Валерий Чернявский "Саяны. Ангел «Большого» порога"

Мы с одноклассниками росли на великих стройках Сибири. Приезжали с родителями в дикие нетронутые места, где была, до нас, – дикая жизнь местного населения. Мы подражали не Фенимору Куперу, а соседям, из "местных", жившим настоящими таежными законами и правилами. Рассказываю про «свой» «Большой» порог Енисея, в Саянах. О том, что он был! И сыграл свою роль в истории развития человечества. Строили мы в Республике Хакасия. А древняя высокоразвитое Государство Хакасское занимала почти всю южную и среднюю часть Сибири. Лет через 200 или 300, если человечество сохранится, – эта книга, может быть, кого-то заинтересует.

date_range Год издания :

foundation Издательство :Автор

person Автор :

workspaces ISBN :

child_care Возрастное ограничение : 16

update Дата обновления : 11.06.2023

Тогда в квартиры заселялись только по ордеру. Нужно было отстоять в очереди несколько лет, и когда придёт твоя очередь, – выдавали ордер, заселяли в квартиру – за бесплатно. Но когда очередь не подошла, что делать?

фото      у барака,с соседкой Светой Тютяевой

Весь посёлок Майна – он странный. Он построен возле медного рудника, – Екатерининская Шахта, начавшая работать в 1732 году. На левом берегу Енисея, в Майнской горе. И в 1745 году – закрылась.

Но если посмотреть на карты тридцатых годов, сороковых годов XX столетия, – где отмечены даже мелкие таёжные избушки, дома лесников, небольшие населённые хутора – а поселка Майна – нету. Его вообще нет. Есть деревня «Означенное» в десяти километрах вниз по Енисею, где заканчиваются Саянские горы и начинается Кайбальская степь. Есть километрах в трех, вверх по Енисею, небольшой лесозавод, – «Красный Партизан», в устье реки Уй. Если мы посмотрим карту красноярского края за 1939 года, – там нет поселка Майна. В аннотации к этой карте написано, что она составлена по наложению, около, двух десятков карт. Десятка два, начиная с 1907 года по 1938 год XX столетия.

Майна

Есть Очуры, есть Монастырщина, Означенное есть, есть деревня Летник, где мы нашли заброшенную могилу начальника Семиозерской Таможни – Успенского Н. Н. , который утонул в Джойском пороге, перевозя золото и почту. Майна – нет.

При отсутствии реального населенного пункта, кто – то построил на реке «Уй» бетонную подпорную плотину высотой метров восемь и длинной – метров пятьдесят, со сложными водопропускными и водосбросными устройствами.

От этой плотины по берегу реки построили канал, дно которого было выложено бочковой клепкой и стянуто металлическими шпильками. В низинках, этот канал переходил в деревянную трубу, диаметром – метра полтора.

Через пятнадцать километров диких сибирских бездорожий, и чередующихся скальных выходов, и заболоченных низин, канал выходил в деревню «Означенное», переходил просто в арык и дальше назывался «Уйская Оросительная система». Эту систему торжественно пустили в эксплуатацию в тысяча девятьсот тридцать восьмом, в «разгул сталинизма». И когда вода, через двенадцать часов не пришла из канала в арык, главный инженер строительства – застрелился.

Ранняя      весна,      плотина      работает       «на       сброс».

Приехавший новый главный инженер в самой верхней точке деревянной трубы просверлил отверстие, воздушная пробка вышла, пошла вода. Невидимые, на карте, – строители, наверно – добрые гномики, – понаблюдали за работой канала, года полтора, разбегаться не решились, и получили от тайных высших сил указание, – построить на пустом болотистом займище, идущем от подножия двух крутых, высоких гор – «Баштак» и «Екатеринка» плавным спуском к Енисею, – обогатительную фабрику медной руды. Для «Туимского медного рудника» и «Сорского молибденового комбината», который помимо молибдена добывает и большое количество меди.        Второй раз Майна, как населенный       пункт, родился в 1946 году. Перевезти всех гномиков в Туим, видимо, оказалось сложнее, чем построить тут фабрику и возить сюда руду на обогащение – ЗИСами, по бездорожью.

