Наталья Томасе "Трепетный зов высоты"

Левина резко повернулась, ее лицо сияло, словно озаренное внутренним светом, румянец смущения покрыл ее щечки.

Тавор, идя к выходу, не оборачиваясь, крикнул:

– На радостях не забудь об информации по Терре. Мне нужно знать все от захвата планеты до сегодняшнего дня.

– Так ты куда? – удивленная легкая хрипотца вырвалась из груди Левины. – Давай закачаю сведения напрямую тебе в мозг.

Дойдя до двери, Тавор остановился, обернулся и, загадочно улыбнувшись, подмигнул и громко прошептал:

– Дома посмотрю. Всю информацию, Левина, всю, и об отношениях между особями тоже.

И он залился смехом, напоминающим орлиный клекот.

ххх

«Итак, Терра, – размышлял Тавор, гоня кар к космопорту, – хорошо хоть с Азаваком, он самый толерантный догон в Конгломерате и один из лучших у «Псов». Слетаю на Змееносец, потом свяжусь с ним, обсудим детали. Ему уж точно есть что рассказать про планету, особенно того, чего нет в «Снежинке».

Кар проносился по зеленым улицам небольшого Бетельгейзе, и Тавор мысленно сравнивал его с ненавистной ему столицей, где запрещено было использовать личный транспорт – только скоростной общественный и тот был перенесен под землю, наверху оставались сады, парки, прогулочные дорожки и игровые площадки. Чтобы защитить столицу от внешних явлений, снаружи она была обнесена стеной, а сверху – от зноя – укрыта зонтами – «подсолнухами». Здесь же на Бетельгейзе по старинке стояли «зеленые» крыши в качестве термоакустической защиты, прозрачная пленка на основе органических фотоэлектрических элементов, как теплоколлектор и световые купола для максимального использования естественного освещения.

Тавор решил слетать на Змееносец по нескольким причинам. Во-первых, это было место, где он провел свое детство и юность до момента поступления в академию «Артели», а во-вторых, ему нужен был совет старого друга, знающего о ментальных змеях все.

Он конечно же мог воспользоваться порталом, это было бы быстрее, но Тавор ненавидел эти прыжки. Ненавидел это состояние, когда тело сжимается и кажется, что внутренним органам нет места, и они с силой давят на стенки, словно желая вырваться наружу. Из-за повышенного давления сдавливался спинной и головной мозг, снижалась острота зрения, порой до полной слепоты. Он не переносил этот ужасающий контраст между жаром на лице и холодеющими конечностями.

Совсем другое дело космолет – никакого накопления инертных газов в организме, никакого дискомфорта, а наоборот, милые крюдессы[17 - Член кабинного экипажа], готовые выполнить любое твое желание. Лишь одно раздражало в космолете – пассажиры. Но из двух зол, как говорится, выбирают наименьшее: чем сжатие мозга, лучше уж распухшая голова от мыслей окружающих, тем более, что Тавор знал, как этого избежать, просто уснуть.

Змееносец делил созвездие Змеи на две части. На его территории проживали различные рары[18 - Разумная раса]: из разных частей Змеи, из созвездия Орла, находящегося по соседству и с Геркулеса.

Тавор любил бывать на Змееносце: величественные горы, сменяющие бескрайние степи, делали это место таким притягательным для него. Здесь присутствовало обилие света и тепла. Но самым милым его сердцу был Рас Альхаге, с его высокими вершинами, бурными реками и самыми глубокими ущельями. Вершины каменных уступов почти полностью закрывали небо, а кое-где и вовсе скрывали его. Даже солнечным летним днем тут было темно и зябко.

Взяв беспилотник Тавор быстро добрался до нужной ему пещеры, под названием «Сандрильона». Он долго стоял у входа, морально готовясь сделать шаг. Он физически ощущал, как повышается содержание адреналина в крови, как из печени и селезёнки она оттекает в сосуды тела, пополняя объём циркулирующей в них крови.

