«А он не промах, – написала я в тетради. – Построил всех, как в армии».
«Да его все боятся. Неужели не чувствуешь? Опасность в воздухе».
Действительно, страх был. Мужчина появился слишком внезапно, шокировал габаритами и манерой общения. Мы все ожидали увидеть деда, а появился этот Йети, с которым неясно было, как лучше контактировать, и контактировать ли вообще.
Пока посторонний выяснял у группы что-то относительно предмета (большинство до сих пор изумленно молчало, не рискуя вступать в диалог), я рассматривала его исподтишка, и Натаха делала то же самое. А что нам еще оставалось? Он был одет в темно-серую однотонную рубашку и классические черные брюки с черным же ремнем. Простая, даже безликая одежда выглядела на нем странно из-за непростой внешности.
«Взгляни на его ступни», – написала Наташа.
Я опустила голову и обомлела.
«Навскидку размер 46-47. Иисусе милостивый».
«…сказал атеист. Конечно, чтобы поддерживать такой рост, нужна соответствующая опора».
«В его случае лыжи», – не удержалась я. Не могу без юмора, особенно в стрессовых ситуациях.
Мужчина сухо описывал предстоящий учебный план, а также нюансы действия балльно-рейтинговой системы в пределах его дисциплины. Никто не перебивал его и не задавал вопросов, хотя часть из сказанного оставалась неясной. Все просто боялись. Неизвестно, как он отреагирует, если вмешаться, поэтому благоразумней было молчать и записывать важное в блокнот. Стук в дверь прервал спокойную мужскую речь, заставив его отойти от стола и оглянуться.
– Роман Григорьевич, можно Вас на пару минуточек?
За дверью показалась замдекана, Татьяна Васильевна, очень взбалмошная и экстравагантная женщина за сорок. Шувалов молча вышел (я клянусь, что слышала шелест его одежды, но не звук шагов!) и прикрыл дверь. И что тут началось! Аудитория буквально превратилась в серпентарий, заполненный шипящими змеями – все начали перешептываться между собой. Было забавно наблюдать, как одногруппники приходят в себя. Девушки моментально полезли в сумочки за зеркалами или фронталками, чтобы проверить, достаточно ли сногсшибательно выглядят. Удивительно, что большинство из них уже давно живут с парнями или состоят в серьезных отношениях. А все туда же. Увидели мужчину – надо прихорошиться.
– Девчата засуетились прям, – ухмыльнулась я.
Наташа улыбалась на грани смеха. Сказывалось нервное напряжение.
– Итак, мы можем наблюдать, как самки всей стаи реагируют на появление нового вожака, – добавила я, умело подражая голосу Дроздова.
Подруга не выдержала. Чтобы не привлекать к себе внимания, прикрыла рот рукой.
– Васильевна его надолго забрала, – безапелляционно заявил Гранин. – Не просто так она приоделась.
– Вам верится, что дед свалил на покой?
– Вообще нет!
И тут все начали по очереди, уже в полный голос, высказывать свои впечатления. Особенно девочки. Мы с Наташей жадно слушали, стараясь ничего не упустить.
– Я так офигела, когда он зашел!
– Я тоже! Как будто дар речи потеряла!
– Пипец, он такой огромный.
– Я в жизни таких не видела.
– Да-а-а. А глаза видели?
– А плечи? Рубашка вот-вот порвется.
– А волосы? Наверняка перекись. И что за длина?
– Он так странно разговаривает.
– Да, почти без эмоций. Я еле как в себя пришла, вообще не ожидала такого поворота.
– Голос у него, прямо как у Жеглова, – вмешалась я в общее щебетание.
На меня обернулись непонимающие лица.
– Как у кого?
Я опешила. Наверное, не расслышали.
– Жеглова.
– Кто это?
Нет, не утешай себя, они все расслышали.
– Ну, Глеб Жеглов и Володя Шарапов, – вяло ответила я, стараясь не запеть. – За столом просидели не зря…
– О ком ты говоришь?
– Ну как же? «Вор должен сидеть в тюрьме! Я сказал!»
Тщетно. В глазах одногруппников не проскочило ни искорки понимания. На меня смотрели, как на идиотку. Мне хотелось засмеяться и заплакать одновременно.
– Опять ты о своих доисторических сериалах?
– Это многосерийный фильм. И он советский.
– Про войну, что ли?
– Если в твоем понимании «военный» и «советский» – одно и то же, то да, про войну.
– Ой, да какая разница? Все равно такую чушь никто не смотрит.
На этом все от меня отвернулись и продолжили бурное обсуждение в своем кругу. Выглядело это так, будто мне поставили диагноз. Выбросили паршивую овцу из стада. В тот момент я ощутила, как стул подо мной нагревается до неприличной температуры. Я была готова рвануть на реактивной тяге прямо в просторы космоса, но напарница накинула на меня ремень безопасности, словно лассо.
– Ли-из, спокойнее, – сказала Наташа, осторожненько так. – Под тобой же стул плавится.
– Теперь ты видишь, с кем я имею дело.
