Наталья Баклина "Шурочка, или Повесть первой любви"

– Иди, – пожала плечами Эльвира Абдулаева, – лично я терпеть не могу готовить.

– Ты же не умеешь стряпать, – прищурилась Ира Зинина. – Помнишь, какой ты суп сварила?

– И кашу гречневую, – захихикала Леночка Головина, перекидывая роскошную русую косу за спину.

Шурочка тоже засмеялась, вспоминая свои кулинарные опыты. Девчонки жили с Шурочкой в одной комнате в общежитии и когда через месяц студенческой жизни им надоело давиться в столовке котлетами из булок, – после таких обедов голод возвращался слишком быстро, а изжога оставалась слишком долго, – они договорились готовить самостоятельно и по очереди. Правда, готовить толком никто не умел. Шурочка умела жарить картошку, яичницу и варить суп из пакета. Девчонки умели примерно столько же. Разве что Эльвира была более опытной: последние несколько лет она сама вела домашнее хозяйство и присматривала за двумя младшими сёстрами. Но в поварихи она не стремилась. Готовила со всеми в очередь, разве что подсказывала подругам-неумехам, чего сколько класть. И когда Шурочка решила сварить гречневую кашу, а Эльвира подсказала, что нужно взять полтора стакана, Шурочка послушно отмерила по полтора стакана на каждую из четверых. Всего шесть. И девять стаканов воды – эту пропорцию для гречки, один к полутора, она помнила, мама объясняла. Каша, сдобренная душистым подсолнечным маслом, получилась вкусная, рассыпчатая. Вот только сварилось её полная большая кастрюля. Почти полведра.

После того раза Шурочка точно запомнила, сколько надо брать гречки: полтора стакана на пятерых!

Полведра им хватило бы дня на четыре, но давиться гречкой столько дней никто не захотел, и девчонки позвали на ужин мальчишек. Те спускали стипендию в первые две недели, а после голодными волками караулили у общей кухни, кто что готовит. И когда девчонки уносили еду в комнату, стучались в дверь: «Здрасьте, мы в гости. О, как кстати, прямо к ужину!» Девчонки жили на такую же стипендию, умели растянуть её на весь месяц, но скудный бюджет регулярные дружеские набеги не выдерживал. Поэтому очень скоро девчонки научились маскироваться. На кухне чистили овощи и мыли посуду, а еду готовили прямо в комнате на маленькой электроплитке. А когда ели, двери закрывали, верхний свет гасили. Стук в дверь игнорировали – нет никого.

На полведра гречки голодные однокурсники нашлись моментально, достаточно было выглянуть в коридор. Игорюня с Геной Кимом как раз стучались в чью-то комнату, а им никто не открывал. Там, видимо, тоже ужинали. «Гена, Игорь, гречку хотите?» – они хотели. Захотел ещё и Яша с третьего курса, крутившийся возле кухни. И три мужских пустых желудка расправились с полуведерным запасом гречневой каши в один заход.

А с супом у Шурочки получилась та ещё история. С продуктами «Гастрономе» было туго, из мясного, – только куры, если в очереди постоять, и сырые котлеты, если повезёт застать, пока не расхватали. Пельмени ещё продавали: неопознаваемый розоватый фарш был завёрнут в жидкое тесто, которое намертво слипалось в месиво при малейшей разморозке. Пельмени обычно готовили двумя способами. Если их успевали донести из магазина до кастрюли раньше, чем они подтаивали, то классическим способом: варили. Если же пельмени успевали подтаять и слипнуться, то делали «пельменные лепёшки» – от массы отрывали комки, обваливали в муке и сплющивали в лепёшечки. Лепёшечки поджаривали в масле на сковородке. Мясо из лепёшечек торчало, как придётся, тесто становилось хрустящим. Получалось вполне съедобно, пока горячие. А остывать они и не успевали.

Пельмени девчонки готовили в очередь с котлетами, если успевали те котлеты купить, пока не расхватали. Поэтому Шурочка посчитала большим везением, когда ей в её дежурство по кухне удалось купить в гастрономе куриный суповой набор: две лапы и петушиная голова с клювом. Брать курицу целиком было дороговато: если сразу приготовить, – уйдёт недельный продуктовый бюджет, если по частям, – нет холодильника, чтобы хранить. А тут – шикарное разнообразие, после пельменей и котлет!

