Святогор Князев "Детектив Бестужев. Болтун находка для шпиона"

С чего бы это? Я вроде далек от прослойки партейных, да и особого интереса не проявил, когда он представился? Ладно, погодим, сам всё и расскажет.

– Не сказать, что прямо очень, но, помогает думать! А вот думать я действительно люблю.

– И о чем думаешь?

– О сегодняшнем и о будущем, – я решил пока не раскрывать свою персону особо, зачем постороннему человеку знать, что на уме у курсанта, которого он десять минут назад встретил на улице?

– Сегодняшнее у тебя уже определено, а вот то, что думаешь о будущем, это очень хорошо, друг мой! – Алексей Владимирович удовлетворённо кивнул головой.

Ну вот, уже и «другом стал», не далее, как десять минут был просто прохожий.

– Сегодняшнее оно тоже может быть разное, в зависимости от моих поступков и воли вышестоящих, нижестоящих, да и вообще случайностей.

– А ты глубже, чем я полагал… курсант ВВМУЗа! Ладно, вот мы и пришли. В этом доме я живу. Мне бы надо было тебя поблагодарить, и нам бы здесь полагалось расстаться, но, у меня возникла мысль, а не попить ли нам настоящего швейцарского кофе? Такого кофе в кафе нет, так что приглашаю тебя к себе на кухню, где мы и попробуем этот божественный напиток. Как ты отнесёшься к моему предложению? – и Александр Владимирович с интересом посмотрел на меня.

Я, честно говоря, уже отнёсся очень отрицательно, потому как скоро в училище и, чтобы не опоздать из увольнения, надо бы поскорее попрощаться и уже двигать в сторону Подола.

– С удовольствием! Но, увы, вынужден отказаться от такой любезности. У меня ограничено время пребывания в увольнении, и скоро я должен быть в училище. Может быть в другой раз, если будет на то Ваша воля, – постарался я скрыть своё нежелание.

– Ну, так я всё равно тебя не отпущу, хоть чашечкой кофе, но угощу. А насчет увольнения, не беспокойся, я сейчас эту проблему решу.

Я вздохнул и вошел в подъезд ЦК-овского дома.

Квартира Алексея Владимировича оказалась на втором этаже. Так что мы даже не воспользовались шикарным финским лифтом, который открылся, как только мы подошли к нему. Это было удивительное открытие для меня, но я сделал вид, что вижу такие лифты каждый день, так что меня такими чудесами не удивить.

Большая дубовая дверь в полтора роста нормального человека была идеально подогнана, и создавалось впечатление, что только что установлена. В коридоре перед квартирой стоял журнальный столик и два кожаных кресла, на столе стояла пепельница. Курят в коридоре, потому и пепельница, ага, а вот и вытяжная вентиляция. Ну что, хорошо живут в домах ЦК, простой гражданин за курение в коридоре жилого дома отправится суток на 15, а тут, видимо, всё предусмотрено конструкцией дома.

– Проходи! – Алексей Владимирович открыл дверь и пригласил меня войти.

Прихожая была огромной, я бы сказал, как комната, но, я ещё не видел комнаты, так что просто остановлюсь на этой характеристике.

– Снимай ботинки, вот в этом шкафчике тапочки, бери любые, это для гостей, – сам он снял свои лёгкие туфли и пошел босиком в комнату.

Я надел тапочки и остановился в растерянности, не зная куда идти.

– Иди на кухню, это по коридору направо, я сейчас подойду, только сменю рубашку на домашнюю, – раздался голос хозяина из комнаты.

Я повернул направо и пошёл по коридору в сторону застеклённой двери в глубине и, открыв дверь, попал на кухню. Кухня была не меньше коридора, вся стерильно чистая, как будто в такой кухне никто никогда не готовит. Все стены были обставлены кухонной мебелью и техникой. Я увидел посудомоечную машину, которые у нас в стране не производились и не продавались, явно импортная.

Чтобы не прослыть вообще простаком, я прошел к углу и сел в кресло перед небольшим столиком с цветочной вазой.

Сразу вошел хозяин, и открыв какой-то шкафчик, повернулся ко мне и спросил:

– Ты что будешь пить?

– В каком смысле?

– В смысле, какой кофе?

– А. Я кроме «Американо» и «Эспрессо» никакого больше не знаю.

