Танкист не стал возражать. Он сунул руку в нагрудный карман комбинезона, вынул оттуда небольшую брошюрку светло-серого цвета и подал бойцу.
Не убирая палец с крючка спускового устройства винтовки, солдат осторожно взял её левой рукой. Он отступил на два шага назад и пролистал «Красноармейскую книжку», покрытую пятнами машинного масла.
Всё вроде бы, было в порядке. И, к счастью, это оказался сержант, а не боевой офицер. Григорий вернул бумаги владельцу, опустил трёхлинейку и закинул её на плечо. Он вытянулся во фрунт и хотел козырнуть, но вовремя вспомнил, что ещё в ходе боя, он потерял, где-то пилотку. Поэтому доложил просто так:
– Рядовой Григорий Степанов. Охранная рота аэродрома номер 15/2704. Выхожу их окружения. Пробираюсь к своим.
– Вольно. – бросил сержант. – А я, как ты уже прочитал, механик-водитель танка, Леонид Иванович Скоков. Можно звать просто Леня, – и без всякого перехода новый знакомый спросил: – Жажда, наверное, мучает? – не дожидаясь ответа, он протянул парню фляжку.
Григорий принял баклажку из алюминия, открутил колпачок, что висел на короткой цепочке, и сделал приличный глоток. Парень тотчас опомнился и прекратил бездумно хлебать тёплую жидкость. Ещё неизвестно, сколько придётся тащиться по жаркой степи. В такой ситуации, воду нужно беречь.
Танкист отвернулся, присел и снова стал рыться в чужом вещмешке.
– Насчёт мародёрства, так ты это зря, – бросил он парню через плечо. – Им уже ничего больше не нужно, – сержант кивнул на разбросанные возле воронки куски человеческих тел. А нам с тобой, придётся их всех хоронить, а потом ещё топать до ближайшей воинской части. А сколько идти до неё, никому неизвестно.
Пожав плечами, Григорий был вынужден согласиться со словами танкиста. Стараясь не прикасаться к останкам погибших, он тоже включился в работу. Ему удалось обнаружить ещё одну трёхлинейку, почти не пострадавшую от мощного взрыва.
Судя по внешнему виду, механизм у винтовки оказался в полном порядке. У неё лишь откололась небольшая часть от приклада, но всё равно, из такого оружия можно было стрелять.
Правда, ещё неизвестно, как теперь у неё с точностью боя, но пока не попробуешь, этого, увы, не узнаешь. К сожаленью бойца, владелец оружия послал все патроны в фашистов, а запасные обоймы парень найти не сумел. Так что, с пристрелкой придётся пока подождать.
Тем временем, ушлый танкист нашёл пять ржаных сухарей, кисет полный махорки и кусочек пилёного сахара, завёрнутый в старый клочок от крымской газеты.
Красноармейцы уселись на задний борт, отлетевший от погибшей машины. Они разделили по-братски скудный паёк и, растягивая приятный процесс, съели всю пищу до крошки.
Под конец, они сделали по глотку тёплой воды и посидели пару минут. Сержант свернул самокрутку. Он достал из кармана коробку со спичками, запалил «сигаретку» и задымил, как паровоз. Некурящий Григорий, как всегда, очень вежливо, отказался от вонючей отравы.
Леня досмолил небольшую цигарку до губ, и с большим сожаленьем, затоптал миниатюрный чинарик. Сержант шумно вздохнул, хлопнул себя по коленям и встал с заднего борта машины. Следом поднялся Григорий, и они занялись скорбным делом.
Собрав волю в кулак, красноармейцы, перетаскали в воронку разорванные на много кусков останки людей. На многих частях, отделённых от тел, ещё сохранились обрывки бинтов, залитых чёрной запекшейся кровью.
Бойцы взяли обломки досок и, действуя ими, словно лопатами, закидали неглубокую яму. На восточном краю братской могилы они врыли задний борт от разбитой машины.
