Василий Гурковский "Куда кого посеяла жизнь. Том XI. Избранное"

Но случилось то, что рано или поздно должно было случиться. Когда она уже освоилась на работе, то, или по наущению из дома, или по своей инициативе, неважно, но поняла, что из бригадного котла, есть возможность понемногу что-то брать домой. Начала с подсолнечного масла. Нашла какую-то бутылочку от лекарств, граммов на двести, и начала набирать в неё масло, а потом – отвозить домой. Казалось бы, что там тот пузырек масла! А за пять дней – набирался целый литр….

У неё на поясе висел старинный крестьянский шитый «кошелек», на широкой, складчатой юбке, используя его, она каждый день, выносила то, что забирала домой, и никто этого не замечал….

Прервал эту серию мелких хищений, тот, кому это и положено по штату – бригадный сторож. Он приходил к вечеру и до утра дежурил на полевом стане. Там был небольшой домик и рядом- бригадный хозяйственный двор.

Неизвестно, как он догадался о проделках поварихи, может специально наблюдал за ней или случайно увидел, но, в один из вечеров, когда Надя собиралась уже отправляться в село, сторож подошел к ней и, вроде бы, как балуясь, обнял её сзади и нащупал в висящем на животе, «кошельке», бутылочку с маслом. Тут же выхватил её, сунул почти в лицо поварихи и злорадно произнес: «А это у тебя Что?!».

В другой ситуации, Надя, возможно и нашла, что ему ответить, но здесь она растерялась, покраснела и просто не знала, что сказать. А сторож, поняв её состояние, начал добавлять: «А ты знаешь, что и сколько сегодня дают за хищение колхозного добра?!. Завтра же доложу участковому, он тебя так прижмет, что во всем сознаешься, сколько ты уже нанесла ущерба нашему родному колхозу! А знаешь, что за тебе за это будет?!».

Так, как на дворе стояла повозка с людьми и все торопились домой, Наде, чтобы как-то прервать обвинительную речь сторожа, пришлось сказать ему, что она будет его ждать, завтра, здесь, на кухне, пусть он приходит на дежурство пораньше, пока люди будут на работе и она его примет….

Сторож был раза в два её старше, хромой на одну ногу, но, с того дня, он регулярно «навещал» повариху прямо на кухне, до тех пор, пока в бригаде не появился новый бригадир, никто иной, как – Кондрат….

Приняв бригаду, он очень внимательно посмотрел на бригадную повариху. Молодая, приятная на вид, она ему сразу приглянулась. И именно он, Кондрат, заскочив как-то на бригадный стан, застал повариху в объятиях сторожа….

В тот же день, сторож был изгнан из бригады, за то, «что нагло приставал к бригадному повару, в рабочее время», а, шантажируя Надю гласностью о её поведении, Кондрат занял место того сторожа, имеется в виду – в любовных отношениях.

Пригрозив ей «ославлением» на все село, возможным увольнением и другими мерами, которые он может принять по отношению к ней, – сразу и навсегда, подавил в ней желание противоречить, как сегодня, так и в будущем. Иначе….

Так Надя попала к другому «хозяину», которому она была нужна просто как исправная красивая живая игрушка, с которой он может делать все, что захочет…

Кстати- он так и поступал в дальнейшем. Сам заходил к ней, когда ему это было нужно, а потом – начал подкладывать её под нужных для него людей, начиная с участкового уполномоченного и других «любителей», из районного и республиканского руководства. Её мнение при этом – никого не интересовало.

Постепенно, Надя свыклась с таким обращением. Заступиться за неё было некому, да и слишком далеко она зашла в своих отношениях с Кондратом, и не только с ним. Раскрывать душу перед кем-то, она уже не могла, было поздно, да и перед кем раскрываться?!. Для всех, кто имел с ней дело, она так и оставалась только игрушкой. Ничего серьезного, ей уже никто не предложит…Это привело её – к равнодушию к окружающей действительности, к себе, и ко всему на свете….

