Нет, Зверь вообще-то знал, что они жили в Хауране, столице Харара. У них там были семьи – жёны, дети, всё как у людей. Но при взгляде на этих неизменно строгих и почти неотличимых друг от друга тевтонов мысли о мрачной германской романтике сами лезли в голову.
С младшими фон Штаммами он был неплохо знаком. Сливал им порой информацию про Эльрика – насчет того, когда тот думает вернуться, как будет себя чувствовать по возвращении, насколько долго предстоит восстанавливать форму. Им разное было интересно. Вроде по работе, а вроде и нет.
От старших Зверь предпочитал держаться подальше. Они как-то слишком сильно ассоциировались с противозенитным комплексом, установленным на плоской крыше коттеджа, и с системой дальнего обнаружения, размещённой по периметру. Вот сколько в том комплексе человеческого? Столько было и в трёх старших фон Штаммах.
Хотя Эльрик утверждал, что они «нормальная молодёжь и пить умеют».
Пить с этими…
Ну, Князь есть Князь.
На подоконник снаружи спикировал ворон.
Зверь глянул вверх – точно, над деревьями планировал орёл размером с дельтаплан. Кроме Шнурка все в сборе, стало быть. Что происходит?
Ворон каркнул.
Тарсаш развернулся и отправился в глубины парка. Посмотреть приходил?
Блин, да нет, конечно!
Ворон каркнул ещё раз, и до Зверя дошло окончательно. Тарсаш приходил за ним, и Ворон прилетел за ним, и орел – Кончар – хоть и не взял на себя труд спуститься, всё равно был тут по его душу. А Шнурка не было потому, что тот с Эльриком. Там, где сейчас надо быть и Зверю.
Он хлопнул Блудницу по фюзеляжу и выпрыгнул в окно. Ворон вцепился когтями в его плечо – ну да, им же в одну сторону, а летать эта птица всегда ленилась. Тень Кончара скользнула по земле и кустам, орёл заложил плавный вираж, направляясь туда, куда ушёл Тарсаш.
Интересно, как быть со Шнурком? Он ведь даже близко к Эльрику подойти не позволит.
Шнурка Зверь услышал раньше, чем увидел. Маленькая собачка, но громкая. Правда, лаял тот не долго. И не нужно было много ума или воображения, чтоб понять, почему в этот раз такса замолчала, едва подав голос.
Потому что нашлось кому велеть ей замолчать.
Про фон Штаммов, задачей которых было охранять Князя от всех и вся, Зверь даже не вспомнил. За две секунды пересек лужайку перед коттеджем, щёлкнул пальцем по клюву недовольного Ворона, которому сложно было удерживать равновесие на такой скорости, взлетел на крыльцо…
И наткнулся на Махта фон Штамма. Будто на каменную стенку наскочил. При том, что между ним и готом расстояние было сантиметров тридцать и тот не использовал никаких силовых полей.
Воля и разум. Исключительно.
– Привет, – сказал Зверь.
– Привет, – сказал Махт. И отступил, позволяя пройти.
В просторной прихожей никого не было. За полупрозрачной дверью палаты двигались тени. Зверь, ещё до того как вошёл, опознал Роджера, Ринальдо и Клауса фон Штамма. И Эльрика. Само собой! Эльрик был здесь. Наконец-то!
Хотя сам он вряд ли так уж радовался. Кто бы обрадовался необходимости сменить полноценную жизнь, пусть и в пределах Дороги, на постельный режим и антигравитационное кресло?
Эльрик был здесь! В большой, под завязку забитой лечащей аппаратурой комнате. В этом самом антигравитационном кресле, сейчас стоявшем на полу, но вполне готовом к взлету. У кресла, по правую руку – живую – лежал Шнурок.
Зверь, кажется, даже поздороваться забыл. И, кажется, на это не обратил внимания никто, кроме Шнурка. Пес тихо зарычал, но больше никак недовольства не проявил.
– На Дорогу я какое-то время выходить не смогу, – сказал Эльрик без предисловий. – Кто-нибудь меня за это точно прикончит.
