Наталья Томасе "Трепетный зов высоты"

– Он был бунтарь и предатель, – зло огрызнулся Тавор, но на его лицо легла печать боли, разочарования и где-то даже сожаления. – А Ханна, хоть и была его матерью, в первую очередь, она законопослушный квирит Галактической Империи.

В комнате повисло молчание, словно создавая пространство для работы мысли. Слова, произнесенные Тавором, были словно слиток серебра, погруженный в чистую воду, они приобретали смысл и вес лишь благодаря молчанию, омывающему их.

Тишину разорвало колоритное хриплое сопрано Левины, снова неожиданно появившейся на экране.

Но мужчины не обращали на нее внимание, каждый думал о своем.

– У нас в «Псах»[26 - Подразделение «Сторожевые псы»] поговаривают, что эти чипы, вживляемые в мозг для управления техникой силой мысли, будут обязательными, – скептические нотки прозвучали в голосе Азавака.

– Им мало браслетов, следящих за каждым нашим действием, за каждой нашей эмоцией. Нужно еще и чтоб мысли были подконтрольны. Я уж как-то по старинке, – усмехнулся Тавор, – силой своих вибраций, не люблю новшества.

«Терра – гигантский полупроводник, поддерживающий постоянный космический энергообмен, – вещал приятный, немного слащавый женский голос. – Станционные башни, построенные в виде пирамид на энергетических меридианах, связаны туннелями и имеют внутри генераторные кристаллы, вырабатывающие тонкие духовные энергии разных качеств, которые распространяются по всей планете».

– Ты не находишь, старик, что ее внешность и голос отвлекают от восприятия серьезной информации, – голос Азавака был взволнованным, хотя сам догон внешне казался спокойным.

Тавор не ответив, лишь пожал плечами.

«В зависимости от комбинации вложенных кристаллов, энергия может действовать по-разному, даже как оружие. Если станция стоит рядом с водой (река, море, океан) мощность ее увеличивается…»

– Ладно, – заключил хозяин и приостановил видео, – все это официальная информация из академического учебника, рассказывай, что ты видел необычного во время дежурства на луче.

– Станции в Кеми[27 - Древнее название Египта] – символы пояса Ориона. Большая из них ориентирована так, что в дни весеннего и осеннего равноденствия солнце точно в полдень показывается на вершине башни. Если вдруг что-то случится с космолетом, и его не будет на луче, только в эти два дня можно связаться с Конгломератом на прямую.

– И что надо сделать? – в голосе Тавора было скорее любопытство, чем озабоченность.

– Надо выставить кристаллы в последовательности, соответствующей данной планете, и откроется портал, – Азавак говорил это так тихо, словно он выдавал какую-то вселенскую тайну.

– Аза, ну что за привычка?! – усмехнулся «артельщик», – нет, чтобы четко и ясно рассказать, как и что, зачем и почему. Все из тебя надо вытягивать по крупицам. Последовательность какая?

Догон смутился:

– А я откуда знаю?! Там радом с пьедесталом с кристаллами должная быть табличка с инструкцией… Наверное.

Мужчины посмотрели друг на друга и рассмеялись.

– Надеюсь, не понадобится. Куда ты денешься с луча?! Ну если только не захочешь меня там оставить, чтобы стать отцом ее ребенка, – сказал с сарказмом Тавор и кивнул в сторону экрана.

– За кого ты меня принимаешь?! – обиделся Азавак, – у меня кишка тонка идти против «Системы». Я не Тайпан, тот мог, а я нет.

Тавор растер лицо руками, словно умываясь, «нарисовал» несколько кругов плечами, сморщившись от боли, и с серьезным выражения лица поинтересовался, как отказать Левине.

Лицо Азавака вытянулось в удивлении и, качая головой, он озабочено проговорил:

– Старик, на это нужна очень весомая причина.

И вдруг он весело рассмеялся:

– Представляю зеленое лицо Левины, от злости и презрения оно станет коричневым, а ее новый вытянутый подбородок снова станет квадратным.

