Георгий Мо "Одна"

– Хороший отец. Почему не рассказывал?

– Если бы ты бывал у меня в гостях раньше, то знал бы об этом.

– Ну, perdоn[1 - прости (с испанского)]! Надо же… Все к тебе питают слабость. Что же в тебе особенного, а? А, Рустем? – Вася перевел на меня пытливый взгляд. – Я от своего отца и сообщения не получил на Новый год. Куда уж там до автомобиля и других ценных призов!

– Ты каждый раз вспоминаешь его.

– Хочешь намекнуть на то, что это больная тема? Тогда-а… Yo estoy enfermo[2 - я болен (с испанского)].

– Тебе виднее, испанец. А ты сам? Сам-то отцу хоть сообщение отослал?

– Разве я его обижал? Почему я должен?! Por quе[3 - почему (с испанского)] .

– Хы. Ты ничего ему не должен. Собственно, как и он тебе. Все, что должен был, – дал. Воспитал. Выкормил. Научил. Что тебе еще надо?!

– Это только тебе деньги как бы не нужны, романтик! Нужна была любовь отца, признание, уважение. Чтобы папа поинтересовался, как ты поживаешь и посрал, perdоn, ли ты с утра? Ну и что по итогу? Ты получил все. Притом, что это тебе… как бы… – Вася показно разводил руками по сторонам. – И не нужно. Так?!

– Я еще не знаю. Ты ведь в курсе, что заседания наследников не было. Что ты тут устроил показной цирк?

– Ладно, это не со зла. Просто мир несправедлив! Кому-то все, кому-то ничего. Никакого признания, никакого уважения и ноль dinero[4 - денег (с испанского)], – он скорчил лицо. – Может, дашь прокатиться на тачке? Я на такую машинку, конечно, и сам давно заработал, но, знаешь, тратить деньги на груду металла я не хочу, – он развел руки в стороны. – No quiero[5 - не хочу (с испанского)].

– Las llaves estаn en el coche. Vendrе pronto, mi amigo espanol[6 - ключи в машине. я скоро приду, мой испанский друг (с испанского)].

– Estoy feliz[7 - я счастлив (с испанского)]! Ты учишь язык! – он поднял вверх большой палец.

Я подошел к машине через десять минут. Василий так и не осмелился сесть в этот удивительный, по его мнению, суперкар. Он осматривал капот, любовался раскосыми фарами, поражался рельефом машины, решеткой радиатора и прочими дизайнерскими элементами экстерьера. Он был как маленький ребенок, перед которым произошло какое-то чудо.

– Да-а-а! Позволить себе такое не все желающие могут. А, Рустем? Это твое новое хобби?

– Не новое, но… Что-то вроде этого, – я рухнул на пассажирское кресло, высунув в окно авто свое недовольное лицо. – Ты меня начинаешь напрягать своим занудством! Я тебе сказал, что ключи в машине. Или ты только понтуешься, что знаешь испанский? Так и будешь стоять?

– Прокатимся до алкомаркета? Я намерен разбавить твою элитную жизнь небольшой пьянкой. Что скажешь?

– Мне все равно. Одному пить или в компании, – я прищурил глаза и странно заулыбался. – Только без рук и новых признаний!

– Bien[8 - хорошо (с испанского)]!

Мы засмеялись синхронно. Это разряжало атмосферу в осеннюю непогоду. Градус напряжения стал падать. В компании друг друга мы почувствовали себя умиротвореннее. И это ощущение росло вплоть до этой самой вечерней попойки, где мы продолжили дискутировать.

– Деньги – это лакмусовая бумажка. Ты ведь знаешь, Вася, что наличие денег раскрывает человека.

– Ты что, боишься раскрыться?! У тебя всегда получалось тратить много денег на баб, кататься на шикарных машинах и так далее. Я молчу про дорогущие вредные привычки. Ты забыл, сколько ты тратил денег в Питере на…? Не важно! Или ты предпочитаешь рассуждать об этом сидя не на Рублевке, а где-то в жопе мира?

