Григорий немедленно сдвинулся вправо и скрылся за полосой камыша. Сквозь частокол тонких жёлтых стеблей был виден берег и склон, что поднимался к бывшим советским позициям.
Две группы немецких солдат, неспешно сходились к ложбинке, по которой Григорий сполз к узкой протоке. Боец опустил ноги и ощутил, как они ушли в ил до колен. Сапоги и мокрая форма тянули камнем на дно. Парень пригнулся и до подбородка ушёл в мутную воду.
Он поднял над поверхностью правую кисть и промыл зажатую в кулаке пустотелую кость. Выбеленная солнцем и временем, она ярко белела на фоне поверхности ерика.
Григорий повертел головой и заметил поблизости несколько крупных кувшинок. Они давно отцвели, а небольшие коробочки опустились под воду. Боец оторвал ближний лист, обернул им, словно салфеткой, один край мосла и обвязал его длинным стеблем. Получился лохматый пучок серо-зелёного цвета. Он был совсем незаметен среди прочей растительности.
Другой конец «трубки» парень взял в рот, запрокинул голову к небу и, погрузившись с макушкою в реку, стал спокойно дышать. Этому трюку, он выучился ещё в раннем детстве, когда целыми днями купался на отмелях Волги.
Две группы немцев сошлись возле устья ложбинки. Один из них вынул штык-нож из чехла, что крепился на поясе. Он наклонился к мешку, который бросил Григорий, разрезал тонкие лямки, и вытряхнул всё содержимое прямо на землю.
Носком сапога фриц раскидал кучку убогого солдатского скарба, но не нашёл ничего интересного. Все другие фашисты остановились на берегу. Они достали мятые бумажные пачки эрзац-сигарет и стали дружно дымить.
Сделав пару затяжек, щуплый солдатик в круглых толстых очках вдруг сообщил:
– Я где-то читал, что когда-то, шпионы славян прятались в мутной воде и дышали через камышинку.
– Бред! – уверенно бросил плотный крепыш, что находился поблизости. – До войны я занимался плаванием в открытом бассейне. Кто-то из наших ребят задал тренеру тот же вопрос. Так прежде, чем отвечать, наставник нам приказал:
– Закройте пальцем одну из ноздрей и подышите через вторую.
Мы так и сделали. Через минуту он спрашивает: «Ну, что? Тяжело?» Мы все согласились. Потому что сразу почувствовали, нам не хватает чистого воздуха.
А мужик продолжает:
– А теперь представьте себе, что внутренний диаметр любой камышинки раза в три меньше, чем дырка в вашем сопливом носу. Плюс ко всему, человеку на грудь давит столб из воды высотою в полметра, что затрудняет движение мышц. Любому пловцу не хватит мощности лёгких, чтобы прокачивать через тонкую трубочку нужное количество воздуха.
– А как же это делали самураи в Японии? – не унимался очкарик. – Я сам видел это в кино.
– Другой мой приятель, – продолжал объяснять терпеливый крепыш, – спросил тренера то же, что ты в данный момент. Видимо, вы с ним смотрели один и тот же, якобы, исторический фильм.
Так вот, наставник ответил ему: «Скорее всего, они дышали не через камышинку, а через ствол бамбука. Он значительно больше, и если диаметр дырки толщиною с мизинец, то это возможно».
Кстати сказать, дыхательные трубки у наших ныряльщиков приблизительно того же размера. Да ещё не забудьте, что стебель бамбука разделён на сегменты непроницаемыми перегородками.
Так что, прежде, чем использовать кусочек бамбука, нужно все эти преграды чем-то проткнуть. Вот и выходит, что рассказ о славянах – это лишь миф, который они сами придумали. Мол, до чего они ловкие и сильные люди. А на самом-то деле, недочеловеки, как говорит наш Адольф.
– И всё же, мне кажется, что у этих легенд есть какие-то реальные корни, – не согласился дотошный ботаник. – Вон видишь, след на траве ведёт от мешка прямо к воде, а пловца мы в этом месте почему-то не видели. Не мог же он за один только раз перенырнуть эту реку.
