Александр Богданович Литвин "Выше Бога не буду"

Автобиография, в которой Александр Литвин рассказывает о важности интуиции в жизни каждого человека, анализирует прошлое и настоящее, исследует исторические события и судьбы людей.Эта книга перевернет ваше представление об интуиции. Не ждите раскрытия тайн, не ждите мистики. Все намного проще. И сложнее одновременно. Наблюдая за, казалось бы, незначительными событиями своей жизни, систематизируя эмоции и ощущения, запоминая и интерпретируя сны, Александр Литвин на собственном примере рассказывает читателю, как заставить этот инструмент включиться в работу, раскрыть свой потенциал и обрести еще одну дополнительную степень свободы в этом непростом балансе материального, очевидного, видимого мира и мира эмоций, мира чувств и догадок, мира тонкого, ускользающего, непонятного, но тем не менее существующего и крайне необходимого для счастливой жизни.

date_range Год издания :

foundation Издательство :Автор

person Автор :

workspaces ISBN :

child_care Возрастное ограничение : 12

update Дата обновления : 17.05.2023

Она не настаивала. Я остался дома. Включил телевизор и увидел фильм про войну. Нет, надо идти. А то как-то неправильно будет. И я побежал к своей школе, где был общий сбор и мы, построившись классами в колонну, отправились на митинг. Он проходил недалеко от дома, возле старого городского кладбища – там была огромная братская могила солдат, умерших в городском военном госпитале во время войны. Были речи, были марши, но настроение мое почему-то не менялось.

После митинга мы дружной ватагой пошли домой. Мы шли через какую-то строительную площадку и, как все дети, решили немного развлечься, преодолевая многочисленные препятствия. Я шел по бетонному ригелю на высоте 6-7 метров, было страшно, но весело. Я не боялся высоты и уверенно шагал, тем более что ригель был достаточно широким, сантиметров в тридцать шириной. В какой-то момент время для меня остановилось: я увидел летящий в меня камень, он летел медленно-медленно, как в замедленном кино. Я располагал огромным, как мне казалось, неограниченным количеством времени, я осмотрелся вокруг, увидел торчащие подо мной куски арматуры, просчитал траекторию полета и понял, что камень летит мне точно в голову. Я не стал отклоняться, только слегка повернул голову так, чтобы камень не прилетел под прямым углом и не сбил меня с ног. И в этот момент скорость этого мира стала обычной, камень острым краем рассек мне кожу на голове, и к моменту преодоления препятствия моя белоснежная рубашка с одной стороны сравнялась по цвету с моим красным галстуком. Больно не было, было удивительно от того, что я видел. Остановившееся время.

Кровь хлестала ручьем, я зажал рану рукой и побежал в сторону дома. Правда, домой я так не зашел: я подумал, что мой внешний вид может сильно напугать маму, поэтому забежал к соседям. Дома у соседей оказалась их дочка, года на три старше меня. Вот про то, что ей может стать плохо, я как-то не подумал. Она открыла дверь, увидев мою алую расцветку, схватилась за косяк и тихо присела. Мой спокойной голос привел ее в чувство. "Не бойся, мне не больно. Это всего лишь глубокая царапина. Сотрясения у меня нет точно." К тому моменту я уже знал, что такое сотрясение мозга – имел опыт полета с турника, на котором накручивал солнышко. В тот раз я отвалялся пять дней без движения, потому что мне врачи запретили двигаться, а на шестой сел на велосипед и помчался, как будто ничего и не было. В тот раз время не останавливалось, я просто сорвался с турника и только что успел выставить руки вперед. В этот раз все было намного лучше. Ни тошноты, ни рвоты, только воспоминание о глобальной, какой-то мировой тишине и отсутствии времени у всех, кроме меня. Соседка собралась, быстро нашла бинт и достаточно неумело стала меня бинтовать. И надо же так случиться, что именно в этот момент в дом вошла моя мама! Причину не помню, но зашла она крайне несвоевременно. Она и сама до сих пор не знает, что ее привело. Я думаю, ее привело то, что на моей голове появился очередной шрам. Она всегда меня хорошо чувствовала. И зашла. Ни раньше, ни позже.

