– Сергей Владимирович, за время работы в нашем Управлении вы зарекомендовали себя с положительной стороны. Сегодня я утвердил вашу аттестацию, и для прохождения дальнейшей службы вы направляетесь в Первое главное управление. На ваше место приходит теперь уже бывший сотрудник разведки. Правда, руководство отдела считает, что замена неравноценная. Как работника они его не знают, хотя всем известно, что разведка хорошие кадры не отдает… – Генерал тут же поправился: – Мы, правда, тоже. Но здесь особый случай, и спорить с ними сложно… Что скажете, Сергей Владимирович?
Такого поворота событий Нестеров не ожидал. Надо было немедленно отвечать на вопрос начальника, реагировать адекватно складывающейся ситуации. Но так не получалось: душа хотела одного, рассудок диктовал другое.
«Генерал вопрос задал так, для проформы, – думал он. – Знает, что никуда не денусь, а на самом деле не так все просто, как ему представляется. Здесь у меня все тип-топ, не то, что было раньше. А как будет там, одному Богу известно. Опять же ребята… Где еще таких золотых мужиков найдешь? Может, отказаться?.. Нельзя. Никто не поймет, а неприятностей наживу выше крыши. У них же все решено, договорено и просчитано. Опять-таки, служишь не там, где нравится, а где приказано».
Пауза затянулась, но начальник Управления терпеливо ждал.
Нестеров собрал свои мысли в кулак.
– Извините, Кирилл Борисович. Как-то неожиданно все получилось…
Генерал ободряюще улыбнулся. Он видел реакцию сотрудника: радости или, того больше, восторга от возможности перейти в другое, как считают многие, элитное подразделение у него не было. Значит, парень дорожит работой в Управлении, а это, что ни говори, приятно.
Сергей уже полностью владел собой и четко формулировал свои мысли:
– Первое время у меня было много сложностей, я никак не мог найти себя в работе. Допускал грубейшие, порой совершенно нелепые ошибки. От этого и лезли в голову дурные мысли: туда ли пришел, тем ли делом занимаюсь… ну и много чего другого. Я только сейчас понимаю, сколько времени и сил потратили на меня те же Алексей Иванович, Поздняков, Саша Муравьев, другие ребята… Не знаю, как им удалось выбить дурь из моей головы, сделать так, чтобы, в конце концов, поверил в себя, научился работать по-настоящему. Мне кажется, только сейчас я стал самим собой, появились интересные совершенно реальные разработки… Жалко, конечно, что приходится расставаться и с делами, которые не успел завершить, и с друзьями, но я понимаю необходимость этого шага. Скажите, Кирилл Борисович, в дальнейшем можно будет вернуться в Управление?
Генерал внимательно, испытующе посмотрел на Нестерова.
– Вопрос неожиданный. По крайней мере, у меня в кабинете он звучит впервые. Обычно, кто попал в разведку, обратно не возвращаются. Но нет правил без исключений. Будем рады опять принять вас в свои ряды. Однако задумываться об этом сейчас, по-моему, преждевременно – впереди у вас трудная, интересная работа. Надеюсь, что оперативный опыт, приобретенный в нашем Управлении, поможет достойно решить поставленные перед вами задачи.
Он встал, вышел из-за стола и протянул руку.
– Успехов, Сергей Владимирович, на новом поприще.
С девятого этажа на свой четвертый Нестеров спускался по лестнице пешком, надо было прийти в себя.
Вдруг в голове щелкнуло, и он вспомнил:
«Поздняков, дружище. Ты, небось, извелся там, в своем кабинете. Как же я, скотина неблагодарная, мог забыть про тебя?»
Он прибавил шагу, да так, что фактически перешел на бег.
– Сергей! Сергей Владимирович! Подожди, пожалуйста. Что ты летишь, как ракета? – Это был Семушкин, поджидавший Нестерова в коридоре. Выглядел он не так потерянно, как вчера, но бледность конопатой физиономии и черные круги под глазами говорили о бессонной, беспокойной ночи.
– Чего тебе, дорогой?
