К нему подходит большой пухлый парень с прыщавым лицом. Черная челка практически закрывает его маленькие темные глаза. И снова пощечина, только в этот раз он, не удержавшись на ногах, падает на грязный потрескавшийся асфальт. И снова хохот любопытных зрителей. Не в силах более сдерживаться, он закрывает лицо руками и громко плачет. Кто-то больно пинает его по ребрам. За что они с ним так? Что он сделал им плохого?
Он так и не стал для них Андреем Клюшиным.
***
– Шлюхин, ты чего сидишь? – запыхавшийся Лобов склоняется над ним. – Бегом на ворота, мразь! И попробуй хоть один пропустить!
Они играют с параллельным классом в футбол. Андрей не хочет, но он уже привык к тому, что с Лобовым и особенно с Карчиным спорить нельзя. Они проиграли со счетом 4:6. Его снова ведут за школу, снова толпа любопытных школьников идет следом, среди них и девочки.
– Я тебя предупреждал! – Лобов смотрит на него своим холодным, злобным взглядом.
– Пожалуйста, не бей. Мы ведь все проиграли…
Лобов снова расхаживает взад-вперед, рисуется перед внимательными зрителями. Прям прирожденный актер.
– Не бить, говоришь? – он останавливается и поглаживает большим пальцем подбородок, словно решая какую-то сложную задачу. – Хорошо. Мы не будем тебя бить, если ты принесешь завтра по сто рублей за каждый пропущенный гол. Идет?
Андрей смотрит на свои пыльные кеды. Шестьсот рублей – да это нереально, где столько взять? Он после школы, конечно, помогает маме мыть подъезды, там платят по две тысячи за каждый пролет, но это в месяц. Просить у мамы такие деньги бессмысленно. Где-то глубоко мелькнула мысль сказать, что, даже если бы у него было столько денег, он все равно не отдал бы их им.
– Ну что молчишь, Шлюхин? Будут бабки или нет?
– Нет.
Он стоит стиснув зубы, все так же смотрит на потертые кеды. Он знает: сейчас Лобов или Карчин его ударят, потом еще и еще. Лишь бы не заплакать. Если они не смогут заставить его плакать, это будет хоть какая-то победа. Хоть в чем-то.
– Да что ты цацкаешься с ним?! – слышится раздраженный голос Карчина сзади.
Он не успевает среагировать, как сильные пухлые пальцы хватают его за трико и резко стягивают вниз вместе с трусами. В сумасшедшей панике он пытается надеть их обратно, сгибается и получает сильный удар коленом в голову от Лобова. Все кругом крутится, как в безумной карусели: смеющиеся лица, серое, вечно равнодушное ко всему небо, желтые листья. Он никак не может сообразить, что случилось, почему все так смеются, их смех доносится словно издалека.
Осознание приходит с новым витком бессмысленной пытки: он лежит на спине, раскинув руки, со спущенными трусами, все смотрят на него, и им очень смешно. Он отчетливо, как никогда, хочет умереть. Исчезнуть из памяти всех, кто его знал. Раствориться, смешаться с этими грязными листьями. И снова одна и та же мысль: за что они с ним так?
– Лобок, ты совсем офигел, что ли?
Он знает этот голос. Ксюша Кислицына. Только она могла так обращаться к Лобову.
Прохладный пакет накрывает его наготу.
– Слышь, ты давай…
– Что? Что «давай»? Ну скажи!
– Ты так не разговаривай, слышь. Нашла кого защищать. Мы из-за него проиграли, вообще-то.
– Ты, Лобок, решил весь проигрыш на него повесить? А сам больше забивать не пробовал? Может, и тебе штаны пора снимать, а?
Сдавленное хихиканье кого-то из толпы. Лобов молча разворачивается и уходит. Он никогда не сможет нагрубить ей, все это знают, ведь она встречается с Мишей Цыплаковым из одиннадцатого класса. Его боится вся школа.
Ксюша… Как часто он думал о ней перед сном, представлял, будто какие-то бандиты сковали их одной цепью и днем они вынуждены скрываться от них, а каждую ночь засыпают в обнимку, и он будто нечаянно касается ее налитой упругой груди, а она совсем не против…
Она была самой яркой девочкой в классе, а класса с девятого – во всей школе. Уже в седьмом у нее начала формироваться красивая фигура, а в восьмом она по-настоящему расцвела. Даже физрук, старый хрыч, топорщил седые усы и не отрываясь смотрел на нее маслянистым взором, когда та приходила на физкультуру в коротком топе и обтягивающих лосинах. Все в классе хотели с ней дружить, даже толстая дочка директрисы. И все мальчики наверняка тоже думали о ней перед сном.