– Я не рассуждаю о деньгах, как о какой-то дряни. Я просто говорю тебе о том, что я шел к этому много лет, но я не кайфую.

– А от чего ты кайфуешь?! Чего же тебе не хватает? Хорошей бабы?

– Вроде у меня есть, но уже не уверен…

– Слово “вроде” раньше не звучало из твоих уст! К Надин ты бы не смог применить такое слово. А всех остальных, о которых я слышал, и не вспомню. Ирэн, Кира, Лида, Лия кажется из последних.

– Много ты об этом знаешь!

– Кое-что знаю. Я всего лишь констатирую факты. Разве это тебя оскорбляет? Хотя, да! Надин мне симпатична. Наверное тем, что смогла приручить тебя!

– Я давно уже грею в руках бокал. Я знаю, что коньяк любит тепло. Его ноты вкуса раскрываются ярче и сильнее, выпуская абсолютно все оттенки изысканного букета. Но! – с ожесточенной улыбкой требовал я. – Но, может, ты скажешь наконец, за что мы пьем?!

– Красиво сказал. Но из меня хреновый оратор. Лучше ты!

– Мне кажется, не только оратор. Говорят, что и юрист ты очень хреновый. А теперь еще и в мои решил метить. Ты что, думаешь, я доверю тебе свои дела?!

– Почему хреновый? Откуда такая информация?!

– Смотри-ка, как ты заволновался!

– Так что за информация? Думаешь, я бы зарабатывал, если бы был плохим специалистом?

– Причем тут твой бизнес и твое юридическое образование. Просто у тебя мало практики.

– Ты не прав, Рустем. Ты даже не представляешь, сколько приходится анализировать, с точки зрения юриста, работу по бизнесу. Только и решаю. Ни на кого нельзя положиться. Если бы не мой юрфак, давно бы по миру побирался.

– Снова придется тебе верить!

Мы снова рассмеялись синхронно. И выпили за это.

Я встал с кресла и подошел к камину. Я не пытался прятать свои эмоции или отвлечься на огонь, который вот-вот озарит темный холл, но тепла явно не хватало. По коже прокатился мороз. Я почувствовал, что объят жгучим ознобом. Это щекотало мою душу. Центр вселенной сосредотачивался на одной только мысли, в которой была Надин и мои неостывшие чувства. А потом я ощутил, что объят пламенем. Оно сжигало все больные мосты между нами. В этом запахе гари был только пряный аромат с нотами позабытого мною какао и ностальгического любовного дурмана.

Я раздувал огонь в камине, рассыпая фейерверк из искр по поленьям. Цветок пламени все сильнее распускал свои лепестки, время от времени выбрасывая длинные красные ленты. Каждый молчал о своем. Я, погруженный в прошлое с бывшей девушкой, и Вася, смотрящий мне в спину, а также огонь, который ловил наши взгляды и смеялся в ответ завораживающей игрой света. Он обжигал это молчание, заплетая пламя в тугие красочные жгуты. Поленья трещали и периодически выли какую-то свою трагическую песню.

– Красивые картины, – оглядывая стены произнес Вася. – Я обратил внимание почти сразу. Твоих рук?

– Моих. Как ты догадался?

– В моей жизни было много вещей, которые я не мог уложить в своей голове и понять. В том числе и это, – и он развел руками. – Ка-ак?! Откуда у тебя это?!

– Что ты имеешь в виду?

– Красиво рисуешь. От природы какой-то талант. Любишь цветы…

– Хы. Я не ходил в художественную школу, но в нашем доме часто бывал художник. Что-то нам преподавал. Как видишь, это переросло в некий особый экспромт. Но я наверняка не выдержу профессиональную критику написания картин… Много тонкостей. Но это от души идет.

– От души?!

– S?, s?[9 - да, да (с испанского)]. Именно!

Вася показно засмеялся. Да так, что алкоголь в бокале задрожал, пустив по поверхности низкочастотные волны. Он манерно сорвал с себя еще недавно просто развязанный на шее галстук и небрежно бросил его на столик. Но шелковая удавка не задержалась на нем, скатившись бирюзовой медленной лентой вниз.