Впереди был мрак, подземный мрак. Даже самая черная космическая дыра все-таки носила на себе след света, а здесь была в полном смысле полнейшая темень, ноль света. Тавора всегда преследовало чувство непреодолимой угрозы, исходящей от пещер. Это чувство не комфорта было вызвано страхом удушья и страхом ограничения пространства. Казалось, он знал «Сандрильону» как свои пальцы, каждый поворот, каждый зал, камеру, тупик и все равно, неприятное чувство охватывало его каждый раз перед входом.

Тавор зажег фонарь и вступил в темноту. Внутри было холодно, местами мокро. Поскользнувшись, мужчина про себя выругался и, стараясь держать баланс, продолжил свой путь. Он долго шел по лабиринту ходов, пока вдалеке перед его глазами не блеснула яркая точка. Через узкую прорезь он протиснулся в огромный пещерный зал. От круглого дна, заваленного глыбами, вверх поднимались отвесные стены, на огромной высоте сходящиеся в купол. Каменный свод зала был испещрен множеством тектонических трещин и отвальных отверстий. Через эти жерла в пещеру поступал воздух, вода и немного света.

Тавор негромко свистнул. На стене пещеры показалась огромная тень.

– Зачем пришел? – голос был тихий и мелодичный, немного завораживающий.

– За мудростью.

Из-за огромного камня показалась голова. Черные с проседью волосы, словно посыпанные смесью из соли и перца, были красиво собраны на затылке в виде раковины. На Тавора смотрели небольшие, темные, почти черные глаза с желтоватой радужной оболочкой.

– Все нас ненавидят и боятся, а как появляются проблемы, вспоминают за нашу мудрость.

Вслед за головой из-за камня вылезло удлиненное, если так можно выразиться, стройное тело и хвост. Несмотря на то, что кожа была покрыта небольшими блестящими чешуйками, поблескивающими в отсвете фонаря, она была гладкая. Существо, верхняя часть тела которого была женской, а нижняя – змеиной, подползла к мужчине. Волнистые движения были плавные, немного эротичные, казалось она танцует румбу.

– Ханна, ты знаешь, что это не про меня. Я всегда восторгался твоей уникальностью, выдержкой и терпением, – говоря это, улыбаясь, он, нарушая один из законов Конгломерата, обнял худые плечи старой знакомой.

Тавор не собирался льстить и задабривать змею, он знал, что это совершенно бесполезное занятие, потому что у Ханны вообще не было чувств, и налаживать эмоциональное общение было бы глупым содроганием воздуха.

Пожалуй, Ханна была одной из немногих в Империи, кто находился в половинчатом состоянии тела. Обычно, любой гражданин выглядел как Хомо[19 - Человек] из семейства гоминид, но при определенных обстоятельствах или по желанию, его тело переходило в то состояние, которое было присуще его собратьям по планете, откуда он родом: в образ ползающего, прыгающего, летающего или плавающего существа.

Джен был прав, говоря, что Тавор знает змей, как самого себя. Время, проведенное среди змеевидных на Рас Альхаге в созвездии Змееносца, сформировало его мировоззрение, закалило его характер. Именно у них он научился всегда поступать обдуманно, не делать никаких лишних движений, не наказывать без надобности. Так же как и змеи, Тавор любил одиночество и старался быть безэмоциональным.

– За мудростью говоришь? – немного с сарказмом спросила Ханна. – Я тебе уже однажды сказала, что такое мудрость: умей контролировать свои чувства и поступай, как велит разум. Вот и вся мудрость.

На мужчину смотрели подслеповатые глаза с неподвижными, абсолютно не моргающими веками.

– Я должен лететь на Терру, – скрестив руки на груди громко выпалил Тавор, – пришел посоветоваться, – и он исподлобья посмотрел на змею.

– Метеорская хрычовка! – выругалась она и сморщила нос, – как же ты, Тавор, воняешь страхом.

Ханна всегда говорила то что думает, не заботясь о том, как это воспримет собеседник.

– Поэтому и пришел, – без обиды оправдывался Тавор.

– Ты же боишься не змей на Терре, ведь так?

Мужчина молча кивнул, а потом немного подумав, тихо произнес:

– Из-за смешения крови террян и аспидов сейчас трудно отличить кто есть кто.