– Я, – откликнулись Ринальдо и Роджер хором.
Клаус пожал плечами:
– Я, конечно, телохранитель, но они – лучшие в мире маги.
Из этого следовало, что он не собирается предотвращать убийство. Скорее всего, даже не попытается.
– Как видишь, – по голосу Эльрика ясно было, что тот и не сомневался в злокозненности окружающих, – полагаться мне не на кого…
Шнурок не дал ему договорить. Встал на задние лапы и, бешено виляя хвостом, стал тыкаться в лежащую на подлокотнике кресла руку.
– О, прости, прости, – Князь пропустил между пальцами шелковистые собачьи уши, – ты-то, конечно, всех победишь.
Это стоило усилий. Это движение – едва-едва прикоснуться к собаке, которая к тому же сама лезет под руку, – далось ему с трудом.
Ворон издал короткий курлыкающий звук и перелетел с плеча Зверя на спинку кресла.
– Ладно, – смирился Эльрик, – не все здесь враги, кого-то из союзников просто не впускают внутрь из-за размаха крыльев, а кто-то – лошадь, но ты можешь оставаться, если хочешь. Тут есть целая нежилая комната. Роджер не против.
– Господин фон Рауб за тобой, если что, присмотрит, – буркнул Роджер. – Как врач, а не как головорез.
– Эргес, внеси его в списки тех, кого не надо каждый раз проверять, – сказал Князь кому-то в условно жилой части палаты. Там было немножко нормальной мебели… и узколицый, узкоглазый нарлунец, которого Зверь не заметил, когда вошёл.
Не заметил?
Клауса почуял ещё из-за двери, Ринальдо и Роджера тоже, а этого нарлунца – нет. И не видел в упор, пока Эльрик не привлек к нему общее внимание.
Эргес Уртай, советник по общим вопросам министерства финансов объединенного королевства Харар. Ни о чём не говорящая должность, ничем не примечательная внешность. Маленький – на полголовы ниже Зверя, – тощий, улыбчивый, как ясное солнышко. Глаза-щёлочки, острые скулы да короткая чёрная косица – вот он весь. Если просто смотреть. То есть если его вообще получится увидеть. И это само по себе серьёзный повод задуматься над тем, кто же такой господин советник и что же с ним не так.
Любой заинтересовавшийся, впрочем, мог заглянуть в сеть и получить историческую справку. Эргес Уртай, мастер меча (ну разумеется), сто пятьдесят лет назад возглавлял службу государственной безопасности Нарлуна. Вместе с другими Мечниками был мобилизован на защиту Этеру от агрессивных инопланетян. А по окончании войны заявил своему императору, что уходит со службы.
Трое его учеников, тоже Мечников, ушли вместе с ним.
По слухам, Уртай сказал, что его долг – служить своему господину и что единственный его господин – Эльрик де Фокс. Император был раздосадован. Такие заявления в принципе расстраивают, а уж сделанные начальником Госбезопасности, вообще должны вгонять в депрессию.
И в паранойю.
Эргес Уртай перестал быть главой разведки и контрразведки, зато возглавил официальный список государственных врагов Нарлуна.
Князь делал это. Как-то. Зверь знал по себе. Он много лет боялся этого шефанго, боялся, не понимал, терпеть его не мог. А теперь не смог бы без него жить. Странное, надо сказать, чувство, опасно похожее на зависимость, но Зверь ни на что бы его не променял. Уж он-то хорошо знал, в чём разница между зависимостью и любовью.
У других было иначе, он видел, что иначе, и всё же те, кого сводила с Эльриком судьба, оставались с ним навсегда. В Саэти говорили «не бывает бывших людей де Фокса». Это правило действовало и на Этеру. Только здесь и «навсегда» было настоящим. Здесь Эльрика окружали личности бессмертные и какие-то… чересчур могущественные.
Интересно, к живым легендам вообще можно привыкнуть? Вроде бы давно пора. Два года прожил под одной крышей с Князем, а легендарней никого нет ни в Саэти, ни здесь. Но Князь, он… ближе и понятней его тоже никого нет. Легенда там не легенда, а когда она тебя приручает, к ней привыкаешь, в этом и смысл.