– Ну что ж! S?, s?. От души, так от души! Давай за твою новую жизнь!

– Жизнь у меня все та же. Но мне все равно уже, кажется, за что пить. Я достаточно пьян.

– Ты мне так и не ответил про наследство!

– Да что вы пристали ко мне с этим наследством?! – еще больше злился я.

– Вы?! Кто это вы, perdоn?

– Да все! Все вы!

– Успокойся! – он тронул меня за плечо излишне жеманно.

– Ты, правда, достал меня со своим наследством! И со своим гомосексуализмом!

– Ты что, гомофобом стал, как и твой папаша?! Это что, тоже передается воздушно-капельным путем от отца к сыну? Это так бесит?!

– Меня не бесит, что ты любишь мужиков! Меня бесит, что ты всю свою жизнь прячешься от этого, а потом, как ни в чем не бывало, начинаешь по теме или без всовывать свои гейские замашки или обижаться на мои подколы, словно неуместные!!! А деньги… Ты прав, это первичный половой признак мужчины! Но когда ты – не мужчина, тебе и деньги не помогут!!! Ты что решил?! Решил, что, заработав много денег, ты станешь лучше?! Что ты состоишься как мужчина, если ты станешь одеваться в дорогом магазине и ездить на этой хреновой тачке за более чем тридцать лямов?! Ты считаешь, что и ростом вытянешься и омолодишься?! Ты считаешь, что станешь привлекательнее для кого-то в целом или кого-то конкретного?! Быть геем, но остаться в итоге конченным пидором по жизни – видимо, будущая твоя участь!!!

Но тот, на кого была направлена моя пламенная речь, не сразу отреагировал. Он даже не изменил позу, в которой релаксировал с бокалом алкоголя, как будто благословлял меня наносить ему оскорбления столько, сколько я считаю нужным. Изменение коснулось только его лица – на нем нарисовалась ожесточенная улыбка, но без укора. Хотя меня это пугало. Ведь раньше он точно бы сорвался с места и закричал, что не намерен терпеть оскорбления.

Только после того, как я закончил минутный язвительный монолог, он аккуратно поставил бокал на журнальный столик и изменил позу, опустив взгляд в пол. Но не из-за слабости характера и не потому, что ощущал себя сильно провинившимся, как мальчишка, еще недавно руганный строгой матерью, а потому, что обидные слова попали в самую точку.

– Ты прав, Рустем. Во многом прав, – наконец он вступил со мной в диалог. – Я, скорее всего, сильно испорчен деньгами. Для меня – это способ самоутвердиться. Пусть так! Пусть роль денег в моей жизни огромна, я был ранее готов и готов сейчас почти на все ради этого удовольствия! Но вот в одном ты точно не прав! Ты ничего не знаешь о моей личной жизни! И не имеешь права говорить об этом! И ты можешь ухмыляться сколько тебе будет угодно! Ты можешь считать меня тем, кем посчитаешь правильным! У тебя было много возможностей сформировать обо мне устойчивое определение! С самого раннего детства! Ведь так?! И отец твой помогал в этом.

– Ты все время тыкаешь мне отцом. Ты можешь поговорить со мной без того, чтобы приплетать его? Его больше нет! И не стоит говорить о нем!!!

– Мне все равно, – потеряв горячность в голосе, заявил Вася с не присущей ему откровенностью. – Для меня его не существовало и при его жизни. С некоторых пор. И ты ничего и про это не знаешь. И знать не можешь!

– О чем ты?!

