Вячеслав Игоревич Мешков "Нездоровые люди"

– Я даже знаю, куда они едут. Это, скорее всего, церковь на улице Дружбы. Погнали туда!

Мы перешли с размеренного шага на скандинавскую ходьбу, и я стал ещё более отчётливо чувствовать хруст своих новых ботинок, особенно в районе большого пальца. Хорошо, что платье не длинное и его не нужно поднимать при ускоренном шаге, особенно когда спешишь на чужую свадьбу.

Мысли путались в голове, а что, собственно, мы там увидим? Маму, папу молодых, красивую невесту (все же собираются на свадьбе поглазеть на невесту), горы подарков, танцы, обряд венчания или просто пожелания жить долго и счастливо, танец невесты с папой или она должна первый танец всё же с мужем танцевать?..

Я и не знал, как вообще проводятся эти свадьбы… Чёрт, да я и на свадьбах никогда не был, и, по сути, вчера мы решили прожить этот настоящий день как муж и жена, или не решили, учитывая, что Софья записала меня в свои принцы, или же мы решили провести формально какую-то церемонию? Мысли летали в моей голове, словно атомы во время распада, хаос наступил стремительно, и я толком не успевал за своей спутницей, которая всё ускоряла и ускоряла шаг.

Наконец-то мы прибежали к изгороди, которая формально отделяла дом Господний от мирского. Софья оказалась права, и спустя несколько минут мы увидели, как несколько красиво украшенных машин остановились у церкви. Из машин начали выходить многочисленные родственники, и мой взгляд застыл в ожидании увидеть настоящую невесту, Софья же стояла рядом, положа руки на изгородь.

В груди моей колотилось сердце, и стало чуть больно от этого, но ожидание увидеть настоящую невесту и поглядеть на нее стоило любой боли.

Увиденное нами в итоге не оправдало ни моих ожиданий, ни ожиданий моей принцессы. Жених, по всей видимости, вчера поздно вернулся и бурно отметил последний день свободы, он был явно навеселе, ибо его рубашка была плохо заправлена, а галстук был повязан, мягко говоря, неровно. Лицо не излучало улыбки, а напротив, выглядело очень уставшим.

Что касается невесты, то ей при входе в церковь зачем-то начали на голову надевать кокошник, в этот момент мы с Софьей переглянулись, словно всем видом показывая удивление от несуразности этого действа.

Самое интересное было уже при входе молодых в дом Господний. Родственники или кто-то из гостей начали крутить их перед караваем с солоницей, что явно не нравилось жениху, а невеста покорно исполняла все их команды, в итоге со стороны мы смотрели не на торжество, а на парад абсурда: невеста в кокошнике, жених в изрядно помятой рубашке и с криво повязанным галстуком. Вся эта процессия не вызывала у нас ощущения праздника и счастья за молодых, тем более молодым как-то всё было безразлично. Я не видел улыбок на их лицах, не видел веселья от самого действа, не слышал смеха и каких-то восторженных слов, да и, похоже, между ними не было той самой искры, которая жжёт сердце и душу. Доказательством тому было то, что молодые всё время стояли поодаль друг от друга и почти не смотрели друг на друга, не было между ними того самого чувства, которое все вокруг называют любовью.

По всей видимости, искра то ли не загорелась и не дала жара, то ли вовсе погасла… То ли молния, ударив обоим в голову резко, как и бывает в природе, потухла, оставив после себя статический разряд, который не дал энергии должного импульса.

– Ну вот, а я-то думала… – грустно начала Софья. – Сейчас будут голуби летать, родители будут плакать, родственники кидать конфеты, маленькие ангелы в роли девочек торжественным и размеренным шагом будут держать полу платья, а муж, ну муж!!! Должен, просто обязан вести свою избранницу под руку и смотреть, смотреть ей в глаза, а он её, по ходу, даже и не слышит, запаха не чувствует. А тут?.. Ты видел его рубашку, а его галстук красного цвета? Ну кто ему это выбирал… Как так можно? – сокрушалась Софья, смотря на виновников торжества, которые уже начинали заходить в церковь.

– Ну да, как-то не торжественно.

– Ладно, принц, разрешаю тебе далее выбирать маршрут самостоятельно. Я бы не прочь сходить в городской парк, тут тем более близко, я бы сказала даже, два шага, ты как?

Я, конечно же, согласился, и мы пошли по Ленинскому проспекту. В парке было тихо, мы быстро нашли свободную лавочку, без соседей, и сели рядом. Вдруг порыв ветра обрушил на нас лавину из пожелтевших листьев, один из которых упал Софье прямо на коленки, а остальные неестественно прилипли к её ногам и тихо сползали вниз.

