Андрей Павлов "Акт направленной справедливости"

– А ты представляешь, сынок, что было бы, если бы Аляска была в составе России и их ракеты стояли на островах Архипелага Александра, в заказниках Раннгел-Сейнт Элиас Нэшнел Парк, Юкон-Чарли Риверс и Арктик Нэшнел! Так же близко от нас, как при этом несмышлёныше Кеннеди на Кубе? Спасибо императору Александру II – как они его называли, «Освободителю»… За то, что и нас, через столько лет, «освободил» от страха перед русскими…

Пьер До вздрогнул от неожиданности, тем более что Видон говорил очень громко и чётко.

Приподнявшись на локте с дивана, премьер-министр Канады убедился, что всё это президент произнёс во сне, и прилёг обратно. Но услышанное не давало ему уснуть. Несмотря на выпитый виски, его била мелкая дрожь только от одной мысли, что на северной границе его страны могли стоять русские ракеты…

Часть 1. Обезглавленная

«Да что же это такое?! Ни с того ни с сего этакий мороз со снегом! И это – первое марта!».

Бывший титулярный советник и следователь Санкт-Петербургского окружного суда Игнат Тимофеевич Пятровский, едва вдохнув морозный уличный воздух через открытую дверь парадной, тут же её захлопнул и вернулся к себе в квартиру, чтобы одеться потеплее.

В этом году он планировал отметить своё шестидесятилетие, но внешне выглядел гораздо старше: лицо и шея были испещрены морщинами и стариковскими пигментными пятнами, скрюченные пальцы рук говорили то ли о подагре, то ли об артрите. Кроме того, последствия долгой сидячей работы вылились в сильную сутулость, так что казалось, будто Пятровский горбун. А пенсне с толстыми линзами выдавало в нём бывалого канцеляриста, и ведь на самом деле службу Игнат Тимофеевич закончил титулярным советником в адресном столе Коломенской части Санкт-Петербургского Департамента государственной полиции три года назад, вблизи которого и проживал по сей день.

Квартиру он снимал в доме на Мясной, 24. Она была небольшой – порядка шести квадратных саженей – и состояла из зала-спальни и кухни-топочной. В зале, помимо кровати, стояли шкафы для одежды и книг, а также маленький стол с одним стулом и большой сундук, где Игнат Тимофеевич хранил свои документы, единственную награду – орден Святого Станислава III степени – и подарок одной удивительной женщины. На кухне стояли печь-голландка, согревавшая квартиру в холодное время года, небольшая дровница, наполовину заполненная берёзовыми дровами, и шкаф с посудой. Для того чтобы можно было хотя бы немного подогревать еду, которую готовила местная кухарка, Игнат Тимофеевич соорудил из принесённого с улицы большого камня подставку, на которую ставил чайник или миску с едой, и вплотную её подвигал к печке.

Временный хозяин квартиры открыл дверь, повесил фуражку и пальто, оставшееся ему от прежней службы, на вешалку, немного подумав, не стал снимать сапоги и, вытерев подошвы о коврик, прошёл в зал. Там он снял тужурку и, открыв шкаф с одеждой, достал видавший виды шерстяной жилет, купленный им ровно год назад на Александровском рынке.

– Нахватаете вы гнид и блох, ваше благородие, с энтого рынка! – вздыхая, говорила ему Марфа – местная прачка, женщина средних лет и такого же телосложения.

И действительно, на этом рынке продавалось много старого поношенного тряпья и одежды, что нередко служило очагом и распространителем всяческих зараз. Заболеваемость 3-го участка Спасской части, где и находился Александровский рынок, превосходила по своим показателям все другие участки столицы. Зачастую петербургский доктор обнаруживал у пациента какую-то болезнь и после прояснения обстоятельств устанавливал, что человек недавно приобрёл старую вещь или же платье на Александровском, которая и явилась переносчиком выявленной заразы.

– Сплюнь, дура! – беззлобно отвечал ей Игнат Тимофеевич. – Вскипяти хорошенько и в керосине отмочи.

– Да знаю я, – отвечала прачка, пряча в карман фартука двухкопеечную монету, данную Пятровским за внеплановую работу.

Надев жилет, Игнат Тимофеевич облачился во всё ранее снятое и вновь вышел на улицу. Снег продолжал валить, как никогда не сыпал в минувшую зиму.

Ему предстоял неблизкий путь: вначале – на упоминавшийся Александровский рынок, чтобы купить новые галоши в преддверии слякотной весны (прежние, уже достаточно изношенные, ему погрызла местная дворняжка минувшей осенью, когда он их оставил перед дверью квартиры просушиться), а далее – на Ямской рынок, за провизией.

