Двойной виски и сигарета на кухне, сидя в одиночку, приняла таких пару доз, до того пока почувствовала, что надо идти отдыхать – все-таки живой, и то хорошо, но в коме ведь уже неделю.
– Как тебе помочь, мой мальчик.
Она уснула с неистовой молитвой в самой глубине материнской души.
Что должна чувствовать мать, не узнав своего сына, голова распухшая в полтора раза, а на месте лица был один целый синяк, глаза, нос, даже рот не были видны. Только трубы подачи воздуха торчали из черного месива запекшейся крови. Лицо, ударенное об асфальт, казалось, никогда не сможет принять натуральные формы.
Цыганка ей вдруг померещилась вместо сына на больничной койке, но при чем же мой сын виноват в твоей смерти…
– Дышит сам, а значит, жить будет.
Нейрохирург и сосед по дому Янки, стоя рядом с ней, обнадеживал женщину, чудом державшуюся при сознании.
– Ну будет уже волосы рвать, жить будет, это почти что точно, а дальше как Бог даст… я для вас, соседка, сделаю все, что в моих силах, и вовсе не потому что мы соседи, это просто моя работа. Давид, твой супруг, забежал ко мне рано утром и, без слов схватив за шиворот, посадил в машину. Поехали в морг, говорит, дескать, сына моего туда определили. Деться некуда, поехали, а там, смотрю, простыней накрытый лежит на кафельном столе и жетон на пальце ноги, как это всякому мертвецу положено.
Как и характерно при такой смерти, все содержимое кишечного тракта в штанах, пульс не прощупывался, дыхания не было или почти не было, но я словно спинным мозгом почувствовал, что этот мертвец все же живой.
Знаешь, что его спасло, не угадаешь, милая.
У него лопнула тимпаническая перепонка в правом ухе, и посему, несмотря на то что при ударе были повреждены четыре мозговых центра, а следовательно, оттуда из самого мозга было обильное внутричерепное кровотечение, твой пацан должен был умереть, но именно благодаря травме уха он остался в живых.
Если бы не открылось то отверстие в перепонке, он бы неизбежно скончался от внутричерепного давления крови на мозг буквально за считанные часы, если не трепанировать череп, ну а поскольку его посчитали мертвым и привезли не в реанимацию, а прямо в морг, то, сама понимаешь… в общем, чудо, чудо его спасло – и только.
Когда я откинул простынь с головы предполагаемого мертвеца, то на столе морга обнаружилась обширная лужа крови, вытекшей из правого уха. Увидев это, я вздохнул свободней, из мертвецов кровь не течет.
Так что радуйся Янка, я подниму твоего сына и попытаюсь сделать из него еще и человека.
Понимаешь, четыре мозговых центра повреждены, у медицины, к сожалению, пока что есть только гипотезы о функциях серого вещества, ну, так сказать, в общих чертах, а посему, когда он оправится от сотрясения в целом и прочих мелких травм, то только тогда мы увидим, что с ним и как. А пока покой, витамины, и молись, дорогая, чтобы он вообще сначала вернулся на землю.
Она осталась одна, сидя у смертного ложе своего сына, и, чего греха таить, была практически без надежды.
Четыре мозговых центра разрушены, и неизвестно, за какие функции организма именно они отвечают, вот так вот.
Благо нету, пока что нету доступа человеку во святая святых организма людского, какими бы методами и ни пытался.
Ну да, дай нам, людям, еще и в мозгу человеческом разобраться, то мы сами себя станем богами называть, хотя некоторые и так уже считают себя чуть ли не за небожителей, да и пусть, человеку красиво жить ведь не запретишь.
Вон ядро атома расщепили, так тут же бомбочек понаделали и испытали ведь прям-таки в действии да по назначению, но как можно забыть Хиросиму и Нагасаки, а сколько раз в недрах планеты испытывали, производя колоссальные взрывы, это каким же змеем трехглавым должен быть человек, чтобы такое творить на своей планете, да хоть на чужой – и то здравым рассудком недопустимы такие разрушения, какие мы, господа, творим по сей день на планете своей.
Первым делом бомбу им подавай, нет чтобы думать, как в мирных целях употребить такую колоссальную энергию, вот же безумцы. Ну да, потом уже стали параллельно массовому строительству атомных бомб и электростанции ставить на ядерном топливе и кое-где еще употреблять, но это ведь мизер против того, сколько было понаделано бомб, абсурд и только, а умничаем… политика, мол, экономика, а сколько людей на планете от голода пухнут, сколько войн ведутся с щедрой руки богатого брата? Одни интриги мирового масштаба, стыд человека, позор «развитого» разума.
