Трёхглазая рыба минога
Диана Конде
Подростки Рома и Майя живут по разные стороны реки, а по сути – в двух разных государствах. Границу просто так не перейти, опасную реку не переплыть, но когда тебе пятнадцать, так хочется поговорить с кем-то, кто понимает. А ещё в таком возрасте ты остро видишь, что правильно, а что – нет, и точно знаешь, как это исправить. В один день Рома становится единственным свидетелем того, как Майю похищают, и отправляется на ту сторону на её поиски.
Трёхглазая рыба минога
Диана Конде
Иллюстратор Elena Scady
© Диана Конде, 2023
© Elena Scady, иллюстрации, 2023
ISBN 978-5-0059-7714-4
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
1
По мосту бежала женщина в красном платке. Петляя между груженых товаром челноков и прикрывая глаза ладонью от солнца, она то появлялась, то исчезала из виду. Подойдя совсем близко к ограждению, женщина на секунду остановилась. В тот же момент с моста в реку полетела большая спортивная сумка.
Юрка чуть с камня от радости не навернулся. Рома сидел к нему спиной, и слышал, как его друг от восторга не знает, куда себя деть. Ещё бы – неделю назад Ромин отец обронил, что контрабандисты нашли новый способ переносить товар через границу, а сегодня они с Юркой решили впервые после зимы понаблюдать за мостом – и сразу такая удача.
– Долго летит, – Рома проследил взглядом за сумкой. Та бесшумно упала в воду и её быстро понесло по волнам на другую сторону реки.
– Лёгкая небось. Сигаретами гружёная. – Рома услышал, как Юрка опять заёрзал на своём камне. Точно свалится в воду, а потом тёте Инге объясняй, где они в такую жару лужу нашли и как туда Юрка упал. Хотя про лужу они уже один раз врали, надо придумать что-то другое. Она конечно не поверит, но про речку нечего и заикаться – тётя Инга за такое им сразу обоим головы открутит. – Ты посмотри, куда её вынесет, родимую.
Рома опустил бинокль. Куда её вынесет, родимую, его не интересовало, и он, не отрывая взгляда от моста, кинул бинокль Юрке. Тот крякнул, когда поймал его, а потом засопел, высматривая новую цель.
Рома поудобнее устроился на камне и прищурился. Женщины в красном платке нигде не было видно. Немногочисленные пешеходы двигались по мосту хоть и быстро, но в едином ритме и выглядели почти одинаково: усталые, серые, сгорбленные под весом рюкзаков с товаром. Рома вздохнул и достал из кармана ветровки блокнот и карандаш.
Он попробовал нарисовать женщину в платке по памяти, но не смог, и сердито зачирикал набросок. С «чёртовых пальцев» – двух тонких высоких камней, которые высовывались из воды, и были похожи на «козу», открывался неплохой вид на мост и на крепость по ту сторону границы. Каждую весну, как только спадала вода после апрельских дождей, сразу после школы Рома с Юркой бежали к реке и залезали в свой штаб – пещеру под ивой на берегу, которую они случайно обнаружили несколько лет назад.
Потом они сбрасывали кроссовки, ну или в Ромином случае, зимние ботинки, закатывали штаны, и по колено в ледяной воде шли до «чёртовых пальцев», чтоб оттуда смотреть на то, что происходило на мосту или подглядывать за рыбаками на той стороне. Главное было вовремя спрятаться, если шли пограничные лодки: заходить в реку было не только опасно, но и запрещено.
Роме нравилось сидеть на «указательном пальце»: этот камень был выше и, если правильно поставить стопы, зацепиться пальцами ног и выпрямиться, то можно было одновременно охватить взглядом обе крепости по разные стороны реки и мост между ними. В Ромином блокноте были десятки набросков этого моста со всех возможных ракурсов, но каждый раз, сидя на камне, он поражался, насколько чужеродным и нереальным мост выглядел вблизи.
Отец говорил, что мост перестроили недавно – лет может десять назад, то есть на самом деле очень давно. Это произошло сразу после отделения и, Рома, конечно же, был слишком маленьким, чтобы помнить, как два города когда-то составляли единое целое. На фотографиях старый мост казался частью обеих сторон: такой же серый, как река, ровный и ничем не примечательный, как мост через железнодорожные пути в Приречном – Ромином родном городе. Новый же мост как будто был доставлен сюда инопланетянами: белый, высокий, он дугой соединял противоположные берега реки и ярко блестел в лучах весеннего солнца. Оба города как будто решили с размахом заявить о независимости друг от друга, как супруги, которые празднуют развод пышнее, чем свадьбу.