Но Тавору было не до смеха и он, лишь скривив на одну сторону тонкие губы, встал и пошел в кухонный блок за бутылкой виск-сина.

– Еще интересное про Терру, – услышал он голос Азы, – рядом с планетой есть Черная дыра. Она, как и все другие, работает вроде пылесоса, утилизируя «беспорядочные» материи и выпуская во Вселенную переработанную материю и информацию для развития.

Тавор через плечо посмотрел на приятеля:

– И в чем необычность этой?

– Туда же отправляются и души умерших, чтоб снова, переродившись, вернуться на планету.

Брови «артельщика» стремительно взлетели кверху, лицо сначала стало глуповато-изумленным, а потом на него легла печать озадаченности.

– Ты сам это видел?

Азавак лишь молча кивнул.

– Ну, это значит, что Черная дыра у Терры работает как наша «Кладовая энергии»[28 - В «Кладовую» помещаются души умерших, они проходят очистительную обработку и используются для рождающихся детей.], с той разницей, что «материал» туда поступает вообще не фильтрованный. Поэтому, чем больше темных свечений и низких вибраций входит, тем больше их и возвращается на планету, по правилу «минус на плюс дает минус». Вот что имела в виду Ханна, говоря, что очистить планету от паразитов можно только увеличением чистоты своих вибраций.

– Ты только представь, какие от этого могут пойти чудовищные гамма-всплески. Там может скрываться что-то более ужасное, чем было в Черной дыре Антимира, то, что может уничтожить не просто одну планету, а целую галактику, – в голосе Азавака было и волнение, и страх одновременно.

Видео Сервиса хранения галактической информации заработало снова, милое лицо сотрудницы исчезло, и закрутился калейдоскоп с быстрой сменой явлений, лиц, событий, кадров. Менторский тон рассказчика, сопровождающий показ, повествовал о привычках террян, их религии, культурах, о физиологических функциях, необходимых для сохранения человека как биологического вида.

– Кто-то, вернувшийся с Терры, говорил мне, они это делают не только для размножения, – вдруг вставил свой комментарий Тавор, – этот процесс приносит им психическое и физиологическое удовлетворение.

– На Терре, старик, все по-другому. Когда остаешься там надолго, низкочастотные вибрации планеты обволакивают тебя, и ты становишься одним из «одноэтажки». И надо прикладывать огромное усилие, чтобы оставаться на своей волне. Посмотри, что Терра сделала с Тайпаном.

Тавор отрицательно покачал головой:

– Терра лишь дала толчок и оголила его внутреннюю сущность. То, что вожди Конгломерата воспринимали за самоуверенность, оказалось высокомерием, свобода – циничностью, а упорство – упрямством и твердолобостью. Еще не известно, каким оттуда вернусь я, – съязвил «артельщик», – может моя вселенская любовь и снисходительность не что иное, как высокомерие и…, – он улыбнулся, вспомнив слова Стэи, и добавил, – терпимость.

Азавак бросил на Тавора недоверчивый взгляд и неуверенно произнес:

– Надеюсь, мы не зависнем там надолго. Ладно, – глубоко вздохнув и встав с удобного кресла, догон ударил себя по ногам и направился к двери, затем вдруг остановился и еле слышно прошептал, – как тебе удалось отключить систему наблюдения в квартире, ты так спокойно обо всем говоришь.

Тавор лишь хитро улыбнулся и постучал пальцем себе по лбу:

– Всё в голове, старик: и проблемы и их решения…

… Включилось зажигание, воспламеняя топливный луч света. Двигатели быстро набирали мощность, все сильнее давя на космолет. Опоры откинулись, освобождая ракету, и она с оглушительным ревом, как бы на «огненном столбе», унеслась в верх…, туда, в безвоздушное пространство, в пустоту. Но, говоря правильнее, не в полную пустоту. Все это пространство было пронизано лучами Солнца и летящими от звезд осколочками атомов. В нем плавали космические пылинки и метеориты. Пролетая в окрестностях многих небесных тел, космолетчики ощущали следы их атмосфер. Поэтому, все-таки это была не пустота. Назовём его просто – Космос.