Деревянная труба, водовод из Уя в Уйскую Оросительную      Систему.

Через пять лет, все медные прииски Хакасии немного «засветились» в статистике, – в систему «Исправительно Трудовых Лагерей» – ИТЛ «ДС» ЕНИСЕЙСТРОЯ 16.10.1951, г. Красноярск, входило 12 «лаготделений». Разработка медных месторождений «Юлия», «Киялых-Узень», «Туим» и месторож дений Карышской группы, строительство шахты №9 в Черногорске, разработка Темирской, Актовракской геологоразведочных партий в Хакасии, строительство в Красноярске, Ачинске, Абакане, добыча слюды в районе ст. Камола. Численность: штатная – 20 000 з/к, в т.ч. 3343 женщины, 1082 осуж денных за к/р (контр революционных) преступления. (в 1953 г. переименован в Таежный ИТЛ;) Но «Екатериненской шахты» тут не указано. Может она относится к более секретным изысканиям? «Вторая научно-практическая конференция – Минерально-сырьевая база металлов высоких технологий освоение, воспроизводство, использование» – «Поиски редкоземельных минералов, содержащих торий, начались задолго до практического использования внутриядерной энергии для нужд промышленности. Главным из них был монацит. Его добыча велась, уже в конце 30-х годов XX столетия, на юге Енисейского кряжа.– (речки, ручьи, и – в ключах). 1935 год – Начало освоения Таракских месторождений геологическими партиями».

Наш учитель географии – Надежда Степановна Ващук, объясняла нам на уроках, что «Маинский рудник» добывал медную руду двух видов, и оба вида – бедные по содержанию меди. В отличии от руды рудника – Джезказган. Джезказган открылся в 1938 году. Значит, уже в 1938 году медный рудник по добыче меди в Майна, – был не рентабелен. Но в 1946 году восстановление шахты и обустройство ее, производили заключенные, которые работали здесь до 1952 года, когда Майнский медный рудник был частью ГУЛАГа НКВД СССР.

Кобальт. «В качестве попутного компонента кобальт извлекался из массивов медных руд «Майнского медно – колчеданного месторождения». За время эксплуатации получено 1200 кг металла». На территории Майны был лагерь, в котором попавшие под пресс государственного террора граждане, ударным трудом искупали свою вину. Они же, вместе со ссыльными и вольнонаемными рабочими, построили поселок. Но никто из «старожил» не видел этих заключенных, гномиков из бараков, кого – бы я не расспрашивал. Не известно, – что за заключенные, куда они делись? Почему населенный пункт на десять или пятнадцать тысяч человек не нанесен ни на одну карту с 1907 года по 1938 год.? Наверно и в 1907 году здесь так же располагались царские каторги и места ссылки? Когда не стало Берия Л. П. В 1953 году, прекратил свою деятельность и «Енисейстрой» в поселке Майна, на объекте – «Майнском месторож дении меди» – которое входило в Енисейский Г УЛАГ. К тому времени заключенных в Майнском лагере уже не было, а работниками рудоуправления контролировалась жизнь и рабочая деятельность вольно наемного персонала шахты, ссыльных бандеровцев и пособников ОУН1,* (националистическая организация запрещенная в Российской Федерации, и тем более – в СССР) и работа «отделения лагеря лесозаготовок» на Реках Джой, Черемухов лог, Голая.

Украинцы, сосланные на поселение в долину реки Уй, называющейся «Долиной Бабика» – по названию ручья, впадающего в Уй. Их начали ссылать сюда после 1940 года, а Уйская плотина в 1938 году уже запустилась в эксплуатацию, – Ёе строили какие- то другие заключенные.