– Ты не можешь знать, как он за твоей спиной проводил многоминутные лекции… Например, со мной! С твоим близким другом, который, по его сильному желанию, был обязан резко затянуть все пояса дружбы с тобой. Или, например, с твоими девушками… Но ты же ничего не видишь. Конечно, удобно из себя делать вид удрученного смертью отца наследника и скорбить о своей тяжелой доле! Обвинять всех вокруг, что тебе лезут в душу с расспросами. Но открой глаза! Тебе деньги достаются по самому факту наследования сына, а не потому, что ты вкалываешь. И поверь мне, я не желаю тебя этим колоть и упрекать! Я рад, что ты всегда имел возможность развлекаться и пополнять списки vip-клиентов во всех борделях крупных городов… Извини, но даже другу! Даже тебе! Я не могу позволить рассуждать о моей гейской доле! Мне тупо некогда себе сочувствовать. А все, что я заработал, – это… Личная! Моя! Заслуга! Моя! И то, что я имею, – это следствие подтверждения моих заслуг! Моей работы! Я не выиграл в лотерею! Я работал!!! – в голосе прозвучали угрожающие ноты. – Я просто определил в своей жизни деньгам четкую роль и понимаю, что они значат для меня! У меня нет терзаний, как у тебя, что мне с ними делать и как? Я-я-я, если и про-одал ду-ушу за деньги дьяволу-у, то хоть признаю это! А не строю из себя грешника, который однажды заблудился!

– Это ты обо мне?!

– Ты сам знаешь лучше меня! О тебе это или об абстрактных людях, которые сами не знают что хотят! Тем более на тебя деньги всегда падали сверху! Ты не ценишь того, что имеешь! Не потому, что тебе это не нужно! Просто ты не считаешь, что заслужил это! Ты не считаешь, что достоин быть богатым… Потому… Потому… Потому что всю жизнь слышишь в спину, что ты никто, что ты не родной сын, а какой-то приемыш! Ну да! Ведь богатые становятся бедными с точки зрения социальной паранойи. Ведь так? Бедность души прямо пропорциональна количеству денег. И ухмыляешься ты не потому… что я говорю бред! Ты согласен со мной на все сто процентов! Только признать, что не ты один видишь эту правду жизни, ты не в состоянии. Тебе себя жаль?! И мне жаль, что тебе себя жаль! А вот рассуждать, оскорбляя меня, что я – не мужчина, думаю, тебе не стоит.

– Ты повторяешь это как мантру? Каждый день перед зеркалом? Чтобы поверить?!

– Знаешь… – он резко успокоился, сбавил тон. – Ведь не сами деньги – зло. Демоны, которые сидят в каждом человеке, так и ждут этих соблазнов. Когда ты ошибешься, когда споткнешься. В твоем случае – обретешь наследство. Разбудить своих демонов и не знать, как их усмирить – вот в чем сложность! Они лезут наружу. Ты не можешь их контролировать, – он сделал глубокий вздох. – Мы в чем-то похожи! Только мои демоны просыпаются, не когда я думаю о деньгах или трачу их. Мои демоны душат меня, когда я думаю о тебе или подобных тебе мужчинах, которых любят и женщины, и такие как я, мужчины. И ты можешь снова ухмыльнуться или поржать, сказать то, что я – стареющий гей! И даже пусть пидр! Но мне все равно! Выразить тебе симпатию была лишь попытка присмирить моих демонов. Только и всего. А вот ты! Ты своих демонов чем собираешься приструнить? Ты думал об этом?! Или так и будешь купаться в деньгах, а потом ненавидеть себя за это?!

– Ты думаешь, что я ненавижу себя за это?

– Правильнее будет задать другой вопрос, Рустем. Только ли за это?

– Только ли за это?!

– А зачем ты спрашиваешь меня? Спроси себя сам! Посмотри себе в глаза в зеркале на досуге и задай вопрос. Сам-то ты мужчина?! Или так… Тело с яйцами. Думаешь, перетрахав большое количество женщин, ты станешь более мужественным с точки зрения своей паранойи? А потерять одну-единственную и не сделать ни-че-го для того, чтобы хотя бы понять, почему так произошло – по твоему ерунда? Ушла, и помахал ей рукой вслед? Удобнее делать вид обиженного и брошенного мужчины, ведь так? – он с пыткой уставился на меня. – Что молчишь?! Все еще думаешь об определении слова “мужчина”? Не надо! Ты по факту рождения мужчина, как и я. Но судьбы у нас разные, романтик. Я полюбил всей душой денежки, и всем своим телом я тоже только с ними. Тем более, когда привык к их наличию с детства. Знаю, что ты не мечтаешь о том, о чем мечтаю я, имея все это, – он развел руками. – Ты рисуешь. Потому что тебе так проще касаться своей мечты. Через прекрасные цветы. Ты их любишь. У тебя их много! Но нет одной. Той самой! – Вася оглядел с презрением бокал с алкоголем. – Коньяк – говно редкое. Пора переходить на вино. Ты прав, что начал пить вино. Им хотя бы можно насладиться без изжоги и без последствий подобных пьяных ссор.