Глава пятая

Степану шел уже девятый десяток. Умудренный опытом прожитой жизни, он, из бесед, из попадавших иногда в руки газет, черпал скудную информацию о происходящем в стране и чувствовал, что над селом (вообще) собираются какие-то грозные тучи и вряд ли они с собой принесут что-то хорошее. Активизировалась сельская беднота, все чаще и чаще начали раздаваться голоса-претензии, в адрес «богачей», то есть более зажиточных крестьян, к которым относился и он сам.

У него не было проблем с работающими у него людьми. Во-первых – их было немного, во вторых они неплохо зарабатывали и были довольны своим положением. Но, если у него проблем с этими отношениями не было, то они (проблемы) были у других хозяев, а власти и люди в селе, судили по обстановке в целом, а не по одному его хозяйству.

На всякий случай, чтобы как-то обезопасить детей и внуков, он еще в двадцать седьмом году, приобрел дом для семьи Марии с Филиппом и «отделил» их в самостоятельное хозяйство. Просто – на всякий случай, а получилось очень даже- во время.

Рассчитался со всеми налогами и со всеми работниками, по раздавал кое-что из инвентаря и имущества, – детям и внукам – (у сына были уже свои взрослые дети) и вроде бы приготовился к возможным каким-то неприятным событиям, но случилось то, чего он никак не ожидал.

Была объявлена вначале подготовительная, а потом и сплошная коллективизация. Она (коллективизация) осуществлялась в двух стадиях: – организовывались колхозы, куда, в большинстве своем, добровольно, вступали сельские жители. Кто имел что-то внести в общеколхозный фонд (инвентарь, транспорт, земельный участок или животных) – вносили, кто не имел ничего – просто вступали в члены колхоза. Здесь было все понятно и это была первая(основная) стадия. Она проходила без особых проблем и, в основном, в первые – год-два.

Со второй стадией (фазой) было сложнее. Когда была объявлена война «кулачеству», то уже о добровольности, никто не вспоминал. У тех, кого «назначали кулаками», все хозяйство изымалось в пользу государства, в том числе жилье, имущество, транспорт, животные, земля, короче говоря- все, а хозяев – исходя из определенной кем-то степени их «вины», – или оправляли на поселение в другие регионы, или в трудовые лагеря, или в тюрьмы….

Причем – и отнесение каждого конкретного хозяйства к категории «Кулак», и степень их «вины» перед государством, определялось, как правило, субъективно и – на самом нижнем уровне – село – район. Дальше по инстанциям вверх, никто уже не разбирался, что там было правильным или неправильным, просто некогда было, да и никто в этом не был заинтересован. Поэтому – первичный «диагноз» или определение «кулак – не кулак» и «опасный – очень опасный» выдавался сразу, на месте, в районе, там же утверждался формально – юридически и, как правило, – обжалованию не подлежал.

Интересно формировалось первичное определение – «Кулак- не кулак». Здесь было все, только не то, и не так, как надо. Что и показало, в частности, отношение к хозяйству Степана.

Степан работал открыто, никогда ничего не прятал, ни от государства, ни от своих работников. Он имел на руках все необходимые документы, на землю, недвижимость, животных. Никаких проблем по расчетам с работающими у него людьми и с государством по налогам, у него – не было. Он никогда не выступал открыто или тайно против советской власти, да и против самой коллективизации- тоже.

Беседуя с детьми, Марией и Филиппом, уже в период первичной (подготовительной) коллективизации, он не раз говорил, что рано или поздно, такое действие должно было произойти. Село всегда, во все времена, особенно – «бедовые» (неурожаи, наводнения, пожары, голод и т. п.), выживало именно благодаря общине. На земле по – другому – нельзя, это не завод, где каждый может сам что-то сделать, там продукт производят круглогодично. Земля рожает один раз в году, поэтому, чтобы успеть за сезон выполнить весь набор работ, как до урожая, так и после его получения, гораздо лучше обрабатывать её(землю) – общиной, то есть коллективно. Сейчас в селе разная техника появляется, – трактора всякие, плуги к ним, сеялки-веялки, а для них – надо не нынешние наши огороды-клочки, а большие поля, чтобы было, где развернуться. И, наверное, государство тоже об этом думает, надеясь в объединенных колхозах, вести производство на более высоком уровне.

