркальный» год с уникально красивым сочетанием цифр, восхищались романтичные оптимисты. Судьба нам дважды двоечку поставила, да ещё два нуля умудрилась меж ними впихнуть, ответствовали им желчные пессимисты. Две тысячи второй… Былой страх перед неотвратимым миллениумом успел позабыться, и люди проживают каждый день нового, третьего тысячелетия так просто и обыденно, будто это – не то самое загадочное, таинственное будущее, о котором так много писали фантасты в XX веке. Мобильные телефоны успели стать вполне обыкновенным явлением, но пока ещё не звонят на все лады из каждой старушечьей авоськи и из каждого школьного ранца. Его величество Интернет шагает по просторам нашей необъятной Родины семимильными шагами, проникая в жизнь каждого человека, медленно и неумолимо тесня своими широкими виртуальными плечами телевидение, радио и простое человеческое общение. В крупных городах уже не принято, как в 90-е, надевать спортивный костюм, собираясь в кафе или на дискотеку. В городах малых же синий «Адидас» с белыми полосками – пока вполне себе выходная, вечерняя одежда. В такой и в кафе можно, и в гости, и на дискотеку. Зато уже не каждая танцевальная вечеринка непременно заканчивается дракой. Пиво не считается алкогольным напитком и посему круглосуточно продаётся в каждом ларьке. Легкомысленная, праздно шатающаяся молодёжь, как студенты и совсем зелёные ещё школяры, активно приобщается к пенному хмельному напитку, пользуясь его доступностью и дешевизной. Читающая же молодёжь уже оценила по достоинству миры Толкина и даже успела немного охладеть к ним. Достаточно, чтобы начать с головой погружаться в пучину «поттеромании». После школы многие мечтают пойти в топ-менеджеры и очень немногие – топать в солдатских берцах. Две тысячи второй год…
Максим, устав подпирать стену, встал и прошёлся по коридору взад-вперёд, разминая затёкшие ноги, продолжая перекидывать с ладони на ладонь теннисный мячик. Максиму тринадцать лет от роду. Среднего роста, худощавый. Круглое, добродушное лицо. Непослушная светлая чёлка спадает на крутой, упрямый лоб. Небольшие серо-голубые глаза с хитринкой глядят весело и задорно, а в самой их глубине лихо отплясывают развесёлый танец два солнечных зайчика. Максим – мальчик очень неглупый и с богатой фантазией, но при этом убеждённый лентяй и прогульщик.
– Сущий ангел! – скажет о нём один человек, глядя на простоватую улыбку на румяном, совершенно детском лице.
– Плут и мелкий хулиган! – скажет другой, посмотрев внимательно мальчишке в глаза и рассмотрев тех самых непоседливых солнечных зайцев.
И оба этих человека, что интересно, будут по-своему правы. Вот лучший друг Максима, Денис Фомин, никаких двойственных ощущений у окружающих не вызывал.
– Сущий разбойник! – твердили в один голос учителя и соседи. Было и правда в смугловатом, вечно чуть насупленном лице Фомина что-то эдакое разбойничье, разудалое. Что-то из времён Разина или Пугачёва. Интересно, что все самые отменные каверзы друзья вытворяли вместе. Причём идейным вдохновителем, как правило, выступал Бор. Влетало же чаще одному Денису. Марина Семёновна, классная руководительница 7-го «А» класса, в котором учились Бор и Фомин, была убеждена, что во всём и всегда виноват Денис.
– Максим – мальчик ленивый, конечно, но не хулиган, – говорила она. – Всё же из интеллигентной семьи! Вот Фомин – другое дело! Он и Бора сбивает.
Денис в ответ на все обвинения в свой адрес отнекивался, огрызался, но Максима никогда не сдавал. Как истинный друг и настоящий мужчина. Впрочем, о Денисе Фомине – несколько позже. Мы ещё не раз встретимся с ним на страницах этой книги.
