Оксана Кириллова "Дина должна умереть"

– Да ладно. Не беспокойся.

«Похоронив» сигарету в пепельнице, которую Степа держал, как и многие другие предметы в квартире, специально для Дины, она спросила:

– Никуда не спешишь?

– Никуда.

– Я тоже.

– Родителей не разбудила, уходя?

– Нет. Вероятно, они решат, что я ушла рано утром, а это для меня нормально. Давай поедим, а потом что-нибудь вместе почитаем, идет?

От слова «вместе» у Степы заколотилось сердце, и он с недоумением подумал: «И как это я раньше был ей просто другом? Доверял ей мысли, проводил с ней время, интересовался ей, нуждался в ней… как в собеседнике… хотя… черт. Я все еще друг. Вот только…»

Он и сам не знал, когда вдруг разглядел в этой угловатой курящей интеллектуалке ту самую, без которой ему не жить. Степа до сих пор помнил свое острое разочарование, когда ночь, проведенная вместе, не закончилась тем, на что он рассчитывал. Дина задержалась у него, он, волнуясь, предложил ей остаться, она кивнула, легла прямо в одежде рядом с ним и тут же уснула. Степа был так ошеломлен, что даже не попытался что-то сделать (потом долго корил себя за это). А когда в следующий раз в аналогичной ситуации попытался, ответом ему было резонное: «А зачем?».

Потом Степа уговаривал себя, что ему, действительно, ничего и не нужно. Очередная девушка, очередная головная боль… классические ситуации: быстрые свидания между делами, несвоевременные звонки родителей, ночные сообщения и обиды из-за пропущенного вызова… и правда – зачем? Но сердце, колотившееся протестующе и громко, знало: он сам себе лжет. С Диной не бывает «классических ситуаций». Она не обижается на ерунду. Она не «головная боль» и, уж конечно, не «очередная».

Когда наутро Дина, зашнуровывая кроссовки в коридоре, резковато уточнила: «Мы ведь все еще друзья?», Степа на секунду растерялся, выдавил из себя «конечно» – и тогда, очевидно, понял, что любит ее. Скорее всего, Дина поняла это намного раньше.

– Так почитаем? – вырвал его из воспоминаний ее голос.

– Да. Что хочешь сегодня?

– Давай Капоте. «Другие голоса, другие комнаты», например.

Читать Степа любил немного меньше, чем Дина, но «книжными червями» были его родители, поэтому в подарок на все праздники он неизменно получал книги. Большую часть этих подарков парень забрал с собой, когда переезжал – то ли из уважения к родителям, то ли и впрямь собравшись посвятить себя чтению. Однако до появления Дины Степа уделял этому виду досуга не так много времени.

Поступив в институт на химфак, он решил, что пора обрести самостоятельность, и перевез вещи в квартиру, завещанную ему дедом – до сих пор она периодически сдавалась знакомым, но чаще пустовала. Довольно скоро, вдохновленный своей независимостью, Степа начал подрабатывать параллельно с учебой, чтобы оплачивать хотя бы коммунальные услуги. Свободное время чаще посвящал встречам с друзьями, чем чтению. Да, он был очень общительным, но, опять же, до Дины.

Даже не отдавая себе в этом отчета и уж точно не подозревая о своей будущей любви к Дине, Степа почти сразу после их знакомства отгородился от всех, предпочтя проводить вечера с ней – разумеется, когда у нее была такая возможность. В разговорах с ней одной Степа находил все, чего ждал от общения с людьми: с Диной всегда было что обсудить, а после встреч было о чем подумать. Он мог поведать ей все свои мысли, даже абсурдные, и она никогда над ними не смеялась. С ней не бывало скучно – в кино, в кафе, в музее, на концерте, где угодно… даже прогулки в полном молчании были комфортными.

Один раз – еще в начале знакомства – они внезапно поцеловались, но в том поцелуе, хоть Степа и часто вспоминал о нем теперь, не было ничего романтического. Скорее уж он был дружеским. Пожалуй, парень мог и предвидеть, что дальше дело не зайдет, но по-прежнему на что-то надеялся – и наслаждался существующим положением вещей. Постепенно весь его мир стал вертеться исключительно вокруг Дины. Она к этому не подталкивала, Степа сам так хотел.

Он готов был смириться с тем, что у нее есть другие дела, даже другие друзья, даже близкие, а может, и ОЧЕНЬ близкие, – пока сам присутствовал в ее жизни. Хотя в последнее время она все реже разговаривала с ним подолгу, чаще бывала рассеянной и какой-то далекой… и не объясняла, что происходит. Не считала нужным, а может, объясняла кому-то другому, не ему.