Как такое варить, Шурочка представляла смутно, но помнила, что как-то мама варила супчик из таких лап и гребешков. И, вроде бы, клала голову целиком… И Шурочка решительно общипала остатки перьев с шеи и головы, как следует промыла лапы, задумалась, разглядывая жёсткие когти. Вроде бы, в мамином бульоне лапы были с когтями… Или нет? На всякий случай она тщательно промыла каждый коготок и загрузила набор в кастрюлю, решив на этот раз готовить на общежитской кухне. Вскипятила, сняла серую пену. Бульон был подозрительно мутноват, но Шурочка смело решила, что в супе будет незаметно. Кинула туда луковицу, морковку, накрошила три картофелины, всыпала горсть вермишели, лавровый лист, посолила… Честно попробовала – вкус был не хуже, чем в столовой. И понесла кастрюлю в комнату, кормить девчонок.

– Что это? – спросила Эльвира, когда из половника на неё уставилась мутным глазом петушиная голова с плотно сомкнутым клювом и бледным гребешком.

– Лапша, – гордо сказала Шурочка, – на курином бульоне!

Эльвира выложила голову на тарелку и достала варёную лапу. Лапа хищно целилась ей в лицо всеми четырьмя когтями.

– А это?

– Это ножка. Куриная, – вздохнув, объяснила Шурочка, уже чувствуя: её стряпня не удалась.

– Это лапа, а не ножка, – поставила диагноз Эльвира. – С неё нужно было снять чешую, а когти – обрезать.

Она подцепила плёнку на лапе, та слезла одним куском. Подцепила коготь, тот сполз чехольчиком, обнажив чистое светлое основание. Потом поболтала ложкой в тарелке, погоняв в сероватой жиже кусочки картофеля и вермишель.

– Шур, ты как хочешь, но я это есть не стану. Я лучше чай попью с булочкой.

– Не умеешь готовить, так и не берись. Только деньги переводишь – высказалась толстушка Зинина, попробовав Шурочкиного варева. И тоже собиралась в столовую за булочкой.

– Да, а как я научусь тогда готовить, если не буду пробовать! – не согласилась Шурочка.

– Ну, вот и пробуй, хоть всю кастрюлю. А мы в столовку пойдём, – подскочила и Леночка. И девчонки втроём умчались в столовую на первый этаж, оставив Шурочку наедине с варёной головой на тарелке. Шурочке показалось, что петух смотрит на неё с укоризной.

– Что, и тебе не понравилось, как я тебя сварила? – вздохнула Шурочка, выловила вторую лапу и пристроила её к петушиной голове. Теперь композиция на тарелке, две перекрещённые лапы, и сверху – голова с клювом, напоминала предупреждение «Не влезай, убьёт!». В её случае – «Не хлебай, умрёшь». Шурочка храбро зачерпнула полную ложку своей лапши и проглотила её, вдумчиво анализируя. Суп горчил и пах какой-то требухой. Да, призналась себе Шурочка, куриный бульон это варево не напоминало абсолютно.

В незапертую дверь постучались, в комнату просунулась голова Яши с третьего курса:

– Можно к вам в гости? О, я как раз к ужину!

– Заходи, Яша, куриную лапшу будешь? – обрадовалась Шурочка. Может быть, после её стряпни он хотя бы перестанет у кухни караулить?

– Спрашиваешь! Конечно, буду! Мы тут с Павликом, ничего? И ещё Петька со мной!

– Слушай, Яш, а давай, я вам кастрюлю с собой отдам! Вы у себя в комнате поедите, а мне потом кастрюлю вернёте!

– А с чего это ты такая добрая? – засомневался Яша и попытался заглянуть за спину Шурочке – что там у неё на столе. Шурочка сделала честные глаза:

– Понимаешь, я наварила лапши, а девчонки сели на диету, отказываются есть мучное. А сама я всю кастрюлю не съем, не выкидывать же, жалко!

– Зачем выкидывать, не надо выкидывать. Давай сюда свою лапшу.

Шурочка бочком, чтобы Яша не разглядел лапы и голову, придвинулась к столу и развернулась за кастрюлей:

– Вот, возьми!

Но Яша, по-хозяйски заглядывая ей через плечо, разглядел-таки злосчастные куриные останки.

– А это у тебя что?

– Мясо… Куриное… – загрустила Шурочка. Всё-таки придётся суп выливать…

– А мясо себе, что ли, оставляешь?

– Хочешь? – изумилась Шурочка. – Возьми.

– Хочу, конечно! Мы его сейчас под сто граммов…

Яша плюхнул куриные лапы и голову в кастрюлю и потащил её к выходу.

– Мужики, живём! Все бы бабы сели на диету! – ликовал он в коридоре.

– Чего это он разорался? – поинтересовалась Леночка, которая уже вернулась из столовой. В руках она несла пакет с булочками.

– А я ему лапшу отдала, – сообщила Шурочка. – И ему она понравилась!

– Смотри, как бы он не принёс эту кастрюлю тебе на голову надеть, – съехидничала Ира Зинина, входя вслед за Леночкой. – Как выловит лапу с маникюром, так и прибежит говорить тебе отдельное спасибо.