В детстве Максим очень не любил свою фамилию. Она казалась ему нелепой, глупой. Более того, напоминала об отце, которого мальчик не любил вспоминать. Максим даже подумывал взять, когда вырастет, девичью фамилию матери и стать Ивашовым. Простая русская фамилия. К тому же мама у него – Ивашова, бабушка тоже… Но со временем мальчику начала нравится его странная, иностранная фамилия. Было в ней что-то загадочное, шпионское, даже супергеройское. Макс Бор. Звучит? Максим даже попросил близких называть себя теперь именно «Макс». Мама и Денис послушно приняли его правила игры, а вот старозаветная бабушка решительно отказалась и продолжала называть, как и раньше, Максимкой.
В школе же фамилия «Бор» многим не давала покоя. Как только Максима не дразнили! Наиболее оригинальное прозвище, пожалуй, придумала языкастая всезнайка из девятого класса Яна Плавская: Нильс Бор. Не то чтобы Максима особенно обижало сравнение со знаменитым физиком… Но кто эта долговязая каланча такая, чтобы его подкалывать! Поэтому, заслышав ехидное: «О! Сам Нильс Бор идёт, надо же… Какие люди – и без охраны!» – Бор вопил в ответ: «Привет, Поплавская! Вали в “Красной шапочке” сниматься!. А так как «охрана» обычно оказывалась поблизости, вопил Бор не соло, а дуэтом. С Фоминым. Очень громко и весьма немузыкально. На всю школу. Красной Шапочкой Плавскую в школе дразнили с первого класса, чем изрядно ей надоели. Прозвище упорно не хотело отлипать: старую советскую киносказку, как назло, показывали по телевизору каждые летние каникулы. Так что, услышав дружный ответный рёв мальчишеских глоток, девушка сразу переставала весело хихикать, становилась пунцовой, будто головной убор героини той самой сказки, и начинала злобно шипеть в ответ что-то совсем уже не остроумное. Но Макс с Фомой, как правило, шипения этого уже не слышали. Ибо завуч Нонна Филипповна, женщина могучая и суровая, уже волокла друзей за шиворот в свой кабинет. Для очередной беседы о дисциплине на переменах.
На лестничной клетке послышались шаги и позвякивание ключей. Даниил Алексеевич Коршунков, учитель биологии, высокий широкоплечий мужчина лет двадцати пяти, с зачёсанными назад длинными русыми волосами, держа под мышкой толстую стопку тетрадей, подошёл к кабинету. Удерживая одной рукой рассыпающиеся тетрадки, он принялся отпирать дверь. Открываться дверь никак не хотела, ключ проворачивался в замке. Максим подошёл, поздоровался и предложил:
– Давайте лучше я, Даниил Алексеевич!
У Бора, знавшего один хитрый секрет, справиться с личиной замка получилось практически мгновенно, и учитель с учеником вошли в класс.
– Ты, видимо, насчёт той контрольной, Максим? – спросил Даниил Алексеевич. – Что же ты так поздно опомнился-то? Честное слово, даже обидно за тебя!
Макс молча сопел, глядя в пол и ковыряя носком правой ноги выщербину на линолеуме. Ему было стыдно. Конечно, был бы на месте Коршункова любой другой педагог, пусть даже сам директор школы, всё было бы иначе. Макс по своей привычке корчил из себя скомороха с воскресной ярмарки: шутил да зубоскалил. А выйдя из кабинета, уже через три секунды забыл о какой-то контрольной и о том, что его кто-то там отчитывал за лень и разгильдяйство. Коршунков же – дело другое. Даниила Алексеевича Макс слишком уважал. Как, впрочем, уважали его и большинство ребят в школе. Даже самые отпетые обормоты из 9-го «Б», которых давно уже взяли «на карандаш» и директор школы, и местный участковый, соглашались с тем, что «Данила – чувак нормальный, с понятием». Опустим нелепое «чувак». А вот слово «нормальный» было слишком скучным, чтобы описать учителя Коршункова. Пыльным это слово каким-то было, словно извлечённым из ветхого сундука. Неинтересным.