Танкист достал из кармана, найденный в «сидоре», огрызок карандаша. Он плюнул себе на ладонь, раскрытую ковшиком и, окуная «химический» грифель в слюну, написал на щите несколько слов: «Здесь покоятся шестнадцать солдат РККА».
Ниже Лёня поставил сегодняшнее число и нарисовал немного кривую пятилучевую звезду. Бойцы склонили непокрытые головы и с минуту стояли в полном молчании.
Потом, они дружно закинули за спину, собранные танкистом тощие сидоры и найденные солдатом винтовки. Сержант достал из кармана чью-то пилотку и подал её молодому напарнику.
Тот немного помялся, но решил, что всё это правильно. Негоже бойцу Красной Армии ходить, как безродному беженцу. Григорий вздохнул, взял чужой головной убор и надел его на макушку. Они одновременно оглянулись на маленький холмик, повернулись и зашагали на юг, к Севастополю.
Едва они отошли от места упокоения советских солдат, как Леонид вдруг сказал:
– Идти, по всей видимости, нам ещё далеко. Ты младший по званию, так что, давай, руби эту дорогу.
Солдат посмотрел на молодого попутчика и удивлённо поднял тёмные брови. Мол, ты это о чём? Тот перехватил его недоумевающий взгляд и пояснил свою странную фразу:
– Есть такая древняя притча. Один человек собрался в дорогу и взял в попутчики старшего сына. Как только они оказались на тракте, отец говорит: «Начинай рубить эту дорогу», – молодой человек удивился, как ты вот сейчас, и спрашивает: «Что ты имеешь в виду?»
Мужчина повернул скакуна, вернулся домой и объяснил любимой жене: «Мой старший весьма любознателен, но не очень умён и послушен. Будет значительно лучше, если я с собою возьму среднего сына».
Выехали они из деревни, старик повторяет свой необычный приказ. Средний сын спрыгивает на землю с коня, выхватывает шашку из ножен и начинает бить ей по просёлку.
Старик развернулся, снова приехал назад и объявил удивлённой жене: «Мой средний наследник чрезвычайно послушен, но не любознателен и не очень умен. Возьму-ка, я лучше младшего сына».
Вновь они оказались на той же дороге, и отец в третий раз отдает ту же команду. Юноша поудобней устроился в кавалерийском седле и начал рассказывать разные смешные истории. За его шутливыми байками дорога прошла почти незаметно. Ну, а теперь, ты давай, расскажи что-нибудь интересное. – закончил танкист.
– Да нет в моей жизни ничего необычного. – хмуро ответил Григорий. – Родился я в Куйбышевской области. Окончил в Самаре среднюю школу и энергетический техникум. Работал по распределению на возведении комбината в Асбесте, в маленьком городе на Среднем Урале.
Потом, призвали меня в Красную армию и послали аэродром охранять. Когда подошли к нам фашисты, все самолеты перевели к Севастополю, а нас перебросили в пехотную часть, что находилась поблизости.
Нашу роту вчера уничтожили фрицы. Я остался в окопах один, но мне удалось, ускользнуть от противников. Вот, пожалуй, и все, – парень умолк и спросил: – А почему ты спрыгнул на землю, а другие остались в полуторке?
– Я много раз бывал под бомбёжкой и откуда-то знаю по звуку, где рухнет бомба, рядом со мной или чуть вдалеке. Когда я вдруг понял, что снаряд попадёт в грузовик, то выскочил на полном ходу. Хорошо, что здесь всюду грунтовка и автомобиль ехал не быстро, а то сломал бы ноги себе.
Кстати сказать, я тогда крикнул всем людям: – Прыгайте быстро из кузова! – да только, все остальные были тяжело изувечены. Лишь трое из них могли сами сидеть и держать винтовку в руках. Да и те не сумели перелезть через борт. Или очень боялись, разбиться во время падения.
– Как же ты умудрился, попасть в эту машину? Ты же вроде не ранен? – продолжал выпытывать парень.
