– Как видишь, – ответил он. – Будь осторожна. Там, за Стеной.
Джемма кивнула, и ее блестящие каштановые волосы упали на лицо. Родерик сдвинул прядь, погладил нежную щеку, такую гладкую, словно Джемме все еще восемнадцать. Маг воды. Отличная кожа до самой старости. Маленький, но приятный бонус.
– Мне жаль, что я не могу пойти с тобой, – мягко сказал он.
– А мне жаль, что я не могу… ну, ты понимаешь.
Она смахнула со щеки слезинку. А вот это скорее недостаток – излишняя плаксивость. Родерик терпеть не мог женских слез, а из мага воды они лились по любому поводу. Арнелла Алетт вчера сумела сдержаться и не расплакалась, хотя ее глаза блестели от слез. Мисси сказала, что другая студентка уговорила ее покинуть академию, и Родерик не хотел, чтобы это произошло из-за него.
Штора была сдвинута, и он видел пары, кружащиеся в танце по залу. Музыка гремела, пахло воском. К Арнелле Алетт приклеился какой-то напомаженный столичный хлыщ, откупившийся от императора и запечатавший хаос.
Родерик определял таких сразу – чуть скованные движения, расфокусированный взгляд. Выражение лица как у человека, который что-то потерял или забыл… Неужели он тоже станет таким?
– Ты вспомнил что-нибудь еще? – тихо спросила Джемма. – О том… Когда встретил ее…
– Я рассказал тебе все, – ответил Родерик, и сигара в его пальцах сломалась, а табак, подхваченный ветром, закрутился в спираль.
Туман, в котором все теряет реальность. Сплетение стихий, воплощенное в женском теле. Непостижимая, влекущая. Сама сущность хаоса. Корона из костей, волосы как стекло. Она позвала его, а потом…
– Хватит пытать меня, Джемма, – попросил он мрачно, снова находя взглядом красное платье.
Кто знает, что лучше для этой девочки. Может, запечататься и выйти замуж, нарожать с пяток детей и жить себе спокойно, оставив и хаос, и Стену дурным снам.
– Ты изменился, – обиделась Джемма.
– Так и есть, – вздохнул он и посмотрел на нее. – А ты все так же прекрасна. Придешь ко мне сегодня?
– Посмотрим, – холодно ответила она. – Я не смогу долго прикрывать тебя, Родерик. Однажды всем станет известно, что ты потерял магию.
– Я верну ее.
Джемма резко отвернулась, так что ее волосы, взметнувшись, задели его по лицу, и пошла прочь. Синий плащ стелился за ней, как река.
– Миранда Корвена! – объявил дворецкий запоздавшую гостью, и Родерик, швырнув сломанную сигару за перила, направился в зал. – Хаос неясной природы, потенциал не определен, наследственность огня, – голос слуги зазвучал чуть тише: – Способность к деторождению под сомнением. Не помолвлена. Без сопровождения.
Высокая рыжая девушка в облегающем черном платье – нацепила траур, вот же зараза – прошагала в центр зала, обвела присутствующих высокомерным взглядом, нашла Родерика и, демонстративно выставив руку, показала ему неприличный жест. После, развернувшись, такой же уверенной походкой пошла прочь. Рыжие волосы горели в свете свечей ярко, как всполохи пламени. Дворецкий закрыл за ней двери и сконфуженно улыбнулся. Музыка вновь заиграла.
– Это было эффектно, – заметил Энцо, подходя к Родерику. – Миранда Корвена – кто она?
– Та, ради кого я сюда пришел, – ответил он, стряхивая с пальцев прилипший табак.
Глава 5. Выбор
– Восемь брачных предложений! – мама размахивала перед моим лицом пачкой конвертов, и я, застонав, перевернулась на живот и накрыла голову подушкой. – Так… Шестьдесят восемь лет… Отметаем сразу. Кто-то бы сказал – неплохой вариант. Останешься потом молодой веселой вдовушкой. Но эти старики бывают коварно живучи. Так что, Мелвин Варуна, прощай.