Ну, все это там, впереди, а я думаю, что с нами сейчас будет! При всем нашем благочестии, имею в виду нашу семью, в покое нас не оставят. Все те безлошадные и безземельные наши сельчане, объединившись в колхоз, сразу не разбогатеют, да и разбогатеют ли вообще!. Поэтому, глядя на то, как мы продолжаем жить и работать по-старому и получать, как и раньше какие-то блага от своей работы, они обязательно, и уже не по – одному, а все вместе, будут показывать на нас пальцем, считать нас кровопийцами и извергами, и- обязательно начнут – жаловаться во все эти новые органы власти – советы, милицию и т. п..

И – будут это делать до тех пор, пока на принудят власть каким-то образом или забрать у нас все и поделить между ними, или – просто уничтожить. А сегодняшняя власть – этого больше всего боится, тех «народных» жалоб, причем вся- снизу – доверху.

Вас-то они не тронут, у вас забирать нечего, а вот меня – вряд ли обойдут. Я, собственно, готов к любому повороту событий, надеюсь – разумному. Будут забирать – пусть берут. Нам с мамой, уже ничего особого и не надо, вы – рядом, – миска борща, да теплая хата, да вот еще – внуки, дети ваши. Катя уже прямо взрослая, да и Миша – ходить начал. Так что переживем!.

Не знал Степан, да и не мог знать, что его ждет во второй стадии, той коллективизации, потому что такого и придумать было нельзя….

В селе было организовано несколько колхозов, весь этот процесс прошел более-менее спокойно и, хотя дело было новое, никаких специальных разъяснительных документов по ведению колхозной жизни еще не было, но основное направление – производство продукции, было главным и определяющим, так что под него и строилась текущая деятельность новых образований. Появляющиеся в процессе работы, неизбежные в такой период, различные проблемы, решались коллективно, по ходу дела, насколько это было возможно.

Глава шестая

Так они и сосуществовали пару лет параллельно – молодые коллективные хозяйства (колхозы), объединившие в основном безземельных – безлошадных сельчан и более-менее крепкие индивидуальные хозяйства, которые входить в колхозы – не собирались. Им пока и так было неплохо. Конечно, и среди них были разные по уровню хозяйственности и достатку, но отношение к колхозам, у них было одинаковое – отрицательное.

Если в 1928 году, ускоренными темпами начали организовывать колхозы и МТС(Машино- тракторные станции), то 1929 год, названный «годом великого перелома», был уже годом сплошной коллективизации.

Потом пошел период «прессования». В январе-феврале 1930 года, были приняты решения на высшем государственном уровне, где были четко поставлены задачи – во всех регионах страны – главная форма организации – сельхозартели – коллективные хозяйства (колхозы), а в порядке определенной «помощи» тем же колхозам, был определен курс на ликвидацию «кулачества», как класса.

«Добивающим» фактором по этому направлению, был принят закон, по которому наемный труд и аренда земли – запрещались. Кулачество стали официально классифицировать по 3-м категориям:

1-я – контрреволюционная;

2-я – те, которых надо переселить в необжитые северные районы страны;

3-я – те, кого можно расселять в этом же районе, на новых, специально отведенных кулакам землях, расположенных за пределами колхозов.

Причем, отнести те хозяйства, и их хозяев, которые местные власти определили как «кулацкие», в одну из этих категорий, могли – опять те же самые местные власти. Они такие права получили от вышестоящей власти. И надо признать – очень успешно теми правами пользовались.

Первое, что объединяло все эти (кулацкие) классификационные категории, было – лишение недвижимости, имущества, земельных участков и поражение в правах. Это было общее правило, а потом шло все остальное, согласно определенной категории.

Понятно, что с кулаками, причисленными к категории № 1 (контрреволюция), занимались представители ОГПУ (чекисты), а с причисленными к категориям 2и3, в основном – органы охраны общественного порядка (милиции). У них здесь действительно были «развязаны» руки и любой «кулак», ими же определенный, как кулак, мог легко попасть в любую из двух (2–3) групп, а если заартачится – то и в первую группу- запросто. Все зависело, в первую очередь, от личных отношений конкретного «кулака» с конкретным представителем какого-либо вида власти, у которых, в то время, была масса прав и очень мало ответственности за что-либо содеянное. Все прикрывалось лозунгом: «Ликвидируем кулачество, как класс!».