– Картошки, лука, моркови и капусты понемногу купите, ваше благородие, – как всегда с деловым видом «инструктировала» Пятровского кухарка Клавдия Матвеевна, женщина лет тридцати, мать двоих сорванцов. – Крупы какой-нибудь да муки по три фунта, более не надобно – мыши сожрут. Дармоеду вашему корюшки купите – сварю. Ну а мяса – насколько будет не жалко.

Было не жалко, и даже очень хотелось, но Игнат Тимофеевич был стеснён в средствах… А «дармоедом» кухарка называла кота, который жил у бывшего титулярного советника.

До увольнения его со службы оклад титулярного советника составлял 105 рублей в месяц. Выслуга у него была 30 лет, за что назначалась выплата в размере 2/3 полной пенсии (а полная пенсия – это половина оклада). В итоге земская уездная эмеритальная касса Санкт-Петербурга ежемесячно выдавала ему пенсию по 6-му разряду в размере 70 рублей 35 копеек. Из этой суммы треть уходила на оплату аренды квартиры (с учётом дров и керосина для лампы), по полтора рубля он платил кухарке и прачке, ещё 1 рубль ежемесячно жертвовал в Фонд ветеранов Министерства юстиции (что это и куда шли деньги от пожертвований, он не знал, но исправно переводил на определённый счёт). Итого на жизнь оставалось около сорока пяти рублей. Часть из этой суммы уходила на книги, газеты, писчую бумагу, перья и чернила, часть – на лекарства (так подорожавшие в последние годы), часть – на одежду и обувь, а также на необходимость в их обслуживании. Основное шло на пропитание.

Семьёй Игнат Тимофеевич не обзавёлся. По молодости в родной Твери ухаживал за одной барышней, да вот не судьба – померла она от чахотки. С горя Пятровский оставил отчий дом и уехал в Киев, где поступил в Императорский университет Святого Владимира, получив там юридическое образование. Особыми знаниями он не блистал, но прилежностью и послушанием смог добыть себе направление в столицу.

В Санкт-Петербурге служил участковым судебным следователем довольно исправно, звёзд с неба не хватал, но у начальства был на хорошем счету, за что в начале 1881 года уже стал статским советником, «вашим высокородием», став обладателем права на личное дворянство, полученное за личные заслуги, но не передающееся по наследству.

В глубине души он лелеял мечту вырасти по чиновничьей лестнице выше, чтобы дворянство стало наследным, а вслед за этим – выйти на заслуженный отдых, найти какую-либо столичную вдовушку его лет и заканчивать жизнь в спокойствии и умиротворении где-нибудь на даче в районе Осинорощинского редута, на север от столицы. И такой шанс ему предоставился вследствие печальных событий 1 марта 1881 года, а именно – покушения и убийства императора Александра II…

* * *

– Слушай внимательно, Пятровский. Завтра без четверти одиннадцать утра ты должен прибыть в приёмную товарища министра юстиции господина Фриша на Литейный, четыре. Понятно?

Прокурор Петербургской судебной палаты Вячеслав Константинович фон Плеве усталым взглядом посмотрел на подчинённого. После убийства государя всё руководство и личный состав министерств внутренних дел и юстиции практически не смыкали глаз. Аресты участников покушения, их помощников и сочувствующих проходили ежедневно. Кого-то тут же бросали в застенки, кого-то освобождали, но через пару дней опять ловили. И допросы, очные ставки, следственные эксперименты, допросы, очные ставки, следственные эксперименты… Это всё повторялось изо дня в день. Нужно было усиление следственных и судебных органов, искавших злодеев и принимавших решения по судьбам арестованных. Одним из таких должен был стать статский советник Игнат Тимофеевич Пятровский.

– Так точно, ваше превосходительство! – по-военному ответил пятидесятилетний подчинённый.

– Тогда ступай.

Утром следующего дня Пятровский облачился в чёрную форменную одежду с бирюзовыми кантами на фуражке, мундире и погонах и к назначенному сроку прибыл в приёмную к Фришу. Секретарь внимательно осмотрел гостя с ног до головы, смахнул с его плеча откуда-то взявшееся птичье пёрышко, чем смутил посетителя.

– Проходите, ваше высокородие! – И подбадривающе подмигнул статскому советнику.

Игнат Тимофеевич постучался, но ответа не последовало.

– Смелее, господин статский советник, – сказал секретарь.