– Вот и мы так же, сначала рождаемся, далее растём и зеленеем, зеленеем, потом заболеваем, желтеем, выгораем и падаем вниз, – вертя в руках листочек, прошептала Софья.

– Ну да… – как-то неуверенно поддержал беседу я, понимая, что сейчас будет серьёзный разговор.

– Эх, сейчас бы стать зелёной, а не желтой и больной…

– Да брось ты! Ну должны же тебя вылечить, ну не может так быть, чтобы этот чёртов рак был неизлечим.

– Может, ещё как может. Лейкоз на этой стадии не вытащить, увы… Вот ты как думаешь, я похожа на этот листик? – спросила Софья, направив листочек в сторону солнца и начав разглядывать его прожилки. – Смотри, его прожилки как мои вены: такие же тонкие и больные.

– Нет, вовсе нет, – я резко встаю и присаживаюсь на колени перед своей принцессой, смотря ей прямо в глаза, – ты не мёртвая, ты живая, в том-то разница.

– Живая? Мне от силы остался месяц, если не меньше. Так что, увы, мой маленький принц, тебе не суждено стать мне ни мужем, ни другом, ни кем-либо ещё, – говоря эти последние слова, Софья сбилась на лёгкий хрип и выронила из рук этот жёлтый листочек, закрыла одной ладонью своё лицо и начала всхлипывать, вытирая выступающие слёзы.

Действительно, ей осталось меньше месяца или, может, чуть больше. Мы познакомились два месяца тому назад, когда стояли в очереди на анализы в Химкинской городской больнице. Я стоял после Софьи и вдыхал больничные ароматы, которые чередовались камфорой, спиртом и, конечно же, спёртым запахом.

Мне сразу понравилась эта девушка, её бледный цвет лица придавал ей какой-то естественный шарм, кудрявые волосы добавляли изюминку романтики, и это действительно было очень мило.

Поначалу всё ограничилось стандартными «привет» и «пока» в коридорах или в столовой, но чуть позже мы разговорились, и нам стало интересно просто болтать, тем более разницы в возрасте не было, ибо рождены мы были в один год. Вместе беду переживать легче, есть с кем поделиться и кому излить душу. Порой даже было весело, хотя если ты лежишь в детском отделении городской больницы, то особо не до смеха. Софья лежала тут уже более шести месяцев, я же пролежал чуть более одного.

На прошлой неделе я предложил ей сбежать, хотя бы на пару часиков, но ей эта идея явно не понравилась, хотя, по её словам и мимике лица я понял, что на самом деле она не особо против, мне оставалось только придумать не совсем уважительную причину для побега, и она была найдена. Как-то Софья мне сама сказала, что единственное, о чём она будет жалеть в свой последний день, так это то, что она так и не исполнила роль принцессы, хотя очень мечтала.

Софья с детства занималась балетом, и именно этим летом должна была выступать со своей балетной школой на отчётном концерте, но, увы, наверно, этому не быть. Тем более что она исполняла роль той самой принцессы, которую должен был защитить принц от крымского султана. И вот сегодня, в этот самый момент, я пытаюсь её защитить, но особого успеха пока что не имею.

– Ладно, ладно, давай, может, лучше я тебе очередную шутку расскажу из нашей школьной жизни, – чуть приобнимая свою спутницу, начинаю я издалека.

– Ой, не нужно, мне уже одной шутки про учительницу английского хватило! Как ты мог подумать, что это может быть смешно???

– Ну не я же писал это на школьной доске.

– No farted! No mercy, – язвительно проговаривает Софья, скрежеща зубами.

– Нет пердежу! Без пощады, – проговариваю я по слогам и начинаю дико ржать.

В этот момент Софья бьёт меня в плечо и начинает читать целую лекцию, что над пожилой женщиной, и тем более учителем, так шутить глупо и, мягко выражаясь, низко. Что в её гимназии за такое поведение грозило либо отчисление, либо публичное извинение перед всеми гимназистами, и что это явно неприемлемо! Я же продолжаю хохотать, вспоминая удивление на лице у нашей «англичанки», после того как она открыла створки классной доски и увидела этот манифест, написанный на английском.

– Слушай, прекрати! – резко обрывает Софья и уже очень сильно начинает меня бить в плечо, сжав кулачки.

– Ладно, ладно, угомонись, – останавливаюсь я и развожу руки.

– Неужели тебе неинтересен был английский?!

– Нет, а зачем он мне и зачем вообще его учить?