Так сложилось, что «кулак» оказался на проезжей части нового пути-«коллективизации» и стоял довольно крепко. Конечно, его можно было не трогать и просто обойти, но тогда, он так бы и остался примером для новых колхозников и укором власти в её слабости, а этого допускать было нельзя. Поэтому – кулака – надо было просто ликвидировать и власть дала команду – «ФАС»….А, когда дается такая команда- её исполнителям не объясняют, как кусать- сильно или не очень…

Начались настоящие гонение на, в большинстве своем – порядочных, трудолюбивых и не чужих для государства, людей.

Прибывшие в район, «ловцы удачи» – Маркус и Георгий, попали как раз ко времени и к месту. Георгий, как участковый, по наущению Маркуса, с первых дней своего пребывания на посту участкового инспектора, начал формировать группу своих осведомителей. Так, как он длительное время, жил в доме отца Кондрата, то и первым привлек к этому делу самого Кондрата, а потом, по его рекомендациям, собрал «сек сотов»(секретных сотрудников) еще человек десять.

Большинство из них, имели разные грешки за собой и надеялись, в случае чего – на помощь участкового инспектора. А одна, «завербованная» сексотка, жила прямо напротив дома Степана, её сагитировал сам Кондрат, наказав следить за домом её соседа и докладывать ему или участковому, обо всем, что она посчитает нужным.

Эти «активисты», стали не только информаторами, но и «советчиками – подсказчиками» для местной власти в вопросах выявления и характеристики местных «кулаков», а уже сама местная власть, их классифицировала по указанным категориям.

Здесь в ход шло все, что угодно – зависть, злость, вспоминание каких-то прежних обид, личная неприязнь и многое подобное, как правило – предвзятое и необъективное. Маркус, как представитель районной власти, Георгий, как участковый инспектор, их «сексоты» и добровольные «помощники», часто собирались в доме у Георгия (ему выделили дом выселенного кулака) и коллективно обсуждали кандидатуры и предполагаемые категории тех, кого, по их мнению, нужно было выставить, как «кулаков».

Свое мнение они выкладывали представителям местной власти, которые потом принимали то, или иное решение по этим вопросам. Так как абсолютное большинство сельского и районного руководства, были приезжие, то есть- чужие люди, они чаще всего поддерживали такие мнения, не вникая глубоко в суть дела.

Как смеялся не раз следователь Маркус – интересная у них получается – Молдавская автономия, без молдаван. Власть приезжая, со всех концов страны и, в первую очередь – из других областей Украины. Председатели колхозов – тоже были приезжими, они в процессы коллективизации, в смысле её проведения- не вмешивались, у них были другие заботы.

Именно по наводке отца Кондрата, много лет завидовавшего Степану, как хозяину, и оскорбленному его отказом выдать свою дочь за его сына, и, конечно же- по подсказке группы сельских «активистов», первым из наиболее зажиточных крестьян, в класс «кулаков» и – сразу – во вторую категорию (выселение в другие места), был определен местной властью, именно Степан.

Ну никак не могли они его обойти- слишком был хорошим….Грамотный и опытный хозяин, умеющий ладить с работавшими у него в хозяйстве, людьми, и с другими сельчанами; добрый, понимающий и честный человек, он никак не вписывался в тот круг лиц, который в то время находился в местной власти и вокруг неё.

К нему во двор, они нагрянули целой группой, в составе которой были и Маркус – от района, и Георгий с председателем сельсовета (тоже приезжим), от села, и несколько «активистов» из группы Георгия. Зачитали Степану предписание от районной власти, где было сказано, что согласно таким-то решениям, Степан является опасным для государства кулаком и все его хозяйство – подлежит изъятию в пользу государства. На месте его хозяйственного двора, предполагается организация нового коллективного хозяйства.

Все члены семьи подлежат выселению в места, которые будут указаны дополнительно. Сам хозяин и его жена- в связи с преклонным возрастом – могут уходить, куда пожелают, но старший сын Степана, Фома и его зять – Семен, будут выселены в одну из северных областей страны.