Нет, нет, некую новую, еще не известную нам, людям, энергию, с помощью которой мы могли бы преодолевать пространства галактики, нам в руки давать ни в коем разе нельзя, поскольку ведь долетим, переместимся туда и не без корыстных намерений, а то и вовсе точно как пять сотен лет назад Кортес поступил, ступив на чужую землю, ему инка руку протянул для приветствия, а тот, позарившись на украшения, взял да отрубил миролюбивому человеку конечность аж по плечо, ну а что творилось потом по обоим континентам Америки, напоминать уж наверняка излишне, да просто вырезали целые цивилизации, как бы во имя креста да не креста ради, а золота для земель чужих, добришка чужого…
Так как, можно нам давать в руки некую энергию? Нет нельзя, мы опасны для окружающих нас, других цивилизаций, а они наверняка где-то есть, да мы сами у себя дома, на своей планете, разобраться не в силах, а всему беда алчность наша человечья.
Да хватит нравоучений, все равно без толку все это, лучше давайте вернемся-ка мы на грешную землю, на которой нам с тобой, мой уважаемый читатель, суждено проживать этот век, и проследим-ка мы с тобой за героями повести этой, наверно, уж печальной…
Спустя несколько часов ее сын пришел в себя, и начался долгий трехлетний срок реабилитации…
Первое, так это лекарство для уха.
Процесс заживания барабанной перепонки оказался очень медленным, требующим длительного периода лечения, а то есть с интервалом в пятнадцать минут ему было необходимо закапывать лекарство в слуховой проход для предотвращения проникновения инфекции в практически открытый мозг, что привело бы к летальному исходу.
Бесконечные рецепты супердорогого лекарства с надеждой на восстановление функций мозга, но благо нейрохирург был ее соседом, и ему хотя бы можно было доверять, что не просто с целью наживы он это делает, а на самом деле из гуманитарных побуждений, что уже и в те времена было большой редкостью.
Янка, с удвоенной нагрузкой работая, появлялась дома лишь на несколько часов – и заново в путь, теперь ей надо было спасать сына вдобавок ко всем остальным заботам.
С первого дня, как он вернулся в тело после семидневной комы, ему требовался морфий, ибо головные боли были такими, что был риск потерять его просто от болевого шока.
Так что процесс выздоровления вел за собой еще и зависимость от сильного наркотика, но без него он был не жилец.
Через четыре месяца пацан встал на ноги и тут же потребовал, чтобы его отвезли домой, иначе грозил покончить с собой, выбросившись с четвертого этажа военного госпиталя, где проходило лечение, поскольку во время аварии он был пусть и в отпуску, но на срочной службе.
Врач нехотя согласился, прописав содержать больного в не полной, но темноте, ибо солнечный свет мог бы зло подействовать на восстанавливающиеся мозговые центры, и, конечно, был прав.
Приняв успокоительное, а то есть дозу морфия и еще целую горсть прописанных врачом лекарств, он спал целыми днями в затемненной комнате и только ночью выходил погулять по городу, возвращаясь перед восходом солнца, принимал заново свою дозу пилюль и, очередной раз закапав сам себе больное ухо, ложился отдыхать.
Травма и вправду не прошла так, чтобы совсем бесследно, хотя вроде и не были утеряны физические функции тела, и ментально не проявлялось пока никаких недостатков, но иногда он, вступив в диалог, вдруг начинал повторяться, вроде испорченной грампластинки, одним словом, его заедало до тех пор, пока кто-то не перебивал его монолог. Агрессии при этом не проявлялось или каких-либо других отклонений, вот только многократные повторения своей же речи.
Тут доктор мог ее обнадежить лишь одной простой фразой:
– Держись, время должно излечить и это, а иначе радуйся, парень живой и вовсе не инвалид, а представь, если он остался бы невменяемым или неподвижным.
В кашу разбитое лицо через несколько месяцев и повторных операций по удалению кусков асфальта, крошкой которого было буквально нашпиговано, практически восстановилось, парень обрел свой нормальный внешний вид, и только головные боли его мучали постоянно, все никак не заживала перепонка, а может, так было надо для мозга, ведь там также шел процесс восстановления, и возможно, что именно это отверстие было необходимо организму для дренажа при рекуперации мозговых клеток, кто знает…
Во всяком случае доктор давал утешительные прогнозы, и один день после осмотра он объявил, что отверстие в перепонке полностью зарубцевалось.
– Поздравляю вас с выздоровлением, – он воскликнул, не веря своим глазам, – ваше ухо как новенькое.
– Да, Деян ответил, вполне нормально ведя разговор, я сам уже пару дней как это почувствовал, в одночасье изменилось восприятие звуков, да я и лекарство перестал закапывать.
Янка, словно родив сына заново, испытала волну счастья, и чувству благодарности к доктору в ее душе не было границ, они и до катастрофы были близкими друзьями, соседями, а теперь спасший ее сына человек, нейрохирург, был уже практически членом семьи.