Сидит в своём кресле, ухмыляется. Пальцем сам пошевелить не может, и его это ни на секунду не напрягает. Он уверен в людях вокруг, как в себе самом. Если не больше. В себе-то он, бывает, сомневается.
Может, в этом дело? Не в сомнениях, в их отсутствии. В доверии и ответной преданности, в том, как и почему обрели бессмертие Мечники, ставшие хиртазами Эльрика.
А может, никаких объяснений нет, и прав Эльрик, утверждающий, что это осаммэш, дар предвидения, сводит его с теми, с кем ему по пути. Не любит он свой талант, не пользуется им, но не может запретить таланту пользоваться собой.
– Здесь в ближайшее время станет оживлённо, – предупредил Эльрик, прежде чем Зверь успел сказать, что принимает приглашение.
– Нет, – мгновенно отреагировал Роджер. – Здесь будет тихо, постельный режим, физиотерапия, реабилитация и идеальная дисциплина.
Эльрик вздохнул.
Ворон занервничал и растопырил крылья.
Шнурок, уже снова улёгшийся под креслом, несколько раз стукнул по полу хвостом.
Ринальдо закатил глаза.
Лицо Клауса стало настолько индифферентным, что он вообще перестал походить на человека. Превратился в идеальную модель телохранителя.
– У меня есть обязанности, – напомнил Эльрик.
– У меня тоже, – отрезал Роджер, – и я их всё это время выполнял, а ты своих благополучно избегал четыре месяца, значит, сможешь обойтись и дальше.
– Я вернулся раньше, чем планировал, потому что обстоятельства потребовали моего присутствия.
– А я должен позволить тебе превратить лечебный корпус в рабочий кабинет в благодарность за то, что мне больше не приходится общаться с тобой посредством медиума?
– Это кто тут медиум? – поинтересовался Ринальдо.
Роджер, оказавшийся опасно близко к переходу союзника на другую сторону баррикад, поднял руки:
– Мы говорим о твоём старшем брате. Их у тебя что, так много, чтоб разбрасываться?
– Он не будет… да ничего он не будет, он же ничего не может. – Во взгляде Ринальдо, брошенном на Эльрика, не было особой уверенности.
Зверь вот тоже сомневался. Не в том, что Князь «не может», а в том, что «не будет». Потому что у Эльрика одно с другим, как бы так помягче… не всегда коррелировало.
– Я буду делать всё, что нужно, – пообещал Эльрик.
Разумеется, это никого не успокоило. Даже наоборот.
– Если я спрошу его, кому именно нужно, он скажет, что ему. – Роджер сделал странное для врача движение, такое, будто сворачивал кому-то шею. – И получится, что он вроде бы на моей стороне. Потому что ему сейчас нужно восстанавливаться, а это в моих интересах. Но ему слишком многое нужно кроме этого. Он не будет есть…
– Я пока и не могу.
– Не будет спать.
– Четыре месяца, Роджер! Неужели четырех месяцев сна недостаточно?
– А потом встанет и сбежит…
– Но ты же как раз и хочешь, чтобы я мог вставать и бегать.
Не в первый раз они об этом говорили. Точно не в первый. Бывают такие темы, которые от повторения не теряют актуальности.
– Он будет, – сказал Зверь, – есть и спать точно будет. Я умею.
Чего он не мог, так это не дать Эльрику работать, но на такое никто был не способен. И Роджер это понимал. И Ринальдо. Идеал недостижим. Но к нему можно хотя бы попытаться приблизиться.
* * *
Оживлённо в коттедже стало не просто «в ближайшее время», а уже через пару часов после того, как Князь восстал с одра. Посетителей не прибавилось, но шонээ заработали с полной отдачей, а это было всё равно что беспрерывный поток людей. Встреча за встречей, вопросы, ответы, распоряжения, приказы. В Саэти, правда, рабочий график Эльрика был куда напряжённей. Но там шла война.