Увидев эту картина, она побледнела, охнула и схватилась за сердце. Я, как мог ее успокоил, но она сказала, что надо вызывать "скорую" – попросила соседку сбегать в магазин, где был единственный на всю округу телефон, а мы пошли домой. Она сняла с меня пропитанную и уже негнущуюся от запекшейся крови рубаху, теплой водой вымыла мне голову, стараясь не попасть на рану, и наложила новую повязку. К этому моменту приехала скорая помощь, меня отвезли в травмопункт, где дежурил друг отца, военный врач. Он зашил мне рану, красиво наложил повязку, поздравил с наступающим праздником и дал команду водителю "скорой" отвезти нас с мамой домой. В этот самый момент в здание травмопункта вбежал папа. Кто-то участливо сообщил ему, что мне в двух местах пробили голову, и соответственно этой информации он и выглядел. Его друг сказал, что ничего страшного нет, через неделю снимет швы. По дороге я выслушал длинную лекцию по поводу моего поведения и бестолковости, и на неделю стал школьным Щорсом: песня об обвязанной голове, окровавленном рукаве, кровавых следах на сырой земле просто преследовала меня. Я не обращал на этот юмор никакого внимания – меня все время накрывало воспоминание о замедленном времени. Это было впервые. Это было крайне необычное и невероятно захватывающее ощущение. Я пытался попасть в это состояние еще раз, но без реальной опасности у меня ничего не получалось, а провоцировать опасность особого желания не было. Но когда время замедлилось в следующий раз, я уже знал, что делать.

Конечно, иногда я огорчал родителей плохими оценками или какими-нибудь хулиганскими выходками, и такое было, все-таки улица есть улица, и мне тоже хотелось как-то выделиться в толпе сверстников. Порой я оступался, следуя по пути Дарвина. Но в какой-то момент понял, что путь этот – тупиковый: выживает не сильный физически, а сильный интуитивно. В моем доме было два примера. Пример папы – несгибаемая воля и совершенная невозможность поступиться принципами. Принципы его были простыми, и не он их придумал. Он получил их от своих предков, и заключены они в 10 заповедях, о которых знают все, но не все исполняют. Он был и остаётся очень авторитетным человеком. Сила его не физическая, а духовная. Однажды он в два счета утихомирил огромного пьяного верзилу, сельского кузнеца. Тот был в два раз больше моего папы, и я с ужасом думал, что этот амбал разнесет все и вся. Но папа оказался круче. Для меня этот случай был большим подспорьем в разных жизненных ситуациях. И самое главное – я понял: если ты прав и справедлив, ты победитель.

Мама всегда мягкая, как вода. Но физика воды в том, что она несжимаема. Так и моя мама – несжимаема! Она крайне редко включала свои волевые характеристики, но если уж была необходимость, то становилась кристаллом, тверже алмаза. Она всегда надеялась исключительно на свои ощущения. Когда была беременна мной, врачи в один голос ей говорили: эта беременность вас разрушит, вы умрете. У мамы с войны была сильнейшая аритмия и порок сердца после перенесенной в 11 лет тяжелейшей ангины. Она шла на реку за водой и провалилась в полынью. Был декабрь – и мороз под тридцать. Ангина была ужасная, лекарств не было, и как результат – сердце дало сбой. Врачи тоже люди и имеют право на ошибку, но моя мама не ошибалась. Она сказала: ну умру, так умру. Пришло время моего появления на свет. Я родился очень крупным – 4.650, доктор Куклин шлепнул меня по толстой белой попе, а мама сказала:

– Ну вот я и не умерла.