Я выглянула из-под подушки, и конверт спланировал мимо моего лица на пол, а у окна вдруг выросла полупрозрачная пузатая фигура. Я взвизгнула, натянула одеяло на макушку.
– Спокойно, – сказала мама. – Это иллюзия. Очень удобно.
Осторожно выглянув, я посмотрела на толстячка у окна. Он приветливо улыбался и непринужденно держал руку в кармане брюк. Из кармашка жилета свисала толстая золотая цепочка.
Мама провела через него рукой туда-сюда, толстячок пошел рябью, как речная вода от ветра.
– Давай дальше смотреть. Тут поинтересней кандидат, – сообщила мама. – Пауль Марнелло, сорок пять лет, состояние… фабрики…
Рядом с толстячком появился высокий тощий брюнет с подкрученными вверх усами.
– А! Это тот господин с блестящими волосами, что не отходил от тебя во второй половине бала, – вспомнила мама, обходя иллюзию по кругу.
– У него не волосы блестящие, а масло, которым он их помазал, – ответила я, вспомнив горьковатый запах, который стал сильнее к концу вечера.
– Он запечатанный маг, – прочитала мама письмо. – Вдовец.
– И его первая жена померла от бесконечных родов? – спросила я.
– Не исключено. Послушай, мы сможем решить этот вопрос, – прошептала она, склонившись ко мне. – Родишь двоих, и хватит. Я достану зелье…
– Мама, я не хочу замуж, – сказала я, садясь в постели и подтягивая одеяло. После вчерашнего вина немного кружилась голова, но я прекрасно помнила, что сказал Родерик Адалхард: он поставил мне зачет и перевел на следующий семестр. И значит, мне не надо торопиться с замужеством.
– Арнелла, не своди меня с ума, – отмахнулась мама, берясь за следующий конверт. – Только вчера ты согласилась, что в академии тебе больше делать нечего. Поступление было нам нужно, чтобы о тебе узнали. Чтобы попасть на бал. Чтобы получить предложения. И вот они у нас.
– Я передумала, – тихо пробормотала я.
– А я – нет! – вспылила мама. – Ты выберешь достойного мужчину и осчастливишь его собой.
– Своим хаосом и налоговыми льготами, – проворчала я. – Мама, я вернусь в академию. Стипендии вполне хватает на нас обеих. Я могу учиться там три года. И потом еще два года практики. И потом, когда я стану дипломированным магом, нам тоже не нужно будет волноваться о дальнейшей жизни. Император щедр…
– Не нужно волноваться? – воскликнула мама, а на ее щеках вспыхнули неровные красные пятна. – Да ты знаешь, чего я наслушалась о вашем Лабиринте? Мне сказали, что иногда оттуда не выходят!
– Очень редко, – ответила я, отводя взгляд.
– И ты не знаешь, кем станешь после. Вдруг – анимагом? Те старушки, что сватали Бонифация, говорили, что ты анимаг.
– Они долго живут, не болеют, – пожала я плечами. – Хотя вряд ли я анимаг. В академии нам говорили, что дети с такими способностями вытягивают силу у родных. А ты вон какая красавица.
– Не льсти мне, коварный ребенок, – мама немного успокоилась и даже улыбнулась, открывая очередной конверт. – Анимаги меня пугают. В них проявляется что-то животное. Обрастешь шерстью, станешь скалить зубы, а если у тебя вырастут когти на ногах, то будет сложно подобрать туфли…
Она всхлипнула, а я закатила глаза, а после выхватила у нее остальные письма.
– Гляди-ка, тут даже Бонифаций есть, – прочла я. – Одна из тех старушек, кстати, ущипнула меня за зад. Наверное, синяк остался.
