– Как ты его нашел?
Марк не ответил. Он ловко балансировал на вершине конуса раскинув руки и мелкими скачками спускаясь по нему вниз.
– Тут пустота была, – пояснил Лешка, – а ливни ее подмыли и грунт обвалился вниз. Потом озеро поднялось и смыло песок, ушло, а котлован остался. И эта штука тоже.
– А ты откуда знаешь?
– Марк рассказал.
Мы стояли на краю огромной пробоины, зияющей в корпусе, а громада корабля простиралась под нами бурым холмом. Марк достал из сумки термос и сунул трубку под маску. Вокруг висела тишина, такая же постоянная, как оранжевый туман над озером. Папа рассказывал, что высоко в облаках бушуют сильные ветры, а тут лишь изредка легкая рябь пробегает по глади озера. Когда папа привезет мне из рейса фотоаппарат, я займусь фотографией, буду охотиться за этими барашками на озере, за радугой после дождей, линзовидными облаками, скользящими по пустыне. Жаль сейчас его нет, сфотографировать эту махину, до которой даже дотрагиваться страшно.
– Я много слышал о таких кораблях, от отца, – сказал Марк, включая фонарик. Свет скользнул по ржаво-бурой обшивке, выхватил из сумрака рваные края огромной дыры в казавшемся несокрушимо прочным корпусе. Свет утонул в темноте внутренностей огромной ракеты. Он присел, свесил ноги в глубину корабля, Лешка последовал за ним.
Я постоял на краю, оглянулся на озеро, над которым сгущался оранжевый туман. Он висел низко и стелился над темной поверхностью, казался живым – огромной амебой, неспешно переползающей от берега к берегу, вытягивающей огромные липкие ложноножки. Казалось, что в полной тишине слышно его шуршание по мелкому песку. Мне нравилось думать о нем как о живом. А вот корабль меня пугал, но не так как Лешку. Было видно, что Лешка боялся его до ужаса. Да и мне казалось, что сейчас вынырнут скользкие щупальца из недр старой ракеты, обхватят наши тела и утянут в неизвестность. Темнота под ногами пульсировала, сгущалась, всматривалась. В ней не было привычного тумана, туда не проникали рассеянные лучи далекого Солнца. Я аккуратно присел на край, поджал одну ногу под себя.
– Будет наше новое место, – сказал Марк.
– А чем старое было плохим?
Старое место было на вершине холма у дома Марка, мы также долго сидели там на краю, прежде чем прыгнуть вниз.
– Слышали о Пустынном глашатае? – спросил Марк вместо ответа. – Конечно нет, чего я спрашиваю. Это же не в нашем городке случилось, а на Море Кракена, – он выдержал паузу и вздохнув продолжил. – Несколько дней назад геолог возвращался со станции на южном берегу. До заката оставалось еще часов шесть-семь, а батареи почти сели и в темноте он точно доехать бы не смог. Ему следовало выехать раньше, но какие-то неполадки с насосом заставили задержаться почти до заката. Он гнал изо всех сил, поскольку становилось все темнее и небо было такое темно-оранжевое как последние часы перед закатом – ну вы знаете. Он на секунду взглянул на приборы, проверить насколько еще хватит батарей, а потом вдруг увидел темный силуэт на дороге, которые едва не угодил под гусеницы. Это был человек в темном костюме, но без капюшона и маски. Геолог едва затормозил, обернулся, но, когда рассеялась пыль, на обочине никого не было. И нигде вокруг. Только тень протянулась через дорогу – тень человека, которого не было видно, и она указывала налево, на юго-запад. Геолог очень испугался. Он рванул с места и ехал много часов, иногда оглядываясь назад, но там никого не было. Зато впереди вырастала скала. Сначала она была бесформенной, но чем ближе он подъезжал, тем отчетливее видел, что это силуэт человека, который указывает рукой в сторону от дороги на северо-запад. Скала почти нависла над ним, хотя он точно помнил, что никаких скал на этой дороге на побережье никогда не было. Он пытался объехать ее по стороны моря, но скала словно перемещалась, отрезая ему путь. И тогда он направился в другую сторону, дальше от моря, но через километр остановился. Скалы не было, а от моря через дорогу на запад тянулся провал – подмыло пещеры, и грунт провалился с частью дороги. Он бы не увидел этого в сумраке на такой скорости и оказался бы вместе с вездеходом на дне. Если бы не Пустынный глашатай.
Марк затих. В наступившей тишине стало неуютно. Казалось, что вот-вот из мрака под нами раздастся тихий голос, вой, скрежет – то, чего не должно быть.
– Расскажи еще что-нибудь, – заворочался Лешка.
– А тебе мало, – усмехнулся Марк.
– Когда, говоришь, это было? – спросил я. – Моя мама была позапрошлым днем в том поселке и ничего подобного не слышала.