– После захвата планеты многие радагийцы перешли на сторону пришельцев. Возможно, из-за страха смерти, возможно, от того, что не надо думать о чистоте своих вибраций. Аспиды клонировали многих жителей. Сейчас новый радагиец, то есть террянин, имеет только оригинальную оболочку, а внутренний мир одурманен. Никто больше не думает о духе. Это больше не «мир причин», это «мир последствий». Забывая о внутреннем, не заботишься уже и о внешнем, о природе. Всё используется только для низменных потребностей и основанных на них страстях. Так что, ты не ошибешься, на Терре практически не осталось никого с высокими вибрациями.

– А маги? Служители в башнях? – удивился Тавор.

– Многие с сомнительной репутацией, многие жадные до денег, корыстолюбивые, карьеристы, лживые и распутные. А что хотеть от одноэтажного мира, где все крутиться вокруг физических потребностей, – усмехнулась Ханна, – впрочем, естественно, есть особи, которые думают о вечном, но их голос очень тих в этом террариуме низменных страстей.

– И как же спасти планету?

Змея засмеялась, вернее, этот смех больше походил на тоненькое, тягучее шипение, чем на веселый хохот. И если бы не выразительные движения мышц лица, губ, глаз, показывающие доброжелательность, можно было бы принять это звук за агрессию.

– Эта не твоя забота, мальчик, – успокоившись, сказала Ханна, но после этого, опять хихикнула. – Очистить планету от паразитов можно только увеличением чистоты своих вибраций. Но терряне должны пройти этот путь сами. Твоя задача прекратить вредительство на башнях, чтобы Конгломерат мог наблюдать за ними, и вмешаться только в случае глобальной катастрофы, грозящей всем галактикам.

Тавор молча закивал головой, показывая, что понимает, о чем говорит Змея. А потом пожав плечами удивленно выпалил:

– Но как так вышло? Аспиды такие же змеи, как и ты, как большинство здесь и на созвездии. Но вы не такие.

– Тебя преследует прошлое, – лишь вздохнув промолвила Ханна и украдкой утерла скатившуюся слезу.

Но зоркий глас Тавора уловил это движение: «Эмоции?! У Змеи?!». Он попытался поймать ее энергетическое поле, но неожиданный звук, идущий из ближайшей залы с потрясающей акустикой, отвлек его от этого. Это было пение. Песня была тягучая, немного печальная. И голос ее исполнявший – проникновенный и мелодичный. Тавор поймал себя на мысли, что не может сконцентрироваться и растворяется в этом чарующем, немного колдовском пении. Не сказав ни слова, он пошел на манящие звуки, Ханна неслышно «протанцевала» за ним.

Посередине залы стояла женская особь человеческого рода и, словно находясь в каком-то трансе, она, закрыв глаза, раскачивалась и одновременно пела. Тавор отметил про себя, что кости этой особи выдержаны в пропорции, близкой к золотому сечению, что делало тело идеальным. У нее были мягкие черты лица: не высокий, но выпуклый лоб, нос уточкой и пухлые, нечетко очерченные губы, причём верхняя губа была больше нижний, что создавало впечатление, что у девушки «перевернутый» рот. Разглядывая певунью, он невольно остановил свой взгляд на точках перегиба[20 - Бюст, талия и бёдра] ее фигуры.

Словно почувствовав чье-то присутствие, девушка открыла глаза и, заметя посторонних, замолчала. Большие, очень выразительные глаза, в которых словно была отражена «нептунианская» мистика, без страха смотрели на потревоживших ее.

Ханна подползла к девушке и, погладив ее шелковистые темные волосы, улыбаясь, представила:

– Стэя[21 - «Звезда» (румын.)], это Тавор. Тавор – Стэя.

Лучезарная улыбка коснулась пухлых губ девушки, и мужчина увидел, как вибрации гармонии и спокойствия устремились вверх, отчего поле вокруг Стэи стало переливаться различными цветами.

– А я тебя знаю.

Она моргнула пушистыми ресницами, и ее кроткий взор немного смутил Тавора, вопросительно посмотревшего на змею.

