Светлана Козлова "Страницы минувшего будущего"

Под пальцами – едва различимый толчок. Рука задрожала, но вместо того, чтобы её отнять, лишь плотнее прижал, убеждаясь в том, что почувствовал. Жилка билась, билась слабо, но ритмично, а тонкая гладкая кожа – как только сразу не заметил? – покрылась крохотными мурашками.

Живая.

Судорожно выдохнув, сел рядом. И тут же – как приставленный к горлу нож, как ослепившая вспышка взрыва – осознание. Элементарная истина, в одно мгновение заставившая схватиться за голову и застонать, захрипеть, словно в приступе удушья. Разомкнутые губы скривились в безмолвном крике, незримыми ремнями сковавшем внутренности. Закушенный кулак, дрожавшие плечи – Дениса трясло, едва ли не метало, несколько раз он хватал пригоршни сена, цеплялся за собственные волосы и до боли жмурился, совершенно лишившись возможности хоть как-то мыслить.

Правда безжалостно била под дых, и её удары в сотни раз сильнее любых физических.

Не к каждой боли можно привыкнуть. Денис знал об этом как никто другой, вот только смириться никак не получалось. Наверное, потому, что смирение с подобным означало гибель окончательную. Он столько раз стоял на пороге конца, но до сих пор не смог привыкнуть.

Тяжело и прерывисто дыша, вздрагивая, словно в припадке, обернулся. Хрупкое тельце лежало совершенно неподвижно, всё в той же самой позе. Снова размётанные по сену волосы показались кровью, но на этот раз наваждение развеялось намного быстрее. Трясшимися пальцами, на каком-то словно нечеловеческом инстинкте потянулся к вороту куртки и дёрнул собачку молнии, не отрывая взгляда от одной, наиболее выделявшейся в сером свете пряди.

Кожа у неё слишком холодная.

Стянув куртку, набросил её на Волкову и снова поднялся. Ноги всё ещё дрожали, но на этот раз удалось устоять, лишь опасно пошатнувшись. Словно во сне слышал, как хрустели под подошвами кроссовок ломавшиеся сухие соломинки, и отказывался верить в то, что так отчётливо пробралось в помутнённое сознание.

Несколько раз обошёл всё помещение, вглядываясь, прислушиваясь, ощупывая, но так ничего не нашёл. Ничего.

И никого.

Внутри всё отяжелело настолько, что казалось, в рот залили свинец, а сдохнуть при этом почему-то не получилось. Денису хотелось орать, драть глотку в зверином вопле, ломать и крушить всё вокруг, но сил не было совершенно. И потому только к стене лицом встал, лбом упёрся в щербатую поверхность и запястья на затылке скрестил. А в голове – собственный голос, одно лишь восклицавший совсем недавно:

– Я же говорил, что так будет!

Но в ответ – только тишина.

Сколько времени прошло в забытьи, понять невозможно. Явно травмированная голова провоцировала постоянную тошноту с периодическим выпадением из реальности. Одно хорошо – ни Лёха, ни Маруська больше не являлись. Остались только непроглядная мгла да тишина, а больше ничего.

Утро пробралось в помещение светлыми лучами сквозь щели в дощатых стенах. Никаких звуков снаружи распознать не получилось, да и не находилось на то достаточных сил.

Случилось это, когда Денис сидел, откинув голову на стену и бездумно глядел на высокий стог в углу. Сначала слух выделил едва слышимый хрип, затем – шуршание. Пришлось встать, помотать закружившейся головой и пойти к противоположной стене. Слух не подвёл, хоть этому можно было бы порадоваться. Окажись только ситуация иной.

Волкова сидела, упираясь руками в пол. Его куртка валялась рядом, у ног, а на сползшей ветровке и тонком свитере, в районе плеча, багровели крупные пятна. Денис спрятал руки в карманы джинсов и сделал пару шагов навстречу. Первое, что увидел, заглянув в лицо – огромные серые глаза, полные не поддававшегося никакому описанию ужаса.

– Твоя? – кивок на плечо.

Волкова опустила голову и тут же схватилась пальцами за вязаную ткань, словно в попытке её разорвать. Затряслась вся, всхлипнула, дёрнула ещё сильнее. Пришлось присесть и крепко перехватить запястье. Кожа тут же побелела, как и его собственные пальцы.

– Нет, – едва различимый шелест, который даже шёпотом не назвать. Голова опущена так низко, словно она лбом пола коснуться пыталась. Выпустив руку, медленно поднялся, провёл пальцами по лбу и прикрыл глаза на пару секунд, усмиряя круги перед глазами.