Чем же был так примечателен учитель средней школы Д. А. Коршунков? Приехал в Иванов Мох Даниил Алексеевич год назад. Все поселковые считали, что он быстро одумается и уедет: культурный молодой человек, сугубо городской, университет закончил. Лето, может, и поживёт, конечно… Ягоды, грибы, рыба. Девчата опять же поселковые, не избалованные культурным обхождением. А потом, как зарядят осенние дожди, сбежит, никуда не денется! Но учитель не сбежал. В клуб, в котором и возле которого коротала вечера поселковая молодёжь, практически не ходил. Подолгу просиживал в школьной библиотеке, либо дома, в квартире, что ему выделили от школы. И опять же с книгой. Не пил!!! Бегал по утрам. Со всеми был приветлив и подчёркнуто вежлив. К коллегам и соседям обращался исключительно на «вы». В общем, делал всё, чтобы вызывать у местных раздражение пополам с любопытством. А спустя полтора месяца, на линейке, посвящённой Дню знаний, директор школы Нина Григорьевна после традиционной речи, содержание которой было известно от первого до последнего слова всем ученикам, объявила:
– Ребята, познакомьтесь с нашим новым учителем! Его зовут Даниил Алексеевич. Он будет вести у вас не только уроки биологии и краеведения, но и тренировки по карате! Даниил Алексеевич – спортсмен, начал заниматься ещё тогда, когда был таким же школьником, как вы сейчас. Он неоднократно принимал участие в соревнованиях, завоёвывал награды. Теперь он всему научит вас. Принимать в секцию он будет, конечно же, только тех, кто хорошо учится и у кого хорошая дисциплина!
Принимал в секцию Коршунков всех желающих, даже самых отпетых. И – о чудо! – отпетые эти начинали на глазах меняться. Не с руки ведь как-то пытаться «держать хулиганскую стойку» перед человеком, который настолько сильнее и быстрее тебя, что просто уму непостижимо. И при этом вежлив, спокоен, уверен в себе. Поневоле задумаешься: а не должен ли по-настоящему сильный и уверенный в себе человек всегда быть вежливым и спокойным? Задумаешься – и сам того не заметишь, как станешь чуточку другим. Но, даже изменившись, не перестанешь удивляться тому, какой же всё-таки странный и неожиданный человек учитель и тренер Д. А. Коршунков: легко может сломать кирпич ребром ладони, но всегда говорит, что интеллект и нравственные принципы важнее грубой силы. Настаивает на том, чтобы ребята больше читали книги, старается заразить учеников любовью не только к спорту, но и к науке, культуре.
Очень скоро Даниил Алексеевич стал неимоверно популярен не только в школе, но и за её пределами. За глаза его все, от мала до велика, называли Данила-мастер. Кто впервые так назвал учителя и тренера Коршункова, никто уже и не помнил, но приклеилось это гордое прозвище к нему намертво. Все были рады переезду в Иванов Мох Коршункова, но более всех – школьный физрук Виктор Николаевич Попойников. Виктор Николаевич был человеком пьющим. В той мере пьющим, что его «говорящая фамилия» давно перестала кого-то забавлять. На работу физрук, как правило, приходил уже изрядно нетрезвым. Затем дополнительно «поднимал градус» у себя в закутке, гордо именующемся «тренерской». С учениками у Попойникова установились отношения, при которых никто друг другу не мешал. Опираясь в большей мере на собственное настроение (которое во многом зависело от типа напитка, употреблённого внутрь), чем на учебный план, физрук кидал детям футбольный мяч, либо выдавал ракетки и шарики для настольного тенниса. После он тихо дремал в углу на стуле весь урок напролёт.
– Опять дрыхнет наш Попойников! – смеялись пацаны да девчонки.
– Какой там Попойников? Тут уж вообще полный Покойников! – блистал остроумием кто-нибудь из самых бедовых. – Бухой в нуль, только бы на пол не напрудил!
– А ты тряпку подложи, коль такой заботливый! – кричали остряку в ответ. – Или банку поставь какую.
– Да не вопрос! Только, чтоб всё по чесноку было, давайте кто-нибудь со мной в «камень-ножницы» вначале. Кто продует – летит за тряпкой.