– Так они ей и рассказали, – буркнул Марк. – Если хочешь знать, что про Пустынного глашатая вообще говорить нельзя. Иначе удачи не будет, перестанет помогать. А если встретишь его в пустыне, значит тебе и правда смерть грозит, нельзя не прислушаться. Только близко подходить не нужно к нему.
– Это еще почему? – спросил Лешка.
– Сожрет. Голодный он.
Лешка вздрогнул. Я потрепал его по плечу. Лешка любил такие рассказы, верил каждому слову. Ему сложнее было поверить учебному порталу в то, что на Земле очень короткие сутки, и утро наступает едва ты поспишь, чем в рассказы Марка. Да и сам я немного в них сомневался. Когда ты в пустыне среди дюн или в скалах, или вдруг на острове оказался во время дождей, нельзя не верить в Проводников, Глашатаев. Живые камни. Они помогут, потому что тут ты свой, только осторожнее с ними нужно.
– А ты, Зим, говоришь, мама твоя в том городке была? – прищурился Марк. – И давно?
– Два дня назад.
Марк покачал головой.
– Больше месяца… А ты уверен, что это твоя мама?
Я почувствовал холодок, пробежавший по спине, шевельнувший волосы на затылке под толстым капюшоном. Об этом я никогда не думал, слишком страшно думать об этом.
– О чем это он? – Лешка обеспокоенно вертел головой, поглядывая то на меня, то на Марка. Марк усмехнулся и подмигнул мне.
– Он не слышал. Зим, расскажи ему.
– Это история о двойниках. Мне близняшки рассказывали шепотом, чтобы родители не слышали. Они тогда не были уверены до конца.
– Подожди, когда это ты с близняшками виделся без меня?! – возмутился Марк, но я продолжал.
– На южной станции есть маленький городок, а в нем жил мальчик нашего возраста, и оба его родителя работали на Станции. Иногда им приходилось на целых полдня оставлять его одного, когда вахты совпадали. Иногда в дневные часы, а иногда даже в ночные. И вот однажды его оставили на целый день. Почти полмесяца! Он сидел дома и даже не выходил гулять, да и детей там других не было. Часами смотрел в окно и спал. А однажды он услышал стук и голоса в кессоне. Это были мама с папой. Он обрадовался, кинулся встречать. Оказалось, что вахта закончилась раньше, и они договорились оба вернуться на одном челноке. Но радость была не долгой. Уже за ужином мальчик понял, что с родителями что-то не так. Они подолгу смотрели в одну точку, смеялись, когда к этому не было повода и совсем не ели. Иногда натыкались на стену, пытаясь пройти в дверь, а на вопросы мальчика отвечали, что просто сильно устали. Ночью мальчик слышал, как за стенкой говорят на непонятном языке и еще странный звук, словно что-то тяжелое ползет по полу. А утром как обычно включился экран. Мама с папой махали ему руками и желали доброго утра, говорили, что скоро вернутся, и смена почти закончилась. За их спинами виднелся Сатурн – они все еще были на Станции.
Я замолчал. Марк одобрительно кивнул головой.
– А дальше, что было? – почти крикнул Лешка. Он дрожал.
– Никто не знает, – сказал Марк. Эту историю рассказывают не полностью. Кто-то говорит, что мальчик спасся. Иначе бы никто ничего не знал о Двойниках. А кто-то говорит, что он просто вел дневник, который потом нашли настоящие родители.
Марк нащупал камешек и отправил в глубину под ногами. Он плавно летел вниз и скоро скрылся в темноте. Звука удара мы не услышали.
– А что, если это инопланетный корабль, представляете? – сказал Марк. – Сидим мы тут такие, а снизу на нас смотрят.
Он не договорил. Лешка поджал ноги, а я нагнулся вперед, пытаясь что-нибудь разглядеть в темноте. В черный провал неспешно вползала рыжая дымка. Скоро туман затянет все вокруг, и будет сложно выбираться отсюда домой.
– Время есть, – сказал Марк, словно прочитав мои мысли.
– Ты не боишься? – спросил Лешка тихо, обращаясь к Марку. – Всего этого – глашатаев, двойников…
– Боюсь до чертиков, – сказал Марк и снова отправил вниз камень.
– А ты?
Я пожал плечами.
– Мы же дома. Если быть острожными, тут нам ничего не грозит.
– Дома? – Марк засмеялся. – Черта с два мы дома! Земля – вот где наш дом. А это все, – он обвел рукой вокруг, – трясина, болото!
Лешка испуганно взглянул на меня. Он не знал значения этих слов, да и я догадывался лишь с трудом. Марк смотрел под ноги, словно готовый прыгнуть. Не люблю, когда он такой. Снова тоска о месте, где он не был никогда, да и не будет, скорее всего. Это все потому, что он родился на Станции. Оттуда Землю видно – маленькая голубая искорка в телескопах.