Когда все это было зачитано, Степан не проронил ни слова, так как был готов к такому развитию событий. Да и кому там было что-то доказывать!…

Не ожидавшая такого «подарка» от власти, жена, Кристина, схватилась за сердце и упала на землю. Её отвезли в больницу, домой она больше не вернулась. В один день, Степан остался сам и абсолютно без ничего…

Но он заявил той злорадствующей комиссии, что никуда из этого двора, не уйдет. Этот дом построил его прадед, запорожский казак, служивший России, еще в 18 веке. Это их семейный корень и он, Степан, доживет до конца своих дней – в родном доме….

Прибывшие представители власти, вначале колебались, а после согласования «наверху», разрешили Степану жить в своем бывшем доме, с тыльной его стороны, в небольшой комнатке, где раньше хранился садовый инвентарь.

Там он и жил, уже при колхозе, один, а кормился в семье дочки – Марии, дом которой находился недалеко, по этой же улице. Сын его, Фома, был отправлен пилить лес в Архангелькую область на 15 лет, а зять Фомы- Семен, получив 7 лет лагерей, был отправлен на строительство ДНЕПРОГЭСа.

Так разметали когда-то добротную, порядочную семью, её завистники, для которых советская власть и её попытки поднять село, были всего лишь подспорьем, инструментом, для достижения своих, далеко не «советских» целей….

А верховная власть, развязав руки исполнителям на местах, позже поняла ошибочность такого подхода (всех под одну гребенку!), но дело уже было сделано. Многие десятки тысяч хороших людей пострадали ни за что, и ничего изменить было уже невозможно.

Определенным «реверансом» в сторону обиженных людей, стало признание властью допущенных «перегибов» в период проведения коллективизации. При этом верховная власть, отмежевалась в этом вопросе от своих исполнителей, красиво перебросив вину за неправильно содеянное- на местные власти, то есть, на тех самых «исполнителей», которые «не совсем правильно» поняли, что и как им было поручено сделать. Это – обычный для тех времен вывод….

Глава седьмая

На русской части села, было образовано 5 колхозов. Кулаков уничтожили и разбросали по стране, в наиболее крупных (бывших кулацких) хозяйствах, образовали колхозные дворы, в частности на месте хозяйства Степана, был организован колхоз им. Молотова и «активист» Кондрат, продолжал в нем трудиться. И он, и его отец, всеми своими существами, ненавидевшие советскую власть и её порождение – колхоз, продолжали играть роли активных строителей социализма….

Когда организовали колхоз им. Молотова и прислали из Ростовской области председателя, бывшего командира-кавалериста, он, позже, привез с собой настоящую тачанку времен Гражданской войны, правда – без пулемета…

Её привели в нормальный вид, закупили пару хороших лошадей и председатель ездил на ней по работе, до самого начала Войны. Опять же – Кондрат, работавший тогда ездовым при сельском совете, привозил будущего председателя из района – в свое село, помогал обустроиться на новом месте, в доме выселенного кулака, и, конечно же – традиционно познакомил его со своим отцом, пригласив к себе домой. Его отец, знал с кем надо заводить знакомства….Они в первый день- хорошо пообедали, изрядно выпили, конечно. Председатель, как позже подтвердилось, был любитель выпить, поэтому, впоследствии – не раз посещал дом, где жил Кондрат.

Как следствие, – когда прибыла из Ростова его тачанка, он взял Кондрата к себе, в качестве водителя-ездового, и они вместе – проработали довольно длительное время. Кондрат стал правой рукой председателя, типа ординарца, это у него неплохо получалось….

Через время, благодаря протекции участкового милиционера, который жил на квартире у отца Кондрата и хлебосольному «ходатайству» отца перед председателем колхоза, «двадцатипятитысячником», Кондрат стал бригадиром одной из колхозных бригад.

Степана не стало, как хозяина и ненавистного конкурента для отца, но оставался сын Степана, Филипп, который работал в районе и пользовался авторитетом и в хозяйствах района, да и у районной власти. Для Кондрата – это было, как кровавый мозоль, но, напрямую он ничего сделать Филиппу не мог, поэтому – решил посоветоваться со своими «старшими» – Георгием и Маркусом, делая упор на то, ФИЛИПП, не только уважаемый специалист, но еще и грамотный. От него всякого можно ожидать – начнет куда-то писать, жаловаться на произвол местных властей, да и мало, что может придти ему в голову.