Я всегда в удивлении, – по поводу наших ссыльных: Дедушка Ленин тут три года свободно охотился на зайчиков по островам речки Шушь, на вкусных журавликов – на «журавлиной горке» отдыхал, писал свои статьи – дом отдыха! Ссыльные бандеровцы, поселенцы – как в раю, в чудной ровной долине, за горой, – от людей, надзирателей, милиции… море земли, на опушке леса – строй дома, держи скот, сажай огороды. Дикие козлы сами приходят в петли – сена в копнах пожевать, харюза в Уе – руками ловили, на работы в шахту, лесозавод, и на «зону» – машина возила. Хуже жилось вольно – наемным, стекающимся на медные и золотоносные шахты нашей округи из окрестностей города Артемовска, села Курагино, деревень Усинского тракта. Они копали себе землянки на бугорках и возвышенностях среди болот и на территории ядовитых отвалов медного рудника, а позже – хвостовых сбросов и шлака.

Через год или два, – заработав немного денег, лепили маленькие домишки в окрестностях лагеря.

В 1954 году Майнская обогатительная фабрика была пущена в эксплуатацию, со всей социальной инфраструктурой, размещенной в пятерке двухэтажных брусовых домов, с ТЭЦ, вырабатывающей электроэнергию на экспроприированных немецких генераторах, паровых турбинах, на итальянских котлах «Ансальдо», с водозаборами и очистными сооружениями. Многие мои знакомые работали на этой обогатительной фабрике.                    Когда мы приехали сюда, то весь посёлок был застроен «зоновскими» бараками. Не менее пятидесяти штук. А по окраинам, прислонялись к баракам частные домики, лезли на гору, уходили в лога. Эти Бараки – они бесхозные, они не стоят на балансе ни в Рудоуправлении обогатительной фабрики, ни в Поссовете. Кто в них заселился, тот и живёт. А кто уезжает – продает. За деньги. Хоть тогда это было запрещено. В общем, мы купили себе бетонный карцер в одном из бараков. Размерами три на четыре метра. В этот бетонный Карцер входила кровать, на которой спала мама с младшим моим братом, мой диван, стол и печка дровяная. Отец спал на полу, под столом. Зимой бетонные стены промерзали насквозь и пол тоже. Печку приходилось топить круглосуточно. Наши бараки были трёх подъездные. В каждом подъезде было по четыре больших камеры, человек на двадцать пять. Итого в подъезде – сто человек, в бараке – триста. Весь лагерь – пятнадцать тысяч человек. По величине – это коллектив ордена Ленина Красноярск ГЭС строя, вместе со строителями Саяно-Шушенской ГЭС, подготовительной базой Катуньской ГЭС и строителями базы Средне – Енисейской ГЭС – г. Лесосибирска. Год мы прожили в этом карцере, и купили большую камеру, квадрат на тридцать, у соседей – Березиных. Витьке Березину дали квартиру в Означеном, в панельной пятиэтажке, по очереди, от автобазы. Мы прожили в большой камере четыре года. Когда я догрызал гранит второго курса, родителям дали квартиру в четвертом микрорайоне поселка Означенное, в доме завода СаянМрамор, по переселению из аварийного жилья. Так что приехал я не домой, а в гости к родителям, – на лето.