– Два дня назад, наш танковый батальон столкнулся во встречном бою с превосходящими силами фрицев и нас хорошо потрепали. Большое спасибо, что подоспела наша пехота и отогнала фашистов. Мы потеряли половину состава и отступили на другие позиции. Машины, что ещё шевелились, были так сильно помяты, что уже не могли, воевать.
Командование поняло это, и нас отозвали на переформирование. Мы прицепили покалеченные в сражении «коробки», к тем, что могли ещё ехать, и потащились в тыл фронта.
Вот тут, и отказал старый двигатель нашего танка. Взять нас на буксир было, к сожалению, некому. Тот, кто мог самостоятельно двигаться, уже кого-то тащил за собой. Поэтому техники оставили нам ремонтный комплект и пошли себе дальше.
Кстати сказать, «Т-40», это вторая машина, на которой я поработал. Сначала, сразу после училища, я попал на «БТ-5». Тот танк был более тяжёлым изделием. Вес под двенадцать тонн, против пяти с половиной у следующего.
Экипаж три человека. Да и пушка там сорокапятка, плюс пулемёт. В общем, зверь, а не боевой аппарат. Он фашистский «Т-2» и даже «Т-3» мог очень просто уделать при встрече. И представьте себе, я на нём механик-водитель. Да только недолго я там прослужил.
Остановились мы как-то на короткий привал. Я отошёл в сторону метров на десять, сел на пригорок и стал сочинять письмо моим старым родителям. Тут примчалась полуторка и привезла с собой кухню, пахнущую вкусной едой.
Ребята набрали жратвы, уселись на моторный отсек нашей машины и мне дружно кричат: «Ленька, пошли, пообедаем, после допишешь».
Я им отвечаю, мол, сейчас я закончу и подойду. Нацарапал ещё пару строчек и внезапно подумал: «Действительно, пора мне двигаться к ним, а то без меня всё быстро съедят», – сложил я листок в треугольник и сунул в карман комбинезона.
Вдруг слышу, сильный пронзительный свист. Я повалился на землю, а ещё через миг крупнокалиберный фашистский снаряд врезался прямо в нашу бэтэшку. Оглушительный взрыв мгновенно снёс башню и отбросил её метров на пять.
Затем сдетонировал боекомплект, и ударной волной разнесло бронекорпус на мелкие части. На месте остались лишь днище, дымящийся двигатель да разорванные в хлам гусеницы. И оказался я без машины, и без своего экипажа.
Поглядел я наверх, а там висит проклятая «рама» и корректирует огонь немецких орудий. В общем, покорежили фрицы треть всего батальона, да и людей покрошили немало.
В одном из «Т-40» командира убило осколком, а механиком там оказался зелёный пацан. Только-только пришёл из училища. Других кандидатов у нас не нашлось, и посадили меня в этот танк. Благо, что и пушку, стоящую в данной «коробке», я знал хорошо. Вот так и вышло, что всего в один миг я неожиданно вырос до небольшого начальника.
Машина, правда, была не ахти. Лёгкий разведывательный танк. Авиационная двадцатимиллиметровая пушка по имени «ШВАК» да ещё пулемёт. Экипаж всего два человека. Лобовая броня очень тонкая, всего полтора сантиметра, а по бокам даже тоньше. У него ещё башня подвинута на левую сторону. Где-нибудь видел, наверное?
Шагавший рядом, Григорий кивнул.
– Однако и эта служба продолжалась недолго. Вплоть до момента, когда у нас двигатель сдох. Мы с юным механиком провозились там пару часов, и кое-как завели нашу машину. Тут подлетает на новеньком «газике» пехотный майор, с бешеными от гнева глазами, и отдает жёсткий приказ:
– Выдвинуться на перекрёсток дорог и прикрывать планомерный отход моих пехотинцев, – он даёт нам десяток солдат и гонит в сторону немцев. Ну, делать-то нечего, повернули мы и потащились назад.