Рома снова поискал взглядом женщину в платке. Может она уже перешла границу? Да нет, слишком быстро, даже если бы она всё ещё бежала: с одного конца моста до другого идти двадцать минут в среднем темпе, они с Юркой засекали. Юрка вообще знал всех челноков чуть ли не по имени и первым обратил внимание на незнакомую женщину. Рому это слегка уязвило, ведь он считал своим талантом замечать несоответствия и странности.
– Шмотри, забирает! – одной рукой Юрка придерживал бинокль, другую засунул в рот и от волнения кусал ногти. Рома прищурился. Водоворотом сумку вынесло на другую сторону и к ней с берега против течения шёл небольшой катер. Не пограничники, у них лодки больше и громче. Значит отец был прав – товар всё-таки переносили средь бела дня.
– Ой заграбастают касатика! – тонко запричитал Юрка. Нашёл, кому сопереживать. Рома наоборот, даже разозлился от творящейся несправедливости. Почему это им можно у нас воровать, а ихние ничего с этим не делают?
С катера высунулся мужчина и багором вытащил сумку из воды, подцепив её за красный платок. И ничего – ни на той, ни на этой стороне как будто и не заметили, что произошло. А может притворились, что не заметили.
Рома покачал головой: умно. Хоть и неправильно. Он пролистал блокнот, нашёл схематичное изображение моста и подрисовал стрелку там, где пропала из виду странная женщина: должно быть кто-то проделал дыру в металлической сетке, достаточно большую, чтоб туда влезла сумка, но недостаточно заметную, чтоб её можно было увидеть с блокпостов.
Катер с треском развернулся и скрылся за каменным выступом ниже по реке.
– Кто ж такой цирк ради сигарет устраивает? – Рома повернулся к Юрке, чтоб обсудить только что произошедшее, но тот уже потерял всякий интерес к приключениям сумки и вовсю пялился на противоположный берег. В последнее время Рома стал подмечать, что его лучший друг ведёт себя странно: например, он резко перестал общаться со всеми одноклассницами и всячески избегал их; постоянно собачился с матерью – тетёй Ингой, которая была самой доброй и приятной женщина на свете, а в его речи начали проскакивать отцовские выражения. Правда это происходило, только когда Юрка не волновался, потому что когда он волновался, то начинал причитать, как бабушка.
– Глянь, какая краля. – Ну точно как Юркин отец говорит. Рома посмотрел на противоположный берег. Краля – не краля, обычная девчонка. Или девушка, так далеко было не разглядеть. Но точно не рыбак. И чего она здесь забыла?
Противоположный берег был ещё более отвесным: тётя Инга рассказывала, что давным-давно его специально ровняли так, чтобы создать высокие гладкие стены. Чтобы вражеской армии было труднее забираться. А Рома тогда спросил: вражеской – это нашей что-ли?
Видимо, подняться на эти стены было сложнее, чем спуститься. Или где-то на той стороне тоже существовали пещеры, подобные штабу, что в принципе было бы логично. Девчонка подошла к воде, пару секунд постояла, видимо глядя на своё отражение, а потом легла на спину прямо на камни, закинув ногу на ногу. Странная какая. Что здесь делает?
Пару секунд Рома и Юрка сидели и молча наблюдали за девчонкой на другом берегу, как за каким-нибудь зверьком, боясь пошевелиться и спугнуть её. Та лежала и вообще не шевелилась. Рома поймал себя на мысли, что не дышал с того момента, как её заметил, и громко выдохнул. Юрка фыркнул. Видимо поняв, что ничего интересного больше незнакомка делать не будет, он положил бинокль на камень и спрыгнул в воду.
– Ну её. Пошли миногу поищем. – Юрка зашагал по воде к штабу, придерживая джинсы в районе колен.
– Рано ещё, нерест после второй грозы будет.
– Нерест-херест. – Юрка сплюнул в воду и пошуршал по воде на берег. – Тогда пошли костёр зажжём, у меня копыта вон синие как у трупака.
Рома схватил макушку «чёртова пальца» руками и дотянулся босой ступнёй до второго камня. Зацепив бинокль пальцами ног и аккуратно перенеся через воду, он потёр его об ветровку и приложил к глазам.
Девчонка всё ещё лежала на камне, но теперь Рома мог разглядеть её получше. Тёмные штаны, кислотно-зелёная куртка, белые кроссовки. Лица видно не было: девчонка положила руки под голову, и отвернулась, да и маленький театральный бинокль, который Юрка стащил у мамы, просто не дотягивал.
Рома полистал блокнот и нашёл чистую страницу. На его набросках встречались только жители Приречного, а челноки рыскали по городу слишком незаметно или шли по мосту слишком торопливо, чтоб их можно было запечатлеть. Рома потёр об штаны вспотевшую ладонь и сам чуть не свалился с камня. Спокойно. Подумаешь, впервые будешь рисовать человека из другой страны.