2

4 ноября 1961 года в Абакан прибыл первый отряд изыскателей «Ленгидропроекта», искать створ строительства Саянской ГЭС на Енисее. В результате исследований решили строить ГЭС на месте небольшой заимки – «Карлов створ». В 1962 году разделы проектного задания – «Подготовительные работы» и «земляные работы» были готовы, Можно было приступать к строительству. Работы на строительстве Красноярской ГЭС были в самом разгаре. Но начальник строительства – Андрей Ефимович Бочкин, боясь, что на Саянскую ГЭС кинут работать Братскгэсстрой, договорился с министерством энергетики, что начнет работы на Саянской ГЭС за счет экономии финансовых, и материальных, технических средств Красноярскгэсстроя. В 1963 году на Саянскую площадку из г. Дивногорска был отправлен первый десант. С областными органами компартии и правительством Хакаской Автономной Области договорились, что убыточное Рудоуправление закрывается, передает свои «основные» средства и базы Саянгэсстрою, и ему же передается Лесопильный цех, именующийся Лесозаводом, в устье реки Уй. С этим десантом в Майна приехали два моих дальних родственника, – Тетка Мария Кадочникова и Шемберг Гарри Эрнстович, – оба родом из глухой таежной деревушки для ссыльных – Черная Кома.(Веселенькое название? Вселяет надежду в души.) Так же знакомый, – Заместитель директора ДОЗа из деревни Овсянска – Павшуков Павел Николаевич – отправлен в ссылку, после исключения из рядов компартии. И руководитель, на Саянскую площадку, – Палагичев Петр Михайлович кажется, точно не помню, – заместитель начальника Красноярскгэсстроя Бочкина А . Е. Мало того, что у вновь открытого Саянского участка КрасноярскГЭССтроя не было финансирования, так еще не было защищенных заявок и регистрации в Госплане СССР. Палагичев носился по ближайшим городам, пытаясь договориться о внеплановых продажах стройматериалов. Получалось плохо. И для большей убедительности он добавил к названию Саянской ГЭС святое слово для всего социалистического лагеря – Шушенская!!! И стала она все чаще звучать, как «Саяно – Шушенская», потому, что одной стороной ГЭС упиралась в Саянские горы Хакаской автономной области, другой в скалы Шушенского района, в котором наш дедушка Ленин несколько лет охотился на островах речки Шушь, и на Журавлиной Горке. Это обширное отступление я сделал для чего? Что бы пояснить, что и здесь оказалось, – я приехал не домой. Мы прожили в большой камере, купленной у Березиных, четыре года, – до 1973 года. Наши пять бараков на полторы тысячи «шконок»* – снесли бульдозером. Так что приехал я в гости к родителям, на лето в поселок Означенное, на месте которого, – триста лет назад, казаки поставили крайний свой острог. В нарушении царского указа, не решившись двигаться дальше к Сайотам,* на речку Хемчук, где памятны еще были монгольские конницы Чингисхана, которые скакали по долинам, – между лунных скал.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