В общем, когда Попойников выходил к концу урока из своего анабиоза, под стулом у себя обнаруживал половую тряпку. Или некую ёмкость вроде пустой консервной банки. Физрук не обижался. Он давно разучился это делать. Директор терпела Попойникова за былые заслуги, а также за то, что помимо «проведения» уроков физкультуры и труда, он совершенно бесплатно выполнял роль рабочего по зданию. С появлением секции Коршункова на уроках физкультуры стало исключительно малолюдно и тихо. Члены секции получали у тренера специальные справки, и к физруку могли являться лишь на зачёты. Довольный жизнью и энтузиастом-каратистом Попойников теперь мог преспокойно уходить дремать в тренерскую, оставляя двоих-троих не охваченных эпидемией карате вяло пинать мяч в зале.
Занимались в секции у Коршункова и неразлучные Макс Бор с Денисом Фоминым.
– Я бы хотел сделать тебе одно предложение, Максим… – интригующим тоном проговорил Даниил Алексеевич.
Максим удивлённо посмотрел на своего педагога. Другой бы учитель на его месте распекать начал, грозить вторым годом, а тут на тебе – предложение. Впрочем, чему удивляться? Это же Кор-шун-ков!
– Какое предложение, Даниил Алексеевич? – спросил Бор.
– Видишь ли, Максим… Как ты относишься к науке? А точнее, к биологии как к науке? Открывать новые вещи, которые до тебя не были никому известны, исследовать природу, наблюдать за животными… Биология ведь, как ты знаешь, изучает живой мир планеты. Человек – всего лишь часть живого мира, хоть и частенько забывает об этом, нахлобучив себе на голову когда-то корону царя природы. Но ведь не станет животных и растений – не станет жизни на планете. А значит, не станет и нас, людей!
Максиму стало скучно.
– Ну, это… Природу надо защищать… – рассеянно пробормотал он. Максим очень уважал своего тренера и учителя, но биология была ему глубоко не интересна. Впрочем, как и география, химия, физика и любая другая наука. Мальчик стоял, заложив руки за спину, кусал нижнюю губу и рассеянно глядел мимо учителя. Там за его спиной, за настежь распахнутым окном, начиналась настоящая жизнь. Там начиналось ЛЕТО…
Даниил Алексеевич внимательно посмотрел на Макса, затем, проследив за его взглядом, взглянул в окно, чуть заметно улыбнулся и произнёс, чуть понизив голос:
– На самом деле, Макс, с заданием, которое я хочу тебе дать, справится не каждый. Это задание для сильного, смелого и внимательного человека.
Бор перестал скучать. Он посмотрел на учителя с неподдельным интересом.
– А что надо будет делать?
– Ты хорошо знаешь речку нашу, Бобриху?
– На пять баллов! – хвастливо заявил Макс, но потом вспомнил про другие свои «два балла» и добавил уже гораздо скромнее: – Прилично знаю, Даниил Алексеич, мы же с пацанами с детства постоянно на реке. Зимой даже по льду на лыжах бегаем.
– Ну, до зимы далеко, а вот лето это ты точно проведёшь на реке. Если, конечно, готов стать… агентом-исследователем.
Словосочетание «агент-исследователь» Максу понравилось. Было в нём что-то такое… Сразу вспомнились любимые «Секретные материалы» и агент Фокс Малдер.
– Всегда готов! – быстро, чётко, совершенно по-пионерски отчеканил Бор, рождённый в самом конце 80-х годов XX века и, разумеется, не бывавший не только в пионерах, но даже в октябрятах.
– Что ж, твой энтузиазм мне нравится. Итак. Я подготовил для тебя темы научно-исследовательских работ. Повторю: научно-исследовательских. Забудь на время, что ты ученик седьмого класса. На это лето ты становишься человеком науки. Так что прошу тебя отнестись к работе со всей серьёзностью! Ты можешь изучать водные растения, можешь – видовое разнообразие рыб Бобрихи. А можешь взять экологическую тему – обследовать берега и дно реки. Выявить места, которые наиболее загрязнены. Попытаться выявить причину: что это – безответственность рядовых граждан, наших с тобой соседей, или же тех, кто руководит предприятиями нашего района. Нужно будет проанализировать, порассуждать. Да, места наибольшего экологического бедствия необходимо будет нанести на карту. В конце лета мы проведём большой школьный субботник, полечим немного нашу Бобриху.