У Нестерова не было никакого желания и настроения с ним общаться: и Михалыч ждет, и событие радостное – а тут живой укор стоит…
– Пошли со мной к Позднякову, по дороге расскажешь, что у тебя еще случилось…
– Я принес… – семеня сбоку и заглядывая в лицо, прошептал Семушкин.
– Не понял, – искренне удивился Сергей. – Что принес?
– Коньяк, армянский, пять звездочек, три бутылки, для майора Крячкова.
Они стояли перед кабинетом Позднякова, и Сергей, чьи мысли неслись галопом абсолютно в другом направлении, не мог сообразить, как достойно и без потерь выйти из этой ситуации, но отступать было некуда. Только вперед!
– Ладно, – повернулся он к Семушкину, – сейчас посоветуемся и решим.
Нестеров коротко стукнул в дверь.
– Можно?
Увидев их вдвоем, Поздняков побледнел, челюсть бульдожки слегка отвисла; со странным выражением лица он откинулся на спинку стула. Семушкин с извиняющейся улыбкой кивнул в знак приветствия и занял позицию справа за спиной Нестерова.
– Юрий Михайлович! – Сергей под впечатлением только что состоявшегося разговора с генералом даже не обратил внимания на метаморфозу, что произошла с его другом-начальником. – Может, соберемся сегодня? Повод есть. Пока озвучивать не буду, но стол за мной. Вы не будете возражать, если Володя к нам присоединиться?
Михалыч сглотнул, как будто ему что-то мешало в горле, положил локти на стол и, набычившись, посмотрел на обоих.
– Какие могут быть возражения? – Поздняков отчего-то хрипел, как при ангине. – У нас клуб открыт, сам знаешь… Пусть приходит. Ты иди пока, Владимир Александрович. Нестеров тебе потом все расскажет. Иди, боец.
Как только закрылась дверь, Михалыч, встав, коротко выдохнул:
– Ну?
– Кирилл Борисович объявил, что меня переводят в Первый главк.
– И все?
– Все.
– Нестеров, у тебя с головой в порядке? Космонавт долбанный! Я тут сижу, мысли разные ковыряю, больше про покойников, конечно. Вдруг ты вваливаешься с Семушкиным… Я как увидел вас вместе, меня чуть Кондратий не хватил. Все, думаю, кранты. Это они от генерала пришли, сейчас будут приговор предъявлять.
Сергей никогда не видел его таким взволнованным.
– Вдруг какая-то пьянка-гулянка, Семушкин зачем-то… Гад ты, Нестеров, сволочь натуральная. Живьем в гроб меня загонишь, боец-молодец.
Достав платок, он вытер выступивший от волнения пот.
– Ладно, садись давай.
Они опять оказались по разные концы стола в положении начальник – подчиненный.
Поздняков сгибал-разгибал в пальцах скрепку, стараясь не смотреть в глаза Нестерову.
– Я давно знал, что тебя должны перевести, но думал: обойдется. Не получилось… Рад за тебя… – В голосе, однако, слышалось прямо противоположное. – Значит, решил проставиться по случаю назначения? Нормально, дело хорошее. Только Семушкин здесь причем? Он же не наш человек.
– Михалыч! Я думаю, надо все-таки закрывать вчерашнюю сагу о Форсайтах. Мне кажется, лучше момент трудно подобрать.
Выражение лица у Позднякова было скептическим.
– Выпьем, закусим, настроение создадим и под это дело глаза ему откроем. Опять же коньяк армянский, с ним надо что-то делать…
– Какой коньяк?
– Семушкин притащил. Три бутылки марочного армянского, специально для майора Крячкова.
– Да ты что? Молодец какой! Все-таки он у нас феномен, – улыбнулся Поздняков. – Может, оно все и к лучшему. Сделаешь под коньячок признание, камень с души сбросишь, и на сердце полегчает… Только будь осторожней, Серега. Вовочка хоть и хрупкого телосложения, но стаканом в репу врезать – на это у него силенок хватит… И прав, кстати, будет.
– Не боись, Михалыч. Я постараюсь деликатно, чтобы Вовчик не очень расстроился.