– Шагнул бы не раздумывая, – скрипнул зубами Марк.
– Это он о чем?
– О порталах, – шепотом пояснил я.
Все знают историю о порталах. Иногда они, говорят, появляются тут и там. То в скалах, то на пустынном берегу. То даже на дне моря. Они круглые, мерцающие, а в глубине смутные очертания гор, леса, белых облаков. Если шагнуть, говорят, окажешься на Земле в ту же секунду. Но это если повезет. Это как приманка. Два раза из трех очутишься где-нибудь на земном побережье или в горах и будешь бродить, пока тебя не найдут спасатели. А на третий раз можешь очутиться на ложной Земле. Там все почти также, только чуть-чуть иначе: солнце холоднее, воздух затхлый и совсем без ветра. И найдут тебя странные люди с зеленым глазами, у которых вдвое больше зубов, но портала за спиной уже не будет, и обратно ты не вернешься, ни на Землю ни домой. Два шанса из трех.
– Не говори ерунду. Думаешь, тебе повезло бы? Два из трех!
– Уж лучше так.
Марк швырнул камень, тот отскочил от рваного края дыры в корпусе и покатился о обшивке. Марк сидел напряженно, вглядываясь в темноту. Словно вот-вот под его ногами замерцает портал в неизвестность.
– Ты дурак! – я поднялся и отряхнул колени. – Лешка, пошли!
Туман почти затопил котлован. Некоторое время мы оглядывались, видели темный силуэт, склонившийся над краем пробоины. Потом услышали легкие шаги. Первым прыгнул я, потом Лешка, а за нами и третья тень. Несколько прыжков, и мы наверху. Оттуда видны огни города – все семь домов ровным полукругом под холмом. А над ними желтое небо. Где-то там летит сейчас челнок, несет папу сквозь облака и ветры домой.
***
Я приоткрыл глаза, когда широкая ладонь взъерошила мои волосы.
– Спи-спи.
– Ты вернулся?
В полумраке лицо отца почти не было различимо. Зато я видел маленькие звезды на его кителе, который он еще не успел снять. Странные они, эти звезды. Вроде бы ничего особенного, а увидеть хочется.
– С возвращением, – тихо сказал я.
– Спасибо. Утром поговорим, – он улыбнулся. – Там подарок тебе на столе. Прости, пока не камера, сейчас очень сложно достать.
И конечно сна уже ни в одном глазу. Папа ушел, аккуратно прикрыв дверь, а я немедленно бросился к столу. Тетрадь! Новая и чистая на целых двадцать листов. Я достал тайную коробку, аккуратно раскрыл первый лист и пока не наступило утро, я рисовал. Рисовал берег теплого моря с пальмами, корабль на горизонте и белые облака. Но мой голубой карандаш давно закончился и небо я закрашивал желтым.
Колония
Колония «Лотос» находилась далеко от Земли. Собственно, так ее никто не называл, кроме Кима и трех членов экипажа маленького челнока, неспешно летящего по орбите Весты. Сверху поселок действительно напоминал цветок лотоса – лепестками раскрытые солнечные батареи, жадно ловившие лучи далекого Солнца, и купол оранжереи в центре, под которым среди низких грядок ютились несколько блочных домиков.
– Думаете, они обрадуются мне? – Ким брел по залитой солнцем равнине к поселку. Острые лепестки солнечных батарей выплывали из-за близкого горизонта, становились все ближе. Скорее всего его заметили уже и ждут.
– Не сомневайся. У них уже полгода не было гостей, – это голос Иры в шлеме. Она там на орбите с остальными, пьет горячий кофе и рассматривает серую поверхность астероида, изредка перекидываясь с ним парой слов. Скоро нельзя будет. По крайней мере, пока он не покинет колонию.
– Ким, двое по курсу. Направляются к тебе. Встречай гостей.
– Скорее, я тут гость. Вижу, до связи.
Ира чмокнула губами в эфире и стало тихо.
Белые скафандры сияли на солнце, только темные светофильтры на шлемах казались провалами в пустоту. Словно люди без лиц, даже не люди, манекены, наспех слепленные из белого пластика. Их было двое. Один, ниже другого почти на голову, приветственно помахал рукой. Над ними медленно поднималась в звездном небе громада мертвого космического корабля.
– Капитан, добро пожаловать в наш скромный поселок.
– Я доктор. Капитан занят подготовкой грузов к отправке.
– Что ж, – в голосе человека не чувствовалось никакого разочарования. – Мы давно ждем вас. Прошу за мной, тут не так просто найти входной шлюз.