ЛЕТО КОНЧАЕТСЯ

1

Мой диван стоял в маленькой комнате, с выходом на балкон. До середины июля я провалялся на диване, упорно уничтожая сигареты. Курить начал прошлым летом, в строй отряде, – от нервов и страха. Есть при монтаже ЛЭП такой момент, когда надо вытянуть провода в пролете, от анкера до анкера. Анкера стоят по концам линии, на углах поворота, и если нет углов – на максимальных расстояниях, по проекту. Пролет может быть и сто метров, а может быть и километр. Провода вытягиваются почти в ниточку, оставляется, только проектная стрела провиса. У нас провод натягивает трактор ДТ-75 и так получается, что на последних сантиметрах, когда остаётся сантиметров тридцать или пятьдесят до полной натяжки, не выдерживает почва под гусеницами трактора и гусеницы начинают буксовать, рвать землю. А трактористу подаётся сигнал – Ну давай, давай, показывают- « мол немного – там пятнадцать двадцать сантимов осталось», и он начинает ёрзать, крутить трактор в одну сторону- одну гусеницу притормозит, то другую, туда – сюда его разворачивает. Гусянка за что-нибудь цепляется и дёргает! Провод не выдерживает – лопается. А провода, в полях деревенских, в связи с тем, что нагрузки электрические небольшие, – используют стальные. Они квадрат пятьдесят или семьдесят (миллиметров квадратных) – полтора или два сантима в диаметре, пропускают нужное количество тока. И не таки дорогие, как алюминиевые. Ну вот, этот стальной трос, когда он лопается, а лопается он, когда у трактора уже не хватает сил вытащить. То есть, это струна стальная, и эта струна – летит в сторону анкера со свистом, как шашка или бич, сворачиваясь в петли, летит секунды полторы, две, в зависимости от того, на какой удаленности находится трактор от анкера. Вот 50—70 метров стального провода, летящего со скоростью звука, свёртываясь в полутораметровые кольца. Мотком этого троса, этого пучка, бьёт в оголовник анкера. Бьёт тех людей, которые стоят там на траверсе. А стоят, как правило, два человека, на траверсе, – пристегнутые цепью монтажного пояса. Этих людей сметает тросом, сбивают от туда, с траверсы. Они повисают на своих цепях, запутанные в петлях. Провод, метров тридцать и боле улетает обратно в пролет, провисая в пролетах промежуточных опор. Может случиться всё, и голову, нахрен, оторвёт и всё что угодно. По моему, по этому поводу загадку придумали – Что за птица – летит, кричит, когтями машет – (электромонтер!) Но всё равно, на каждый анкер нужно залазить кому – то, и зацеплять натянутый провод за изолятор. А при натяжении третьего провода, верхнего, сам этот металлический Клин, цепляющийся к изолятору, надо перетащить через металлический оголовник на анкере. Трактор, когда начинает ёрзать, – он уже становится не в струну, не в створ, а куда-то в сторону съезжает. И когда доходит клин оцинкованный, он залазит на оголовник стальной, металл по металлу – соскальзывает, провод падает с оголовника на траверсу, – щелкает на цепь от монтажного пояса и человека ломает, сгибает, в мгновение ока, шлепая его мордой или другой частью тела – об оголовник анкера.

Повисеть на траверсе      анкера – одно сплошное удовольствие! А может, – даже два сплошных!

Эти детали работы на высоте – вроде бы не для студенческого строй отряда, а достаются как раз студентам, потому, что рабочие бригады отказываются от работ со стальным проводом и не только поэтому. Стальной провод – материал из прошлого. Давно лежит на улице, под дождями. Барабаны сгнили. Оденешь барабан на ось турника, что бы разматывать провод трактором, а он проломился на оси, (трактор то этого не видит), и тащит за собой и ось, и турник, и спутанную бухту стального троса. А если раскатаешь провод – он тяжелый, жалезный, – поднимать на каждую опору три раза – одно счастье, а может даже – три. Поэтому, копятся участки ЛЭП со стальным проводом – до лета. Летом – студенты возятся, без зарплаты остаются, и приезжают домой – курящими. Сигареты были болгарские, «Тракия» назывались. Не длинные. Снимут с анкера, или повезет – сам слезешь на дрожащих ногах, – пол сигареты за один затяг сгорает. Опять же – это я про себя, и других слабонервных. Был у нас в бригаде Сережа Катышев, из параллельной группы. Деревенский парень, с деревенским глубоким спокойствием и уверенностью, что он все делает правильно и основательно! «Основательно» – основа уверенности. Работали на траверсе где – то в поле, ЛЭП 10 кВ, от Абалаково к Смородинке. Тянули верхний «вредный» провод. Пока я перепускал стальной оцинкованный клин на проводе, через стальной оголовник, Сережа, с другой стороны головы анкера, что то поднимал на «удочке» – (веревка для поднятия инструмента вверх, при необходимости). Груз на удочке надо было вывести из – под траверсы, на которой мы стояли, с разных сторон, он нагнулся. Я заорал, – «Сережа, бойся»– потому что клин шел через оголовник. Он спокойно ответил – Ни чего Валера, … В этот момент клин соскользнул с оголовника, натянутый как струна стальной провод «щелкнул» на траверсу, на его сторону, сначала прилетев ему в лоб, сбив его с траверсы, а потом сам улегся поперек траверсы. Сережа повис под траверсой на цепи, боком переломившись на поясе. Из головы, как из крана, пошла жидкость жизни. Пока я на когтях перелазил через ногу анкера, на его сторону, в когтях пытался переступать по бобышке на траверсу, садился на траверсу верхом, свесив ноги в низ, – из него все хлестало. Начал подтаскивать его ближе к ногам анкера и поднимать – безуспешно. Сам переворачиваюсь – верхом на бревне, а он не поднимается. Возможно – надо зацепить мою цепь в «натяжку» за противоположную ногу анкера, повиснув на ней, – поднимать Серёжу? Но уйдет минуты три или больше. Ведь мне для этого надо проделать акробатические трюки, – я сижу спиной к анкеру. Что бы встать и перейти к ноге, мне надо лечь на траверсу, поднять ноги на траверсу, повернуться на живот, дотянуться до головы анкера, опершись, – умудриться – стать на колени, и в когтях – встать на ноги. – Все это на бревне, на высоте двенадцати метров, потом все обратно, и начать его поднимать. Он дождется? Тут не шевелясь, вися в низ головой, Сережа тихо говорит- «Ни чего, Валера, она сейчас остановится»… И она – остановилась.! Он потянул ко мне руку, я схватил ее, развернул его головой в верх, стал подтаскивать его к центру анкера, он другой рукой, подтягиваясь за свою цепь, поймался когтем за ногу анкера, переместился к ноге.. Сказал – отцепи меня.