Он стеснялся рисовать при других, и брал с собой блокнот только если шёл в штаб. Юрка вроде как спокойно к этому относился, в отличие от остальных одноклассников. Рому, как и всех учительских детей, дразнили ещё когда его мама вела в школе уроки живописи и черчения, а потом всё стало ещё хуже. Как обычно, хватило одного раза, когда его заметили рисующим в блокноте на перемене, кличка «живописник» прикрепилась намертво, точнее её более короткий вариант. Поэтому Рома старался рисовать в одиночестве и там, где никто не сможет подобраться со спины. Типа камня посреди реки, в которую нельзя заходить.
Мама всегда учила начинать с набросков пропорций. Столько-то голов в длину, столько-то в ширину и никак иначе. В человеке всё должно быть правильно и пропорционально. Рома усмехнулся: видела бы ты меня сейчас, мама. Десять голов в длину, полторы в ширину. И на каждой руке по три локтя, иначе как объяснить то, что постоянно ими обо всё стукаешься. Страшно сказать отцу, что зимние ботинки уже жмут, а ведь купили их только в октябре. Опять будет ругаться, что на Роме всё горит.
Рома оторвал взгляд от блокнота, посмотрел в бинокль и почувствовал, как уши заливает жаром. Пока он считал эти головы, девчонка успела переменить позу: теперь она лежала, вытянув ноги и подняв одну руку вверх. Вот чудная. Отец называл жителей другой стороны не иначе, как чертями ненормальными, и Рома в этот момент был готов с ним согласиться. Ну что ей на месте не сидится.
Рома перевернул страницу блокнота. Одна голова, две, три. И ракурс такой неудобный. Роме вдруг стало стыдно. Это же не она ему позирует, а он, считай, подглядывает. Он снова разозлился, вырвал набросок из блокнота, скомкал его и бросил в реку. Бумажку завертело в воронках течений и медленно понесло к противоположному берегу.
– Ты там идёшь или чего? – Юрка уже вовсю хозяйничал в пещере: распинывал ногами камешки и мусор, который успело нанести рекой за зиму, подбирал с пола тонкие ветки и скидывал их в «очаг», даже скрипучий садовый стул успел вытащить на солнце.
– Иду. – Рома буркнул скорее для себя, спрятал бинокль в карман и в последний раз бросил взгляд на другой берег. Девчонка сидела на камне спиной к нему и потягивалась, подняв обе руки вверх. Юркин отец был дальнобойщиком и говорил, что люди во всех странах одинаковые, но Рома ему не верил. По телевизору показывали Африку и Австралию и там, конечно, люди выглядели по-другому. Но вот, в ста метрах от Ромы сидела девчонка его возраста, а волосы у неё были абсолютно белые, белее, чем мост.
2
Костёрок из полусырых тонких веток больше дымил, чем горел, но это был первый костёр в штабе в этом году, поэтому смотреть на вялое пламя было всё равно радостно и уютно. Юрка протянул Роме слегка подгоревший хлеб на прутике и щелчком пододвинул поближе спичечный коробок с солью.
– Юрец, из тебя бы получилась отличная бабушка. – Рома поперекидывал хлеб из одной руки в другую, чтобы остудить, и поковырял сгоревшую корочку ногтем.
– Это ты просто бабушек настоящих не видел. – Это правда. Про родителей матери в Роминой семье никогда не упоминалось, а родители отца жили далеко. Последний раз Рома ездил к ним, когда ему и пяти лет не было, и он мало что помнил. Пыльная дорога, жаркий и вонючий автобус, лягушки в тростнике и рыжие коровы с большими глазами и пушистыми ресницами. Мама купила ему журнал с картинками, чтоб не доставал её в пути, и они случайно забыли его в автобусе. Мама тогда очень ругалась на отца.
Рома откусил кусок тёплого хлеба и достал блокнот. Последний набросок девчонки ему не понравился: он не знал, как передать цвет кислотно-зелёной куртки и просто добавил штриховки. Получилось слишком темно. А белые волосы как нарисовать?
Рома быстро начирикал Юркин портрет: блестящие тёмные глаза, лохматая голова, нос пуговкой. Добавил большие очки, платок в мелкий цветочек на голове и развернул блокнот. Баба Юра.
– А чегой-то ты кралю нормально нарисовал, а меня вот так? – Юрка почему-то обиделся, – Баб вперёд братков ставить, это не по понятиям.
– По каким таким понятиям?
Юрка как будто смутился.
– Не знаю. Батя так говорит.
Помолчали. Юрка ворошил затухающий костёр палочкой, Рома сидел на старой автомобильной покрышке и смотрел, как речные камешки блестят и переливаются в лучах заката, когда с них сходит волна.
Где-то вдалеке, выше по течению раздался низкий гул.