– Тебя расстроило упоминание о Капоте? – чуть насмешливо произнесла Дина.

– Он мне нравится, хотя некоторые его книги написаны, по-моему, чересчур туманным языком – приходится вчитываться в каждую строчку, чтобы понять.

– А ты читай между строк. Не вдумывайся – чувствуй.

И она вдруг сказала – обычным тоном, без намека на эмоции, но Степа все же понял, что она внутренне как-то перестроилась:

– Что мне сделать, чтобы стереть это с твоего лица?

– Что именно?

– Сам знаешь.

– Восхищение тобой? Похоже, никак, – попробовал пошутить Степа, но Дина помотала головой:

– Какое там. Это боль. Я это выражение глаз из тысячи узнаю.

– Хм… ну, если честно, у меня слегка побаливает мизинец на правой руке – прищемил позавчера дверью…

Дина усмехнулась и потянула Степу за руку в комнату. Закрыла балконную дверь на щеколду и повела его к дивану. У него в голове уже начали рождаться самые приятные мысли, но она решительно сказала:

– Тебе надо выспаться. Ложись. Потом поедим.

Степа активно запротестовал (спать, пока она рядом, так бессовестно терять драгоценное время?!).

Ее тон сделался мягче:

– Пожалуйста. Я посижу здесь. Могу почитать тебе. Можно и не Капоте, если хочешь. Очень важно, чтобы ты выспался.

«Важно кому – ей? Действительно?»

– Ночью высплюсь, – махнул он рукой.

– А ты разве не хочешь провести ночь на воскресенье с друзьями? Сходили бы куда-нибудь… В последнее время ты стал мало с ними общаться.

Степа промолчал.

– Ложись. Я буду рядом. Честное слово.

– А можно тебя обнять?

– Да.

– Ты… приляжешь тоже?

– Да.

От Дины не пахло духами, как от других девушек. Пахло шампунем и сигаретами, а к этим запахам примешивался ее собственный – островатый, но в то же время тонкий, ни на что не похожий.

«Господи. Я влюбился как мальчишка, честное слово, так нельзя», – без толку повторил Степа мысленно в сотый раз.

Он осторожно притянул ее к себе – Дина не оттолкнула. Потом, отстранившись на секунду, стянула с себя свитер, под которым была только майка, свободно сидевшая на ее мальчишеской фигуре.

– Жарко.

– Понимаю.

– Спи.

– Постараюсь.

– Я не мешаю?

– Никогда не мешаешь.

Лучшая подруга. Как же иначе.

Глава 2. Надя

«Как трудно было бы перенести наши

несчастья без друга,

который испытывает их еще сильнее нас».

Цицерон Марк Туллий

«Она все замечает и ни о чем не спрашивает. Наверняка она давно поняла мои чувства, но…» – подумал он, едва успев пробудиться. О чем еще думать, если не о ней?

«Но». Дальше мысль никак не шла, будто уперлась в бетонную стену. «Но», несомненно, присутствовало, но Степа не мог (кажется, и не хотел) признаться себе, в чем же оно состоит.

Он открыл глаза. «Так. А где она? Не могла же она уйти. Кто закрыл бы дверь? Открой она бы квартиру точно не оставила, не в ее духе».

– Четыре часа, – констатировала Дина, вернувшись с балкона и присев рядом с ним.

«Слава богу».

Теперь от ее свитера пахло морозом и дымом.

– Привет, – сказал он. – Но сейчас не четыре. Сейчас ведь…

– Ты спал четыре часа. Хорошо бы побольше.

– А ты что делала?

– Курила, читала Капоте – уж извини, что без тебя. Позвонила домой. Включила ноутбук, проверила почту – как обычно, взломала все твои пароли, пролистала твои интимные письма… шучу.

– Да я тебе сам пароль скажу.

– Не нужны мне твои письма – я к себе на почту заходила. Хотела узнать, нет ли новых заданий с работы.

– И как?

– Разумеется, есть. Мой начальник никак не мог пропустить выход этой книги.

– В интернет ее, конечно, еще не выложили?

– Я не нашла. Что ж, так лучше – я ведь предпочитаю листать книгу, а не крутить колесико мышки.

Около года назад Дине вдруг взбрело в голову, что единственная профессия, в которой она сможет себя реализовать – книжный обозреватель. Недолго думая, она, человек действия, без малейшего опыта работы подалась в известный литературный журнал, принеся в редакцию для примера свою рецензию на один из самых ярких романов года. Ее приняли – сначала внештатно, а потом и на полставки с постоянной зарплатой.