– Может, не только старушки тебя щипали, – игриво предположила мама. – Расскажи, кто-нибудь из кавалеров приставал к тебе? Может, Эммет, с которым ты пряталась на балконе?
К счастью, маме вовсе не требовался ответ.
– Если бы знать природу твоего хаоса, можно было бы рассчитывать на предложение от мага-стихийника. Но рисковать мы не будем, – мама взяла следующий конверт. – Ой, это же мне! Энцо Лефой приглашает меня на прогулку! Я сто лет не была на свиданиях!
Она вскочила с моей постели и закружилась по комнате, а я сползла с подушки и уставилась в потолок, потом покосилась на две фигуры у окна.
Родерик Адалхард отговаривал меня от Лабиринта. Пусть не прямым текстом, но он ясно дал понять, что я много потеряю, если запечатаю способности. Лабиринт пугал меня, но выходить замуж за незнакомца, рожать детей год за годом и так и не узнать, что таится во мне самой, – тоже страшно.
– Мам, а ты можешь дотанцевать до кухни и принести мне водички? – попросила я.
– Иду-иду, бегу-бегу, – пропела она, вальсируя из комнаты. – Ах, Энцо пишет, что сражен моей красотой. Он от меня просто без ума!
– Может, зашел в городскую управу и увидел картину «Две нимфы у лесного пруда»? – предположила я. – Ее можно оттуда как-то изъять?
– Нельзя, – пропела мне мама из другой комнаты. – Мы с тобой произвели фурор, дорогая. Хотя, конечно, эта рыжая девушка тоже всем запомнилась. С чего она так разозлилась на вашего ректора? Он ее отчислил? Ты ее знаешь?
– Не знаю, – соврала я, глядя на следующий конверт.
Миранда Корвена, главное действующее лицо сплетен Селесты. Если хотя бы половина из них правда… Лучше маме вовсе не знать. По слухам, Миранда переспала с половиной академии, и это только за первый семестр. На занятиях она почти не появлялась, а если и приходила, то дерзила преподавателям. Хотя иногда, если тема урока ее цепляла, высказывала вполне здравые суждения.
Я вскрыла конверт. Имя господина, приславшего очередное предложение руки и сердца, не говорило мне ни о чем. Запечатанный маг огня. Третья фигура появилась у окна и развязно мне подмигнула. Ах, да. Залысины и волосатые ноздри.
Но отчего Миранда повела себя так грубо с ректором? Может, у них что-то было? Он – маг огня, у нее – подходящая наследственность. Стихийники обычно ратуют за чистоту магии, предпочитая жениться на своих.
Я прикоснулась к виску, где ощущался фантомный поцелуй Родерика Адалхарда. «С чего вы взяли, что я хочу на вас жениться», – так он сказал. И после его намеков я решила, что он имеет в виду… непристойное. Но скорее ему вовсе ничего не надо от меня.
– Я слышала, как две дамы обсуждали вашего ректора, – сказала мама, подавая мне стакан с водой, к которому я тут же приникла. – Мастер хаоса, боевой маг, стихийник огня. Участвовал в двенадцати Охотах, но на последней ему не повезло.
Я пила воду, не подавая вида, что ловлю каждое мамино слово.
– Он ушел в очередной патруль и потерялся в хаосе. Его искали, но не нашли, и он вышел сам, через день.
– Но ведь вышел, – нахмурилась я, отставляя пустой стакан на туалетный столик. – В академии тоже ходят разные слухи. Что его там как-то ранило.
– Говорят, – мама придвинулась ближе и прошептала, – он встретил за Стеной саму Королеву…
***
Я убедила маму, что мне хочется отдохнуть после бала, и что я нисколько не обижусь, если она оставит меня одну и отправится на свидание. Однако, когда двери за ней наконец-то закрылись, я затосковала. На меня давили чужие стены, а еще больше – восемь мужчин, выстроившихся в моей спальне. Протиснувшись между Бонифацием, который оказался поджарым старикашкой с козлиной бородкой, и нежным юношей Алоизом, чью кандидатуру мама отвергла как безденежную, я пошла исследовать квартиру.