– Да бли-и-ин, ну почему сегодня, – Юрка потёр ступни одну об другую, быстро запрыгнул в кроссовки на липучках и начал мучать садовый стул. За зиму стул проржавел и выцвел, казалось, что он скорее развалится, чем сложится. Рома торопливо зашнуровывал зимние ботинки.
Ритуал этот был знаком и даже успокаивал: спрятать стул в глубине пещеры как можно выше, разобрать круг камней, которые образовывали «очаг», выложить ими внутренность старой покрышки, чтобы не унесло течением. Проверить, не осталось ли чего ценного и залезть наверх.
Обычно шлюзы открывали после дождей, чтобы не затопило деревни выше по реке. За считанные минуты Пирра выходила из берегов и уровень воды мог подняться на пару метров. Для жителей городов это было неопасно: теоретически, в это время на берегу никого не должно было быть.
У них было минут пять, чтобы собраться и залезть на иву. Дальше наверх, перелезть через погнутую сетку рабицу, на стену и уже оттуда смотреть, как река белеет и мутнеет и несёт ветки и прочий мусор куда-то дальше в море.
Вода быстро прибывала. Рома оттряхнул руки и посмотрел на тот берег. Интересно, девчонка ещё там или уже свинтила? Сейчас они и выяснят, как она туда забралась.
Девчонка всё ещё лежала на спине, не обращая внимание на гул шлюзов. Она там живая вообще?
– Ну всё. Уходим. – Юрка уже зацепился за уступ на стене пещеры и начал лезть наверх. Рома посмотрел на «чёртовы пальцы»: затопило до половины. Минуты две у них ещё есть.
– Эй! – Рома приложил руки ко рту рупором. – Белобрысая! Сваливай, а то унесёт!
Значит, Юрка, когда волнуется, превращается в бабушку, а он, Ромка, превращается в Юрку.
– Чего разорался, может она по нашему-то и не понимает. – Юрка уже сидел наверху на ветке и внимательно наблюдал за противоположным берегом. – Кинь ей камень что ли. И сам сваливай.
Рома его не слушал. Он с трудом пробирался к «чёртовым пальцам», вода доходила почти до пояса, волны несли по дну мелкие камешки, которые стукались о подошву ботинок. Рома забрался на «мизинец», выпрямился, насколько это было возможно, и замахал руками.
– Э-э-эй! – не слышит. Отец говорил, что в детстве они постоянно купались в реке. А потом выше построили дамбу и шлюзы, появились водовороты и людей начало выносить к мосту. Позже их находили то на той, то на этой стороне, а иногда и вовсе не находили: течение было таким сильным, что тела уносило в море. Маму так и не нашли.
– Уходи-и-и!
Вода мутнела.
– Беги, девонька! – Юрка тряс ветку так, что всё дерево дрожало. На голову ему летели листья и отцветшие серёжки ивы. Да их уже все погранцы заметили, а она всё лежит.
Рома оглянулся вокруг, похлопал себя по карманам. Блокнот, ключи, бинокль.
Рома достал бинокль. На корпусе была странная гравировка: пять вертикальных линий в круге. И на одном и окуляров было выцарапано «АНИ». Кто такая Аня и кто был настолько безграмотен, Рома не знал. Бело-золотой театральный бинокль принадлежал тёте Инге, правда неизвестно зачем он ей был нужен, ведь театров в Приречном отродясь не было.
Ой попадёт Юрке. Рома вцепился в камень пальцами, размахнулся и что было силы кинул бинокль в сторону противоположного берега. Бинокль полетел по высокой дуге, блеснул на солнце и через две бесконечных секунды приземлился на близнеца «чёртовых пальцев» на той стороне. От удара его разнесло на две части, и обе синхронно булькнулись в воду.
Юрка охнул. Девчонка подскочила на месте. Жива! Рома закричал что-то нечленораздельное и замахал одной рукой. Второй он держался за камень: вода прибывала и тяжёлые ботинки скользили, утаскивая его вниз.
– Беги, растяпа! – откуда Юрка такие слова-то берёт. Не выясняя, кому это адресовывалось, Рома сполз в воду и начал пробираться к берегу, держа блокнот в зубах. Вода доходила до груди, приходилось грести руками, чтобы продвигаться вперёд.
Оставляя за собой мокрый след, как улитка, Рома с трудом залез на иву и обернулся. Девчонка металась по пятaчку, который ещё не был затоплен водой. Юрка уже не тряс ветку, а просто вцепился в неё так, что пальцы побелели, и смотрел на другой берег, раскрыв рот.
Девчонка остановилась на секунду, словно раздумывая, и нырнула в воду.
Всё как будто разбилось на мелкие кусочки в мозаике. Рома видел как вода затапливает «мизинец», как мелкие цветочки и ивовые серёжки падают из Юркиной шевелюры, как девчонку несёт вдоль берега в мутных водоворотах.