Да на такое, даже наш пятикратный олимпийский чемпион по плаванию Джонни Вайсмюллер, и тот не способен. Наверняка этот грязный ублюдок сейчас сидит под водой и дышит себе через камышинку.
– Захочешь жить, даже жабры себе отрастишь, – захохотал автоматчик, стоявший рядом с очкариком. Он вскинул «шмайсер» и полосонул длинной очередью по камышам.
Автоматные пули звонко зашлёпали по поверхности ерика. Григорий увидел строчки из пузырьков, пронзавшие мутную толщу воду. Цепочка кусочков свинца приблизилась к парню. Один из них зацепил левое предплечье бойца чуть выше локтя. Второй легонечко чиркнул по правому боку. Раскалённый металл тут же прижёг мелкие ранки на коже, и кровь из них не текла.
Григорий дёрнулся от сильной боли, но всё же стерпел и облегчённо сказал сам себе: «Повезло. Просто небольшие царапины».
– Проверь ещё с той стороны, – рассмеялся крепыш.
Автоматчик поднял оружие, но патроны в магазине закончились, и боек лишь тихонечко щёлкнул.
Очкастый заморыш достал из подсумка ручную гранату на длинной ручке из дерева. Он выдернул шнур, что зажигает запал, и бросил устройство в то место, что указал массивный напарник.
Кувыркаясь в полёте, снаряд упал в гущу камышей и рогоза, растущего метрах в двадцати от Григория. Негромко бухнул приглушенный взрыв. Поверхность воды немедленно вспухла невысоким бугром.
Мощный толчок пришёл с той стороны, где детонировал боеприпас. Сидевшему в воде, пехотинцу вдруг показалось, что его кто-то сильно ударил. Причём, врезал так здорово, словно по телу попали толстой доской.
В ушах загудело, как при контузии. Мышцам стало так больно, что парень содрогнулся и едва удержался, чтобы не выскочить на поверхность воды. Григорий вовремя вспомнил про немцев, стоящих на берегу. Он взял себя в руки и остался на месте.
На счастье Григория, в тех камышах, на дне узкой реки, лежал труп человека, убитого два дня назад. В то время, чуть выше по течению старицы, через брод проезжала телега, наполненная ранеными красноармейцами.
Немецкий пилот увидел повозку с перебинтованными солдатами. «Лаптёжник» спикировал на допотопный рыдван и бросил в него пятидесятикилограммовую бомбу. Взрыв всё разнёс в мелкие клочья, а мёртвых бойцов швырнул в мутную воду. Небольшое течение принесло один труп сюда, и упокоило на илистом дне.
Процессы разложения тела сделали чёрное дело. Внутренности погибшего воина наполнились гнилостным газом. От мощной ударной волны, вызванной взрывом гранаты, покойника стронуло с места. Он освободился от нежных объятий речных длинных водорослей, медленно всплыл на поверхность и, лицом вниз, закачался на лёгкой волне.
– Я же вам говорил, что он там сидит! – радостно крикнул очкарик и указал грязным пальцем на мертвеца. Из-за стеблей камыша виднелась только спина красноармейца.
Фашисты не смогли рассмотреть, что на воде закачался достаточно давний, раздувшийся труп, обтянутый изорванной формой. Немцы удовлетворённо кивнули и похлопали молодого камрада по щуплым плечам. Они повернулись спиной к узкому ерику и гомонящей гурьбой направились в сторону захваченных ими позиций.
Лишь минуту спустя, Григорий восстановил сорванное взрывом дыхание. Ещё через пять, он очень медленно протянул руку вперёд и нащупал большой лист кувшинки.
Солдат аккуратно его притопил, оторвал от длинного стебля и, положив себе на макушку, чуть приподнялся на полусогнутых в коленях ногах. Глаза и нос молодого бойца оказались над поверхностью ерика. Он повертел головой и с облегченьем увидел, что на берегу нет никого.