На спинках стульев висели мамины шали и шарфы, в вазе посреди пыльного стола торчала сухая роза, на столике под зеркалом в прихожей валялись расчески и заколки, а в остальном же обстановка была безликой, как и положено съемным апартаментам. Две спальни, гостиная, кухня с обеденной зоной и небольшой кладовой и ванная комната. Горячая вода здесь лилась из крана сама, как и в общежитии академии, и я долго нежилась в ванне, отмываясь от запахов воска и чужих духов.
Я любила море и плавала как рыба. Что если мой хаос обретет форму стихии воды? Мне дадут синий плащ, и я стану такой же прекрасной, как та женщина, которую ректор приветствовал как равную… Я набрала в грудь побольше воздуха и погрузилась в ванну с головой, однако вскоре вынырнула и закашлялась от воды, набравшейся в нос.
После ванны я замотала волосы в полотенце и укуталась в мамин халат. Пошатавшись по квартире, сделала себе бутерброд из найденных в холодильном шкафу сыра и ветчины и устроилась прямо на подоконнике. Хлеб был слегка подсохший и хрустел на зубах, и улица за окном тоже шумела. На площадь с фонтаном, где жрецы в синих мантиях благословляли свою паству, высыпал народ. Ледяные стены храма устремлялись так высоко, что мне пришлось вывернуть шею, чтобы увидеть шпили, на которые нанизывались облака – белые и курчавые, как барашки на морских волнах. Двуликий бог воды мог быть добрым и теплым, как морской прибой, в котором я находила ракушки и куски янтаря, а мог забрать самое дорогое, как он забрал моего отца, погибшего при кораблекрушении. Не имея возможности похоронить мужа, мама пять лет считалась замужней женщиной. Год назад отца признали погибшим, и теперь она получила шанс снова устроить свою судьбу.
В углу кухни стоял глиняный божок со стекляшками вместо глаз, молоко в чаше у его ног уже подернулось пленкой. Половина лица мужская, половина женская, черты грубые, точно слеплены впопыхах, и улыбка получилась кривоватой, а на щеке то ли вмятина от неловких пальцев, то ли ямочка, как у мастера Адалхарда. Облака, несущиеся по небу, оборвались резко, точно кто-то сдернул скатерть со стола, и солнечный свет облил всю кухню золотом. Глаза божка вспыхнули точно огонь.
А из-за его спины показался уголок конверта, который я не заметила сразу.
Спрыгнув с подоконника, я подошла к нему и вытащила всю пачку писем, которые мы получили сегодня. Мама не оставила надежды убедить меня выйти замуж. Она отступила, дав мне шанс подумать, но после свидания начнет наседать с новой силой. Разумом я была готова с ней согласиться – в академии мое будущее кажется таким зыбким и неясным. Обучение, испытания, Лабиринт. О практике на Стене я пока даже не думала. Куда проще выйти замуж хоть за Алоиза. Бедный, но симпатичный. Прямо как я. Будем жить с ним на пособие от императора и строгать детишек.
Раздраженно сунув конверты назад за божка, я пошла в спальню, взяла одежду из шкафа и вышла в гостиную. Одеваться в комнате, где все еще стояли восемь мужчин, пусть даже иллюзорных, я стеснялась. Натянув платье и скрутив еще влажные волосы в пучок, я обула разношенные туфли и выскочила из квартиры, словно меня оттуда гнали твари хаоса.
Улица стелилась под ноги, поблескивая влажной брусчаткой, а людской гомон задевал меня не больше, чем птичьи крики. Ледяные шпили водного храма были видны издалека, и я не боялась заблудиться в незнакомом городе.