Если кровь не её, значит, догадка только подтвердилась. Да только вот своё Денис уже отвыл, а потому лишь губу прикусил – так, чтобы незаметно.

– Где мы?

Вопрос – тихий-тихий, на выдохе, закончившийся заполошным вздохом. И смотрела так испуганно, так затравленно, словно удара ждала. Пальцами за ворот свитера цеплялась и дышала часто, как от долгого бега. Искусанные в мясо губы дрожали безостановочно – можно даже подумать, что говорила что-то.

Нахмурившись, Денис посмотрел прямо в глаза, отметив про себя, что это её ещё пуще напугало, и решил для себя сразу: говорить будет только правду.

– В плену.

Колени пронзила судорога, поэтому пришлось обойти Волкову и по щербатой стене сползти вниз. Глянув на беспрерывно дрожавшую спину, отвернулся. Тошно было настолько, что одного лишь захотелось сильнее всего – глаза закрыть и в кабинете Гончарова оказаться. Отобрать у этой дуры ручку, а приказ порвать к чертям собачьим.

На языке лишь один вопрос вертелся: довольна ли она?

Довольна?!

Но, когда губы уже дрогнули, Волкова вдруг схватила ртом воздух так тихо, так осторожно, что собственные слова осели на языке горьким ядом. Несколько раз Денис провёл ладонями по лицу, растирая щёки, подгоняя кровь к лицу, а, когда вновь открыл глаза, наткнулся на пристальный взгляд маленького затравленного зверька.

– Нас убьют?

Едва ли не одними губами, а в серых глазах – ни капли ожидаемой влаги. Только подбородок прыгал чуть заметно.

Денис пообещал говорить лишь правду. Потому ткнулся затылком в стену и пожал плечами.

– Не должны. Хотели бы убить – убили уже. Сначала разговаривать будут, узнавать, кто мы такие.

Краем глаза заметил, что сказанное почти никакой реакции не возымело. Волкова как сидела, упираясь рукой в пол, так и продолжила сидеть, только выдохнула медленно, с дрожью. Спина её настолько напряжена, что, казалось, ещё немного, и переломилась бы по хребту.

Зачем он это сделал? Сам понять потом не сможет, да только вот от стены оторвался, словно на автомате, взял валявшуюся на сене куртку за рукав, подтянул к себе и, сложив пополам, протянул по-человечески. Взгляд серых глаз мазнул по его рукам, а пальцы крепче вцепились в свитер.

– Надень и не строй из себя героиню.

И что-то, должно быть, в голосе его такое прозвучало, что то ли пугало, то ли наоборот. В общем-то, было наплевать, главное, что она подползла всё-таки на пару сантиметров и осторожно куртку забрала. Кое-как влезла в рукава, накинула на плечи. Смотрелась, конечно, весьма глупо, но ему какое дело?

Ей было страшно. Страшно настолько, что эти незримые холодные колебания даже почувствовать можно – они словно вибрировали, за загривок проникали. Длинные волосы закрывали лицо практически полностью, но зато тело говорило немало – неестественно изогнутое, бившееся в постоянном треморе. И пальцы, белевшие на костяшках, и шумное рваное дыхание. Ей страшно до такой степени, что что-то иное просто перестало существовать, что страх этот практически полностью её парализовал.

Денис закрыл глаза, едва заметно качнул головой и сглотнул. Горечь никуда не пропала, только гаже стало.

Надо начинать соображать. Наручных часов на запястье не оказалось – не то разбились и слетели, не то сняли. Впрочем, время ничего не прояснило бы, потому как и без того понятно, что час утренний. А вот какой день шёл, узнать неплохо бы. С такими травмами проваляться без сознания можно сколь угодно долго.

– Голова кружится?

Сначала она даже не поняла, что вопрос был ей адресован – только глянула непонимающе и поспешила опять отвернуться.

– Немного…

Денису захотелось вдруг вскочить на ноги, рявкнуть то, что вертелось на подкорке с завидным упрямством. Перед глазами – всё та же сцена в кабинете Гончарова, всё та же трижды клятая ручка и кривая подпись. Но вновь и вновь слова застревали в глотке, стоило только глянуть на сжавшуюся фигурку в паре метров от себя. В конце концов, его вина тоже присутствовала: значит, недостаточно он сделал, чтобы успеть отвадить её, вытравить из команды прежде, чем вышел злосчастный приказ. Значит, не только она была законченной дурой.

Он-то сам немногим лучше.