Парень взглянул вверх по откосу и заметил трёх часовых, что лениво ходили вдоль длинной линии советских окопов. Остальные фашисты хозяйничали в узкой траншее, отбитой у красноармейцев. Оттуда иногда доносились одиночные выстрелы.
Покончив с противниками, фрицы занялись очисткой позиций. Они деловито вытаскивали убитых советских бойцов и небрежно бросали их по пологому склону. Внизу они стаскивали мёртвых в воронки от мин и быстро закидывали их рыхлой землёй.
Глядя на это, Григорий сидел в мутном ерике и думал о том, что и он мог оказаться в одной из многих безымянных могил. Про них уже завтра никто и не вспомнит.
Так боец и сидел в той реке до наступления ночи. Чтобы себя подбодрить, Григорий, время от времени, говорил сам себе: «Хорошо, что я оказался в Крыму, а не в средней России, или хуже того, где-нибудь в Заполярье. Там я не смог бы продержаться так долго в воде. Давно окоченел и погиб».
Несмотря на ноябрь, было довольно тёпло. Температура воздуха днём поднималась до плюс 18, и даже чуть выше, а к ночи она опускалась до 10-ти или 12-ти. Находится в воде, при подобной погоде не очень приятно, но делать Григорию было, в общем-то, нечего. Или терпи, или иди под пули фашистов. У них место в воронках от мин сразу найдется.
Как только стемнело, Григорий чуть приподнялся из мутной воды. Негнущимися от холода пальцами он сунул дыхательную трубку в карман гимнастёрки. Затем начал делать упражнения спортивной гимнастики.
Боец энергично двигал руками до тех самых пор, пока кровь не побежала быстрее по жилам. Он разогрел плечевой пояс и помассировал мышцы у ног. Минут через пять парень почувствовал себя значительно лучше. Зубы перестали дробно стучать. Прекратился жуткий озноб, колотивший его последний час перед закатом.
Как всегда, парню сильно везло. Ближе к вечеру, где-то вверху, поднялся небольшой ветерок. Небо тотчас затянули плотные тучи и скрыли за своей пеленой молодую луну и яркие южные звёзды.
Григорий лёг на спокойную воду и тихим, бесшумным кролем направился к противоположному берегу. Держаться на поверхности ерика в сапогах и мокрой одежде оказалось весьма тяжело, но, к счастью бойца, река была достаточно узкой. Её ширина не превышала пятидесяти метров.
Приложив очень много усилий, парень всё же доплыл до мелкого места. Не пытаясь подняться на ноги, он по-лягушачьи пополз по толстому слою жидкого ила. Григорий благополучно добрался до правого берега и сквозь заросли камыша и рогоза вылез на твёрдую сушу.
Боец нашёл участок в густых камышах, где воды было чуть больше, чем в прочих местах. Григорий быстро снял сапоги и красноармейскую форму. Трясясь от озноба, он прополоскал трусы, гимнастёрку и брюки, всё хорошенько отжал и натянул на себя влажные вещи.
Затем вымыл изнутри сапоги и простирнул обе портянки. Он с силой отжал потёртую ткань, обернул ступни и обулся. После чего, встал с холодной земли и, ни секунды не мешкая, поспешил к Севастополю. Нужно было, как можно скорее, убраться подальше от фрицев.
Глава 4. Возвращение к своим
К рассвету, Григорий ушёл от места первого боя, не так далеко, как ему бы хотелось. Он удалился от поля сражения всего километров на десять-двенадцать, не больше. Неожиданно выяснилось, что ходить ночью в степи без дорог, весьма неудобно. Тем более, если на небе нет ни луны, ни каких-либо звёзд,
Уж на что парень хорошо видел во тьме, но и то, очень часто спотыкался о какие-то камни и регулярно проваливался в непонятные для него углубления. То ли, там были норы сусликов и байбаков, то ли, просто встречались промоины.