– Я хотела сказать, я много слышала о тебе, – поправила себя Стэя, – Ханна любит рассказывать о Таворе с созвездия Орла. Полагаю, ты и есть этот Тавор.

Мужчина не мог произнести ни слова, от девушки исходила какая-то завораживающая магия. Он никогда не испытывал ничего подобного. Широко расставив ноги, он рефлекторно втянул живот и напряг мышцы. Ему ужасно захотелось сорвать с руки его браслет, который начал сдавливать запястье, словно тисками, пульсируя и подавая знаки о повышении давления, с рекомендацией взять таблетку номер 1.

Ханна, хитро улыбаясь, предложила всем покинуть пещеру и отправиться в находящуюся по близости тратторию[22 - Небольшое заведение с «домашней кухней»], отметить встречу. По дороге змея, как бы ненароком, сообщила Тавору, что родители Стэи с Терры и зачет-то подмигнула ему. Мужчина был немного удивлен: от девушки исходили высокие частоты, да, это не были высокие вибрации его уровня, но для террянина из «одноэтажного мира» это было потрясающе.

– Значит, ты летишь на Терру, – в голосе Стэи слышалась небольшая зависть, – я бы тоже хотела посмотреть на свою прародитель. Мне, почему-то, кажется, что там живут физически сильные, умные и здоровые люди.

Тавор засмеялся:

– Думаю, ты ошибаешься. Разумные Расы в Галактической Империи наделены высоким интеллектом, гораздо выше чем особи на Терре.

Девушка несогласно покачала головой.

– Высоким интеллектом наделены роботы и компьютеры. Мы же зависим от них, в нашей памяти ничего нет, все на поисковиках: «небе», «облаках», «снежинке». Мы перестали принимать усилия, что-либо запомнить. Мы знаем ровно столько, сколько нам закачали в мозг необходимой информации для нашей службы.

Тавор недоверчиво посмотрел на Ханну, которая, лишь молча, сделала выражение лица «ну-она-же-права».

В этот момент браслет на руке Стэи запищал, она сморщила носик и сильно щелкнула пальцами по появившемуся экранчику.

– Прими таблетку, – проговорила она электронным голосом, копируя робота. А потом хмыкнула и раздраженно добавила, – вы не находите, что мы все больше и больше зависим от лекарств. Наше тело перестает «думать», и мы привязаны к этому дурацкому браслету, полагаемся на пилюли для выполнения нормальных, природных основных функций организма. Так, в будущем, мы вообще станем рабами медицинских технологий. Зачем лечить почку?! Можно заменить на искусственную! А зубы? Болит один? Удаляй все! Мы ввинтим новые! Поменяем все, ты будешь совершенный, здоровый…робот!

Она так восторженно и с сарказмом говорила об этом, что Тавор невольно засмеялся.

– Та говоришь об этом так уверенно, что я начинаю думать, что ты права.

Тавору было интересно со Стэей, он даже забыл о присутствии Ханны, которая молча наблюдала за ними.

– Ладно, согласен, лично меня браслет тоже иногда пытается вывести из равновесия. Но все же, благодаря нашей медицине многие получили возможность жить нормальной жизнью. Вон, видишь Ящера из созвездия Дракона? – он кивнул в сторону стойки, – если бы не наши технологии, парень не смог бы больше летать. Заметила? Крыло искусственное, хоть и практически не отличается от настоящего. А вон – Белая ведьма с Лиры. У нее искусственный мозг. Без браслета она бы ничего не соображала: где она и кто она. У нее распад психических функций, и думаю, она благодарна Конгломерату за этот браслет.

Стэя исподлобья смотрела на Тавора, а потом ее чувственные губы разъехались в отрытой улыбке:

– Тебе хорошо рассуждать об этом с твоими вибрациями, – нетвердым голосом проговорила террянка, – ты всех их непросто видишь, ты чувствуешь, что у них внутри. Сопереживаешь им.

– Это нормальная вселенская любовь. И я не сопереживаю им, я их принимаю такими, какие они есть.

– Значит, ты всех любишь?

Мужчина кивнул.