– А здесь планируется экономический переворот, – объяснил Князь, когда Зверь угрозами и вымогательством заставил его сделать передышку. – Причём на моих условиях. Это посерьёзней иной войны. Нам сейчас нужно постараться, чтобы как раз войны и не было.
«Нам» – это всем тем людям и нелюдям, с которыми Эльрик встречался, то есть связывался, и которые сами по себе были кем-то вроде королей или по меньшей мере министров и генералов. Зверь достаточно разбирался в глобальной политике, чтобы знать в лицо официальных правителей Этеру и наиболее развитых планет, но недостаточно, чтобы знать правителей неофициальных.
Как-то не до того было. Сразу стал работать в клинике, увлёкся практической психиатрией, теперь вот вообще учёным стал. А ведь когда в Саэти попал, первым делом постарался выяснить, у кого там реальная власть, кого стоит бояться, а с кого можно попробовать получить пользу.
В Сиенуре таких вопросов не возникло. Эльрик есть, вот и ладно. Эльрик и другие представители семьи де Фокс. В Саэти был только один де Фокс, а шума и движухи от него внезапно для всех случилось столько, что карту мира пришлось перерисовывать. Здесь же обитала целая семья. И от них шуму происходило куда больше, но это был шум такой… словно бы фоновый. Ни одно большое дело не обходилось без участия де Фоксов, однако к этому все привыкли, этому никто не удивлялся и вроде бы никто не обращал на это особого внимания. Ну да, есть у них влияние… везде и на всё. Но так всегда было и всегда будет, а если б вдруг оказалось не так, вот это бы вызвало удивление, пересуды и как бы опять же не перерисовывание карты.
Зверь ещё не в полной мере осознал себя необходимой частью основания, на котором де Фоксы строили своё могущество. Он пока осознавал лишь свою необходимость для Эльрика, которому нужен был просто так, из-за ничего. Любая мысль о своей ценности или полезности по-прежнему вызывала злость, но, вообще-то, приносить пользу ему всегда нравилось. Надо было лишь подождать, чтобы окончательно утвердить для себя отсутствие взаимосвязи между полезностью и правом на жизнь.
Эльрик же на следующий день после возвращения в мир живых озадачил его снова. Он и здоровый это делал постоянно, и пока в коме пребывал, и в покалеченном состоянии ничего не изменилось. Прямо с утра явились посетители – реальные, а не виртуальные. Двое шефанго: мужчина и женщина. Кареглазый брюнет с забранными в хвост густыми волосами и женщина – тоненькая, русоволосая, на две головы ниже своего спутника. Зверь, никогда раньше не видевший женщин-шефанго, залип, не в силах отвести от гостьи взгляда. А Эльрик подлил масла в огонь, когда представил обоих.
– Готтре оллаш Мигара-Йеррх конунг Шарни. Йеррх от’ассер Моруанец. Готтре оллаш Хортах-Айла эрте Фош, конунг Страйшанго, шенирэ геррсе. От'ассер готтре Косатка[6 - Традиционная формула представления на зароллаше. Её имя Мигара-Йеррх, владелец Шарни. Йеррха другие называют Моруанец. Его имя Хортах-Айла, наследный владелец Фоша, владелец Страйшанго, главнокомандующий Ям Собаки, другие называют его Косатка. (Примечание: из этой формулировки следует, что у Мигары нет прозвища, Моруанцем её называют, только когда она в мужском облике).]. Мигара – моя жена, Хортах – мой дэира.
Зверь всегда считал себя… незашоренным. Думал, что не оглядывается на правила, а нормам если и следует, то исключительно добровольно и осознанно, потому что ему для следования нормам нужно было прилагать усилия. В общем, был уверен, что мыслит широко и допускает возможность всего, что не противоречит законам физики, и многого противоречащего. Но сейчас перед ним были жена Эльрика и его… муж? «Дэира» ведь как-то так и переводится. Тресса назвала бы дэирой Мигару, а Хортаха – мужем.