Отвальная
Вечером собрались в том же кафе на Кузнецком мосту, где гуляли когда-то с краснодарцем Прокоповым. Народу было немного, все свои, за исключением, конечно, Семушкина, который поначалу чувствовал себя не в своей тарелке. Но после третьего тоста немного расслабился, хотя напряжение оставалось: Нестеров же обещал, что на мероприятии обязательно будет майор Крячков. Поэтому портфель с коньяком Володя контролировал, неотлучно держал его у правой ноги.
Через часок «офицерского собеседования» Семушкин занервничал, а еще через полчаса совсем замучил вопросами: когда же, наконец, придет Крячков? Нестеров видел, что «клиент» не совсем готов к восприятию информации, по-хорошему, его еще чуток бы подзаправить, но дальше терпеть нытье было невозможно.
– Давай, Володь, ставь коньяк. Гаврилыч сейчас будет.
Семушкин почему-то достал одну бутылку, поставил на стол, открыл, однако разливать не стал. Наверное, решил подождать товарища майора. Нестеров, развернувшись к нему в полкорпуса, заговорил голосом старшего помощника ответственного дежурного КГБ СССР Крячкова.
– Что же это вы, товарищ Семушкин?
Володя завертел головой, пытаясь понять, откуда возник незабываемый, приводящий его в трепет голос.
– Мало того, что выражаетесь при исполнении, так еще и водку жрете? И в немалых количествах, как я вижу.
Последние слова Нестеров произносил уже лицом к Семушкину. Раздался дружный хохот. Веснушчатое Володино лицо налилось кровью, кулаки сжались с такой силой, что побелели костяшки пальцев, изо рта вырывался не связанный между собой набор слов:
– Это ты, да? Я вас… Вы узнаете… Никогда!..
Семушкин сделал движение, порываясь уйти, но его пригвоздил голос Позднякова.
– Стоять, боец! Может, послушаете, Владимир Александрович, старших товарищей?
Юрий Михайлович умел завораживать и приказать мог так, что пойти наперекор не смел никто. К тому же, волею случая, за столом они оказались друг против друга, и Михалыч не преминул воспользоваться этим обстоятельством.
– Смотри на меня, Володя, и слушай. Глаза подними, вот так… Попробую объяснить тебе, что вчера произошло. Если, конечно, ты в состоянии что-либо понимать. Готов к восприятию?
За столом наступило молчание. Семушкин через силу кивнул в знак согласия.
– Владимир Александрович, ты никогда не задумывался, почему с завидной регулярностью становишься объектом всяких шуточек, приколов и прочего? Ничего в твоей головушке не щелкает? Или ты уверен в своей непогрешимости? Судя по всему, так оно и есть.
Поздняков, не отрываясь, смотрел на Семушкина.
– Мы, видать, не знаем, что ты у нас доктор юридических наук, имеешь богатый оперативный опыт, завербовал с десяток иностранцев, награжден высокими государственными наградами. Так, Володя? Неужели не так? Что же ты тогда, профессор кислых щей, весь оперсостав отдела «лечишь»? Какое имеешь на это право? Почему от твоих нравоучений все наши бойцы стонут? Хотя почему только наши? Занудством и заносчивостью ты и других достал. Начальник твой, Плотников, уже не раз оправдывался и извинялся перед другими подразделениями за твое высокомерие, беседы с тобой проводил. Но тебе, дружок, хоть ссы в глаза – все божья роса. Ничто тебя не берет! Как с тобой еще бороться, если не такими методами, что использовали ребята?
Семушкин, сжав губы в тонкую линию, зло, с ненавистью смотрел на Позднякова. А тот, видя его реакцию, ударил из «главного калибра».
– Рапорт хочешь писать? Пиши, дорогой. Только подробно, с деталями. И объясни, заодно, каким рейсом можно долететь из Воронежа во Фракфурт-на-Майне. Там, для твоего сведения, на поле одни «кукурузники» стоят, и никакого пограничного и паспортного контроля нет…
Все смотрели на Семушкина. До него, похоже, стала доходить нелепость ситуации, а Поздняков в более жесткой манере продолжил:
– Семушкин Владимир Александрович, оперуполномоченный центрального аппарата Комитета государственной безопасности СССР, с двумя высшими образованиями. Как вы себе представляете: в какой такой природе могут существовать, вопреки всем правилам конспирации и человеческой логики, сводные списки агентуры, работающей по контингенту иностранных учащихся, да еще с раскрытием всех установочных данных? Не знаете? Пойдем дальше. Сутки прошли, а ты все веришь, что по твоей команде ракетные части противовоздушной обороны страны сбили гражданский самолет с пассажирами. Приказ по городскому телефону отдавали, товарищ маршал Советского Союза? Еще будем перечислять или тебе хватит для определения степени своей профессиональной пригодности?