Да если бы не было доктора-соседа, то Деяну уже три года назад был бы поставлен памятник, ибо так он и остался бы в морге, вовремя не получив реанимационную помощь уже практически покинутому душой организму.
Да уж, ситуация тогда была достаточно курьезна, ведь скорая помощь с места аварии забрала только одного, а Деяна, посчитав мертвым, брать не стали медики, мать вашу. Так вот, в морг его тело привезли друзья, загрузив на заднее сидение частной автомашины.
Странно, что ни фельдшера скорой, ни друзья не заметили в нем признаков жизни. Так же и в морге, благо еще хоть не стали с ходу делать вскрытие, ведь зарезали бы заживо. Как видите, и такое в жизни бывает, но ведь не суждено было уйти насовсем, хотя и отсутствовал он целых семеро суток.
– Вы поверите или нет, то для меня не важно, но там я был и знаю теперь, что в смерти ничего страшного нету. Хорошо и спокойно там было, светло и безмятежно, но встретил я деда, поговорили, так вот это он меня назад сюда в жизнь отправил, говорит, мол, тебе еще рано, хоть тут и лучше, чем там при жизни, а возвращаться придется. «За мамой смотри, сынок», – дед приказал, ну я и согласился.
Деян говорил без задоринки, на то, что три года страдал повторами своих же слов, не было даже и намека.
При этом он улыбался так добродушно, что не поверить его рассказу было попросту ну невозможно.
В новом свете вдруг показалась жизнь, душа Янки ликовала, но эмоции сдерживать она умела как никто. Годы научили на все смотреть спокойно, да и устала она уже порядком, прожив более десяти лет за рулем, ведь все, что она видела, это дорожная лента навстречу, ее характер стал закаленным, но есть лимит выдержки у любого человека.
Все да ничего, теперь предстоял еще один достаточно сложный период, ведь за три года у Деяна доза морфия выросла на порядок выше, нежели начальная. Он был практически наркоманом, сам того не осознавая. Без вовремя не принятой дозы он страдал от головной боли, теперь уже не по поводу травмы, а просто из-за физической зависимости от наркотика, и это, друзья мои, вовсе не шутки.
Как только приходило время приема морфия, он просто физически не мог воздержаться, кололась голова, нервы сдавали – человек попросту страдал от переносимых им болей, и, глядя на это, она понимала, что без ее активного вмешательства однажды после катастрофы спасенный сын теперь может пропасть по причине наркотической зависимости.
Шофером он был отличным, служа в армии, аж генерала возил, ну, чья школа, сама ведь натаскивала чуть ли не с детства, так что теперь они ездили вдвоем, посменно крутя баранку, постоянно общаясь вроде как коллеги-дальнобойщики.
Выход был только один: всегда держать его при себе и, контролируя прием наркотика, понемножку снижать дозу.
Разумеется, по рекомендации и рецепту того же доктора, имея право на покупку морфия в виде пилюль, она, взяв на себя ответственность, за один, но очень непростой год все же вытащила парня из опасной пропасти.
Поначалу было особенно трудно, он очень страдал и умолял ее дать поскорей ему дозу, и она, внимая советам врача, строго по часам выдавала ему успокоительное зелье, раз за разом увеличивая отрезок времени между приемами и уменьшая дозу лекарства.
Благо он любил и уважал свою мать, понимал важность того, что надо перетерпеть, а она, железной дисциплиной держа, нет, не держа, а помогая ему морально и занимая парня физически, справилась и с этой задачей.
– Мы победили, сынок, – один день она не без слез радости на глазах смогла уверенно произнести это вслух.
Вот уже сорок восемь часов прошло с тех пор, как он не попросил у нее новую дозу наркотика.
Морфий может помочь, и он, конечно же, не зря создан самой природой в виде мака, из молочного сока которого и производится этот природный болеутоляющий препарат как раз для облегчения физических страданий, но не надо употреблять его без причины на это.
Благо Деян оказался сильным душой и с помощью матери смог вырваться из очень и очень опасных объятий наркотической нирваны.
Янка была закаленной бизнес-дамой, хотя и шоферила сама, но обделывала все дела. Тут и там у нее был порядок, в то же время будучи секси и веселой компанейской девкой со своей поговоркой: «Ну, если это угодно науке…»
Невероятно для тебя, мой уважаемый читатель, но на самом деле проверено, что если следовать своей интуиции, вот, мол, куда захочу, то туда и подамся, не важно какими путями, то порой, конечно, если судьба к вам благосклонна, можно оказаться в самых неожиданных местах и ситуациях. Ну вот, например, на Канарских островах, если хотите, конечно. Вовсе не мечтав об этом раньше, а просто раз в книге судьбы написано, то так оно и будет.
Все возможно, только слушайте свое сердце и не отказывайтесь от внутреннего зова, ведь именно первая мысль часто оказывается самой верной.
Да, все возможно, а вы знаете почему, да просто у каждого из нас своя дорога, и если идти по ней вперед, то обязательно встретишь тех, с кем твоя линия жизни должна таки пересечься в нужное время и месте. Но только при одном условии: надо двигаться вперед, хоть что-нибудь делать для достижения цели, а не сидеть на месте, ожидая манны небесной.
Часть 3
Глава 1
Всему есть начало и обязательно будет конец, то не мудрость вовсе, а ведь, бесспорно, печальная истина жизни.
Так и наш герой Гарри, трудясь на иранской кухне в Лондоне, прекрасно понимал, что рано или поздно, но с места этого он, конечно же, сдвинется, хотя казалось, как будто чуть ли не тут и родился, среди кастрюль, овощей и с завязанным передником да колпаком повара на голове.
Три года миновали как один день, он кое-что собрал за это время в своей «Нескафе» банке под кухонным столом, держать сбережения тут было, по ходу, безопасней, все-таки сигнализация ночью, да и вообще сам он тут практически жил. Ну мало ли, по четырнадцать часов в сутки стругал то грибы, то чипсы.
Теперь уже после трех лет опыта работа чуть ли не сама исполнялась, попросту образ жизни, да и все.
Невероятно, но даже про женщин как-то само по себе позабылось, а он их почти и не видел, постоянно будучи на кухне, домой приходя поздно ночью, переспал – и снова на работу, что-то вроде монаха. «Надо же, и это я, у кого сразу аж по три любовницы бывало».
Гарри перебирал мысли, сидя на своем кресле вечером как раз за неделю до Рождества, когда город уже зажег праздничные огни всех цветов радуги, елки, коробки с подарками, счастливые лица тут и там…
Ветром перемен повеяло, он, сам себе усмехнувшись, плеснул порцию старого «Грант» виски и, поздоровавшись со своим отражением в окне, что, покрытое струйками нескончаемого лондонского дождя, призрачно отражало его невеселый фас. Отхлебнув немного напитка, он долго гонял его по полости рта, не спеша дегустируя вкус и задумываясь о том, что вроде надо бы как-то менять свою унылую жизнь.
Тут же отвечая себе: «А какого черта, и можешь ли ты ее изменить, ведь фальшивый паспорт – и тот давненько как недействителен по признаку истечения разрешения пребывания в Королевстве, виза была всего-то на три месяца, а почти четыре года уже проскочили аж вот прям молнией».
Годы проскочили, но в его ситуации ничего не изменилось.
Знать бы прикуп, жил бы в Сочи, вот, братцы, что однажды выдал некто из великих юмористов.
Свет он не включал никогда, да и зачем, его каморку достаточно хорошо освещал уличный фонарь, не смотрел телевизор, без надобности знать новости, когда не живешь, а существуешь.
Достаточно долго просидев в своем кресле с выставленными на подоконник ногами, он собрался уж встать, чтобы размять кости, как пожарная машина, завывая сиреной, проскочила мимо и тут же стала тормозить.
«Наверно, где-то елочку подпалили, вот тебе и Рождество Христово».
На квартале началась оживленная возня.
Забегали пожарники, и пара-тройка зевак появились на противоположной стороне улицы.
Гарри приоткрыл окно и тут же понял, что горит иранская харчевня, что как раз на углу в конце улочки.
«Ну черт возьми, вот же баран, там ведь все фунты за три года лежат», – он прыгнул в обувь и, не прихватив даже зонт, выскочил на улицу.
Куда там, было как минимум на полчаса поздно.
Вот так вот, пожар начался из кухни, конечно, проводочка электрическая старенькая была, а холодильников да плит-то хоть отбавляй.
В общем, анализировать тут было нечего, сгорело добришко, и ветер пепелище развеял по кварталу, как будто и не было «Нескафе» банки, набитой фунтами стерлингов, заработанными за три года беспорочного шинкования овощей и мешания теста для пицц по четырнадцать часиков в сутки.
Глянув на пепелище, Гарри, словно освободившись от груза рабства, пошел обратно в свою квартирку, чтобы завалиться на боковую да выспаться раз по-человечьи, завтра уж точно выходной, и надо подумать, как же начинать ту новую жизнь, что неожиданно пришла сама собой. Свободен от изнуряющей работы и бремени денег, накопленных адским трудом… свободен, да и то хорошо.
Вот так, ну надо же, и стоило всего-то задуматься о переменах, как взяло, да и свершилось.
«Значит, что-то вроде сигнала интуиции все ж таки у меня было перед пожаром, пошел бы да забрал свою кофейную банку домой, черт возьми, там, если посчитать, немало было напихано, за три с лишним-то года».