Между нами не произошло никакой драки, даже несмотря на то, что я говорил ожесточенно. Правда, получил за это адекватную критику. Просто выплеснулась какая-то больная, но очень живая энергия. Полноводная ярость если и вылилась, то только словесно. Но все равно сердце застучало сильнее, потому что противник был достойный мне: такой же сильный и способный сокрушить словом.

Он оборонялся. Не показывал мне эмоций на лице, когда отчеканивал каждое ответное слово, но боевой задор Васи кончился достаточно быстро, и он успокоился. Ему не хотелось добивать меня, вспарывать брюхо полуживому от паха до шеи, превращая в кровавое месиво по обычаю наших прошлых разговоров на грани. Ему было достаточно, что он успел поставить мне фингал под глазом и рассечь губу. Примерно такие физические неудобства я мог бы получить от того накала кулачного боя, который кончился только на словах.

Вася, и правда, был неплохим соперником, сумев ответить на мои доводы и обвинения не менее достойно и не более оскорбительно, гармонично перейдя от возможной травматизации до простой ссоры старых приятелей. Это была нужная полемика на десять минут, как вялая драка из злых слов.

Наконец Василий смог расслабить лицо. Мелкие черные глаза перестали бегать из стороны в сторону. Он смог выдохнуть напряжение.

– Ну, а все-таки. Когда оглашение завещания? Будут обязательные доли и, конечно, личные распоряжения. Ведь он не женился на этой…

– Осталось два дня. Дождись, – с унынием ответил я, отстраняясь от всякого участия в разговоре про наследство.

– И прекрати относиться к такого рода вещам так несерьезно.

– Ну, а что мне надо сделать?! Паспорт я уже погладил и положил в карман пиджака! Насколько я знаю, этого достаточно для того, чтобы войти в состав тех, кто будет при оглашении.

– Ну да. Все претенденты будут?

– Creo que s?[10 - наверное (с испанского)].

– А кто? Не знаешь?

– Жена, дочь. Его любовница и я.

– Брюхатая шлюха? – он переспросил с улыбкой на губах. – Это ты о ней?

– О ней. Что имеем, то и есть, – я развел руки в стороны.

– Твоя мать-то еще дееспособная? Кажется, были проблемы с этим.

– Вполне. Она много пьет. Впрочем, как мы все. Но голова у нее работает. Мы виделись на днях. Долго гуляли по окрестностям и разговаривали. Я и не думал, что диалог с Нинель может быть столь интересным и, что немаловажно, информативным.

– Нинель?! Что это еще?

– Я знаю, что ее зовут Нина. Забавно, наверное, тебе слышать об имени Нинель. Это ее желание. Что-то вроде имени внутри семьи.

– Раньше ты не называл ее так. А почему, собственно, не мама?

– Ну, как-то так, – я развел руки в стороны. – Ее желание. Помню как сейчас ее слова. “Не рожала тебя – не твоя мать”.

– А говоришь, что она дееспособная. И видок у нее еще тот!

– Ты еще не видел ее покои. В них даже прислуга не бывает. Не удивлюсь в скором времени, что у нас заведутся тараканы.

– Не говори мне о таком!

– Ты спросил об ее дееспособности. Я ответил. Надеюсь, ты эту информацию не станешь продавать газетчикам? А то в последнее время дрязги нашей семьи – это хит продаж.

– Обойдусь без подобного заработка, – он улыбнулся. – Значит, можно и даже нужно приложить руку и лишить ее части наследства. Да и дочь ее будет только рада. Я так понимаю, она спит и видит, чтобы отхватить большой кусок.

– Не стоит! Пусть все идет своим чередом.