– Эээээ, друг мой, кофе бывает двух видов: арабика и робуста, остальное торговые марки, так что ты немногое потерял от незнания всей этой халабуды. Я сварю сейчас микс арабики с шоколадом и ванилью, потом оценишь, – и Алексей Владимирович зашуршал пакетиками, отмеряя мерным стаканчиком нужное количество.

– А дома вы часто пьёте кофе?

– Нет. Родители не употребляют, поэтому я пью его эпизодически, скорее, в качестве личного поощрения. Опять же, не только ради кофе, наверное, и ради музыки. В училище некогда, да и негде, а в увольнении сам себя поощряешь, – когда есть чем себя поощрить подумал я, но не сказал вслух.

– А я с детства. Все пили какао, а я кофе. Привык знаете-ли, а иногда без чашечки кофе и не работается, – и Алексей Владимирович выдвинул из ниши настоящую никелированную огромную кофе-машину! Я такие видел только в импортном кино, да один раз в ресторане в Москве.

Ну да, членам ЦК это всё доступнее, чем нам простым гражданам.

И тут в мозгу проскочила тенью мысль: «Где я его мог видеть до этого?»

Невысокого роста, плотного телосложения, с глубокими залысинами, усы. Где? Ответ лежит где-то на поверхности, вот-вот ляжет на язык…, но нет!

– А, классикой когда заболел?

– А, с детства. Мама обожает классическую музыку, и с раннего детства таскала меня с собой за неимением с кем меня оставить. У неё несколько подруг и все театралки, билеты постоянно, концерты, походы, ну и я хвостиком. Так собственно и привык. Потом заметил, что некоторые произведения действуют на меня как-то по-особенному. Я начал их различать по первым нотам, точно помнил, где какие переходы с октавы на октаву. Со временем начал реагировать эмоционально. Так собственно и приобщился. Потом музыкальная школа по классу фортепьяно, всё это вместе взятые и сыграло.

– А как же молодёжное турум- бурум, в смысле рок?

– Ну, а что рок? Рок, как и джаз – это тренд сегодняшнего дня. Что будет завтра неизвестно, так что мы любим одно, поём другое, танцуем третье, меняем свои пристрастия вместе с жизнью, если конечно имеем что менять.

– Вот—вот, я то же самое говорю Авроре, а она мне всё время твердит, что молодежь имеет право на безумие.

– А, Аврора это кто?

– Это дочь моя, в единственном так сказать роде и числе. Кстати, почти твоя ровесница. Сколько тебе сейчас?

– Весной будет двадцать пять! – я подумал, что, наверное, не зря он ввернул свою дочь в наш разговор.

– А ей в декабре будет двадцать четыре.

Наконец кофе-машина замигала зелёным огоньком, и из глубин этого хромированного чудища полилась коричневая жидкость, по кухне разошёлся сладкий аромат настоящего кофе с шоколадом. Я хотел ещё что-то спросить, но запах кофе, перебил моментально все мысли, и мне почему-то показалось, что, наверное, в этом и заключается отдых за чашкой кофе, когда мысли покидают голову, и ты отдаёшь себя всего чудесному напитку богов!

– У нам молодых часто происходит смена категорий, потому нас в этом возрасте и считают категоричными. До ума ещё далеко, до мудрости тоже не близко, так что мы с успехом заменяем и то и другое упрямством и знакомыми категориями.

– А родители у тебя кто? В смысле по профессии? – Алексей Владимирович аккуратно поставил на стол две наполненные ароматным напитком чашки.

– Учителя! – я не стал раскрывать полностью своё социальное положение в обществе, неправильно это. Кому надо тот и так узнает, а кому не надо на того нет смысла давить своим положением. Тем более, что я особо и не покривил душой. Они у меня действительно учителя, только в специфическом учебном заведении.

– Вот откуда корни интеллектуального развития. А это вот, – и Алексей Владимирович махнул ногой, – откуда? Из радикальной юности?

– Нет, что Вы. Детство у меня, как и отрочество ничем не отличается от того же периода абсолютного большинства советских детей. Это уже потом, в морской пехоте!

У Алексея Владимировича брови поползли вверх.

– В смысле? Ты служил в армии?

– Нет! Я служил срочную службу на флоте, в морской пехоте, и только после службы подал документы в военное училище.

– То есть, до этого будущее было не совсем определено?

Эх, знал бы он, насколько оно у меня было определено изначально, только оно ему ни к чему, да и мне спокойнее.

– Ну, в какой-то мере да.

– А, то есть Вы всё же о чем-то мечтали?

– Как и все мальчишки – доктор, космонавт, водитель, учитель!