– А можно я про рыб тему возьму. И экологическую тоже, – загорелся Бор.
– А потянешь две темы, Максим? – усомнился Коршунков.
– Да потяну, не волнуйтесь! – убеждённо заявил Макс. – Только, Даниил Алексеевич, а можно я не один буду работать, а с Фомой? Ну с Фоминым то есть.
Глава вторая
– Делать тебе нечего! – категорично выпалил Денис Фомин и выразительно покрутил пальцем у виска. – Дурила! Меня ещё припряг… Лучше бы осенью всё пересдал, и всё! Ты что думаешь, охота педагогам с тобой возиться? Сдал бы, как миленький, и перешёл в восьмой. А теперь будешь по реке целыми днями шастать, как заведённый. Тоже мне исследователь… Академик!
Фомин удивительно не похож на своего лучшего друга Макса: невысокий крепыш, темноволосый и кареглазый, с сильными мозолистыми руками настоящего мужика, привыкшего с малолетства к простому и грубому физическому труду. В отличие от Бора, Денис – не большой любитель читать, да и к современной музыке относится с некоторой прохладцей. Фомин из тех людей, кому в этой жизни всегда и всё ясно. Жизнь для Дениса – прямая, основательно укатанная дорога, хорошо освещённая фонарями. После школы – в армию. Желательно, конечно, попасть в десантуру, как его отец когда-то. Или, скажем, в морпехи. Потом – на сверхсрочную. А не выйдет – можно после армии в менты податься, в район или в область. Нормальный мужик – это мужик в форме. Все остальные – так, «буратины», заготовки под человека. Добрый и даже мягкий от природы Денис выбрал для себя эту установку раз и навсегда и всячески старался ей соответствовать даже в мелочах: говорил рублеными фразами, был несколько грубоват в общении с друзьями, соседями и даже – с девчонками. Макс слишком хорошо знал своего друга, поэтому только усмехнулся, когда тот «включил солдафона».
– Ну, завёл старую песню. Слушай, я вообще не знаю пока, что моё, а что – не моё. В поиске я, понимаешь? Вначале же может казаться: фигня фигнёй, потом распробуешь – так и не фигня ни разу, а наоборот, вполне прикольное дело, интересное. Может, и наука эта, биология разная – не муть вовсе. Ты лучше скажи, со мной ходить по реке будешь? Тебе, кстати, можно и не ходить. У тебя же оценка стоит уже. Тебе – так, по желанию.
– Ага… Одного тебя брошу, ходи-гуляй. Знамо дело, буду!
Ночью Максиму приснился очень странный сон, интересный и захватывающий, будто хороший фантастический фильм. Он, Макс Бор, бредёт по берегу реки. Вернее, реку он ещё не видит, но точно знает, что там, за камышами, небывало высокими и густыми, будто бамбуковые заросли горного Китая, течёт Бобриха. Именно Бобриха, а не Нил, Амазонка, и даже не Волга. На небе играет лучами солнце, ярко-оранжевое и какое-то ненастоящее, будто нарисованное. Громогласно стрекочут кузнечики, и песня их звучит не как обычное стрекотание, а будто целый струнный оркестр: скрипки, виолончели. По обочинам тропинки, по которой идёт, осторожно ступая, Макс, сидят лягушки. Или жабы? Он не может разобрать. Здоровенные, с большое блюдце, ярких, кричащих цветов. Будто живая радуга. Одна красная, другая – оранжевая. И так далее, вплоть до фиолетовой.
– Каждый охотник желает знать, – бормочет Максим про себя слова детской запоминалки, – где сидит фазан.