Добрались до указанной точки, и сразу попали под артиллерийский обстрел. Как дали по нам фрицы из пушки, так солдатики спрыгнули с корпуса и разбежались в разные стороны. Хорошо, что снаряд в нас не попал, а разорвался чуть в стороне.
Я вижу, справа стоит плотная рощица каких-то деревьев. Кричу молодому механику: «Двигай туда!» Он поворачивает боевую машину, и мы на полном ходу, въезжаем в густые кусты. Проломились сквозь заросли, выкатились на небольшую полянку и встали.
Короче говоря, торчим мы в этой чаще, а что делать дальше, неясно. Рации нет, ни с кем из начальства, связаться нельзя. Поддержка пехоты отсутствует. Откуда по нам лупят немцы, нам неизвестно. Куда отступать – непонятно.
Где-то поблизости работает батарея фашистов. Так что, лучше держаться от неё нам подальше, а то дёрнешься с места, да вдруг не туда. Попадёшь под прямой выстрел орудия, вот тебе и кранты. Останется от нашей «коробки» обгоревшая куча железа, да пара прожаренных скелетов внутри.
Глянул я в триплексы по сторонам, ни хрена не видать. Только кусты да деревья кругом, и ничего больше нет. Открыл я верхний люк и высунулся немного из башни.
Обзор стал, конечно, получше, да только перед глазами всё та же жухлая зелень и всё. Пришлось выбираться из танка. Отдал я команду водителю: «Не глуши двигатель, сейчас я вернусь», – опустился на землю и пополз к ближайшей опушке.
Только я вылез из плотных кустов, как слышу, в небе взвыла знакомая до боли сирена. Поднимаю я голову: мама родная, – прямо на голову мне падает «лапотник» немцев. Сбросил фашист пятидесяти килограммовую бомбу, вышел из крутого пике и исчез в вышине.
Следом раздался оглушительный взрыв, и тучи осколков полетели во всех направлениях. Несколько толстых деревьев вырвало с корнем. Все ветки в округе срезало напрочь.
Вместо густой лиственной рощи, всюду виднелись, только ободранные до древесины стволы. А в середине стоит мой бедный «Т-40» и горит жарким огнём. Вернее сказать то, что от него сохранилось. Вот так я опять остался один. Да ещё был прилично контужен.
Тогда я почему-то подумал: «Видно, не суждено мне погибнуть в каком-нибудь танке. Если меня и убьют, то на открытом пространстве», – Леонид очень зябко передёрнул плечами и тут же продолжил:
– Выбрался я из той жуткой рощи и, сильно качаясь, двинул прямо на юг. Через какое-то время, наткнулся на наших бойцов. Они на меня посмотрели и отвели в медсанбат.
Я доложил их начальнику, что со мной было и как. Он приказал, посадить меня вместе с ранеными в санитарную автомашину и по дороге закинуть в какой-нибудь штаб. Мол, пусть со мной там разбираются. Да только ты сам наблюдал, чем всё дело закончилось. Напала на нас проклятая «рама», и всё братцы, приехали.
Кстати сказать, я и не знал, что у неё тоже имеются бомбы. Думал, только и есть у разведчика, два пулемёта на крыльях и два на корме, чтоб отбиваться от чужих истребителей. Оказывается, она и сама может, с кем хочешь, расправиться. Хоть с автомашиной, хоть с танком, хоть с кораблём.
Хорошо, что в дороге я уже оклемался и чувствовал себя совсем хорошо. Поэтому, очень удачно прыгнул на землю.
Сержант закончил рассказ, и какое-то время, они, молча, двигались по плохо наезженному глухому просёлку. Вокруг, до самого горизонта, тянулась пустая, совершенно безводная степь.
За долгое жаркое лето, высокая густая трава, что проросла здесь весной, высохла вся на корню. Сухой ломкий ковыль и стебли прочих растений торчали из сильно потрескавшейся твёрдой земли.