– Как зачем, а путешествия? А общение с иностранцами, в конце концов, познать иную культуру, менталитет, пообщаться с ровесниками из других стран! Ну или, в конце концов, понять, что поёт твой любимый исполнитель, – медленно проговаривает Софья, смотря куда-то вдаль.

– Неа, неинтересно мне это. Мне вообще кроме компьютерных игр ничего не интересно, да и как-то всё сейчас в подвешенном состоянии, и я особо говорить про это не хочу.

– Понятно, а что ещё кроме компьютерных игр тебе интересно? Хотя стоп! Ты сегодня принц, так? Так! Ну давай предположим, что есть условная параллельная жизнь, и ты, возможно, увидишь меня там. Сможешь ли ты познакомиться со своей принцессой? Или тебе не интересно и это? Ну, давай, – Софья резко встаёт, поправляет платье и пристально смотрит на меня.

– Ну, я не знаю, я так ни разу не знакомился, – пожимая плечами, отвечаю я.

– Прекрасно, ну и зачем мы тогда сбежали из больницы? Давай возвращаться, – разочарованно вопрошает Софья, пристально смотря на меня.

– Ок, ок, – я поднимаюсь и делаю шаг навстречу.

Возникает пауза, мы стоим лицом к лицу, рядом нет никого, всё тихо. Я слышу, как вдалеке мчится электричка, ветер шуршит листьями, и моё сердце начинает биться чаще, а кровь начинает гнать, ускоряя темп.

Софья делает три шага назад и с интересом смотрит на меня, двигает бровями вверх и вниз, при этом начиная чуть-чуть вращать руками, показывая всем видом, что она чего-то ждёт. Я продолжаю стоять на месте и жутко туплю. Ничего интересного мне в голову не приходит, интересных мыслей нет от слова «совсем».

Я стою неподвижно минуту, другую, с виду я представляю себя ужасным чудиком, и мне становится не по себе. Я смотрю прямо в глаза Софье и не могу ничего с собой сделать, я ловлю её улыбку, при этом улыбаюсь ей в ответ, но делаю это крайне неестественно.

– Ну, – с нетерпением торопит меня кудрявая девушка напротив. – Ну, – продолжает она более настойчиво.

Я продолжаю мяться на месте и пытаюсь что-то из себя выдавить, но слова словно зависли и никак не могут вырваться изо рта.

– Тяжёлый случай, – разводит руками Софья. – Действительно, и зачем учить иностранные языки, интересоваться культурой, ходить в музей, когда можно тупо играть в компьютерные игры и тупить перед принцессой.

– Девушка, можно с вами познакомиться, – вдруг резко вырывается скороговоркой.

– Нет, нельзя, – Софья резко начинает уходить в сторону от меня, и я понимаю, что, видимо, это полный провал. – Девушка, у вас такие золотистые кудряшки, они вам так идут, это так романтично!

Софья останавливается, резко оборачивается и начинает улыбаться.

– Так-то лучше, – продолжая улыбаться, говорит она. – А дальше что? – проговаривая последнюю фразу, она слегка поднимает левую бровь, словно давая мне намёк, чтобы я продолжил и сказал что-то ещё, такое же романтичное и приятное на слух.

– Ну, я лётчик, и работаю в международной авиакомпании, мне кажется, вы неземной красоты, и у меня есть интересное предложение для вас.

Софья слегка смущена от моего внезапно появившегося напора и слегка удивлённо улыбается.

– И какое же ваше предложение, товарищ лётчик?

– Вы можете посмотреть на небо из кабины капитана воздушного судна, скажем, после чашечки чая или кофе в ближайшем кафе.

– Ха-ха-ха, а всего-то надо было тебя раззадорить, у тебя явно есть задатки, – моя спутница приблизилась ко мне на расстояние одного шага и начала что-то рассматривать в моих глазах, пытаясь, по всей видимости, достучаться до моей души. Я чувствую, как она прикасается к моему плечу, словно что-то поправляя, и касается своей ладонью моего запястья.

Спустя пару секунд мы садимся на скамейку и начинаем молчать, на улице так же солнечно, но людей становится больше, очевидно, они спешат с работы домой, и скоро стемнеет, а мы так толком не поговорили, да и сам побег из больницы теперь видится как-то глупо.

– Слушай, а вот в следующей жизни кем бы ты хотел стать? – в этот момент Софья смотрит пристально мне в глаза.

– Да я даже не знаю, не думал.

– Я бы хотела стать артисткой балета или на худой конец закончить МГИМО, чтобы путешествовать без ограничений! Мечтаю объездить весь мир и посмотреть на него, это же так здорово. Мы же живём в Химках, тут два шага до Шереметьево.