Спасибо на том, что он всегда замечал обрывы оврагов и балок и со всего маху ни разу не сверзился вниз. Спуск и подъём из ложбин, оказались занятием весьма утомительным, и не подходящим для изнеженных хлюпиков. Особенно, если не видно ни зги.
Наконец, совсем рассвело. Григорий повертел головой, увидел слева контуры Крымских вершин и с облегчением понял, что не сбился с пути. Парень давно уж согрелся от долгой ходьбы и больше не трясся от холода. Теперь его стали мучить голод и жажда.
А часов пять назад, когда он сидел в мутном ерике, то был твёрдо уверен, ему очень долго не захочет пить. Судя по отсутствию каких-либо деревенек и сёл, воды здесь поблизости не было. Даже маленьких озёр или стариц парень ни разу не встретил.
Солнце неспешно поднялось над степью и стало видно на многие километры вокруг. Григорий заметил, что по правую руку, вдруг появилось довольно большое облачко пыли.
Двигалось оно достаточно быстро и почти в ту же сторону, куда направлялся солдат. Вернее сказать, через пять или шесть километров, они должны пересечься, где-то в степи.
«Что-то идёт по дороге, – размышлял на ходу молодой человек. – Скорее всего, это наша машина. Вряд ли фашисты катались бы тут в одиночку. – парень пошёл чуть быстрее и сказал сам себе: – Перехватить мне её не удастся, но так я выйду на тракт. Глядишь, там меня кто-нибудь подберёт, или же скажет, где тут расположена ближайшая военная часть».
Просёлок резко свернул в его сторону, и скоро боец убедился, что это полуторка защитного цвета. У парня полегчало на сердце, и он ещё больше ускорил шаги: «Вдруг водитель заметит меня и затормозит?» – размечтался Григорий. Тут, над головою послышался приглушенный шум мощного двигателя.
Парень задрал голову к небу и разглядел в вышине самолёт очень странного вида. Летательный аппарат имел одно большое крыло, сужающееся к обоим концам. На нём находились два мотора с пропеллером, а между ними устроилась довольно вместительная кабина пилота.
Она весьма походила на пулю винтовки, только её острый конец смотрел в обратную сторону по ходу движения. Судя по остеклению, внутри помещался не только пилот и радист, но и стрелок, сидящий спиной к носу машины.
Вместо привычного всем фюзеляжа аэроплан имел два тонких корпуса, выходящих из мотогондол мощных двигателей. Хвостовые балки оканчивались скругленными авиационными килями. Их прочно скрепляла широкая горизонтальная плоскость, похожая на удлинённое оперенье хвоста.
Григорий уже много слышал о весьма необычном разведывательном самолете фашистов, но сам его в небе не видел. Солдатское сарафанное радио называло его не иначе, как «рамой». Едва завидев его, все говорили:
– Раз «фокер» сюда прилетел, ждите братцы беды. Или бомбардировщики явятся, или фрицы шарахнут из дальнобойных орудий большого калибра.
В это раннее утро, лётчик подумал о том, что не стоит расходовать большие ресурсы для уничтоженья полуторки. Тем более, что она не военная часть, не остаётся на месте, а может уехать неизвестно куда. Пойди в неё, попади дальнобойным снарядом.
Фашист решил, сам разобраться с одиночным автомобилем. Он развернул аппарат и начал резко снижаться. Затем, пристроился в хвост «жестянки с колёсами» и начал удивительно быстро её догонять. Аэроплан опустился до пятидесяти метров, выровнялся и перешёл в горизонтальный полёт.
Застывший на месте, Григорий увидел, как маленький грузовичок прибавил газу и на повышенной скорости запылил по просёлку. Сидевшие в кузове, красноармейцы вскинули «мосинки» и стали дружно стрелять в разведчика фрицев.
Пилот поравнялся с удирающим транспортом, нажал на гашетку и сбросил небольшую авиационную бомбу весом в пятьдесят килограммов. От фюзеляжа тотчас отделилась тёмная точка и понеслась к намеченной цели.