Параллельно Дина решила покончить с учебой на экономе и поступить на первый курс факультета регионоведения. Зачем – оставалось загадкой. «Хоть что-то другое, – сумбурно, но уверенно объясняла она лучшей подруге Наде. – Мало кто работает по специальности, это и не нужно. Диплом просто должен быть. А что скучно – учеба не должна быть интересной. В жизни полно других интересных вещей».

– Как глупо! До чего же ты странная, – открыто высказалась тогда Надя, знакомая с Диной с того возраста, в каком и говорить толком не умеют.

– Что ж… ты знаешь меня лучше всех. Видимо, так и есть – я глупая и странная.

Дина придавила окурок носком ботинка, потом, подумав, подняла его и все же донесла до урны.

– Да ни черта я о тебе не знаю. Смотрю на тебя и даже близко не могу угадать, что у тебя в голове. И если ты завтра вдруг возьмешь ружье и начнешь стрелять по людям, для меня это будет таким же сюрпризом, как и для какого-нибудь старичка из Тимбукту.

– Что поделаешь, «на этом свете человек редко понимает другого».

– А это кто еще сказал?

– Гете. «Страдания юного Вертера».

– Только ты одна в целом мире и успеваешь учиться, работать, общаться с людьми и заучивать наизусть книги, – с нескрываемым раздражением бросила Надя.

– Ну, мое «заучивание» и моя работа в какой-то мере дополняют друг друга.

– Но тебя же не Гете обветшалого заставляют анализировать, а новинки!

– Редактор одобряет уместно проведенные параллели и общую подкованность в вопросах литературы, да я и критики много изучала… Я бы рада читать и еще больше – и новинок, и классики – мне не в тягость, наоборот. Слава Богу, журнал не занимается детективами и сентиментальщиной. Конечно, под красивой обложкой часто скрывается «ноль без палочки»… но надо же мне знать, что сейчас выдают за качественную литературу.

– Да ты и без работы бы все это читала. Зачем так «вгрызаться» в ненастоящие реальности, если есть своя, настоящая, довольно короткая жизнь?

– А разве у меня нет своей жизни? У меня все в порядке.

Дина как-то резко замолчала, и было ясно, ЧТО она могла бы сказать: «На себя посмотри». Но нет, она бы никогда такое не произнесла.

Все существование Нади, несмотря на бесспорную цельность, напоминало бег белки в колесе – непрекращающийся, изнурительный, бесполезный. В подростковом возрасте, почему-то проникшись идеей конечности жизни, Надя стала пытаться взять от нее все – суетливо и довольно неуклюже. Из-за природной невезучести все начинания бедняжки либо были бесплодны, либо заканчивались плохо.

В ночных клубах она подсела на экстази и «слезла», только когда за нее взялась узнавшая обо всем Дина – взялась решительно и жестко. Зато никаких клиник не потребовалось, и родители Нади так ни о чем и не догадались.

Уезжая из клубов, она бесстрашно ловила «попутки», и один такой «улов» закончился плачевно: ее ограбили и избили. И, уж конечно, чудом выпросив телефон у сердобольного прохожего, позвонила она не домой – маме с папой, уверенным, что дочка ночует у подруги и готовится к зачету, – а Дине, и та сразу примчалась на такси. Забрала Надю к себе, скрепя сердце согласилась не вызывать врачей, привела ее в порядок и даже кое-как замазала тональным кремом синяки на лице и шее, чтобы ей не пришлось отвечать на вопросы родителей.

То и дело Надя возникала на пороге Дининого дома в слезах из-за очередного мачо: обманул, бросил, изменил… хотя какой смысл хранить верность девушке, которая убеждена, что на отношения с одним человеком можно пожертвовать максимум пару недель.

Несколько раз Дине приходилось сопровождать Надю в аптеку за тестом на беременность – одной ей было почему-то страшно. К счастью, до сих пор все обходилось.

Учеба на самом престижном факультете университета, стоившая родителям Нади почти всех накоплений, сильно страдала из-за жизненных установок девушки. Тратить время на скучные лекции и семинары ей не хотелось – в результате недоумевающим родственникам («Наша дочь все время готовится к занятиям, даже ночами – что за звери эти преподаватели?!») приходилось давать Наде деньги еще и на тройки в зачетке.

Надя тоже за все платила, но только здоровьем, нервами и временем, которое продолжало убегать. А жить все никак не получалось, стоило решить одну проблему – тут же появлялась другая. Все они были следствием ее собственных ошибок – тяжелым, часто постыдным следствием, о котором не расскажешь никому, кроме лучшей подруги. Из-за необходимости все скрывать появлялось чувство стыда и незащищенности, от которого Надя старалась сбежать – опять в гущу этой самой губящей ее жизни.