Как порой шутили мои мама и папа, если у человека плохое настроение, нужно срочно ехать в сторону Шереметьево, далее следовать к выходу и садиться в самолёт, что летит по направлению к счастью.

– Тогда я стану лётчиком и буду твоим личным поклонником, если ты станешь балериной, – говоря эти слова, я нежно взял ладонь Софьи в свои руки и начал её гладить.

– Хорошо, когда есть какие-то мечты, какие-то стремления, какие-то желания. Знаешь, я бы отдала пару лет своей жизни, чтобы побыть просто здоровой хотя бы один годик. Мы же сегодня должны были выступать с нашей балетной школой, должны были прийти все родители, педагоги, друзья. Мы должны были выступать в театре на Малой Бронной, ты слышал про такое место?

– Не-а, впервые слышу.

– Я не сомневалась, – разочарованно качая головой, ответила Софья. – Мы готовились к этому выступлению больше года. Все мои одноклассники также за меня переживали, я на уроках физкультуры показывала им пару своих движений, и девочки даже пытались за мной повторять. У нас вообще был очень дружный класс, меня часто навещают мои подружки из класса. Жаль, бабуля так и не увидит меня в роли польской красавицы, – говоря последние слова, Софья вроде как захотела разрыдаться, но вовремя остановилась и начала учащённо дышать.

Я просто сидел рядом, слушал и не знал, что ответить. Я-то, по сути, ничего не хотел, и только в этот момент я начал понимать, что со мной действительно что-то не так. Нет, дело не в больном сердце, из-за которого я в очередной раз попал в больницу, и не в чём-то ещё. Дело в том, что я понял, что сам не знаю, что я хочу от этой жизни и куда в итоге я приду или вообще не приду в конце. Эта маленькая принцесса, эта маленькая жизнь жила и живёт совсем иначе, не так, как я и большинство из моего окружения, у них совсем иной взгляд на жизнь и стремления.

– Слушай, – повернувшись к Софье, начал было я, но резко осекся.

– Что? – чуть-чуть успокоившись и поправляя причёску, ответила Софья.

– А давай я сейчас побуду твоим зрителем? По факту на тебе же балетки и белое платье, уверен, Спящая красавица должна быть в белом платье. Если ты могла что-то показывать на уроке физкультуры своим одноклассникам, то почему бы тебе сейчас не исполнить балетное «па» для меня?

– Ты шутишь? – восторженно прокричала моя спутница. – Ты реально думаешь, что тут я могу что-то исполнить?

– Значит, поговорка про плохого танцора – это правда?

Последнее моё утверждение-вопрос поставил принцессу в ступор, она молча встала со скамьи и начала смотреть на меня, не двигаясь и, по всей видимости, не дыша… На её лице не было ни сомнения, ни удивления, и просто была изображена пауза. Губы были сомкнуты, глаза не моргали, и только брови были чуть подняты вверх.

– Так-так-так… И ты предлагаешь, чтобы я сейчас здесь что-то исполнила, так? И ещё киваешь мне, ехидно улыбаясь. Хорошо, я исполню, но не потерплю каких-либо колкостей после исполнения в свой адрес.

Признаться честно, на балете я никогда не был, да и вообще не был ни разу в театре, чего уж говорить о моих познаниях в искусстве? Софья долго тянулась сначала к небу, потом резко опускалась на землю, далее была пара прыжков, ещё пара потягиваний, далее вращение вокруг своей оси, и в конце она неестественно выпрямила спину, сложа руки за спиной. Я даже не совсем понял, что означал этот танец, ой, вернее, действо, но в целом мне понравилось, хотя сравнение её исполнения было, конечно же, с лебедем, или со знаменитым «Лебединым озером». Я думаю, большинство моих друзей при слове «балет» вспоминали тут же «Лебединое озеро».

– Ну как? – держа руки за спиной и чуть поклонившись мне, спросила Спящая красавица.

– Хорошо, – пожав плечами, ответил я, слегка улыбнувшись.

– Ну а что ты ждал? На мне нет пачки, тут нет музыки, нет нормальной сцены, и в целом я показала тебе пару прыжков. Может быть, в следующей жизни ты придешь на моё выступление, и у тебя возникнет чувство дежа вю. Кстати, надень, пожалуйста, форму лётчика, она у них такая красивая, мне нравится очень-очень. Ты, кстати, был где-нибудь за рубежом?

– Нет.

– Ты знаешь, а ведь мой папа был лётчиком, и они с мамой познакомились в буквальном смысле этого слова в небе. Мама работала стюардессой, и в одном из полётов, случилась любовь.

– И спустя девять месяцев появилась ты.