Пятровский повернул ручку и потянул дверь к себе. За ней оказалась ещё одна, открывающаяся внутрь. Тут он уже не стал стучать, а просто зашёл в кабинет.

– Ваше высокопревосходительство! Статский советник Пятровский к назначенному часу прибыл! – выпалил Игнат Тимофеевич, преданно глядя в глаза товарищу министра.

– Проходи, Пятровский. Читай.

С этими словами Эдуард Васильевич Фриш протянул Пятровскому листок бумаги с водяными знаками и геральдическим знаком министерства юстиции. Статский советник с волнением и лёгкой дрожью в руках принял его, достал из внутреннего кармана тужурки очки и, надев их, прочитал:

«ВСЕПРЕСВ?ТЛ?ЙШІЙ, ДЕРЖАВНІЙШІЙ,

ВЕЛИКІЙ ГОСУДАРЬ ИМПЕРАТОРЪ

АЛЕКСАНДРЪ АЛЕКСАНДРОВИЧЪ,

САМОДЕРЖЕЦЪ ВСЕРОССІЙСКІЙ, ГОСУДАРЬ ВСЕМИЛОСТИВ?ЙШІЙ!

Прошу разр?шенiя Вашего Императорскаго Величества временно возложить обязанности сл?дователя по особо важнымъ д?ламъ Санктъ-Петербургскаго окружного суда на статскаго сов?тника Игната Тимо?еевича Пятровского, въ связи съ необходимостью убыстренiя проведенiя сл?дственныхъ д?лъ. Характеристика на онаго и послужной списокъ прилагаются.

Товарищъ министра юстицiи Фришъ.

15 марта 1881 года.»

А ниже резолюция Александра III:

«На два м?сяца. Будетъ достоинъ – представляй къ постоянному.

А.».

Сердце статского советника забилось вдвое быстрее обычного, на руках, лбу и шее выступил пот, дыхание участилось, очки стали запотевать. Он оторвал взгляд от листка, протянул его обратно Фришу и непроизвольно попятился назад.

– Ты мне ещё тут в обморок упади! – весело сказал, глядя на него, товарищ министра, тем самым вернув Пятровского в чувства. – А письмо можешь забрать себе, на память. Все необходимые распоряжения уже сделаны. Сегодня завершишь все дела у Плеве и завтра – сюда. Секретарь покажет тебе, где будешь трудиться. Свободен.

И Фриш углубился в изучение дела очередного бунтаря, которого должны были повесить. Игнат Тимофеевич пулей выскочил из кабинета, мельком взглянул на улыбающегося секретаря и через мгновение оказался на улице. Его мечта была рядом с ним!..

* * *

…Вспоминая всё это, Пятровский дошёл до угла Мясной и Екатерингофского проспекта, повернул налево и двинулся вдоль Екатерининского канала в сторону Александровского рынка, который располагался на обширном участке между Садовой улицей, Малковым переулком, Фонтанкой и Вознесенским проспектом. Идти было минут двадцать пять – тридцать, но непрекращающийся снег вперемежку с ветром от канала и морозом значительно затруднял движение. Конечно, можно было бы взять извозчика, но это – дополнительные траты. Игнат Тимофеевич решил воспользоваться им на обратном пути, когда закупится всем необходимым.

При подходе к Большой Подьяческой улице он сквозь завывание ветра услышал крик мальчишки-газетчика:

– Свежий бюллетень погоды на 1 марта 1891 года от Главной Геофизической Обсерватории Санкт-Петербурга! Небывалые морозы в первый день весны после тёплой зимы! Всего 1 копейка!

Подозвав мальчика и купив бюллетень, Пятровский прочитал, что минимальная температура сегодня ожидается «–15» градусов, максимальная – «–8», а средняя – «–11». Толщина снежного покрова не должна была превысить десяти сантиметров.

Дальше он читать не стал, а, свернув бюллетень в трубку, аккуратно его засунул во внутренний карман пальто.

На рынке он долго приценивался, примерял галоши, внимательно рассматривал каждую из них на предмет порывов и других повреждений, и в конце концов купил себе пусть и не новые, но вполне подходящие по цене и качеству «мокроступы» завода «Треугольник». После этого Игнат Тимофеевич направился за продуктами на Ямской рынок.