Долетев до звездной системы Плеяд космолет опустился в порте подскока. Пересев на галактическую капсулу Тавор и Азавак подошли к межгалактическому порталу. Они увидели перед собой блестящий голубой свет, исходящий из того, что выглядело как мерцающий туннель. Капсула на "волне звука" нырнул в него, и ее завертел мощнейший поток, вращающийся с невероятно большой скоростью, относящий ее на Станцию информационного контроля рядом с Террой…

Наше время. Планета Земля

«Приснится же такая мутотень», – открывая глаза и, кривя узкие губы в усмешке, мужчина лет сорока растянул тело в постели. Кинув взгляд на часы, висевшие на стене, он взял телефон и нажал кнопку быстрого набора. Прикрыв глаза и, закинув свободную руку за голову, он ожидал ответа.

– Абонент временно не доступен или… – раздался безразличный голос оператора.

– Или абонент загулял, – скопировав металлический голос отреагировал мужчина и отбросил телефон на кровать.

Потянувшись еще раз, он вскочил и накинул махровый халат на голое тело. Мужчина был худощав, но при этом не производил впечатление «узкого». Он был каким-то компактным, словно творец поставил себе задачу сделать его из возможно меньшего количества материала. Он был не высок, но длинные, сильные ноги и твердые ягодицы выдавали в нем любителя – бегуна. Наверное, поэтому его походка немного напоминала лошадиную рысь.

Проведя четверть часа под душем, насвистывая мотивчик детской песенки, мужчина закончил водные процедуры выливанием на себя ведра с холодной водой под свои же оглушительные крики. Несмотря на многолетнюю практику, он постоянно испытывал страх перед этим ведром, но ему нравилось это состояние с выбросом в кровь адреналина и ни с чем не сравнимое чувство бодрости и своего рода перерождения. Растерев тело, он укутался в теплый халат и направился на кухню. Утреннюю тишину прорезал неожиданный телефонный звонок.

– Звонил? – женский голос был мелодичный, но недовольно-заспанный.

– Звонил.

Повисла неловкая пауза.

– Я думал, ты приедешь после работы, – неуверенно, растягивая слова прервал молчание мужчина.

– Ты же был с мужиками.

– Ну, так спать я домой еду, ты же знаешь, – в голосе слышались нотки недоверия.

– Поздно закончила, устала. Шеф-садист сказал, чтобы отчет был готов к концу недели. А эта новенькая, неуч сиськастая, пустое место. Ее и взяли только потому, что явно «села» туда, куда надо, а мне теперь отдувайся за это, – зло рявкнул женский голос.

– Хочешь приеду?

– Не стоит. Мне надо поработать сегодня. Отчет этот гребаный еще не готов.

– Ну так я помогу.

– Что про меня скажут в офисе? Вообще охренел?!

– Ладно. Освободишься, позвони. Заеду за тобой, – разочаровано проговорил мужчина.

Он отшвырнул, чертыхаясь, телефон на кровать и направился на кухню делать завтрак.

Бекон и яйца шкварчали на сковородке, кухня заполнялась приятным миксом из запаха еды и молотого кофе.

Телефон снова подал признаки жизни.

– Кристина?! – в голосе звучали нотки надежды.

– Знаешь, Меркутов, ты не приезжай.

– Ну так я понял, что ты занята сегодня, что перезванивать?

Молчание…

Зловещее молчание, рождающее чувство не комфорта. Мужчина понимал, что за этим красноречивым беззвучием стоит что-то большее, чем просто «не приезжай». В трубке слышалось сопение, а потом женский голос быстро выпалил, словно боясь, что кто-то закроет ей рот:

– Мне одиноко с тобой, Меркутов. Я как брошенка какая-то. У тебя на меня вечно нет времени: сначала были эти гребаные летные часы, которые тебе по зарез нужны были для новой работы. Потом эта старая «этажерка», которую ты притащил с «кладбища» и пытаешься снова заставить летать. Я уже не говорю о вечном стрессе от страха, что кто-то позвонит и скажет: «Машина потеряла управление, пилот не успел катапультироваться…». И тогда три года коту под хвост, ты даже не удосужился мне сделать предложение за все эти года. С меня довольно.