– Господи!!! Ну как ты все коверкаешь! Нет, поженились они в 1985-м, а родилась я в 1987-м.

– Ну шучу я, шучу.

– Ну и шуточки у вас, молодой человек. Хотя, ты знаешь, мама долго отвергала папины ухаживания, и вообще в авиации она оказалась случайно, но, как известно, случайности не случайны.

– Действительно, не зря же мы с тобой познакомились. Вот сегодня то ли свадьба, то ли ещё что… – Говоря последнее, я положил свою правую руку на плечо Софьи и почувствовал её плечо. Она же носиком уткнулась в моё предплечье и застыла.

За всё то время, что я её знал, я ни разу не видел её в таком хорошем настроении, как сегодня, обычно она долго, долго ходила по коридору, туда и обратно, словно львица в клетке.

Когда же нам меняли или ставили капельницу, она также молчала и не реагировала ни на что. А сегодня я узнал её совсем по-другому.

– Кстати, насчёт свадьбы, наша-то в следующей жизни, надеюсь, не в России будет, лётчик гражданской авиации? Отвезёшь меня в наш медовый месяц в Рим или Милан?

– Я даже не знаю, честно говоря, где эти города расположены, но обещаю, что там ты точно окажешься.

– Жаль, в этой жизни мама и папа меня не увидят в свадебном или хотя бы в этом платье… Увы, они умерли в автокатастрофе три года тому назад, и осталась я со своей бабушкой и дедушкой одна, совсем одна, – глядя на меня, грустно и медленно сказала Софья.

– Слушай, у меня тоже нет родителей, я и не знаю, где они. Меня воспитывает бабушка, так что тут мы с тобой очень близки.

После таких откровений мы уселись в обнимку в полной тишине и ничего вокруг себя не видели или просто отключили все свои чувства.

Да и нам в целом не интересно ничего, потому что, очевидно, начинает формироваться некое «мы», и мы сами не можем понять, в чём суть этого «мы», но оно уже есть, и его даже можно как-то ощутить и как-то попробовать, но только визуально. «Мы» сидели долго, но при этом оба молчали и ничего не говорили, за нас говорил кто-то другой, а «мы» делали вид, что нам обоим это интересно.

За этими разговорами мы не заметили, как уже стало смеркаться, и, мы не успеем вовремя вернуть платье, и завтра придётся платить за второй день проката (но нам уже это неважно), но мне как-то не хочется про это думать.

Мы уже понимаем, что и на больничный ужин мы опоздали и можем вообще налететь на серьёзные неприятности, учитывая, что к Софье и ко мне почти каждый день приходят либо бабушки-дедушки, либо близкие люди. Всё это не важно, когда есть «мы», и как-то от этого на душе становится проще и легче.

За всеми этими рассуждениями я вдруг понимаю, что стало слишком поздно, и, очевидно, больницу скоро закроют, так как отбой ровно в 22:00, а после этого времени нас, наверное, не пустят, и может, вообще нас ищут, так как моя бабуля хотела сегодня забежать ко мне вечером. Но мне всё это неважно, как и моей спутнице, которая сидит со мной в обнимку. Она прижимается к моей груди и делает вид, будто бы слушает моё сердце, я же просто прислонился своим подбородком к её голове.

– Слушай, а ты же обещал мне показать белые кораблики, помнишь? – поднимая голову, внезапно прерывает мои рассуждения Софья.

– Погнали, – резко отвечаю я, при этом умалчивая свои рассуждения о скором закрытии больницы.

Мы идём быстро, нам нужно успеть добежать до канала имени Москвы и получить наслаждение от вида больших кораблей, проходящих мимо тебя чуть ли не на расстоянии вытянутой руки. Тем более что никого рядом не будет, и можно стоять в тишине, чувствуя прилив к берегу очередной волны, а если позволит воображение, то вообще можно оказаться на песчаном берегу экзотической страны.

Мы останавливаемся около канала, нам нужно чуть-чуть отдышаться, но уже рядом с нами проходит четырёхпалубный теплоход серебряного цвета. Мы отчётливо видим его горящие огни, на палубе много людей, громко играет музыка, мужчины в деловых костюмах и дамы в вечерних платьях отплясывают под зажигательные ритмы. Кто-то, подойдя к кромке палубы, увидел нас и начал нам махать руками и прыгать на месте. Я в ответ также помахал рукой, Софья же стояла тихо, не выражая каких-либо эмоций. Провожая взглядом белого гиганта, я услышал, что музыка на корабле стихла, и кто-то сказал, по всей видимости, держа в руках микрофон: «А теперь давайте все крикнем: с днем рождения, Саша!».