Похоже было, что они действительно соскучились по новым лицам. В колонии два десятка человек. Если быть более точным – двадцать три. Троим еще нет восемнадцати, двое уже ищут по утрам очки и опираются на трость. Остальные еще молоды и полны энергии. Чистота и аккуратность внутри купола говорили об этом и не только. Поселок действительно был скромным – четыре маленьких домика из стандартных блоков, склад и несколько палаток. Почти все население было занято на небольших плантациях грибов и водорослей – того, что могло тут жить и кормить колонию. Тут и там белые халаты, перепачканные грунтом перчатки, усталые лица. Лица! Ким невольно отвернулся.
Сопровождающий Кима снял шлем. Он был стар. На скулах искрилась седая борода, от глаз разбегались густые глубокие морщины. Он улыбнулся, протянул руку без перчатки.
– Уно. Честно говоря, не знаю, как себя правильно называть – губернатор, начальник, мэр. Выбирайте сами.
– Можно просто – господин Уно? – неуверенно спросил Ким.
Продолжая улыбаться, Уно пожал плечами.
– Как вам угодно, доктор. Мы узнали о вашем прибытии слишком поздно. Хотели организовать встречу, но потом оказалось, что и организовывать особо нечего. Угощениями мы вас не удивим, – Уно обвел рукой унылые грядки. – Экскурсию проводить тоже особо негде. Вы отсюда видите весь наш дом и все наше хозяйство.
– Уютно, – сказал Ким. Доля правды в этом была. Аккуратный поселок внушал умиротворение и покой – то, чего не хватает в долгих многонедельных перелетах. По дорожкам и крышам домиков проползла тень – огромный изувеченный корабль проплыл над ними, заслонив солнце.
– Я познакомлю вас с остальными, но немного позже. Сейчас все заняты работой. А пока давайте пройдем в мой кабинет. Да, не удивляйтесь, у меня есть кабинет, правда оборудован он в самой обычной палатке. Вигинти! – окликнул он парнишку, возившегося с огромной лампой над бассейном с водорослями. – Вигинти, пожалуйста, принеси нам кипяток. Сейчас я угощу вас, доктор, тем, что мы тут называем чаем.
Кабинет Уно был мал. Небольшой стол, старое кресло и диван в углу. Похоже было, что здесь он не только работал, но и жил. На стене карта колонии и окрестностей и фотопортрет Алекса Портмана. Астронавт печально смотрел сквозь очки в нижний угол своей же пластиковой рамки. Под картиной искусно сделанная табличка с фамилией и именем основателя колонии, датой рождения и предполагаемой датой смерти.
– Портман, – Уно улыбнулся и привычным движением протер пыль с рамки. – Вы знали его, доктор?
Ким покачал головой.
– Он вернулся из пояса Койпера незадолго до моего первого рейса, – Ким немного почтительно помолчал и затем добавил. – Говорят, он был великим человеком.
Уно улыбнулся, нацепил очки и извлек из ящика стола пачку исписанных листов. Между кривых строчек изредка прятались аккуратные карты и рисунки.
– Здесь все, доктор. Когда я закончу, это будет достойный труд об основателе нашей колонии. И самый подробный, – Уно вздохнул и наугад вытащил лист из середины стопки. – Тот рейс был самым смелым и самым трагичным. У вас на Земле не принято об этом рассуждать, просто голые цифры да пара строчек в учебнике. А ведь это была целая жизнь.
Ким кивнул и опустился на второе кресло, принесенное мальчишкой из недр поселка. Беседа обещала быть долгой и неспешной.
– Я не представляю такого, доктор, а он это видел. Абсолютная темнота космоса и наше Солнце – как искра, а вокруг безграничное кладбище мертвых комет, огромных как целые миры. Их корабль провел там почти год, изучая до того невидимую часть нашей Солнечной системы. Их было семеро и среди них тот, чье имя мы стараемся не упоминать, тот, кто совершил роковую ошибку в навигации. Корабль пострадал от столкновения с Потоком, а Портман выжил и смог сам ликвидировать утечку воздуха. Но починить корабль и вернуться домой он не мог. Один на искалеченном пустом корабле так далеко от дома и солнца – что нам и представить нельзя. Он провел там восемь лет. Восемь долгих лет в попытках починить двигатели и проложить обратный курс.
– У вас сохранились копии судового журнала?
Уно пристально взглянул на Кима сквозь очки и усмехнулся.
– У нас сохранился сам журнал. И много еще такого, чего нет в ваших музеях. Кроме дневника капитана Портмана. Я подавал не одно прошение…
– Быстро у нас на Земле ничего не делается, – уклончиво заметил Ким. – Наберитесь терпения и верьте в лучшее.
– Только и приходится. Вы не откажетесь взглянуть на наш музей?
– Охотно.
– Тогда сразу после чая. Да, это мы зовем чаем, – Уно засмеялся, разливая зеленоватый настой по пластмассовым чашкам.