Жабы сидят молча, не двигаясь с места, только хлопают удивлённо глазами, глядя на Макса. Так, будто никогда в жизни не видели человека. Затем самая первая из жаб, красная, запевает. Густо, басовито, но очень музыкально. Голос её… Он просто ни на что не похож. Так хочется описать его как-то, этот голос, чтобы запомнить, а потом, возможно, даже рассказать кому-то, но подходящие слова решительно не хотят находиться. Максим раздражённо пинает, не просыпаясь, скомканное одеяло. Меж тем запела и вторая жаба, тоном выше, третья. И так – все семь. Самая маленькая, фиолетовая, поёт самым высоким тоном, тоненько, даже немного пискляво. Голоса жаб сливаются воедино со звуком скрипок и виолончелей кузнечиков, и начинает выстраиваться мелодия. Прекрасная мелодия. Удивительно. Вот бы записать её на кассету или на «болванку»! Но как? Максим снова пинает многострадальное одеяло. И в этот самый момент сквозь жабий хор и звуки музыкальных инструментов он слышит голос. Звучный, властный, но при этом очень спокойный. Голос этот идёт не снаружи, а будто бы изнутри, рождаясь в голове Максима, в самых глубоких недрах его мозга.
– Приветствую тебя в моём мире, маленький человек! Спускайся сюда, на берег, я буду рад познакомиться с тобой! Ступай по тропинке, налево.
Следуя указанию голоса незнакомца, Бор повернул налево, прошёл ещё совсем немного и, раздвинув высоченные камыши, вышел на берег. Под ногами заскрипел песок. Крупный, жёлтый, чистый. Он устилал всё вокруг пополам с белыми и коричневыми ракушками. Это был пляж, и он был огромен. Тянулся, насколько хватало глаз. Столько песка и ракушек за раз Максим не видел даже на Чёрном море, в Туапсе, где отдыхал однажды с мамой. Самое удивительное было даже не то, что тут, возле его родного посёлка Иванов Мох, раскинулся черноморский пляж, а то, что его чистые пески омывали воды речки Бобрихи.
– Маленький человек! – услышал Макс снова. И опять не ушами, а будто бы внутри себя, но отчего-то точно зная, что тот, кто произнёс эти слова, находится совсем рядом. Макс обернулся.
Прямо за его спиной возвышалось невесть откуда взявшееся сооружение. Несколько огромных раковин, принадлежавших когда-то совершенно невероятным, исполинским моллюскам, окружали одну, самую крупную, не менее двух метров в диаметре. В раковине этой вальяжно, будто на троне, расположилось существо столь странное, что Максим от удивления даже приоткрыл рот. У существа была крупная, несколько приплюснутая голова со спутанной шевелюрой зелёных волос и такой же зелёной длинной бородой. Умные глаза существа смотрели столь проницательно, что казалось, будто заглядывали в самую душу. В их странной золотисто-синей глубине играли весёлые искорки. Тёмно-зелёное трёхметровое тело незнакомца, длинное и обтекаемое, заканчивалось широким раздвоенным хвостовым плавником. Вдоль всей спины создания тянулся кожистый гребень, подобный тому, какой бывает по весне у тритонов. Только тёмно-малинового цвета. Того же цвета была кайма на хвостовом плавнике существа. Мощные перепончатые лапы с силой упирались в края раковины, слегка приподнимая переднюю часть тела незнакомца, что делало его осанку по-царски гордой и величественной…
– Здравствуй, маленький человек. Я рад тебе.
– Здравствуйте! – ответил Максим.
– Не бойся меня.
– А я и не боюсь… – слегка пожал плечами Бор.
Он и правда совершенно не боялся. Может быть, потому, что это всего лишь сон.
– Ведь это сон. Правда? Вас ведь нет на самом деле? – спросил он незнакомца.
– Это сон, правда, – улыбнулся незнакомец. Рта он так ни разу и не открыл, продолжая общаться с Максимом исключительно телепатически. – Но я существую, и ты скоро, очень скоро в этом убедишься. Можешь называть меня Зелёная Борода. Я – король этого мира, мира реки. Люди называют мой народ водяными.
– Очень приятно. А я Максим. Лучше – Макс.