– Не прибежит. Лапы он у меня выпросил вдобавок к лапше, – победно заверила Шурочка. – Говорит, под сто граммов хорошо пойдут.

– Да, Панова, такое только спьяну и можно сожрать, – оставила за собой последнее слово Ира, разрезая пополам булочку и обильно смазывая её яблочным повидлом.

Парни всё съели и вернули чистую кастрюлю. Шурочка с тех пор больше голов не покупала. Готовить стала чуть лучше. Но не так, конечно, как в совхозной столовой.

– Я помогать по кухне буду, почистить там, настрогать, котлы помыть, – оптимистично пообещала Шурочка. – В общем, я сюда пойду работать!

– Да иди, кто мешает, – пожала плечами Зиненко. – Главное, в готовку не лезь.

Глава 3

Куратором от института был какой-то белёсый тип с кафедры, Шурочка раньше его не видела. Он и объявлял распорядок на завтра. Подруги сыто отвалились от тарелок, запоминая, что «Подъём в девять, завтрак и работа на зернохранилище. А сейчас – свободное время, погуляйте пока».

Гулять девчонки начали с магазина, благо, что дверь – рядом. Ассортимент в магазине оказался убогим даже на фоне томского гастронома. Там хоть яйца всегда были. И консервы. А тут… Из продуктов – огромные жестянки с повидлом, маринованные огурцы-переростки в трёхлитровых стеклянных банках, мешки с крупой и макаронами, жёлтые слипшиеся конфеты без фантиков, ржавая селёдка в корытце, портвейн «Агдам». Из промтоваров, расположившихся у стены напротив прилавка, рядок ватников, шеренга резиновых сапог, оцинкованные ведра, вставленные башней одно в другое, кучки из лопат и грабель. Отдельно – черенки к ним.

У прилавка толклись трое молодых мужиков, одетыей в брезентовые куртки-штормовки и в серые рабочие штаны.

– Зинок, дай-ка нам триста грамм «Дунькиной радости и «Агдамчику» пузырёк, – задорно просил румяную молодуху за прилавком один из них, рыжий и высокий.

– На «Агдам» талон нужен, – строго отвечала молодуха. – Вы же знаете, у нас сухой закон.

– Будет тебе талон, Зинуля, будет. Завтра выпрошу и Иваныча, принесу! – обещал рыжий, для убедительности приложив руку к груди.

– Вот выпросишь, и приходи, – не поддалавась Зинуля, заворачивая в кулёк жёлтую карамель без фантиков. – За конфеты рубль десять. Берёте?

Рыжий возмущённо оглянулся на приятелей и заметил девчонок.

– О, красавицы, здравствуйте, – просиял он. – В битве за урожай, я гляжу, пополнение! Коль, заплати, – попросил он хмурого темноволосого приятеля. И пока тот шарил по карманам, взял у продавщицы кулёк и протянул его девушкам, марьяжно оттопырив мезинец:

– «Дунькина радость», прошу! Угощайтесь!

Леночка прыснула, Ира насмешливо скривилась, а Шурочка взяла жёлтую обсыпанную сахаром конфету.

– Тут что, продукты по талонам? – спросила Шурочка, пробуя конфету. Карамель оказалась мягкая, начинка – из тёмного вкусного повидла.

– Продукты? – не понял рыжий. – А! Ты про «Агдам»? Так уборочная же, сухой закон. Спиртное по талонам, талоны выдают в поссовете.

– Боятся, что забухаем, – хмыкнул хмурый Коля, пряча в карман сдачу.

– И правильно боятся, – поджала губы продавщица. – Вам только дай, алкашам!

– Ну, ну! Ты, Зинок, не путай нас с местными алкашами, – добродушно прогудел третий приятель, крупный носатый блондин. – Мы меру знаем. И с устатку имеем право.

– Имеем право на лево! – хохотнул рыжий.

– Так! Ещё что брать будете? – вдруг рассвирепела продавщица. – Нет? Так и идите отсюда. Не загораживайте прилавок покупателям. Вам чего? – развернулась она к девушкам.

– Спасибо, уже ничего, – хмыкнула Зинина.

– Спиртное по талонам! – отрезала продавщица.

– Сельпо, – отпасовала Зинина и девчонки возмущённо вышли вон.

У дощатого тротуара у магазина приткнулись три ЗИЛа с открытыми кузовами, троица из магазина стояла у крыльца.

– Девчонки, вы же из Томска? Как там, в городе? – спросил рыжий.

– Нормально, – кокетливо повела глазом Ира Зинина. – А вы кто? Трактористы местные?