Всё это надо было как-то уложить в голове. Одно дело знать, что у Эльрика… в смысле у Трессы, которую Зверь тоже никогда не видел, есть муж. Другое дело – убедиться, что он и правда есть. И имеет какое-то… блин, прямое! отношение к Эльрику. И при всём при этом ещё неплохо было бы перестать пялиться на Мигару. Хотя бы перестать думать о том, что женщины-шефанго – это очень, очень, очень странные – страшные – существа.
Эльрик тем временем представлял его. «Готтре оллаш Вольф фон Рауб. От’ассер готтре Волчонок, но в этом мире он пока не обзавёлся прозвищем». И даже не ухмылялся, выглядел серьёзным. Выглядел! Зверь без всякой эмпатии знал, что Князь в глубине души потешается над ним, получает массу удовольствия от его замешательства. И не важно, что души нет. Души нет, а глубина есть. Чёрная и злобная!
Мигара была в маске. Женщины-шефанго носили маски и вуали, делали мейкап, использовали любые возможности украсить себя под предлогом защиты окружающих от невыносимой шефангской красоты. Магию, смягчающую воздействие на психику, они при этом тоже использовали, так же как и мужчины. Но от украшений не отказывались.
Если б когда-нибудь встал вопрос выбора: магия или украшения, легко догадаться, что у магии не осталось бы шансов.
Но даже в маске, даже сквозь магическую завесу от Мигары бросало в дрожь. Не из-за вызывающей ужас демонической составляющей, к ней Зверь как раз-таки был неуязвим, а из-за чуждости большей, чем у шефанго-мужчин. А ведь всегда казалось, что больше некуда.
Что ж, нет предела совершенству. Клыки, треугольные зубы и выступающие челюсти на нежном, с тонкими чертами лице производили впечатление куда более жуткое, чем на лицах мужских. Скульптурной лепки, но резких, звероватых, естественным образом ассоциирующихся и с хищниками, и с акулами.
«Мигара» на зароллаше означало «милость». Правильно произносилось «михгарсш», однако Мигара родилась и выросла не на Ямах Собаки, а в королевстве Моруан, в графстве Шарни, среди людей, которым зароллаш не давался. Он никому, кроме шефанго, не давался. Так Михгарсш стала Мигарой, отсюда же и прозвище Моруанец. Конунг Шарни. Ещё одна драматическая и романтическая история, которую Эльрик с одобрения своей прекрасной дамы пересказал в общих чертах. Шефанго, кажется, все так устроены, что без приключений и романтики у них не обходится.
Отец Мигары был дружен с графом де Шарни, а ещё они с графом были дэира, и когда погиб шефанго, который мог называться матерью Мигары, если б у шефанго было понятие «мать», её отец покинул Ямы Собаки и уехал на континент. К своему дэира. Уехал, потому что графу Шарни понадобилась поддержка в войне с соседями. И погиб на этой войне. Его хиртазы и ребёнок остались в Шарни, граф растил девчонку-шефанго как родную дочь. Он не дожил до времени, когда девочка научилась менять облик и становиться мальчиком, но оказался достаточно умён и настойчив, чтобы законным образом оставить Шарни в наследство приёмному сыну. В понимании шефанго графство получило статус «аена»[7 - Аена (зароллаш) – неотъемлемая собственность. Слово «аена» обычно относят к замкам и конунгатам (не владетельным). Это действительно собственность, отнять которую не может никто. Даже если какие-нибудь враги вынуждают шефанго уйти с его земли, оставить его замок, и земля и замок остаются «аена». Именно поэтому о шефанго говорят, что они всегда возвращаются туда, откуда их попытались выжить. Так оно и есть. Они всегда возвращаются. Потому что понятие «аена» обязывает вернуться. Понятно, что тем, кто принудил шефанго уйти, их возвращение не сулит ничего хорошего.]. О том, что это означает, к тому времени люди уже более-менее знали, и людям это ожидаемо не понравилось. Поэтому для подтверждения законности наследования однажды потребовалась силовая поддержка – времена были дикие, сила считалась серьёзным аргументом в юридических спорах – и таким образом Мигара де Шарни познакомилась с Эльриком де Фоксом.
Шефанго все так устроены, факт. Без приключений и романтики у них не обходится.