– И меня? – ее испытывающий взгляд сверлил Тавора, который не выдержал его и перевел глаза на Ханну, поедающую рисовую похлебку.

Она скорее не заметила недоумевающего взора Тавора, так как у нее было плохое зрение и слух, но прекрасное обоняние, почувствовав запах растерянности и смущения, исходивший от мужчины, подсказало ей вмешаться в разговор:

– Стэя, у него высокий уровень вибраций и высокое излучение, если ты имеешь в виду любовь, о которой я тебе рассказывала, то Тавор далек от этого. Любовь к индивидууму, запрещенная в Империи, для него невозможна.

– Ну как можно без познания любви к одному человеку любить всех?! – ошеломленно воскликнула девушка, и Тавор увидел, как вокруг нее заиграла целая гамма различных оттенков, показывающих ее искренность, добросердечность и бесхитростность. – Это не любовь, это терпимость какая-то: все разные, невозможно любить белое и черное одновременно, добро и зло, красоту и уродство, – тихо добавила она и опустила голову, – а если это так, то ты кривишь душой.

Гармоническое состояние сотрудника группы «Артель» было нарушено. И нарушила его эта не красива по меркам Конгломерата девушка, которая оказалась способной чувствовать невидимый, неизвестный ему энергетический мир. Она была настроена на какую-то особую частоту восприятия законов Космической Империи. Тавор поймал себя на мысли, что он уже не обращает внимание на ее нестандартную внешность. Ее природная естественность и легкость в суждениях, сопричастность к каким-то тайным знаниям наделили ее очарованием, которое притягивало словно магнит.

… Он возвращался домой на Бетельгейзе с каким-то странным, неведомым доселе чувством. Он даже не мог себе ответить, откуда это пришло: от ЕЁ завораживающего пения, от взмаха пушистых ресниц, открывающих большие голубые, словно озера, глаза, в которых он тонул; от того, что ее «перевернутый» рот был таким необычным и притягивающим. Просто в один момент его мозг начал вырабатывать какое-то дурманящее вещество. Его влекло к НЕЙ, и это не поддавалось контролю. Это новое чувство было как свежий глоток, дающий невероятное количество сил и бурю эмоций.

«Надо поскорее решить все на Терре и вернуться, узнать, что за сказки рассказывает Ханна, – старался рассуждать здраво Тавор, – скорее всего, Космический Разум приготовил для меня еще одну ступень в развитии, именно поэтому я случайно встретил Стэю. Но случайности, как известно, не случайны.» И он мысленно «отправил» сообщение Азаваку о встрече.

ххх

А догон, слишком долго ожидавший известий от «артельщика», сам решил поехать к Тавору, еще до получения его «сообщения». Между этими двумя квиритами[23 - Квирит – гражданин] были отношения, нехарактерные для жителей Конгломерата: это была не только духовная близость и общность интересов, это были доверительные и бескорыстные отношения. Они могли обратиться друг другу в любой ситуации и получить поддержку, между ними была внутренняя близость. Все это было чуждо, даже запрещено Межгалактическим Законом: ничего личного, никакого выделения индивидуума из общества.

Азавак, знавший Тавора много космических лет, ехал и гадал, почему тот моментально не связался с ним, как только получил задание. Его могло отвлечь только что-то более существенное, чем вечно проблемная Терра. Мозг догона работал словно системный блок в его космолете, перебирая все возможные причины: от смерти Тавора до вторжения из Антимира. В трехмерной графике он представлял себе тот или иной расклад. Азавак был отличным КИНом, но в его мозг не было заложено умение анализировать полученную информацию и мыслить логически. Для этого в пилотной системе существовала «МАМка»[24 - Межгалактическая аналитическая машина], ну или спец-аналитик одного из подразделений «Артели», любитель покопаться в мозгах и системах, тот, кто в совершенстве владел методами анализа и был способен прогнозировать процессы и разрабатывать перспективные программы развития. Таким, каким был Тавор.

Навороченный по последнему слову техники беспилотник догона начал выворачиваться и резко затормозил, явно получив какие-то сообщения от приближающегося навстречу торий-мобила. Азавак выглянул в окно и, заметив вылезающего из кара Тавора, посмешил покинуть такси.