«Хорошо, что пришла ранняя осень и сейчас не так уж и жарко», – подумал Григорий. Он ощутил, как его вновь стала мучить сильная жажда. Не останавливаясь, он снял фляжку с пояса, отвинтил колпачок и сделал пару скромных глотков.
Отхлебнув тёплую воду, боец протянул полупустую баклажку молодому попутчику. Танкист пригубил драгоценную жидкость и вернул солдату армейский сосуд. Потом он тряхнул головой и сказал:
– Что это мы с тобой всё о грустном? Поведай мне, рядовой, что-то веселое.
– Да о чём я могу тебе сообщить? – опять удивился Григорий. – Истории из школы и детства сейчас вспоминать неуместно, они подойдут лишь для малолетних ребят. Ну, а на стройке и в армии чего-то смешного со мной никогда не случалось.
В мирное время, мы все пахали по двенадцать часов, словно зеки на лесоповале в Сибири, вот тебе и вся моя повесть. Ну, а во время войны и подавно. Никакой тебе радости, кругом только смерть, смерть и смерть от проклятых фашистов.
– Ну, так слушай, что я тебе расскажу, – оживился вдруг Леонид. – Со мной всё же, стряслась пара удивительных случаев. В самом начале войны, прибыли мы из учебки в танковую гвардейскую часть.
Причём, отправили нас без всякого сопровождения старших чинов. Посадили всех в автомашину, сказали водителю, куда нас везти, и вперёд. Когда добрались до места, время, уже близилось к вечеру. Шофер выгрузил нас и тут же уехал.
Застыли мы, семь пацанов восемнадцати лет, и совершенно не знаем, к кому обратиться. Кругом бронемашины стоят, экипажи возле них суетятся, а на нас, ни один человек, не обращает никакого внимания. Тут подошёл к нам какой-то чумазый сержант и строго так спрашивает: «Из тыла прибыли, что ли?»
Я, как старший всей группы ему сообщаю:
– Окончили такое-то танковое училище и направлены в такую-то часть.
– Это к нам, – говорит нам служивый. – А пожрать у вас что-то найдётся?
– Да вот, – говорю, – старшина вручил нам в дорогу по три вяленых воблы.
– Давайте сюда.
Мы растерялись, скинули свои вещмешки и достали небольшие припасы. Боец всё это забрал и, не сказав ни единого слова, двинулся дальше. Смотрим, а он шагает по машинному парку и раздает наши рыбины направо, налево. А мы продолжаем стоять, словно никому здесь ненужная мебель.
Минут через пять, к нам подошёл пожилой старшина и спросил:
– Откуда, сынки?
Я опять, честь по чести докладываю, кто мы такие и зачем сюда прибыли.
– Идите, ребята, в ту сторону. – говорит нам старик и тыкает пальцем в небольшую зелёную рощицу: – Сейчас там находится кухня. Она недавно приехала и привезла нам еду. Скажите повару, что старшина вас послал.
Поешьте, как следует, а потом вы ложитесь, где-нибудь спать. Сейчас все устали после долгого марша. Никто вами заниматься не будет. Завтра с утра, распределим вас по свободным вакансиям.
Мы взяли под козырек и двинулись в указанном нам направлении. Там нас, без разговоров, накормили перловой кашей с говядиной. Мы наелись от пуза и вернулись назад.
Идём и размышляем между собой: у них в котле такая сытная жрачка лежит, а сержант какую-то пересохшую воблу у нас отобрал. Интересно, зачем? Лишь через месяц я понял, что значит, изо дня в день, лопать одну и ту же еду. Пусть это будет и самая вкусная пища на свете. Всё равно, тебе скоро захочется чего-нибудь нового, пусть и очень простого.
Так вот, вернулись мы на прежнее место. Смотрим, бойцы собираются на боковую. Благо, что лето стоит. Тепло, сухо, благодать, одним словом. Танкисты кто, где размещается. Бросят на землю брезента кусок. Шлемофон сунут под голову, и глядишь, уже спят.