Я появился – и маме стало лучше. Она и сейчас говорит:

– Когда ты приезжаешь, я совершенно не болею.

Мне явно не хватало школьных знаний, и я решил не продолжать учебу в школе и после 8-го класса подал документы в медицинское училище. У меня тогда уже был кое-какой авторитет, поэтому вслед за мной еще восемь мальчиков и одна девочка – та, что в первом классе сдала меня учительнице за чтение книги на уроке, подали документы на фельдшерское отделение. Было несколько причин, определивших мой выбор. Во-первых, медицина всегда была мне интересна как стык огромного количества наук. Во-вторых. медучилище было самым близким к дому учебным заведением. И, в-третьих, там много девчонок! Именно так, чего уж тут скрывать.

1 сентября 1975 года меня выгнали с лекции по анатомии за отвратительное поведение. Девчонок было действительно много, и я много хохмил. Преподаватель анатомии попросила меня выйти из аудитории и повеселиться на свежем воздухе. Настроение было прекрасное, и мысль о том, что все начинается как-то не так, особо меня не занимала. Я пришел домой, и мама спросила, почему утром я пошел из дома в противоположную сторону, ведь школа находится совсем не там. "Мама, я уже не учусь в школе, я учусь в медучилище". Мама удивилась, но мой выбор одобрила. Папа тоже поддержал мое решение. Учеба в медучилище была для меня компенсацией потери времени в школе. Я учился! Там я действительно учился, и все дилетантские знания, почерпнутые в журналах, получили продолжение на весьма серьезном уровне. Мне было страшно интересно изучать процессы, происходящие в человеческом организме. Я зубрил анатомию, латынь, физиологию и мой любимый предмет – психиатрию. Когда-то в детстве мне попалась книга. Она назвалась просто: «Гипноз» Это явление захватило меня целиком и полностью. Именно из этой книги я узнал о Мессинге. Мне очень хотелось понять и применить эти знания – и я учился!

Система обучения в медучилище была замечательной! С 8-00 до 13-00 часов – практика в стационаре. С 15-00 до 20-00 – получение теоретических знаний. Первые полгода только теория, а потом понеслось! Четыре года в таком жестком ритме, и всегда с удовольствием. Мы уставали, мы страшно уставали, но нам нравилось. Не скажу за всех, но я был счастлив! Я первый в своей группе сделал внутримышечную инъекцию больному, я первый внутривенно ввел хлористый калий пациенту, страдающему тяжелейшим расстройством психики – обычный больной испытывает весьма неприятные ощущения от такой инъекции, а что уж тут говорить о необычном больном; я первый сделал надрез, ассистируя хирургу. Я не боялся, я учился и практиковался, потому что понимал: это мое, и мне надо все это знать, и все это пригодится в моей жизни. Мне пригодилось все. Даже сон на лекциях по фармакологии, которую читали на последней паре, и я уже был за день настолько измотан, что бодрствовать просто не было сил. Во сне я запомнил все, и когда уже учился в фармацевтическом институте, фармакология, технология лекарственных форм и токсическая химия были для меня самыми легкими предметами. Я по ним даже проводил консультации перед сдачей зачета или экзамена.

В медучилище не выучить что-то, на мой взгляд, было невозможно. Там я все время был в состоянии экзамена, и именно там я впервые понял некоторые закономерности в развитии заболеваний. У меня было огромное количество статистических данных, и возможность исследовать эту статистику. Помню, однажды на практике в психиатрической больнице доктор, руководитель практики, рассказал, что диагноз шизофрения имеет сезонный характер, и более 80 процентов больных рождены в период с декабря по февраль, и что сезонность выражена также в фазах обострения и ремиссии. Меня все это очень заинтересовало! Мне было интересно наблюдать, что рисуют больные алкогольным делирием: несмотря на разный социальный статус, пол и возраст, их рисунки были удивительно похожи друг на друга – на них были очень страшные черти. Как же все это было интересно! Выпускные государственные экзамены я сдал на одни пятерки. И не пользовался своим методом определения билета, на который знаю ответ. Я просто учил.