***
В один из дней он после уроков заглянул в открытые двери спортзала. Ни души – значит, можно открыть кабинет и взять баскетбольный мяч. Он уже несколько раз так делал; за котельной была старая площадка, неизвестно кем и когда построенная, и там висел щит с баскетбольным кольцом. Он брал из открытого кабинета физрука мяч – тот, даже когда видел это, не возражал. Приходил туда и кидал мяч в кольцо, соревнуясь со своими вымышленными друзьями. В этом состязании при любых раскладах он был победителем.
Постукивая мячом об асфальт, Андрей зашел на огороженную металлической сеткой площадку и вздрогнул от окликнувшего его голоса:
– Клюшин…
На перевернутом деревянном ящике сидела Кислицына. Лицо у нее было заплаканным, тушь растеклась темными разводами по щекам, но даже в таком виде она все равно была красива.
– А? Да? Что? – он растерялся и не знал, как себя вести, ведь за почти два года, которые они проучились в одном классе, она обратилась к нему впервые.
– Есть спички? – он только сейчас заметил пачку тонких сигарет в ее руке.
– Спички? Нет.
– Могла бы и не спрашивать, – она разочарованно отвернулась.
– Я сейчас найду!
Он найдет для нее спички, чего бы это ни стоило, лишь бы быть хоть немного полезным для нее, лишь бы она еще раз обратилась к нему…
– Правда? – она снова посмотрела на него. – Я была бы тебе признательна…
Он изо всех сил рванул в сторону школы. Он знал, где старшеклассники собираются покурить, даже не пытаясь скрыться от учительских глаз. Лишь бы там не было никого из одноклассников. Он выглянул из-за угла. Двое одиннадцатиклассников о чем-то разговаривали, и один из них, докурив сигарету, бросил окурок на землю. Они прошли мимо, не заметив Андрея. Подбежав, он поднял с земли непотушенный окурок. Отлично! Лишь бы Ксюша его дождалась! Он снова забежал на площадку. Она все так же сидела на ящике. Ура!
– Нашел? – она посмотрела на него так, словно ожидала услышать отрицательный ответ.
– Вот! – он, улыбаясь, протянул ей дымящийся окурок.
– О, спасибки! – прикурив сигарету, она подала ему пачку. – Будешь?
– Нет, спасибо.
Он присел на корточки рядом с ней, улыбаясь. Он был доволен собой.
– Ты часто сюда приходишь поиграть? – спросила Ксюша.
Она с ним разговаривает. Какой чудесный день!
– Да нет, когда маме не надо помогать…
Андрей замолчал. Зря он начал про помощь маме, сейчас она спросит об этом, а что он скажет? Что моет подъезды?
– Ты такой молодец! Я, например, терпеть не могу ни готовить, ни убираться, и вообще любая работа по дому меня бесит.
– А… – он не мог решить, надо ли об этом спрашивать, но пауза слишком затянулась, девушка могла просто встать и уйти. – Что у тебя случилось?
– В смысле?
– Ну, ты плакала… Я просто… может…
– А, ты про это. Да ерунда. С парнем рассталась.
– С Мишей?
– Ну. Урод еще тот. Просто псих. Достал со своими указами: так делай, так не делай. Пусть найдет себе серую мышь и указывает ей.
– А… ну хорошо.
– Что хорошего?
Она с удивлением посмотрела на него, и он поспешно отвел взгляд.
– Ну, я думал, что-то случилось. А это… Мне кажется, об этом не стоит плакать.
– Знаешь, а ведь ты на сто процентов прав! – она заулыбалась, и его заполнило чувство счастья оттого, что он стал причиной этой улыбки. – Ладно, ты играй, а я пойду.
– А может, вместе? – он сам от себя не ожидал такой смелости.
– Я бы с удовольствием, но у меня маникюр, – она растопырила пальчики с длинными накрашенными ногтями. – Боюсь испортить.
– Так они же это… отрастут.
Она молча взглянула на него, он тоже посмотрел в ее смеющиеся глаза и не отвернулся. Это было одно из лучших мгновений в его жизни.
– Да, знаешь, и черт с ними! Во что играем?
– В двадцать одно! – он вскочил на ноги и подбежал к укатившемуся мячу. – Знаешь?
– Нет, конечно. Научи!
Они по очереди кидали мяч в кольцо. Она совсем не умела играть, но пару раз у нее получилось попасть; она смеялась, закинув голову.
Они поиграли всего минут двадцать, но какие же это были счастливые минуты для него. Уже уходя с площадки, она как бы небрежно сказала:
– Ты хороший, Клюшин. Не позволяй им себя обижать.
Он просто молча кивнул. Как ему это сделать?
На следующий день, зайдя в класс, он сразу заметил ее. Ее темные волосы до плеч превратились в светлое каре. Увидев его, она показала пальцем на новую прическу, и он отчетливо прочитал по губам: «Отрастут». Она снова была веселой и жизнерадостной.
После он много раз приходил на площадку с мячом, надеясь встретить ее там снова. Но никого не было, а играть совсем не хотелось. Он некоторое время ждал чего-то и уходил, так и не сделав ни одного броска.