До Николаевской улицы, где, собственно, и находился этот рынок, идти нужно было около часа. Время приближалось к полудню, ветер и снег немного утихли, и прогулка стала приобретать приятные черты. Пятровский выходил из дома нечасто, особенно в зимнее время, поэтому пройтись по Санкт-Петербургу, пусть в холодный, но всё же весенний день, радовало бывшего титулярного советника. По Садовой он дошёл до перекрёстка и повернул направо, на улицу Горсткина. Эта улица у Игната Тимофеевича ассоциировалась с его первым расследованием в новой должности…

* * *

– А вот и тебе первое задание, Пятровский. Ты должен будешь наведаться во Французскую компанию недвижимости и рынков на Новую… то есть на улицу Горсткина и вытрясти из её служащих всю информацию по тем лицам, которые интересовались арендой подвальных помещений по маршруту следования усопшего Государя Александра II в день покушения на него, 1 марта сего года. Запас по времени возьми с января… нет – с декабря прошлого года. Я не исключаю, что террористы готовили не одно место для подрыва на пути следования покойного.

Директор Департамента полиции барон Иван Осипович Велио лично проводил инструктаж со всеми следователями по особо важным делам Санкт-Петербургского окружного суда. Так как Пятровский был временным в этой должности, то и задание ему было попроще, и инструктировался он последним. В заключение Велио сказал:

– И прошу вас, господа, помнить повеление Государя Императора Александра III: «Положить конец преступной деятельности злоумышленников и оградить столицу от позора быть местом и свидетельницей совершаемых в ней преступлений и даровать жителям оной полное спокойствие». За работу!

Игнат Тимофеевич зашёл к себе в кабинет, взял папку с бумагами, где подробнейшим образом было расписано, по какому маршруту обычно двигался усопший император, каждый раз направляясь в манеж на развод. Маршрут был несложный: Невский проспект, с него поворот на Малую Садовую, далее – по Большой Итальянской и Манеж. Никто и знать не мог, что в тот роковой день Александр II изменит путь, поэтому искать арендаторов предстояло именно на этих улицах.

К этому времени уже было известно, что 2 декабря 1880 года народовольцы А.В. Якимова и Ю.Н. Богдановичпод именем супругов Кобозевых через Французскую компанию недвижимости и рынков заключили контракт с управляющим домом Менгдена. «Купец» Кобозев за год вперед заплатил 1200 рублей (серьёзная сумма! Откуда она была у заговорщиков?! Или им помогали?) и арендовал полуподвальное помещение окнами на Малую Садовую, дом 13, чтобы открыть там сырную лавку. Из подвала этой лавки и был сделан подкоп на улицу, чтобы заложить там мину, которую делал другой революционер – Н.И. Кибальчич[1 - 1 марта 1881 года. Казнь императора Александра II. Л.: Лениздат, 1991.]. Ещё раз всё это проанализировав, Пятровский направился во Французскую компанию.

Как и ожидалось, «Французской» она являлась лишь формально. Может быть, где-то там в верхах и были в руководстве компании французы, но тут, на местах, Игната Тимофеевича встретила вполне русская барышня, представившаяся дежурным администратором.

– Следователь по особо важным делам Санкт-Петербургского окружного суда статский советник Пятровский, – представился, показал документы, но не стал уточнять своё временное положение в этой должности Игнат Тимофеевич. И не зря. Глаза барышни, и без того довольно большие, ещё сильнее расширились, а на лице появилась глупая улыбка.

– Чем могу помочь, ваше высокородие? – Барышня даже не вышла, а как бы выпорхнула из-за стола и отвесила нарочито глубокий реверанс.

Ещё бы месяц назад такое поведение незнакомки смутило бы Игната Тимофеевича, но сейчас, обладая относительной властью, он взял себя в руки и строго ответил:

– Вопрос государственной важности. Мне нужно ознакомиться со всеми учётными книгами аренды…

И тут его осенило! Обладая такими суммами (1200 рублей за подвал на Малой Садовой), террористы могли не только снимать нужные им помещения, но и купить их! Поэтому через секунду он продолжил:

– И покупки квартир, комнат и помещений, и все сделки по этим направлениям в период с 1 декабря прошлого года по 1 марта этого по следующим улицам, – и он перечислил улицы, по которым перемещался Александр II.

– Прошу подождать, господин Пятровский. Я сию же минуту доложу управляющему.

С этими словами барышня проскользнула в дверь, находящуюся за её спиной. Ждать пришлось весьма долго – прошло минимум двадцать минут, когда из неё вышел достаточно тучный и к тому же лысый мужчина, по виду ровесник Игната Тимофеевича, с объёмистой папкой под мышкой. Он метнул на гостя недобрый взгляд и представился:

– Исполняющий обязанности управляющего компанией Фрол Акимович Студнев. Мне ясен ваш интерес, и я готов оказать вам всемерную помощь.

Из-за его плеча испуганно-настороженно и с непомерным любопытством выглядывала та самая барышня.