Ни мужского гласа, ни воздыхания. Лишь сосредоточенное молчание, указывающее на обдумывание ситуации.

– Не могу взять в голову, за что ты больше переживаешь: за то, что «коту под хвост» или за то, что «пилот не катапультировался»? – с сарказмом спросил мужчина.

– Дебил! Между нами все кончено! – резко бросила Кристина, словно выплюнула попавшего в рот жука.

Мужчина сморщил свой аккуратный, четко очерченный, с хорошо видной переносицей нос. Подойдя к стоявшему в углу глобусу, выполнявшему роль домашнего бара, Меркутов взял бутылку виски и, откупорив ее, вспомнил всю нецензурную лексику. И только он поднес горлышко к губам, в дверь позвонили.

В дверях стоял высоковатый, широкоплечий мужчина средних лет с резкими чертами лица и довольно густыми бровями, сходящимися на переносице и образующими букву “V”. Крупные, широкие кости были «одеты» хорошо развитыми мускулами, но при этом он не казался накаченной «скалой».

– Я, конечно, понимаю, что где-то в Японии самое время открывать Саке, но у нас только девять и начинать день с вискаря…, это не наше лекарство, – и он залился задорным смехом, поднимая руку с мешком, позвякивая полными бутылками. – Я их два дня в холоде томил.

Речь гостя была немного «растягивающая» с характерным латышским акцентом.

– А начинать день с плебейски–массового бухла – это наше лекарство?! – приветливо улыбался хозяин. Ни одна мышца на лице не показывала его неприятности.

– Пивас – это не бухло. Как говорят в Латвии, это продовольственный продукт, жидкий хлеб, – серьезно произнес гость.

Мужчины прошли в комнату, и гость стал выставлять на небольшой журнальный столик «батарею» пивных бутылок.

– Хавать будешь? – поинтересовался хозяин.

– Конечно буду. Я как тот тинейджер – вечно голодный.

– А меня «Крыса» бросила, – с каменным лицом начал Меркутов, открывая крышку одной бутылки о другую и протягивая ее приятеля.

– Значит уже знаешь, – облегченно выдохнул приятель.

– Сказала, что я лох, которому женщины не нужны и что у меня как в той песне: «Первым делом самолеты…».

Идя на кухню, Меркутов выкрикнул:

– А ты откуда знаешь? Или она уже перетерла со всеми?

– А…а, – протянул латыш, – а то, что у нее другой «хрен» тоже сказала? Или только то, что ты мудак-карьерист?

Сказанные спокойным тоном слова друга были, как апперкот под дых. Меркутов почувствовал неприятный привкус ярости. Ему хотелось орать, вопить от несправедливости, но, как всегда, на людях, он подавил приступ бешенства. Возможно, потом, в одиночестве, он будет кипеть от ярости, но сейчас он просто был обязан сохранить «интеллигентное лицо и шляпу», которые все привыкли видеть на нем. Не проронив ни слова, он пожарил еще несколько яиц с беконом для друга и вернулся в гостиную.

– А знаешь, Арни, может это и к лучшему, – серьезно, даже где-то с равнодушием, произнес он, – мне надоели ее вечные причитания, ревность, я уж не говорю о периодической, – он показал знак кавычек, – «усталости» и «головной боли». Я триста дней в году на аэродроме, на хренась мне истеричка и невротичная скандалистка с постоянным отсутствием желания?!

Он помолчал немного и, вопросительно взглянув на гостя, спросил откуда он знает подробности о «Крысе».

– Сам видел. Вчера в клубе. Вы все по домам, а мне ж надо было «догнаться», ну и по бабам, – оскалил зубы Арнис. – Короче, полагаю, если бы твоя змея меня не увидела там, вряд ли бы решилась сообщить тебе. Бес их знает, как долго у них, но выглядело ни как…, – эмитируя пьяную речь, мужчина выдавил из себя, – «девушка, не слиться ли нам сегодня в экстазе».

Друзья засмеялись.