Стена недопонимания между мной и группой стала толще еще на десять метров. Но их это не заботило. У меня пылало, а они даже не заметили, как близко к краю обрыва только что подошли. Каких усилий мне стоило смолчать, знала только Наташа.
– Может, фамилия Высоцкий сказала бы им больше, чем Жеглов, – подруга постаралась меня успокоить.
– Да какая разница.
Природный запас терпения и снисходительности во мне подходил к концу. Одна простая причина помогла мне взять себя в руки. Если бы я начала спорить с ними, приводить конструктивные доводы в свою пользу, меня незамедлительно обозвали бы хейтером современной культуры, и на этом бы кончилось.
Наговориться все успели вдоволь. Шувалов отсутствовал около получаса, а, учитывая его опоздание, половина занятия уже была, как говорится, wasted. Я заскучала, вслушиваясь в неутихающие обсуждения. В голосах девочек звенел восторг. Многие планировали прийти на следующую пару в самых коротких юбках и платьях, что у них имеются. Нового препода ждала серьезная проверка на прочность.
Когда Шувалов вернулся в кабинет, публика была уже не так взволнована. Многие взяли себя в руки и позволяли себе улыбаться «новому вожаку». Вожак на это никак не реагировал. От этого ажиотажа мне сделалось тухло, сейчас я уже чувствовала его искусственность и фальшь.
Мужчина вновь уселся на край стола, вскинул запястье и глянул на часы.
– Так, – произнес он, – нетрудно понять, что занятия сегодня уже не будет. Если кто-то имеет вопросы, задавайте их. Если нет, я намерен вас отпустить.
Разумеется, (разумеется!) никто не хотел уходить так просто. Всем хотелось попробовать завести хотя бы краткий диалог с новым человеком. Как кошка, которая впервые видит ежа. Она испугана, но ей интересно, что под шипами. Касаясь их лапой, она отскакивает, чувствуя опасность, но не уходит.
– Роман Григорьевич, Вы не могли бы повторить, сколько практических занятий планируется в этом семестре? – покусывая карандашик, спросила Ануфриева.
– Пока девять. Далее посмотрим на ваш уровень.
– А лекционных часов?
– Сорок два.
– Будут ли дополнительные?
– В зависимости от наличия неуспевающих и должников.
– Как Вы относитесь к опозданиям на занятия?
– Смотря, какова причина. Я не тиран, если вы об этом.
Я позволила себе улыбнуться, и мне было плевать, заметит ли кто-то.
Группа талантливо прощупывала почву. Это уже напоминало пресс-конференцию. Толпа надоедливых, наглых журналюг осаждает важную персону глупыми вопросами. Персона отвечает сухо, коротко и остроумно. Каждый ответ – попытка избавиться от следующего вопроса. Эта игра может продолжаться долго. Я перестала слушать и ушла в себя. Натаха залипала в телефоне, играя в «Борьбу умов», а я распахнула свой карманный блокнотик и записала слово, рандомно посетившее голову.
Одержимость
Почему именно это слово? Кто знает. Точно не я.
Наверняка даже на первом курсе магистратуры у кого-то хватит мозгов влюбиться в препода, лениво размышляла я. У меня такое бывало, но на первом курсе бакалавриата, а это простительно, через это проходят многие.
Все это дерьмо с влюбленностями в мужчин-наставников там и осталось, далеко в прошлом, «когда я был мал и глуп». Сейчас у меня есть Кирилл и настоящее женское счастье, пусть и омраченное некоторыми психологическими проблемами. Однако я уже предвкушаю страдания и слезы безответности в своей группе. Самое интересное впереди. Шоу только начинается.
Вечером в общем диалоге в сети никак не утихали обсуждения нового препода. А я из тех людей, которые в подобных беседах читают все, но ни слова не говорят. «Душка», «красавчик», «необычный», «здоровяк», «неординарный», «а кольца-то нет», «харизматичный», – мелькало в диалоге. Такое ощущение, что они стремились использовать по максимуму свой словарный запас.
На тот момент происходящее больше смешило меня, чем печалило. Но я же не знала, что будет дальше.
Эпизод 2
[За несколько месяцев до этого]
Рваные джинсы mom с высокими подкатами и завышенной талией, очки Ray Ban, белоснежные слипоны на платформе, короткий топ, оголяющий подтянутой животик, чокер на шее, громоздкие серьги, волосы собраны в небрежный пучок на затылке, кожаный рюкзачок на плечах, IPhone в руках, кислотно-зеленые наушники, иероглиф на шее сзади, минимум макияжа, идеальные брови, изумительный загар.
Но все это – не я. Все это – девушка, за которой я наблюдаю, пока жду.
Не отрываясь от телефона, она, конечно, не замечает моего изучающего взгляда. Претенциозно-брезгливое выражение не сходит с ее лица, позы нарочито расслабленны. Скорее всего, она уверена, что это прибавляет ей особого шарма. Очень яркий персонаж, сегодня мне повезло. (Иногда я кажусь себе очень ядовитой).
Рассматривая девушку, я попивала воду из бутылочки, щурилась от солнца и вытирала пот, собирающийся на переносице и под нижней губой. Очень жаркий день, даже знойный.