Киевские «посланцы», согласились, что Филипп, действительно может принести им какие-то неприятности, он же хорошо знает, что творилось в селах района, а сегодня ситуация поворачивается в обратную сторону – начинают искать крайних в допущенных ошибках при проведении той коллективизации, именно среди представителей местной власти, – это уже чревато, чем угодно, и в нашем районе- тоже. Кто знает, что может придти ему в голову, после наших действий по его тестю. Надо подумать, как его убрать из районного звена управления. Думайте все….это нас всех касается. Надо «накопать» на этого Филиппа, хотя бы что-то.

Предложение было принято, как приказ. Перебрав многие возможные варианты, остановились на предложении Кондрата. Тот, несколько раз слышал, как председатель, в разговорах с людьми и представителями районной власти, сетовал на то, что в их колхозе – нет грамотного специалиста-агронома. Есть один практик, работавший раньше на кулака, но он просто практик- не более, а колхозу нужен специалист.

В районе – обещали найти такого, но пока – не получилось. А что, если перевести Филиппа на работу в колхоз, тем же агрономом…Там мы быстрее что-нибудь накопаем на него. «Я- сказал Кондрат, – поговорю с председателем, чтобы он обратился с просьбой в райземотдел или прямо- в райсовет – отпустить Филиппа на работу в колхоз, может быть даже временно, пока другого агронома пришлют….Думаю район пойдет колхозу навстречу. А – дальше – уже мы, на месте, подсуетимся, чтобы из этого районного любимца, сделать – врага народа».

Милиционерам – мысль понравилась. Хороший способ, с почетом, вывести неугодного им человека из состава руководства районного звена. Он ничего не заметит подозрительного, да и сам его перевод будет по распоряжению районной власти, в порядке оказания помощи новому колхозу. Это будет выглядеть – почетным предложением для рядового землемера Филиппа.

Все так и произошло. Председатель, по очень настойчивому предложению Кондрата и его отца, упросил районные власти, отпустить Филиппа на работу в колхоз, по крайней мере – пока не появится ожидаемый агроном.

Председатель действовал искренне, заботясь об интересах колхоза; и верил тем местным людям, которые предложили ему эту кандидатуру (Филиппа), абсолютно не зная, их истинных намерений и замыслов. Ему тогда, было не до этого.

Таким образом, Филипп оказался в качестве агронома-полевода нового колхоза, хозяйственный двор и контора которого, располагались на месте бывшего двора его тестя, Степана, то есть, он теперь работал там, где совсем недавно, всего несколько лет назад- жил.

Филипп, естественно, не знал, с каким восторгом встретили такое перемещение его недоброжелатели!. Они надеялись, что здесь, на живой работе, быстрей найдут возможность подставить ему ножку, чтобы он споткнулся, а потом, возможно и – упал, и как можно – ниже.

Глава восьмая

Казалось бы, у группы сельских «активистов», во главе участковым Георгием, при поддержке районной власти, в лице Маркуса, дела обстоят нормально; они контролируют практически все основные процессы, происходящие на русской части села, к их мнению прислушиваются в сельском совете, в новых колхозах, да и нет другой альтернативной силы в селе, способной выступить против действий этой группы, какие бы они не были, полезными для села или нет….

Вдруг, неожиданно для всех и, в первую очередь, – для него самого, попадает в неприятность – Кондрат….

Во время обеда, когда он ехал домой на своей бригадирской бричке, его остановили какие-то чужие люди, представились бригадой из Республиканской РКИ (рабоче-крестьянской инспекции, типа народного контроля), проверили его транспортное средство и обнаружили, что в сиденье, на котором он сидел, находится (Взвесили!), более 12 килограммов овса….

Сиденье было выполнено в виде невысокого прямоугольного ящика, вовнутрь которого, аккуратно вмещался специально пошитый по размеру, небольшой мешок, который заполнялся чем-нибудь, с таким расчетом, чтобы он (мешок), был на уровне верхней кромки ящика и на нем было удобно сидеть, когда он был, естественно- полным….А так, как Кондрат, ездил на бричке целый день, то и мешок под ним, прикрытый сверху какой-то дерюжкой, всегда был наполнен.