***
Десятый класс стал для Андрея относительно спокойным. Он очень просил маму найти деньги, чтобы была возможность уйти учиться в колледж после девятого, но она не смогла, и ему пришлось снова идти в ненавистную школу. Он никогда не рассказывал ей о своих взаимоотношениях с одноклассниками, она и так была слишком усталой, чтобы думать еще и о его проблемах.
В тот год к ним в класс пришел новенький – Радик Атущан, маленький, смуглый, с глазами как маслины. Внимание Лобова и Карчина переключилось на него, и ему, как и Андрею раньше, временами было очень нелегко. Сначала они били его, потом заставляли исполнять унизительные роли: то он пес, бегущий на четвереньках и лающий на всех, то обезьяна, то вынужден обматерить учителя географии, вечно потного, жирного и похабного. Однажды они заставили Радика залезть на подоконник и кукарекать в открытое окно. Они громко хохотали – почему-то это казалось им смешно.
Глубоко в душе Андрей тоже радовался, видя чужие унижения, ведь это означало, что он не один такой. Как-то само собой получилось, что они стали дружить – наверное, потому что с ними почти никто больше не общался. Оказалось, что они жили в одном районе, всего в двух кварталах, поэтому часто ходили в школу и из школы вместе и беседовали о разном. На всех уроках они сидели за одной партой. Радик оказался очень интересным парнем, он показывал удивительные фокусы с картами и научил Андрея играть в шахматы. Андрей, в свою очередь, помогал ему с некоторыми предметами.
А потом все изменилось. Радик стал шутом для всех. Он, конечно, умел шутить и пародировать людей, но то, с каким наигранным удовольствием он смешил своих вчерашних мучителей, дико раздражало Андрея. Зачем он делает это? Не лучше ли получить пару тумаков, но не быть для них клоуном? Тем не менее постепенно отношение Лобова и Карчина к Радику поменялось, они уже не били его, не заставляли унижаться. А вместе с тем изменилось и отношение Радика к Андрею: он больше не хотел сидеть с ним за одной партой, в редкие дни, когда они вместе шли из школы домой, общался как-то нехотя.
В конце года Радик окончательно перестал с ним разговаривать, потому что ему, скорее всего, приказали это сделать. Андрей буквально кожей чувствовал этот виновато-просящий взгляд предавшего его друга. Да и были ли они друзьями? Только если по несчастью. Теперь Радик общался с Лобовым и Карчиным, но Андрей несколько раз видел, как он отдает им свои карманные деньги. Что же это за дружба такая? Окончательно потеряв надежду, он снова оказался забитым, запуганным одиночкой, играющим только лишь со своими вымышленными друзьями.
***
Совсем недавно начался его последний, одиннадцатый учебный год.
Урок химии. Его любимый предмет. Учительница раздает тесты, все они очень легкие для него. Он первым заполняет свой тест и кладет на учительский стол.
– Молодец, Клюшин, – пожилая учительница всегда хорошо отзывается о нем, особенно после того, как он занял второе место на областной олимпиаде.
Он садится на свое место и слышит шепот Карчина за спиной:
– Эй, Шлюхин, на-ка, мой тоже заполни!
На его парту падает листок с вопросами. Андрей не прикасается к нему. Он не будет заполнять тесты для этого недоумка.
– Слышь, ты оглох, что ли?
Голос Карчина напоминает ему шипение какой-то рептилии. Может, вараны, к примеру, тоже так шипят?
– Шлюхин! Эй!
Шепот уже слышен всему классу, некоторые одноклассники оборачиваются, в их числе и Ксюша. Она смотрит на него и словно ждет каких-то действий. Он медленно оборачивается к Карчину и говорит:
– Меня зовут Андрей. Если хочешь, чтобы я помог тебе, попроси вежливо.
Карчин меняется в лице. Он откидывается на спинку стула и злобно смотрит на него.
– Он не умеет, – голос Кислицыной. – Он же максимально тупой!
Весь класс взрывается хохотом. Учительница долго успокаивает учеников. Андрей буквально физически чувствует тяжелый взгляд Карчина на своем затылке. Со стороны к нему на парту падает скомканный листок. Он разворачивает его. Прочитав, смотрит в сторону, откуда прилетело послание. Лобов, конечно, кто же еще. Он не смеется. Смотрит на него своим ледяным, полным свирепой злости взглядом.
«Ты труп, Шлюхин». Записка все так же лежит перед ним. Ему вдруг становится зябко. Он успевает придумать извинения, которые скажет Карчину на перемене.
Карчин слишком большой и сильный, Андрей при всем желании не смог бы сопротивляться. Тот тащит его по коридору, рядом Лобов. Они молчат. Словно сговорившись заранее, они открывают дверь в туалет и заталкивают его внутрь.