Семушкин опустил свою рыжую голову. Уши полыхали ярко-красным пламенем, как на морозе. Поздняков, взяв стакан, где плескалась «сотка» водки, примиряющее сказал:
– Володя, не сердись на ребят, лучше на себя обернись. Обижать тебя по-настоящему никто не хотел. Так получилось; в чем-то ты и сам виноват. Давай, брат, лучше шлепнем по маленькой, всепрощающей, сделаем зарубки на память и не будем больше вспоминать об этом.
Водка пошла по своему назначению. Семушкин, без всякой реакции на предложение Позднякова, стоял, опустив голову. Потом медленно обвел взглядом закусывающую опербратию, говорящую ему что-то шутливое и доброе, губы его затряслись и сквозь бессильные слезы, бросившись к выходу, он закричал:
– Да пошли вы…
Он не успел сделать пяти шагов, как со всего маха влетел в здоровенного, как огромный платяной шкаф, милицейского лейтенанта.
– Так, нарушаем, значит? – Голос у мента был недобрый. Правой вытянутой рукой он держал Володю за лацкан пиджака. Семушкин, и так-то не атлетического телосложения, по сравнению с ним казался сущим ребенком.
– Отпустите меня, отпустите немедленно!
Он хотел освободиться, но его попытки выглядели такими беспомощными, что, кроме чувства жалости, ничего другого не вызывали.
– Чего дергаешься, рыжик дохленький? – сказал лейтенант с издевкой и наслаждением, видя, как безуспешно барахтается человек. – Испортил мне аппетит и еще дергаешься, суслик? Щас сдам тебя нашим, они из тебя вмиг картинку сделают. Посидишь, отдохнешь суток пятнадцать, запомнишь, как милицию обижать.
Ближе всех к ним был Нестеров, который с доброжелательной улыбкой шагнул на выручку Семушкину.
– Извините, коллега, вышло недоразумение. Все получилось случайно. Мы приносим свои извинения, отпустите, пожалуйста, нашего товарища, – и Сергей протянул руку к Семушкину.
Лейтенант резким движением отбросил руку Нестерова.
– Коллега? Хрен на грядке тебе коллега. Отойди в сторону, интеллигент вонючий, срань поганая, а то компанию составишь дружку своему.
Он вел себя так, будто царь и бог на этом пространстве.
Сергей изменился в лице: он органически не переносил хамства и грубости.
– Слышь, ты, недоумок в погонах! Я – старший лейтенант КГБ, вот мое удостоверение. Видишь? Буквы знаешь, читать умеешь? Если не оставишь нашего товарища в покое, хорошего для тебя будет мало. Возьмем его силой, а тебе припишем нападение на сотрудника органов госбезопасности. Ты у меня век не отмоешься, даже в ментовке своей поганой. Понял, хрен без грядки?
Чекисты сделали движение вперед, и милиционер сумел оценить превосходство противника.
– Звиняйте, дядьку!
С кривой улыбочкой он отпустил пиджак Семушкина.
– Я ж не знал, что вы из ГЭБЭ. Сразу б сказали, и разговоров бы не было. Я, товарищ старший лейтенант, и науку вашу, и вас очень даже хорошо понял и запомнил. Так что, простите-извините, как говорится. До побачинья!
Милиционер пятился, не сводя с них маленьких злых глаз, потом резко повернулся и вышел из кафе.
– Серега, спасибо… – сказал Семушкин дрогнувшим голосом.
– Да брось, Володь. Это ты меня извини, – Нестеров приобнял его за плечи. – Глупо все получилось. Не сердись, будь другом.
Они вернулись за стол, к пельмешкам и водочке.