Каждый раз, когда я встречаю таких людей, я понимаю, насколько отстала от жизни. По всем параметрам я противоположна этой, бесспорно, модной и стильной девушке. И я рада этому. Все, что я наблюдаю на ней, никогда бы не оказалось на мне. Я просто не ношу такое, и к черту моду. «Я слишком стар для этого дерьма».
Обожаю наблюдать за людьми из такого места, где меня саму никто не замечает. Вот и сейчас я затерялась в тени большого цветочного горшка. Их было два – по обе стороны от входа в здание. Здесь я оставалась в мертвой зоне, имея возможность наблюдать, за кем хочу. Позади меня находился главный корпус университета. Я не спешила внутрь, потому что, как обычно, пришла раньше срока. Ненавижу непунктуальность, поэтому всегда боюсь опоздать. Даже если не опаздываю.
В своем убежище я находилась уже около получаса. Спасаясь от обезвоживания, то и дело прикладывалась губами к неизменной бутылочке «Кубай негазированный», изнывала от жары и наблюдала за прибывающими молодыми людьми. Нас всех сегодня объединяло одно: по воле случая мы приняли участие в олимпиаде для поступающих в магистратуру. Каждый из присутствующих стал либо победителем, либо призером этой олимпиады. Это причина, по которой мы сегодня здесь.
Что касается меня, я призер с девяноста двумя баллами, гарантирующими мне второе место и поступление безо всякой конкуренции. Принимая участие в олимпиаде, я и не надеялась на такую удачу, потому что вместе со мной на одно направление шли люди, в уровне интеллекта которых не сомневался никто в институте. Конкуренция была ощутимой. Но мне повезло.
Я вообще-то не хотела сюда приходить сегодня. Не люблю торжественных мероприятий и пафосных речей. Все это слишком фальшиво для меня. К тому же быть в центре внимания – не мое любимое занятие. Это скорее для таких девушек, как объект моего наблюдения. Но приятельница, которую я ожидала сейчас, уговорила меня сходить. Она сказала: «Го, поржем хотя бы». И эта соблазнительная перспектива склонила меня изменить собственным принципам.
Я подумала, а действительно, отчего бы не повеселиться? Ведь здесь будет столько разных людей, а мы всегда найдем, над чем посмеяться. К сожалению, моя приятельница часто опаздывает, но виной тому не ее личные качества. Просто она добирается из дальнего района города и частенько попадает в пробки.
С Наташей мы крепко дружим со второго курса (отправной точкой для сближения стала тяжелая во всех смыслах загородная практика), хотя она обучалась в параллельной группе. Скромная, стеснительная девушка с отменным музыкальным вкусом – вот, как я описала бы ее, если бы сделала персонажем какой-нибудь повести о милых студенческих буднях и безобидных проблемах, кажущихся катастрофическими.
Наташу отличает спокойный нрав и завидное жизнелюбие, мне самой не свойственные (мы ведь всегда тянемся к тому, чего нам самим не хватает, и ненавидим то, чего довольно в нас, верно?). А еще она пишет стихи, и весьма неплохие, учитывая то, что поэзию я не понимаю. У нее, как и у меня, тонкая душевная организация, в ней сильно развито чувство прекрасного, и это нас объединило (без шансов).
К Наташе я отношусь с умилением, словно к ребенку. Да она, по сути, и есть вечный ребенок в душе. Это не фальшивая, искренняя девушка, порой раздражающе обидчивая, но на это качество можно закрыть глаза в силу многочисленных достоинств.
Я заметила Наташу практически сразу, но она осмотрела толпу и, не увидев меня, начала звонить. Забавно, что полтора часа назад, когда мы созванивались в последний раз, обе почти клялись, что придем на торжественное мероприятие в джинсах, футболках и кроссах из чистого анархистского настроя. Но обе в итоге явились в платьях. Это заставило меня улыбнуться. Да что там, я всегда улыбалась, когда видела Наташу, в платье та была или нет. И она тоже не могла сдержать улыбки, когда видела меня. Вместе мы постоянно смеялись над каждой мелочью. С этой девушкой мне было очень легко, даже когда приходили трудности.
– Натах! – я помахала ей рукой.
Девушка захихикала, заметив меня. Она любит, когда я называю ее именно так. Ведь она – свой человек, к тому же слушает такой жанр музыки, что иначе как Натахой ее не назовешь.
– Ну и где твоя майка с джинсами?
– А ты чего в платье приперлась? Я думала, у тебя их нет.
– Передумала.
– Так и я тоже. К тому же жара лютая.
– Отмазки, отмазки.
Мы засмеялись, рассматривая друг друга. На Наташе было непримечательное платьице умеренной длины в бело-зеленых тонах. Но вы никогда не догадаетесь, как выглядела я. Платье-тюльпан. Темно-синее. В мелкий белый горошек. Да, мое любимое. Дань уважения моде семидесятых, или когда там был популярен узор polka-dot. Впрочем, неважно. Для меня он всегда в моде. Знаете, почему? Потому что я не слежу за модой.