Они приветствовали друг друга, коснувшись кулаком каждый своего плеча, и вошли в дом. Квартира с террасой на крыше находилась на последнем этаже высотки. Это была большая студия с панорамными окнами во всю стену, разбитая на зоны белыми модульными мебель-блоками, которые трансформировались в зависимости от предназначения на кухонный модуль, спальный и гостиный. В закрытом виде эти мебельные блоки были словно расставленные по квартире разного размера обтекаемой формы коробки, ну чертовски функциональные и эргономные. Осветительные приборы не являлись каким-то украшением, они наполняли комнату дополнительным светом и выделяли необходимые зоны. От этого было ощущение простоты, органичности формы и даже какой-то бесконечности.

Азавак развалился в массивном кресле, которое сразу же приняло форму его туловища. Тавор, разлив марочный виск-син[25 - Синтетический алкоголь, не вызывающий похмелья. Он влияет на организм так же, как и традиционные крепкие напитки, но не дает похмельного синдрома.] по бокалам, протягивая его приятелю, уселся радом и мысленно приказал трансформироваться экранной тумбе. На видео панели появилось миловидное лицо Левины, и она с хрипотцой, словно простуженная, начала рассказывать о своих эмоциях от их встречи. Тавор театрально закатил глаза и вспомнил лицо Стэи. Он посмотрел на Левину и невольно начал сравнивать ее со своей новой знакомой. И дело было даже не во внешности, тут Левина выигрывала бесспорно. Он думал о своих эмоциях, чувствах, которые вызывали в нем эти две совершенно разные девушки. Левина была словно … правильно сконструированный робот: она всегда было со всем согласна, а если что-то было не так, то в ее «программе» наступал сбой, и она тут же принимала соответствующую пилюлю. Она не была сама собой, она была тем, кого хотели видеть. Впрочем, она, наверное, ужу и сама не помнила, какая она на самом деле: какой натуральный цвет ее кожи, какой формы рот, длина рук и ног. Из-за множеств операционных метаморфоз по «улучшению» себя и, следуя моде, она даже потеряла способность к естественной трансформации. От былой «львицы» осталась только пышная рыжая грива, отрастающая буквально за ночь на бритой голове девушке. После долгой борьбы с этим Левина смирилась и оставила волосы такими, какими ее наградила Природа.

А Стэя, вся озарённая каким-то внутренним светом, дышала удивительным спокойствием, любопытством и любовью к жизни.

При мысли о террянке у Тавора участился пульс, и браслет тут же отреагировал советом принять таблетку, нормализующую гормональный фон в организме. Но он не хотел останавливать разматывание этого клубка из психоэнергетических нитей, которые вдруг начали связывать его сейчас со Стэей. Тавор прикрыл глаза, но басовитый голос Азавака вернул его к действительности:

– Старик, я тебе завидую, – он восторженно смотрел на экран, не замечая состояния приятеля. – Она такая красотка. Но почему ты? Почему тебя выбрала «Система» в отцы ее ребенка? Это не справедливо, – театрально плакался догон.

Азавак, улыбаясь, посмотрел на задумчивого Тавора, который казалось с трудом понимал, что его спрашивают.

– А ты, вроде, как и не рад? – лицо догона вытянулось в удивлении.

– Что ты знаешь про любовь? – неожиданно спросил Тавор приятеля, сверля его своим пристальным взглядом, – я имею в виду любовь между индивидуумами.

Видео на экране погасло, скорее всего, от мысленного приказа хозяина. Азавак хитро усмехнулся и, качая головой и растягивая слова, произнес:

– Только не говори, что ты был на Змееносце, – и, помолчав, добавил, – ну и как ОНА?

Тавор без объяснений понял о ком речь:

– Как всегда: безэмоциональная отстраненность, – не сказав правду, с апатичными нотками в голосе, чтобы казаться равнодушным, ответил он.

– Да уж, ее ледяному спокойствию можно позавидовать. До сих пор перед глазами ее равнодушный, не моргающий, стеклянный взгляд, когда ты сообщил ей о смерти Тайпана.