«Фокер» стрелой проскочил над машиной и устремился в синее небо. Он был уверен в результате воздушной атаки.
Один из бойцов, что ехали в кузове, вдруг поднялся на ноги и встал лицом к направленью движения. Он опёрся руками на борт и прыгнул на землю. Человек очень ловко приземлился на обе ноги, согнулся в поясе, сгруппировался и покатился, как колобок.
Автомобиль промчался ещё десять метров, и тут в него сверху ударил немецкий снаряд. Раздался оглушительный взрыв. В утренний воздух взметнулось огромное облако дыма. В нем замелькали обломки деревянных бортов и кувыркающиеся фигуры людей.
Кабину и моторный отсек разнесло в мелкие клочья, а по дороге запрыгал пылающий бензиновый двигатель. Чуть впереди, катились два колёса, соединённые передним мостом.
Стоявший неподвижно, Григорий непроизвольно присел от невыносимого грохота и с ужасом глянул на то, во что превратилась машина с бойцами. Потом он увидел, что самолёт улетел, тронулся с места и побежал к месту трагедии. Нужно было помочь раненым людям.
Запыхавшийся парень добрался до дымящейся круглой воронки и остановился, как вкопанный. Там он увидел того человека, который покинул машину за секунду до взрыва.
Спиною к Григорию стоял молодой человек лет двадцати с небольшим. Он оказался одет в замасленный комбинезон и матерчатый шлем советских танкистов. Вся его форма была густо покрыта белесой пылью степи.
«Оно и понятно, – не к месту подумал Григорий, – он же по земле прокатился, словно циркач на арене».
Солдат осмотрелся и понял, что зря так спешил. Помогать было некому. Все красноармейцы оказались мертвы, а если честно сказать, то он вообще, не увидел людей. Вокруг находились только отдельные части окровавленных тел. Всюду лежали руки, ноги и головы с торсами.
Всё это перемешалось с щепками досок и обгоревшими кусками металла, покорёженных взрывом. Танкист опустился на корточки и деловито порылся в куче разного мусора. Он сдвинул обломок деревянного борта, вытащил чей-то мешок и стал, совершенно спокойно, развязывать узел, что стягивал горловину у «сидора».
Григорий едва подавил рвотный рефлекс, вызванный видом разорванных пассажиров машины. Он с трудом проглотил горький комок, появившийся в горле, глянул по сторонам и нашёл взглядом винтовку, лежащую невдалеке.
Солдат подошёл к трёхлинейке, поднял и быстро её осмотрел. Он передёрнул затвор, увидел, как в ствол вошёл блестящий патрон, и убедился, что оружие в полном порядке. Потом, повернулся к занятому делом танкисту и сурово спросил:
– Мародерствуешь тут помаленьку?
Ловкий прыгун поднялся на ноги и протянул бойцу фляжку с водой.
– Попей. – спокойно сказал он Григорию. – Небось, во рту пересохло, пока драпал от фрицев. Видел я, как ты безоружный шёл прямиком по степи. «Мосинку» свою, потерял. Теперь за чужую схватился? – заметив, что парень не среагировал на злые слова, он вдруг добавил жёстким начальственным голосом: – Почему вы рядовой не отдаете честь старшему по званию?
Только тогда солдат понял, что, судя по форме, перед ним механик-водитель, а то и командир советского танка. Ворот его гимнастёрки был, фривольно расстёгнут и петлицы парень не видел. Значит, в лучшем случае, это сержант, а в худшем и весь лейтенант. А он на него чужую винтовку направил.
Да за подобное действие, запросто под трибунал загремишь. Правда, сейчас можно очень легко и на немецкого диверсанта нарваться. Хотя диверсантов он уже видел в той роте, где недавно служил. Это всегда офицеры пехоты или связисты, и к тому же, они никогда не бывали такими чумазыми.
– Предъявите свои документы, – строго потребовал хмурый Григорий.
