Павел Агеев "По зову Илиады. Поэма в прозе"

Её восторг неподвластен словам!»

Прошёл обряд венчания:
Теперь они муж и жена,
Они одной нотой зазвучали,
Словно небесной лиры струна.

Гекуба, мудрая царица,
Большой любви им пожелала.
– Я мать царевича Париса,
Теперь и твоя, Елена, я мама!

К поздравлениям присоединились
Гектор с супругой Андромахой:
– Желаем, чтоб сердца в одном ритме бились,
И чтоб крылья парили единым взмахом!

Речь произнесла и Брисеида,
Сестра Гектора и Париса:
– Пусть с высоты будет мир вам виден,
И пёстрый путь укажет птица!

Волнением промолвили уста
Великого царя Приама:
– Жизнь начать с чистого листа
Желаю я от души вам!

Пусть ваш путь освещает солнце,
И звёзды украсят ваши ночи,
Пусть счастье и любовь преклонятся
Перед вами, сын мой и дочь!

Молодожён манящие губы
В сладком поцелуе слились,
И их любви сосуды
Через края лились.

Народ Трои пел и ликовал,
Радости не было предела.
Вином любви был наполнен бокал,
И все от него захмелели.

Под шум и пляски
Елена в объятиях Париса
Дорогой в яркую сказку
Предпочли уединиться.

Он подхватил её на руки,
Она, как снежинка, легка,
Амур выпустил стрелы из лука,
Любовью воссияв на века.

Он опустил её на ложе
В царском апартаменте,
На небеса всё было похоже,
Будто тучки взбивал лёгкий ветер.

Поцелуи казались не в силах
Накал желаний насытить,
Страсть их собой поглотила,
Искушение они жаждут до дна выпить.

На фоне её красоты и грации
Тускнеет животная похоть,
Но тот зверь, что порой вырывается,
Неподвластен разуму и плоти.

В незаметном шаге времени
И ослепительного мига
Отстающий повтор тени
Обнажил скрытые страницы книги.

Заполонили пустоту тишины
Несдерживаемые стоны,
Страстным пламенем сожжены
Те вскрики, что в эхе тонут.

Даже на серых скалах
В те блаженные минуты
Нежные цветы распускались
Вопреки природной смуте.

Зацвели северные льдины,
Из пустоты возрождая блаженство;
Слились в одно единое
Стать и совершенство

И вновь огни пылают
Вспышкой желанного жара,
Влюблённые вкушают
Пряности пожара.

Ночь сворачивает плед
И тушит яркие звёзды;
Лучи солнышка озаряют рассвет
Виноградными гроздьями,

И отблесками тепла
Они играют с зеркалом,
Как по взмаху пера,
На стенах тени меркнут.

Влюблённые в объятиях,
Не ощущая усталости,
Во снах приятных
Продолжают пребывать в сладости.

Не долгий тот сон
Бодрость утра пробудила.
Отбросив занавесь окон,
Бриз влетел, расправив крылья.

Он сливался свежестью морей
С их бурлящими феромонами,
Дню не скрыть тайны ночей,
Где эхо продолжает жить стонами.

Белокурые локоны её волос
Укрывали грудь Париса,
На глазах таял свечей воск,
Их огонёк танцевал с бризом.

В шуме бегущих волн
Лирикой поэты шептали,
Они молвили о том,
Что влюблённые без конца повторяли.

Обнимая песчаный пляж,
Их шёпот с ветрами пел
Про тот красоты мираж,
На какой Амур с восторгом смотрел.

Влюблённые проснулись
И вышли из апартаментов,
В небесах тучи качнулись
Качелями лёгкого ветра.

Праздник ещё ликовал
В неугомонной Трое.
А вдали ветер флот подгонял,
Разрезая гладь моря.

Сотрясая тропы небесные,
Мчали сотни кораблей,
С ними сила и мощь Ахиллеса,
Любовь и месть царей.

Помогают поднять паруса
Ветер, что в скорости лидер,
Маленькой Ифигении сомкнутые глаза
И власть умилоственной Артемиды.

Держат в Трою они скорый путь,
И долгими кажутся сутки,
Агамемнон едва смеет веки сомкнуть
И сну отдаться в руки,

Как вновь там лицезреет
Свою маленькую дочку,
Она ароматом жизни веет,
В букет собирая цветочки.

Она вприпрыжку бежит
И шепчет впопыхах:
«Папочка, я хочу жить!»
И боль слышна в её словах.

А он слёзы проливает
И не может слова подобрать для ответа,
Почему так бывает,
И почему променял её он на ветер.

Он рухнул на колени
И, как ребёнок, рыдал:
«Не выйти мне из той тени,
Какой на себя я сам пал.»

Её маленькие ручки согревает
И целует её щёчки
И без конца повторяет:
«Прости меня, родная дочка!»

Он к себе её прижал,
Почувствовав, как кровоточит её рана,
И, подобно миражам,
Вместо Ифигении стояла лама.

Вновь с испуганным вскриком
Он очнулся ото сна,
В груди с львиным рыком
Проклинал он сам себя.

Вновь тот же ему снился сон,
Но слёзы лились наяву,
Подавлен мыслью был он,
Что с этой болью жить ему.

Ненависть к Трое возросла,
И месть жаждет расправы,
Злостью налились глаза,