–Ты же упадешь? – испугался я

Ничего, Валера, – я в порядке. А цепь натянутая, не дает ему обхватить ногу анкера. Нога то наклонная, идти по ней на когтях можно только с наружной стороны. Боясь убить товарища, – а выхода то нет,– отцепил его цепь, и вместе пошли в низ, на четырех когтях, так как надо его пристегивать и перестегнуть на перелазе через среднюю перекладину. Докладывать о случившемся нельзя, – исключат из института, за нарушение техники безопасности. Договорились с доктором – Любой, что бы она тоже не докладывала, по её каналам. Ходил месяц с синей мордой лица, с перевязанной головой, курить не начал! Он вообще был парень со странностями – Сережа Катышев. Как то мы на перекрестке в Абалаково привязывали поднятые провода к изоляторам. Конец дня, – часов в семь, я довязывал последнюю опору в пролете, и последнюю в этот день – идти на ужин. Четыре провода. Слез и подхожу к поворотной опоре, на которой сидит Женька Варыгин и вяжет – девять проводов. Я прилег на травку отдохнуть, жду Женьку, Куру. Подходит Катышев, посмотрел на Женьку, и говорит: – Жень, иди – ка сюда. Тот посмотрел на шутника, вяжет. Сережа сильнее, срочно надо, иди. – Подожди

– нет возможности ждать, слезь сюда, срочненько.

Женька на курс нас старше, но парень хороший, без закидонов и забросов. Начинает спускаться через девять проводов. Это минимум девять раз надо цепь отцепить и перезастегнуться. На Женьке в тот день – пояс с капроновым фалом, а не цепь. Выкаблучивается, пролазит между проводами и изоляторами. Да еще и укосину перелезть надо. Спустился варыжка до пасынка бетонного, стоит на когтях – обратно же надо залезть и довязать опору.

– Ну, говори…

Сережа:  – Жень, посмотри на лампочку.                    – А на этом столбе – как раз фонарь уличного освещения установлен. Мы смотрим на лампочку – а она горит, – сияет! У меня окурок изо рта упал за пазуху, пузо горит, а я не чувствую! Линия ни куда не подключена, ни к трансформаторной подстанции, ни к домам и потребителям – вся отключена, – а двадцать один человек вяжут провода под напряжением! Выяснили, – на краю деревни ферма. На дойку слесарь запускает маленькую электростанцию. А электрик тайком к сети подключил свой дом, – хоть час при свете пожить. Еще он тайком подцепил свой дом к уличной сети, пользуясь тем, что барабаны провода везде по деревне лежат. Что бы меньше лазить, – подключился на опоре к нижним проводам, не подумал, что это четыре провода уличного освещения. В семь часов дойка начинается – линия уличная попадает под напряжение. Сережа так и не закурил в тот год, и оставался спокойным – как удав – от пачки дуста.