Увидев вопросительный взгляд посетителя, Фрол Акимович добавил:

– Вы, Капитолина Никифоровна, приготовьте нам чай и принесите в переговорную, а сами занимайтесь своими обязанностями.

Барышня была явно раздосадована, но ей ничего не оставалось делать, как подчиниться начальнику.

В переговорной, комнате три на три метра, в центре стоял квадратный стол, вокруг которого с каждой из четырёх сторон размещались стулья. Хозяин и гость сели друг напротив друга, дождались, когда Капитолина Никифоровна принесёт чай, и продолжили беседу.

– Что мне нужно, вы уже, похоже, знаете, Фрол Акимович. Судя по объёмистой папке, у вас там как раз то, что мне нужно. Теперь вопрос: где я смогу ознакомиться с её содержимым?

– Как будет угодно, ваше высокородие!

– Игнат Тимофеевич…

– Как вам будет угодно, Игнат Тимофеевич! – с благодарностью в голосе ответил Студнев. – Но сразу хочу вас предупредить, что за указанный вами период по тем улицам, которые вас интересуют, было очень мало желающих. Вот.

С этими словами он достал из папки две книги учёта: на аренду (сдачу в аренду) и покупку (продажу) квартир, комнат и помещений.

Пятровский понимал, что тут с этими документами ему будет работать неудобно, поэтому сказал:

– Я должен буду временно изъять эти книги… На три дня. Если есть необходимость – могу дать расписку.

– Что вы, что вы! – замахал руками Студнев. – Берите Бога ради! Мы, если что, в рабочей тетради сделаем записи, а потом перенесём сюда. Не стоит волноваться!

Следователь удовлетворённо кивнул головой и отпил глоток чая из фарфоровой чашки.

– Поразительно вкусный напиток! – откровенно воскликнул Пятровский.

Студнев скромно опустил голову и произнёс:

– Чай из Буа де Булонь. Это единственное, что есть у нас в компании французское. По крайней мере – здесь, в столице…

Допив чай и обронив ещё несколько ничего не значащих фраз, Игнат Тимофеевич, взяв книги учёта, убыл к себе.

* * *

Чем ближе подходил Пятровский к Фонтанке, тем сильнее становился ветер.

«Поразительное свойство столичных водоёмов», – размышлял бывший титулярный советник. «С какой бы стороны к ним ни подошёл, куда бы ни повернул – всё одно: ветер дует тебе в лицо! Так было всегда, насколько я помню. И вполне возможно, так было и до меня. Глядя на всё это, можно предположить, что так будет и после. Похоже, что это сама природа отговаривала тут строить столицу!»

«А ещё если и осадки – жуть! Дождь или снег… Нет. Последний хуже. Заносит лицо и дорогу, и не видишь, куда идёшь или катишь на санях… С дождём проще – смахнул капли, и всё. Ещё есть некоторое время разглядеть, куда идёшь… Да и вообще! Дождь в Санкт-Петербурге – это вам не в Москве или под Рязанью! И уж тем более не в Екатеринодаре или Ростове-на-Дону! Уж там ежели польёт, так польёт! И ничто не спасает, тем более с ураганным ветром! Но и, по правде сказать, заканчивается быстро. А у нас же как зарядит на сутки или более – и сечёт мелкими каплями, и сечёт… И небо ещё… Такое близкое, хоть рукой можно дотронуться до свинцовых туч… Вот бы их достать да к себе! Да выжать со всей силы, как тряпку половую, возле входа в квартиру! Чтобы вся грязь – да в помойную яму! И чтобы стало светло и ясно!.. Ан нет…»

Мысли Игната Тимофеевича прервала откуда ни возьмись дворовая собака, набросившаяся на него как раз на углу набережной реки Фонтанки у Чернышёвой площади. Вроде бы и не сильно кидалась, но лаяла очень громко, как бы стараясь привлечь к особе бывшего титулярного советника побольше своих сородичей. Но то ли не было их рядом, то ли не увидели в Пятровском они лакомого кусочка… Так или иначе, этот серо-коричневый пустобрёх так и остался в одиночестве и через некоторое время отстал и замолчал.

«Ну вот уже и Большие Пеньки, – подумал Игнат Тимофеевич. – Ещё немного, и Ямской рынок».

Идти было трудно. Дворники не успевали убирать снег, поэтому и без того старые и уставшие ноги бывшего титулярного советника то и дело проваливались в намётах и сугробах. Но выхода не было – нужно было идти. До Николаевской улицы, где размещался рынок, оставалось не более полукилометра.