Однажды в наш город приехал известный гипнотизер, и мы всей группой пошли на представление. У меня тогда уже были кое-какие знания об эриксоновском гипнозе, но я никогда не видел, как это происходит вживую. Мы пришли в театр. Я сел близко к сцене и просто впитывал все происходящее. Я запомнил энергетику артиста, его эмоции, его жесты и мимику, его голос, глубину четкость и ясность в произношении. На следующий день библиотеке училища я забрал всю литературу по гипнозу, в течение недели тщательно ее изучал и вот решился на эксперимент.

Вечером, усадив на диван двух своих сестер и сестру своего зятя Ольгу, я попросил их внимательно меня выслушать в течение 10 минут, не отвлекаться, не хихикать, а просто слушать. Я достал учебник и слово в слово, вспоминая недавнее представление и маэстро на сцене, прочитал формулу. "Я буду считать до тридцати, и при слове тридцать вы уснете. Один! С каждой единицей счета желание спать усиливается, усиливается, усиливается… Два". Оля уснула при счете двадцать. Она спала и никого, кроме меня, не слышала. Сначала мне показалось, что это розыгрыш, но потом, к своему дикому восторгу и восторгу сестер, в силу веселого характера так и не попавших под влияние моего голоса, я понял, что погрузил ее в гипнотический сон. Я сказал ей: "Проснись!". Она проснулась.

Мы втроем, наперебой, стали рассказывать ей, что она спала и выполняла какие-то команды. Она нам не поверила. Тогда я посмотрел на нее и сказал: "Спать!". Она тут же снова уснула. Я включил магнитофон на запись и попросил Олю спеть песню из мультфильма. Дело в том, что у Оли не было музыкального слуха и голоса. Никто из нас никогда не слышал, как она поет. Она запела, и я записал это на пленку. Затем разбудил ее и сказал, что она сейчас пела песню из мультфильма. И включил запись. Для нее это было потрясением и шоком. Она сильно смутилась, и я понял, что как-то не правильно использовал вдруг оказавшуюся в моих руках власть. Она попросила прекратить эксперимент и немного обиделась. Я, очень довольный результатом, согласился, и мы отправились пить чай.

В следующие три дня мы практически не виделись и не вспоминали об этом эксперименте, но на четвертый день Ольга взяла в руки утюг, собираясь что-то погладить. Я сказал ей: "Оля, осторожно, утюг горячий!". Оля швырнула утюг в сторону с такой силой, что он оставил вмятину на штукатурке. Я понял, что она продолжает оставаться под моим тотальным контролем. Не надо ничего читать, никаких формул – стопроцентный контроль, и как вывести ее из этого состояния, я не знаю. Паники не было. Надо было просто пойти в библиотеку и читать – искать способ. Я нашел его не сразу – примерно пару дней у меня не получалось, но в конце концов мне удалось вернуть ее в норму. Ольга до сих пор меня побаивается. А я стал задумываться о возможностях человеческой психики. Если такая элементарная формула приводит к таким последствиям, то, вероятно, этим пользуются люди с трибуны. И я стал искать ключи – слова. Мне понадобилось много лет, чтобы найти эти ключи. Я их нашел. Ключи для управления отдельными людьми и для управления людьми в целом. После этого эксперимента я стал достаточно глубоко изучать нейрофизиологию, но в те времена материала было мало, отдельные научные публикации не позволяли увидеть всю картину в целом, отсутствие в печати работ иностранных специалистов также не давало мне продвигаться в этой области. И только с наступлением эры интернета я получил необходимый в настоящий момент объем материалов.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/pages/biblio_book/?art=69245020&lfrom=174836202) на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Все книги на сайте предоставены для ознакомления и защищены авторским правом