– Не, – засмеялся рыжий, – мы не местные. Мы из Томска. По призыву тут шоферим, нас как бы в армию как бы на сборы призвали. Уже месяц, зерно возим. Много девчонок приехало?

– Вот, – повела Ира рукой, – мы все. Нас всего десять человек пока, остальные через недельку подтянутся.

– Местные не обижают? – цепко темноволосый Коля.

Зинина состроила глазки и этому:

– Нет.  С чего им нас обижать?

– Смотрите, если что – скажите нам, мы разберёмся, – пообещал рыжий. – Меня Семён зовут, наша общага вон там, на соседней улице!

Семён махнул куда-то в конец посёлка. Девчонки кивнули, а парни отправились к припаркованным поодаль грузовикам.

– Я – Ира, очень приятно, – крикнула и вслед Зинина, но парни уже не слышали – забрались по кабинам и завели машины.

– Правда, симпатичный парень? – вздохнула Зинина.

– Интересно, а как они тут переходят через дорогу? – сказала Эльвира, окидывая взглядом грязь под колёсами отъезжавших грузовиков.

– А вон, как он, – кивнула Лена в сторону мужичка в шляпе и пиджаке. Брюки своего костюма мужичок заправил в высокие резиновые сапоги, и уверенно переходил дорогу. Грязь доходила ему до щиколоток.

– Да… – протянула Эльвира, – вот тебе и «Путь Ильича»… Сложными путями ведёт их Ильич! И это погода уже неделю без дождей! Представляю, что здесь творится после дождей! Ну, будем искать переход на ту сторону?

Девчонки пошли по дощатому настилу, отыскивая брод, и вскоре нашли хорошо натоптанную тропку. Здесь грязь была сбита в упругую твердь, лишь в одном месте вспаханную колёсами. Это место у них получилось перепрыгнуть, и подруги, почти на запачкав своих кед, вышли к зданию с табличкой «Совхоз «Путь Ильича», правление».

Красный флаг над крыльцом правления трепетал серпом и молотом. Возле крыльца аккуратным штабелем лежали тёмные полешки. Слева от правления высилась Доска почёта с портретами лучших доярок. Девчонки подошли поближе.

– Смотрите, какие красотки тут коровами занимаются, – Ира завистливо разглядывала фото молодой миловидной блондинки с тонкими чертами лица и тёмными большими глазами. Доярка была похожа на актрису, и имя у неё было соответствующее: Ирина Бригг.

– А другие страшные… – протянула Леночка, разглядывая остальные фотографии.

Шурочке они не показались страшными – обычные немолодые тётки кто устало, кто напряжённо смотрели в объектив. Мимо девушек простучала каблучками по деревянному тротуару женщина, и подруги отвлеклись от Доски почёта.

– Интересно, как они тут по такой грязи на каблуках умудряются ходить? И вообще – выглядеть? – удивилась Эльвира, глядя ей вслед. Женщина была лет тридцати, одета по-городскому в светлый жакет и узкую юбку длиной чуть ниже колена. Причёска – безупречно начёсанные и уложенные локоны.

– Есть женщины в русских селениях, – хихикнула Леночка, – коня на скаку и так далее. Эта – точно не доярка.

– Му-у-у! – ответили ей. Подруги оглянулись на звук.

На них надвигались коровы. Все рыже-белые, с круглыми боками, рогатые и большие, они шли по улице неотвратимой волной, которая текла и по чёрной грязи дороги, и по дощатым мосткам-тротуарам. Коровы флегматично шли прямо на застывших подруг, огибая их в последний момент и перебирая копытами в опасной близости от их беззащитных, обутых в тряпичные кеды, ног.

– Мамочки-мамочки-мамочки, – бормотала, в страхе зажмурившись, Леночка, побледнев до зелени. Ира Зинина стояла молча и настороженно, готовая оттолкнуть от себя корову, если та будет напирать. Эльвира была собрана и внимательна, следила за ногами и копытами. Шурочке же было интересно. Коровы её не пугали. Они вели себя деликатно, не напирали и не толкались. Они просто шли, покачивая тяжёлыми бурдюками вымени. От коров пахло навозом и парным молоком.

Стадо прошло сквозь девчонок минуты за три. Замыкал шествие подросток лет четырнадцати. Быстро стрельнув в сторону городских взглядом, пастушок принял степенный вид и стал похож на коровьего директора. На плече мальчишка нёс чёрный кнут, конец которого волочился по дощатому тротуару.

Стадо прошло, а Шурочка засмотрелась коровам вслед. В той стороне солнце уже клонилось к закату, и в его косых лучах коровы красиво уходили в перспективу чёрной дороги, обрамлённой зеленью деревенских палисадников. Совсем как в книжках про деревню, которые она любила читать.