Когда мы жили у моря, я любила гулять в одиночестве, особенно когда грустила или на душе было неспокойно, и теперь я бродила по улочкам, заглядывая в окна и видя в них чужую жизнь. Все вокруг было таким реальным – и одновременно ненастоящим. Заботы, печали, споры и радости – все пролетало мимо, не касаясь меня, и в какой-то момент мне стало казаться, что ненастоящая здесь я. В одном из переулков я обогнула увлеченно целующуюся парочку, в другой – скользнула мимо косматого пса, который не повел в мою сторону даже ухом. Я прошла мимо храма воздушников и не задержалась у храма огня, цветы анимагов тоже остались позади, напоминая о себе лишь ароматом, пропитавшим мое пальто. Черный, как бездонный колодец, кристалл некромантов остановил меня на какое-то время, но я не решилась просить совета у смерти. Молитва рождалась в моем сердце в такт шагам. Я просила о покое для отца, о милости для матери, о счастье для Селесты. А что попросить для себя – не знала.
Я свернула в какую-то улочку, спускающуюся вниз, и пошла по ней, придерживаясь за стену, чтобы не поскользнуться. Под ногами сгустился туман, вскоре поднявшийся выше, так что я шла, не видя дальше собственного носа. Вдруг стена под моими пальцами исчезла, и я замерла, шаря вокруг себя руками. Крик застыл в горле, и сердце застучало в ушах. В какой-то момент мне показалось, что я уже попала в Лабиринт и теперь буду бродить по Хаосу, не находя дороги назад. Собравшись с духом, я сделала маленький шажок вперед, после еще один. Когда впереди забрезжил огонек, я бросилась к нему, как к лучшему другу, и с облегчением толкнула дверь, за которой обнаружилась таверна, где в очаге плясало пламя, а за столом сидел лишь один путник.
Глубоко вздохнув, я приложила руку к груди, успокаивая бешено бьющееся сердце, а после подошла к деревянной стойке в конце помещения.
– Эй, – позвала я, – есть тут кто-нибудь?
– А я что, не считаюсь? – насмешливо спросил мужчина за столом. – Садись, – он указал на лавку напротив.
Я подошла к нему и опустилась на деревянную скамью, неловко взяла предложенную половинку краюхи. Смуглое скуластое лицо мужчины казалось мне смутно знакомым. Может, мы уже встречались? Его кожа задубела от ветра, как у моряков, седина присыпала волосы, словно соль.
– Куда ты идешь?
Я открыла рот и закрыла, не зная, что ему ответить. Стоит подняться по улице выше и найти просвет между домами – и я наверняка увижу шпили водного храма, рядом с которым стоит дом, где мама сняла квартиру. Но я не хочу туда возвращаться.
– Если ты не знаешь, куда идешь, то не можешь заблудиться, – философски заметил мужчина, наливая во вторую кружку компот, от которого пахло малиной. – Но так ты никуда и не придешь, – добавил он.
– Куда-нибудь да приду, – возразила я. – Спасибо за угощение.
Хлеб был мягким, а компот сладким. Странно, что на столе была вторая кружка, словно мужчина меня ждал.
– А вы куда идете? – спросила я, чтобы поддержать беседу.
Мужчина смотрел на меня с легкой улыбкой, как на старую знакомую, и я пошарила в памяти, пытаясь вспомнить, где могла видеть эти глаза – светло-карие, почти желтые.
– Куда-нибудь, – неопределенно ответил он.
– Вы тоже заблудились?
– Я знаю все дороги. Ты так выросла.
– Мы знакомы?
– Я знаю тебя, – кивнул он. – Когда ходишь туда-сюда, то невольно знаешь многое. Арнелла.
Я вздрогнула. Все обрело какой-то налет сумасшествия. И улица, затянутая туманом, и пустая таверна, и этот незнакомец, который говорит со мной так, будто мы старые друзья.
– Спроси у меня, – сказал он, и глаза его, вспыхнув, стали ярко-желтыми, как у божка.
– Кто вы?
– Не тот вопрос.
– Это Лабиринт?