– А вот, например, наука? Или искусство?

– Нет. У меня специфический склад ума, я авантюрист. Для научного деятеля это катастрофа, а вот лицедейство меня никогда не увлекало. Я и музыкальную школу то закончил только потому, что все учатся и мне надо.

Разъяснять, что музыка развивает корреляцию психики с окружающим миром – не хочу. Зачем давать лишние знания в уши чужому человеку, надумает ещё себе невесть что. Пусть думает, что я «слегка обтёсанный» мальчик из неплохой, но средненькой в социальном статусе семьи.

И всё-таки, где я его видел?

Промелькнувший, знакомый образ не просто так появился в моей памяти. Что-то с ним такое связано.

Невысокого роста, плотного телосложения, с глубокими залысинами, усы. Пронзительный взгляд. Где?

– Алексей Владимирович, если не трудно, позвоните сейчас в училище, скоро время увольнения закончится, и там могут быть неприятности у командования роты!

– А, да-да, сейчас. – Он вышел в другую комнату и вскоре вернулся с радиотелефоном. Это тоже было новшеством в нашей стране. За рубежом они распространены были давно, а мы их только увидели после смягчения железного занавеса. Не все могли себе позволить, но уже были и не редкостью.

– Алло! Контр-адмирала Маровина будьте любезны! – Алексей Владимирович кивнул мне и вышел из комнаты. Я понял, что он не очень хочет показывать, как и о чем будет разговаривать с нашим начальником училища!

Минут через пять, Алексей Владимирович вошел в комнату и протянул мне трубку:

– Дежурный по училищу, переговорите!

Я взял трубку и ответил:

– Главный старшина Бестужев!

– Дежурный по училищу капитан первого ранга Шишкин! Вам продлено увольнение до восьми тридцати утра. Утром быть на разводе, всё!

– Есть быть на разводе! – и я положил трубку.

– Ну вот, с делами покончено, теперь можно и не о делах. Коньяк пьёте?

– Никак нет. Ни в каком виде, не пью, не нюхаю и не грызу!

– В каком смысле не грызёте? – удивился Алексей Владимирович.

– Есть такая шутка у советских алкоголиков. На вопрос: «Что вы всё пьёте эту гадость, и пьёте и пьёте», они отвечают: «Пили, пьём и пить будем, пока льётся, станет газом – будем нюхать, станет твердой – будем грызть»!

– Ах-ха-ха-ха-ха! Как полезно иногда пообщаться с народом! Ну, что ж, пить коньяк я Вас заставлять не буду, но, легкое вино не помешает, а то я чувствую себя неловко!

Хлопнула входная дверь, и потянуло уличной ночной прохладой. Кто-то пришёл.

Прочитав вопрос на моём лице, Алексей Владимирович кивнул и заговорил.

– Это моя дочь, Аврора! Ходила гулять с подружками, вернулась домой рано, я так понимаю, что-то не срослось у девочек, и решили пойти по домам, – он сделал большой глоток коньяка и поставил бокал на столик. – Я сейчас, налью Вам обоим вина и приду, заодно познакомитесь!

Я остался сидеть в кресле, так в общем и не поняв, знакомиться нам самостоятельно или он придет и познакомит.

В комнату вошла девушка в легком голубом платье с воланчиками на плечах.

– О! Здравствуйте, – удивлённо сказала она.

– Здравия желаю! – ответил я с улыбкой.

– А вы кто?

– Я? Макс! Точнее Максимилиан!

– Оооо! Как мило. Такое редкое имя, и красивое.

– У Вас, Аврора, имя тоже не повсеместное, – я развел руками.

– Откуда Вы знаете, как меня зовут?

– Ваш отец подсказал!

– Кстати, а где он сам?

– Вышел в соседнюю комнату, я так понимаю за вином!

– Хм, папа вино не пьёт, он хлещет коньяк, но я так понимаю, вино пьёте Вы.

– Не совсем так. Я вообще-то отказался от выпивки, но Ваш отец настоял, чтобы я хоть лёгкого вина выпил, иначе он чувствует себя не в своей тарелке. Кстати, второй бокал предназначается Вам!

– Вот как? – удивленно сказала Аврора, – С чего бы это?

– Чего не знаю, того не знаю! Полагаю, сейчас он сам явится и всё Вам объяснит!

– О, Аврора, познакомься, это Максимилиан, – вошедший с двумя бокалами вина Алексей Владимирович обратился к дочери.

– А мы уже познакомились, папа!