И всё это – на нём.

Снова. На нём.

Сначала показалось, что послышалось – Денис только головой тряхнул в тысячный, наверное, раз. Но, заметив краем глаза, как напряглась Волкова, глядя куда-то в сторону, прислушался. Тут же понял, что слух не обманул.

Шаги.

Поначалу негромкие, едва различимые, затем всё громче и громче. Лязгнули засовы, тяжёлая дверь со скрипом отворилась. Первое, что бросилось в глаза – автомат наизготовку. Сколько раз уже приходилось под прицелом находиться, а всё одно, внутри словно переворачивалось что-то.

Вошедшему было лет тридцать или около того. Одетый в камуфляж, смотрел озлобленно, колко – глаза как-то слишком уж лихорадочно блестели.

Этого только не хватало.

– Ты, – голос резкий, грубый. – За мной.

Внутри всё сжалось болезненно, когда почувствовал на себе взгляд испуганный. И лишь кивнуть сумел практически незаметно, в стену глядя и надеясь, что она бы поняла.

Послышалась тихая возня. Краем глаза видел, как медленно, с огромным усилием Волкова поднялась, как покачнулась, как едва не упала при первом же шаге. Но повернуться не смел, продолжая сидеть неподвижно, и только чувствовал скрип собственных зубов. А ещё почему-то просил, сам не зная, кого, об одном.

Чтобы не оборачивалась.

И она не обернулась. Молча вышла, согнувшись, и только волосы колыхались в такт каждому шагу – очень уж это запомнилось, когда он всё же посмотрел ей во след. А, когда дверь закрылась, вцепился пальцами в волосы и зажмурился, подавляя стон.

Уверенность в том, что ничего дурного ей не сделают, была практически непоколебимой. Если бы хотели, не стали тянуть, да и послали кого-то посерьёзнее, а не пешку. Почему пришедший сразу был отнесён к данной категории? Высшие ранги крайне редко баловались дурью, оставляя это пушечному мясу. Обдолбанными проще командовать. Уж об этом знать приходилось не понаслышке.

Но утешение было, мягко говоря, слабым.

Что, если он всё же ошибался?

Сомнения рвали все внутренности, резали их без ножа, а добивало осознание того, что поступить как-то иначе он, в общем-то, не мог. Не мог, потому что испугался.

Вот только не за себя.

И правила здешние знал слишком хорошо.

Сколько времени прошло? Полчаса, час? А, может, минут пятнадцать? Денис тщетно пытался считать про себя секунды, прикидывать, пусть хотя бы приближённо. Сбивался очень быстро, потому что только одно в голове вертелось: что с ней делали сейчас? Пытался успокаивать себя, втолковывая мысль о том, что всё обойдётся, но тут же вспоминал самого себя девятилетней давности. Вспоминал и чуть не выл.

Когда услышал шаги, вскочил так резко, что едва не упал.

Волкова вошла, держа руки перед собой. Вошла точно так же, как и выходила – чуть покачиваясь и держа голову низко опущенной. Ни рваной одежды, ни пятен на ней – кроме багрового на плече, уже знакомого, – разглядеть не получилось. Словно в замедленной съёмке подошла к стене и упала на колени лицом к ней. Опустила плечи и замерла.

– Пошли.

Резкий оклик, лязгнувший о бляху ремня приклад – Денис сам не помнил, как нашёл в себе силы отвернуться от хрупкой фигурки и подойти к двери. В глаза сопровождавшему старался не смотреть, зная, какую реакцию это могло бы вызвать. Послушно сложил руки за спиной и пошёл вперёд, загривком чуя устремлённый промеж лопаток автомат. Но даже не мог понять толком, было ли хоть сколько-то страшно.

Местность напоминала окраину какого-то аула. Смотреть по сторонам не получалось, а всё, что можно было выхватить боковым зрением – старые дома, кривые улочки и пару бегавших друг за другом собак. Холодный ветер продувал насквозь, но казался сейчас сущим пустяком, едва ли ощущаясь.

Вели к дому, стоявшему в начале одной из улиц. У входа, на ступеньках, сидели, куря, двое мужчин средних лет. Оба одеты по-военному, но ни одного знака отличия не имелось. На Дениса посмотрели снизу вверх, осклабились и что-то быстро заговорили друг другу, затягиваясь едва ли не синхронно.