В ТАЙГУ! 

1

Желудок болел постоянно. До смешного – ни острый, ни тупой а «под остренный» гастрит. Смех на палочке. А житья не дает. Можно Но-шпой на полдня обезболить, но это же не жизнь, и не лечение. И меня осенило – нужна диета, надо питаться рыбной ухой из свежего «харюза», пить свежий рыбий жир, а не тот прогорклый, что в детсадах давали, и может быть – полегчает? Надо плыть в Тайгу! Все грамотные специалисты кинуться поправлять меня – не плавать, а ходить! плавает по морю дерьмо… А мы в Сибири тут, далеко от моря, нам как-то всё равно, что там делают моряки на корабле – ходят или летают над мачтами, мы тут плаваем по рекам. В книгах пишется хариус, а у нас он – харюз, и мушки харюзовые на удочках. И рыба делится – не плотва и чебак, а елец и сорога. Многое у нас не так, как у специалистов и знатоков. Я не помню, как узнал, что Натальин дядюшка – Григорий Никифорович Соколов, тоже усталый – от болезни горла, плывет в верховья. Он не очень давно был – Григорий Никифоровичем. Работал главным энергетиком какого – то не крупного подразделения. Но потом стал Григорием, с должностью пониже – мастером. А потом опустился до Гришки Соколова, которого электриком и то вот- вот выгонят с работы. Его жена, – преподаватель русского языка и литературы, нашла слова, убедила его, что пора поехать в тайгу недели на три, подлечить горло. Мы друг другу очень оказались – два сапога – пара. Вовремя. Ему одному идти было за сто двадцать километров вверх, по дикому безлюдью, хоть привычно, но не очень удобно. Он согласился взять меня с собой на Большой порог, «попроведовать» паряблямбу – ( таежная погремуха*) На «Большом» (пороге) не только «стоял», а буквально – жил круглый год профессиональный охотник, насквозь – таёжник. Рождённый в тайге, – на золотоносном прииске. На горной, бурной, не проходимой для простых смертных реке – Кантегир, была небольшая таежная заимка, где в древние времена, еще до окончания сороковых годов двадцатого века, мыли золото. Приток Кантегира – ручей Приисковый – в разложье гор. Вот там Сашка Сухомятов и родился. Вся его жизнь связана с тайгой и водой. Его жена – депутат поссовета, штукатур-маляр, уважаемый человек на стройке, живет в пятиэтажке, а он – охотник промысловик. Ему в 1973 году было 60 лет. ростом – метр шестьдесят, наверное, на лице остался След медвежьей лапы, когти которого вырвали ему один глаз, в юности. – Они с братом затеяли игру, кто щелкнет медведя в петле палочкой по носу. Палочку обрезали – передавали другому.                         У Григория Соколова – плоская, широкая «Тюменка». Неповоротливая, с низким бортом, под вихрем, двадцаткой. Чуть грузанешь – на глиссировку не выходит. В режиме плавания, как утюг, бороздит тяжелую Енисейскую воду, против течения. До порога идти – литров сто пятьдесят надо бензина загрузить, продукты на три недели, вещи… Лодка битком, брезентом накрытая. Управление – дистанционное. Сидим рядышком, крутим руль, управляем двигателем, спрятавшись от пронизывающего ветра, за лобовым стеклом.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/pages/biblio_book/?art=69320476&lfrom=174836202) на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Все книги на сайте предоставены для ознакомления и защищены авторским правом