Кондрат начал что-то выдумывать в оправдание – мол, вез на центральную усадьбу, думал там, в обед, покормить лошадей и т. п… Все это был детский лепет, потому, что никаких разрешительных документов, накладных или чего-то подобного, у него не было. Мало того, когда контролеры узнали, что овес – хранится в бригадном сарае, а ключ от замка на том сарае- опять же находится у бригадира, то есть – у Кондрата, то это натолкнуло проверяющих на мысль, что бригадир мог брать овес, когда угодно и сколько угодно!.

А на дворе стоял 1932 год! Голод настиг многие регионы страны, в том числе – Украину. А тут такое безобразие!. Кондрата задержали, отвезли в Тирасполь. По тем временам, ему причиталось бы 10–15 лет тюрьмы, по минимуму.

Выручили «друзья» из районной милиции. Как они его забрали из Тирасполя, какие «придумали» ему оправдания- нам не известно, но зато известно – что он снова появился в колхозе. Правда- от бригадирства его освободили, председатель колхоза от него отмежевался и в сельских «активистах», он больше не числился, по крайней мере – публично.

Кондрат тогда посчитал, что попал под проверку Республиканской инспекции случайно, но, оказалось, что это не так.

Бывший хромой бригадный сторож, которого Кондрат, когда-то оторвал от Нади и занял его место в отношениях с поварихой, затаил зло и с самого начала работы Кондрата бригадиром, начал следить за ним. Он перешел в соседнюю бригаду, тоже сторожем и находил время наблюдать за Кондратом….Когда увидел, что тот регулярно ворует зерно (овес) из своей же бригады, то, через своего родственника, живущего в Тирасполе, передал заявление (донос) в РКИ (инспекцию) – на Кондрата, где расписал все, что видел – и где он берет овес, и где прячет, и когда возит, и где проезжает. Потому Кондрата так быстро и подловили инспекторы….

Следователь Маркус, через свою службу, выяснил в РКИ, кто написал донос на Кондрата, ему как коллеге-следователю, инспекция пошла навстречу, хотя, обычно такая информация не распространяется, и, естественно, сразу – передал координаты того заявителя, самому Кондрату. Тот принял это к сведению и ожидал момента, когда можно будет с тем сторожем поквитаться….

А тогда – Кондрату опять вручили повозку с парой лошадей, так он и работал в той же бригаде – ездовым, кляня себя за такой прокол и всех «сексотов» русской части, которые тоже от него дружно отмежевались. Ненависть к Филиппу, который работал агрономом-полеводом, а когда освободили Кондрата от бригадирства, то, временно, на период массовых полевых работ, возглавил его бригаду, возросла еще сильнее….

И тут случилось то, что случилось…

В один из дней, Филипп, как бригадир, направил группу женщин из состава бригады, во главе с звеньевой, известной в бригаде – Надей, на посадку овощной фасоли. Филипп приехал на участок, где должна производиться посадка на бричке, группу женщин и два мешка семян фасоли, туда же привез Кондрат. Филипп объяснил женщинам порядок посадки, глубину лунок, расстояние между ними по длине и ширине, а так как к нему вопросов больше не было – отправился по своим делам дальше.

Женщины начали посадку. Когда Кондрат привез им обед, то предупредил, что перед заходом солнца, может за час, он будет ехать на колхозный двор и заберет их в село. Чтобы они, к этому времени были готовы. Сказал- и тоже уехал….

Когда пришло назначенное ездовым, время, и женщины увидели, – как вдали показалась подвода Кондрата, – у них еще оставалось больше половины ведра семян…Поняли, что не успеют досажать оставшуюся фасоль, а Кондрат такой, что ждать не будет, поэтому, метрах в семи-восьми от дороги, сделали сапами побольше ямку, высыпали туда остатки фасоли, заровняли аккуратно то место и, к поездке домой, были готовы….Все «шито-крыто» и никто об этом не узнает, по их мнению.

Когда Кондрат привез женщин в село, все сошли с повозки, кроме Нади, ей было ехать дальше всех….