Дом был оборудован под что-то вроде штаба. Это стало понятно, стоило только порог переступить – слишком обстановка аскетичной была – только коврики пёстрые на полу, а больше никаких украшений, типичных для таких жилищ. Белые, совершенно голые стены, скрипучие половицы с давно начавшей облезать краской, дровяная печь – от неё едва-едва веяло теплом. Пустые подоконники, окна без занавесок. Женщины здесь если и бывали, то только для того, чтобы убраться. При всей наготе помещения, грязным оно не выглядело совершенно.

Ввели в небольшую комнату, чуть темнее, чем основная, плотно прикрыли дверь. Сопровождавший остался стоять, подперев её спиной и по-прежнему держа автомат наготове. За столом, возле окна, сидел полный мужчина, неторопливо делавший самокрутку. От уверенных движений поблёскивала печатка на среднем пальце. Густая чёрная борода, такого же цвета брови… Денису не имелось до внешности никакого дела, но он всё же передёрнулся невольно – больно уж сильны оказались ассоциации.

На стене, справа от окна, висел отрывной календарь. На чуть смятой от чьего-то неаккуратного движения – крупная цифра одиннадцать красного цвета. Одиннадцатое октября девяносто второго, воскресенье. Из жизни выпали почти сутки.

– Садись.

Голос показался на удивление ровным и спокойным. Кивок в сторону стоявшего напротив стола стула получился даже мягким. Сделав несколько шагов вперёд, взглядом Денис наткнулся на багровевшие капли крови прямо возле одной из ножек и замер. Холод пробрался за загривок.

– А у вас что, баб бить принято?

Ожидал всего – удара прикладом меж лопаток, даже выстрела в ногу. Но вместо того – спокойный взгляд исподлобья и продолжившийся процесс сворачивания папиросной бумаги.

– Она не баба. Раз воюет, значит, всё равно, что мужчина.

Вновь посмотрел на алые капли и медленно выдохнул. Нашёл в себе силы для чего-то, что походило на усмешку, а затем всё же сел, чтобы не провоцировать, и сцепил пальцы в замок. На выдохе собрался с силами и посмотрел мужчине прямо в глаза. Знал, что это значило, знал, а потому делал осмысленно. Карие глаза блеснули недобро, но контакт зрительный не разорвался. Некоторое время сидели в полнейшем безмолвии, а затем Денисов выпад получил комментарий:

– Смело. Бывалый?

Лишь головой мотнул в ответ неопределённо.

– Она не воюет. Она журналист. Как и я.

Ответ вызвал изогнутую густую бровь. Мужчина подался чуть вперёд, отложив самокрутку, и с издёвкой во взгляде вновь посмотрел Денису в глаза.

– Докажи.

Практически по слогам, так, что слово это словно во внутренности сумело пролезть.

Чуть прикусив губу, вытянул ноги и полез в карман джинсов. Сложенная в несколько раз, порядком измятая бумажка увидела свет и легла на столешницу. И тут же была взята и развёрнута. Цепкий взгляд забегал по напечатанным словам.

И даже как-то неверующе, должно быть, Денис посмотрел на мужчину, прежде чем брякнуть с каким-то странным выражением в голосе:

– А вы её даже не обыскали.

По лезвию ножа ходил, но почему-то словно чувствовал, что ничего ему не сделают. По крайней мере, пока. Только вот капли под ногой покоя не давали. Словно холодом могильным веяло от них.

– Москва?

Кивок в ответ. Удостоверение сложили по сгибам и спрятали в ящик стола.

– Тем лучше. Вагиф, уведи.

Денис поднялся, однако в последний момент решил рискнуть ещё раз. Обернулся, посмотрел на мужчину: тот вновь взялся за своё занятие.

– Можно вопрос?

– Валяй.

– Какого хера, а? Мы же вашу жизнь показываем, вам же помогаем.

Пальцы дрогнули, часть табака даже просыпалась на стол, спровоцировав несколько слов, сказанных сквозь зубы явно не по-русски. И снова пристальный взгляд, но на этот раз с явственными недобрыми огоньками и едва различимым прищуром.

– Кому «нам»? Ты в Азербайджане, идиот.

Сказанное эхом отдавалось в голове всю обратную дорогу. С каждым шагом, с каждым вдохом и выдохом. Держа руки за спиной, вновь и вновь прокручивал последние услышанные слова, толком не понимая, зачем это делал. Словно осознать пытался что-то, хотя и так всё предельно ясно.

Изредка проходившие мимо местные глядели в спину, бросали какие-то, должно быть, самые искренние проклятия, которые только существовали. Денису было наплевать настолько, что понимал он это как-то словно бы с запозданием, а в голове одно лишь крутилось назойливо, с завидной силой: