Фиолетовый ливень
Рина Рунова
Альтернативный вид топлива, АТ-100, получивший, благодаря своей низкой цене, широкое применение во всем мире, оказался опасным как для людей, так и для всего живого в целом. Он стал причиной «метонии», болезни, вызывающей множественные мутации и последующую смерть. Заболевшим людям предписано жить в специально отведенных для них «зонах проживания», чтобы ограничить их присутствие среди здорового населения и скрыть их существование от остального мира. Бен – могильщик в одном из таких карантинных лагерей, некогда мечтавший стать скульптором, а Зоя – девушка из религиозной секты последователей Космического Спасителя, исключенная оттуда из-за своей болезни. Повстречавшись с Зоей, Бен во что бы то ни стало решает спасти ее от той судьбы, которая ждет ее в обществе, как больную метонией.
Рина Рунова
Фиолетовый ливень
Апрель
Глава 1. Унылые похороны полковника Фокса
Бен сидел на ржавой ограде кладбища и ощущал всю нелепость текущего момента.
«Неужели в наш век высоких технологий никто так и не додумался изобрести более удобный инструмент, чтобы рыть могилы? – рассуждал он, лениво покуривая и наблюдая, как Макс энергично орудует лопатой. – Люди в космос летают, а мертвецов мы хороним все тем же древним способом. Есть в этом нечто метафизическое…».
Он выбросил окурок и сплюнул себе под ноги.
Полковнику Фоксу, для которого предназначалась данная яма, удалось протянуть пять лет. Немалый срок при таких исходных данных: в последнее время старик только и делал, что нажирался в хлам, ни черта не соображал и проигрывал Виктору в карты почти всю свою пенсию. А Макса, вот, например, карты не интересовали, он только и знал, что часами просиживать в своем планшете и покуривать втихаря. Таскает у него сигареты, думает – Бен, такой дурак, не замечает…
Макс выбрался из готовой ямы, отряхнулся, вынул из ушей наушники и спросил:
– Ну как, нормально?
Бен критически осмотрел вырытую могилу и махнул рукой: сойдет.
– Что теперь делать? – спросил Макс.
– А, ничего, – ответил Бен. – Иди, отдохни. Завтра похороны, еще напашемся.
Макс кивнул, пробурчал что-то неразборчивое и двинул в сторону дома. Бен проводил его взглядом и вытряхнул из пачки последнюю сигарету. Теплый весенний день к закату налился промозглой сыростью, поднялся ветер. Бен поежился, зажег сигарету и поглядел в ту сторону, где за остатками дымовых труб неспешно скатывалось за горизонт солнце, окрашивая рваную рану неба в насыщенный фиолетовый цвет. Красиво, – подумал он, выпуская из легких дым. Этот оттенок вечернего фиолетового нравился ему больше всего.
Бен вообще любил закаты, он еще помнил те времена, когда они были алыми. Вечерами довольно часто он выходил на улицу, чтобы посмотреть на вечернее солнце, а после, с наступлением темноты, запирался в мастерской и брался за сварочный аппарат, кромсая и соединяя заново куски металла, арматуры, старых труб. Он собирал их в причудливые конструкции, пытаясь создать нечто вроде истории, которую он мог оставить после себя. Бен торопился, он знал, что времени у него оставалось мало, и нужно было позарез что-нибудь сотворить! Он снова и снова ковырялся в металлоломе, пытаясь воспроизвести из промышленного мусора некую идею, метафору собственной жизни. Вот только ничего у него не получалось. Чтобы он не делал, ему всегда казалось, что не хватает чего-то самого главного. Как глиняной кукле в свое время не хватало божественного дыхания, чтобы стать живым существом. Конструкции Бена оставались мертвыми. По этой причине из его мастерской доносились порой неприятные резкие металлические звуки: это он при помощи кувалды расправлялся с созданными им произведениями искусства. Макс знал, что в такие дни Бену было по-настоящему плохо, и старался не беспокоить его лишний раз.
Густая кладбищенская тишина, заходящее фиолетовое солнце и полное одиночество. Что еще нужно для хорошего завершения дня? – подумал Бен и тяжело вздохнул, услышав приближающиеся шаги. Надеясь, что это был Макс, который что-то забыл, Бен обернулся и увидел своего приятеля Виктора.
– Эй, Бен! – окликнул тот его. – Вот ты где! А я тебя ищу.
Бен усмехнулся:
– А чего меня искать? Я же могильщик. Где мне еще быть?
Виктор подошел к Бену и, взглянув на казавшуюся бездонной в сгущающихся сумерках могилу, заметил:
– Вот и местечко готово для старого хрена…
Бен похлопал приятеля по плечу:
– Да, знаю, тебе тоже будет его не хватать.
– Этот засранец помер, так и не вернув мне долг. – Он посмотрел на Бена, прямо в его фиолетовые глаза, тоже темные и бездонные. – Все думаю, что я, наверно, следующий… В моем то возрасте…
Бен знал, что Виктору было не по себе оставаться в этот вечер одному в мрачном и пустом кубе своего стариковского жилища. Полковник Фокс был его соседом и до вчерашнего дня эти двое практически не расставались. Их связывала странная дружба-ненависть, возникшая не по их воле на основе индивидуального одиночества. Теперь Виктор надеялся, что Бен пригласит его в дом и они выпьют по стакану синтетической водки. Однако тот вовсе не торопился звать приятеля в гости.
– Брось, – довольно резко сказал Бен. – Может быть следующим буду я? И зачем вообще думать о смерти, когда она может подкрасться к тебе в любую минуту?
– Хочешь не хочешь, а оно думается, – развел руками Виктор. – Я даже не знаю, о чем еще можно думать здесь… Вот только мне, знаешь ли, умирать не хочется. И никогда не хотелось.
Бен криво усмехнулся, махнув рукой:
– Да что ты все заладил, умирать да умирать? Ты, что, собрался жить вечно? А тебе оно надо?
– Сколько тебе лет, Маркин, я не помню?
– Вроде тридцать пять… или уже тридцать шесть. Я тоже плохо помню. Знаешь, эта штука так действует на мозг, что случаются провалы…
– Вот-вот! И десять из них ты провел здесь. Ты хоть помнишь какая она была, твоя жизнь до территории?
Бен пожал плечами:
– Я же сказал, что плохо помню. Иногда кажется, что это все мне просто приснилось. И вообще, еще немного, и Макс всех нас тут похоронит. Он то молодой, ему еще жить да жить! Лет пять или шесть точно протянет… – он вздохнул. – Знаешь, а ты испортил мне чудесный вечер! Я сидел здесь, спокойно курил, созерцал закат, потом собирался отправиться домой, напиться и забыться блаженным сном. И тут приходишь ты и нагоняешь на меня тоску! И что мне теперь делать? А, Виктор? Плакать? Нет, Виктор! Ты прав, мать твою, я забыл о своей прежней жизни до этой штуки и не хочу вспоминать! Так проще, знаешь. Ты ничего не хочешь, ни к чему не стремишься, возишься тут, как жучок в пыли. И хорошо тебе!
– Да ну тебя к чертовой матери с твоим вечным пессимизмом! – отмахнулся от него Виктор. – А я свое прошлое забыть не могу. Вот хоть убей! Знаешь, сколько у меня женщин было в свое время, а? – сказал он и как-то невесело усмехнулся.
Бен лениво выпустил дым и поморщился. Ему явно было не до женщин в этот момент.
Виктор снова посмотрел на свежую темную, дышащую сыростью могилу и вздохнул:
– Без Фокса будет скучно. Кто нам теперь будет рассказывать дурацкие истории о войне в Западной Африке? Хочешь, пойдем со мной, посидим, поговорим?
Бен покачал головой:
– Прости, друг, завтра посидим, помянем старикана. А сегодня мне еще надо поработать над его надгробием.
– Хорошо, когда есть чем заняться, – разочарованно заметил Виктор, понимая, что синтетической водки сегодня вечером ему точно не нальют. – Ну, ладно, я тогда пойду, не буду больше морочить тебе голову, – он пожал Бену руку и удалился, оставив после себя терпкий запах нестираного белья.
Бен выбросил пустую пачку. Последняя. Завтра после похорон надо будет сразу ехать в город, делать запасы.
Он слез с ограды, потянулся и пошел домой, на ходу поддевая носком ботинка мелкие камешки. На самом деле плита для полковника Фокса уже давно была готова, ему просто хотелось побыть одному. Бена здорово трясло, мысли то путались, то вдруг кристально прояснялись, то накатывала бессмысленная серая тоска, то вдруг какая-то непонятная тревога. Бену нужна была ириска. Без нее, он чувствовал себя паршиво, будто с сильного похмелья. Все что наговорил тут сейчас Виктор, осело в его голове жирным слоем пыли, которую никак не удавалось стереть. С помощью ириски все наладилось бы в одно мгновение! Закат перестал бы пугать его бы так сильно своими адскими красками, а частокол одиноко торчащих на горизонте печных труб не навевал бы такое сильное уныние.
Он вошел в комнату и тяжело рухнул на постель, не раздеваясь. Макс у себя в углу что-то увлеченно смотрел на планшете. Он не спросил Бена, все ли в порядке. По их молчаливому соглашению было установлено, что если кто-то хочет чем-то поделиться, то говорит, а если же молчит, то другой не лезет с вопросами.
– Дерьмовый день, – выдавил из себя Бен.
– Ага, – подтвердил Макс, не глядя в его сторону.
На следующее утро, сразу после похорон, Бен поехал в город.
Похороны, как водится, вышли унылыми. Все пришедшие на церемонию прощания с полковником Фоксом, стояли с хмурыми лицами, как будто им действительно было жать старика. Но на самом деле всем было плевать, они думали о себе, и о том, что им самим оставалось недолго. Ветер трепал их волосы и полы одежды, они делали вид, будто внимают бестолковым речам коменданта, их фиолетовые глаза были лишены всякой надежды.
А Бену хотелось курить, ему хотелось уехать в город, выбраться с территории, туда, где воздух, казалось, был легче и прозрачнее. Макс стоял рядом с ним, жевал жвачку, монотонно двигая челюстями, что вызывало у Бена тошноту. Дать бы ему подзатыльник, – подумал Бен, но это показалось бы не совсем уместно в данной ситуации.
Пока длилась бесконечная речь коменданта, Бен стоял, облокотившись на лопату и представлял себе, как распухшее тело полковника, с первыми признаками разложения, покрытое темными лиловыми пятнами будет гнить и пузыриться под землей, как черви проложат к нему путь, чтобы насытиться склизкою плотью и отложить в нем личинки своего потомства. При условии, что черви едят плоть, отравленную метонией. При условии, что в этой отравленной земле водятся черви. И вообще, если черви все еще существуют. Этого Бен не знал наверняка, он никогда не видел здесь ни одного червя, пока копал могилы. Его удивляло, почему трупы не сжигали. Однажды, еще в самом начале своей карьеры могильщика, он задал этот вопрос коменданту лагеря, на что тот ответил, что строить специальный крематорий власти области посчитали затратным и неэффективным. Землю здесь все равно уже было не восстановить и поэтому она ни для кого не представляла коммерческого интереса. Так что, по его мнению, это было просто идеальное решение: закапывать пораженную болезнью плоть в мертвую землю…
Оставив будку КПП позади, и выехав на разбитую дорогу, соединявшую лагерь и близлежащий город Серск, Бен почувствовал себя лучше. Уехать бы прочь, не останавливаясь, на край света. Но по законам этой страны, где действовал режим ограничения передвижения лиц, зараженных метонией, он должен был вернуться в лагерь до 20.00. Но по законам Вселенной – у земли не было края. Куда бы Бен не поехал, рано или поздно он наткнулся бы на блокпост. А это значит, что ему бы наваляли, арестовали, заставили сидеть в кутузке до выяснения обстоятельств, а потом вернули в лагерь, выписали дисциплинарное взыскание и посадили под домашний арест на пару месяцев: никаких тебе поездок в город за ирисками. Слишком много геморроя для одного вольного порыва. Так что, было более благоразумно вернуться в лагерь добровольно, до 20.00.
Старый грузовик Бена, громыхая на ухабах и не снижая скорости ворвался в сонный покой пригорода. Сколько лет было этой машине? – думал он. По индикаторам, оставшимся на панели управления, было видно, что грузовик в свое время ездил на бензине и помнил прогорклый вкус моторного масла. Давно уже пора было сдать его в утиль, но Бен так прикипел к нему душой, что ни за что бы с ним не расстался, даже когда тот капризничал, по-стариковски чихал и ни в какую не желал заводиться.
Бен пронесся по парковке супермаркета «Вита», распугивая сосредоточенных обывателей с тележками, нагруженными всякой продовольственной дрянью. Сколько съедает нормальная семья из четырех человек за неделю, учитывая, что натуральные продукты сейчас в большом дефиците? На стене супермаркета красовался огромный рекламный баннер: «Скидка 20% на всю партию синтетических фруктов и овощей. Натуральный вкус по выгодной цене!». На фото привлекательная блондинка катила перед собой тележку, полную тех самых синтетических фруктов и овощей, а рядом с ней прилизанный сорванец со вкусом вгрызался в синтетическое яблоко. Бен усмехнулся: знать бы еще, каков он, этот натуральный вкус!
Город всегда радовал Бена, привыкшему к блеклости и мрачности территории своими яркими красками, вывесками, рекламой, интересными людьми. В этом году у молодежи в моду вошли дурацкие прически с разноцветными прядями, облегающие штаны самых отвратительных оттенков, лазерные люминесцентные татуировки, светящиеся в темноте. Самым модным цветом для отделки фасадов был зеленый, словно так коммунальщики старались компенсировать отсутствие натуральной зелени. Бен помнил времена, когда вдоль тротуаров росли деревья, а в скверах и парках разбивали цветочные клумбы. От всего этого пестрого безобразия сейчас почти ничего не осталось, парки закатали в асфальт, устлали искусственной травой, развесили распределители кислорода, прозванные в народе хлопушками, а вместо деревьев понаставили какие-то бестолковые световые колонны, отчего парки стали похожи на футуристические космодромы. Но, зато никакой грязи под ногами. Чистота и порядок! Природа и город не были больше соперниками. Природа оставила наконец город в покое.
Проезжая по широким городским улицам, еще не запруженным транспортом в это время суток, Бен думал о том, как сейчас он сперва купит выпивку и курево, а потом заедет в аптеку за ирисками, однако, время от времени в его мысли возвращался образ почившего полковника Фокса. Полковника, сидящего у него на кухне за карточным столом и крывшего всех заковыристым английским матом, не до конца им понятным; полковника, лежащего в гробу; гроб, опускающийся в землю; хмурые рожи обступивших могилу людей, словно восковые маски в пыльном и скучном музее.
На самом деле полковника звали Джонатан Фокс, вспомнил Бен, и он действительно был британским полковником, командовавшим самым настоящим полком во времена войны в Западной Африке. За карточным столом он то и дело предавался воспоминаниям о том, как бравые ребята под его началом ловко отстреливали африканских повстанцев, что твоих оленей. Это время, признавался Фокс, было самым счастливым в его жизни.
Но каким таким загадочным образом английский полковник попал в эти бескрайние степи? Об этом он им тоже рассказал. Его угораздило жениться на смазливой эмигрантке, бывшей фотомодели, родом из какого-то местного поселка. Выйдя в отставку, он поддался на уговоры супруги съездить погостить на ее историческую родину. Женщину замучила ностальгия по босоногому детству в грязи проселочных дорог, некрашеным кирпичным баракам, старухам в платках на лавочках у подъездов, по цветущей в мае сирени, черемухе и по запаху полыни, растертой в детской ладошке…
До конца своей жизни, полковник Фокс прибавлял несколько непечатных ругательств после имени своей супруги, которая внезапно скончалась от инсульта почти сразу же после приезда, видимо не выдержав охвативших ее эмоций, а он, как оказалось, подцепил метонию.
Не успел полковник собрать чемоданы и вернуться домой, на свой туманный Альбион, как ему пришло то самое извещение в голубом конверте с гербовой печатью министерства здравоохранения, в котором предписывалось незамедлительно переехать на территорию карантинного лагеря №373.
Он погрузил чемоданы в машину и отправился прямо в противоположном направлении, в сторону государственной границы, с твердым намерением покинуть страну, на основании того, что он является гражданином Великобритании. На границе его развернули и порекомендовали добровольно поехать в лагерь. Затем унижения старого полковника дополнились тюремным заключением сроком на шесть месяцев, за попытку нелегально пересечь границу в сорока километрах от КПП. После этого его уже принудительно доставили на территорию без права на выход. А потом о нем вообще забыли.
Вот только полковник, перестрелявший половину взрослого населения Нгуари в Западной Африке, был не их тех, кто легко сдается. На протяжении пяти лет он строчил гневные петиции во все вышестоящие инстанции, с требованием позволить ему, наконец, покинуть ненавистную страну – родину своей трижды проклятой жены, по милости которой он оказался в таком дурацком и безвыходном положении, среди отсталых полуцыган, которые редко моются и разговаривают на примитивном языке, короткими фразами без связывающих глаголов.
Впрочем, ответа он так и не дождался.
Джонатан Фокс, провел остаток своей жизни, постоянно ворча и проклиная всех подряд, и умер от метонии в весьма почтительном возрасте семидесяти двух лет, через пять лет после того, как попал в лагерь.
Бен помнил, как он, хорошенько надравшись, клял свое лейбористское правительство и высшее командование. Ему было обидно, что с ним, полковником, героем многих военных операций, лично отдавшим приказ расстрелять одного из главарей восстания в Нгуари, поступили как с обычным неудачником, биологическим мусором, в то время как его сослуживцы на родине, подхватившие эту штуку, преспокойно доживают себе последние дни в комфортабельных виллах, питаются натуральными продуктами и потягивают улучшающие иммунитет биологические коктейли в шезлонгах возле бассейна! Они получали лучшее лечение и солидную пенсию, в то время как он томился в этом концлагере! Разумеется, если бы у власти сейчас были консерваторы, они бы ни за что не допустили такой несправедливости! – вопил полковник, и затягивал Land of Hope and Glory ужасно фальшивя. Бен порой содрогался от ужаса, глядя на него и представляя, что вот этот сидящий перед ним человек был самым настоящим убийцей, на совести которого – геноцид целого народа! А с виду – старикан как старикан, брызгает слюной на карты, шевелит губами, пальцами по столу постукивает…
Когда полковника заносило, Бен, Виктор, сестра Бена – Леонора, и прочие товарищи по несчастью, сочувственно кивали, они уже давно привыкли к его своеобразному взгляду на этот мир.
На похороны полковника пришло больше народу, чем следовало ожидать, ведь многие недолюбливали старика за его расистские выпады. После того как комендант лагеря Василий Петровицкий прочитал свою дежурную эпитафию, грубо сколоченный деревянный ящик с телом британского полковника, опустили в яму и забросали землей. На этом его история была окончена. Бен, ловко орудуя лопатой, подумал о том, что старый хрен при жизни, наверное, отдал бы правую руку, лишь бы только его протухшие кости покоились где-нибудь под Бирмингемом. Но судьбой ему было суждено найти последнее пристанище на территории бывшей нефтебазы, где-то посреди бескрайних варварских степей. Судьба порой любит зло пошутить.
Или, может быть, это сбылось проклятие того самого главаря восстания в Нгуари, которого он лично приказал расстрелять?
Закончив свои дела в городе, Бен включил музыку на полную громкость, чтобы выбить из головы тяжелые мысли, завел мотор и поехал обратно на территорию. Его грузовик несся по тесным городским улицам, привлекая всеобщее внимание. Бену это даже нравилось. Сам он тоже выглядел странно на взгляд местного населения: солнцезащитные очки с круглыми стеклами, длинные сальные волосы, дымящаяся сигарета в зубах.
Выехав за город, он прибавил скорость. Лагерь находился километрах в десяти от Серска, и на этом участке пути пустыри и заброшенные дома бывших работников нефтебазы стали прибежищем для бродяг. Он обогнал по дороге двух обросших мужиков, один из которых толкал перед собой груженную всяким хламом продуктовую тележку, уведенную с парковки супермаркета «Вита».
Чуть подальше от них медленно брела по обочине еще одна странная фигура. Подъехав ближе, Бен разглядел, что это была женщина. Она шагала неуверенно, постоянно спотыкаясь и глядя куда-то себе под ноги. Бен подумал, что она была пьяна или под ирисками. Обогнав ее, он увидел в боковое зеркало, что женщина оступилась, упала ничком на дорогу, да так и осталась там лежать. Тогда он, поддавшись внезапному порыву сострадания к ближнему, притормозил и съехал на обочину.
Выйдя из машины, он увидел, что, женщина все еще лежала на земле не шевелясь, свернувшись в комок и закрыв лицо руками.
– Эй! – окликнул ее Бен, подойдя ближе. – С тобой… все в порядке?
Было ясно, что нет, но он не нашел, что сказать поумнее. Не каждый день ему приходилось справляться о состоянии душевного покоя у валяющихся на обочине бродяжек.
– Эй! – снова позвал он. – Что-то случилось?
Она не отвечала. Бен присел на корточки и тихонько дотронулся до ее плеча.
– Ну, хорош, а? Тебе помощь нужна?
От прикосновения она вздрогнула, медленно поднялась, отняла руки от лица, и принялась рукавом растирать слезы по грязным от пыли щекам. Бен с удивлением заметил, что это была вовсе не взрослая женщина, а совсем молодая девчонка, лет пятнадцати-шестнадцати на вид. Он даже снял свои солнцезащитные очки, чтобы лучше ее рассмотреть.
– Так тебе помощь нужна? – снова задал он ей вопрос. – Или я поехал?
Девушка испуганно на него посмотрела.
