Татьяна Ткачук "Земская учительница"

Земская учительница
Татьяна Ткачук

Сирота-бесприданница… Что ждет ее в жизни? Удачно выйти замуж – слишком маловероятно. А если у девушки есть мечта? Станет ли она счастливой, уча грамоте крестьянских детишек? Или Судьба все же одарит ее волшебной, сказочной любовью прекрасного принца?..

Татьяна Ткачук

Земская учительница

Глава 1

– Варенька, а о чем ты сама мечтаешь? – спросила одна из трех девушек, сидевших на скамейке в парке, под сенью печально голых ветвей, листва с которых давно уже облетела и понуро лежала на пожухлой траве, темная, потерявшая свою недавнюю яркость и броскость.

Стоял конец октября, часто моросил холодный, нудный дождь, ночами случались заморозки. Природа готовилась к долгому зимнему сну.

Но даже унылая серость не мешала наслаждаться свежим воздухом трем девушкам, одетым неброско и скромно, однако довольно тепло, чтобы не испытывать неприятного чувства зябкости.

Девушки были вольнослушательницами учительских курсов, которые уже на протяжении нескольких лет организовывало губернское преподавательское сообщество при поддержке самого предводителя дворянства, князя Игнатия Матвеевича Зарецкого. Вот уже два года они готовили себя к учительской стезе, посещая обязательные лекции и не совсем обязательные практические занятия. За это время девушки сдружились и, едва выпадала свободная минутка, выбирались втроем куда-нибудь – в парк, вот как сегодня, или с кондитерскую мадам Марешаль, где продавались восхитительные пирожные, так и таявшие во рту.

Правда, частые визиты в кондитерскую, носившую волшебное название «Марципан», подруги не могли позволить себе – все они происходили из обедневших дворянских семейств, которые не только не в состоянии были приготовить достойное приданое своим дочерям, но зачастую те были вообще сиротами.

Только одна из трех барышень – Мария Станищева – жила вместе с родителями. Две другие девушки прибыли из отдаленных земств и, пока продолжалось их обучение на курсах, вынуждены были снимать угол на двоих в меблированных комнатах, за который платили пополам. Но и для того, чтобы найти средства для оплаты жилья, приходилось идти на различные ухищрения, чтобы только выполнить какую-никакую работу и получить за нее оплату.

Так, мадемуазель Евлалия Соковнина, которую подруги звали по-простому Лялей, с легкостью оперировала даже самыми сложными числами и вот уже почти год подрабатывала счетчицей в конторе купца Крупеникова, и даже подумывала принять настойчивые просьбы своего работодателя и после окончания курсов окончательно перейти работать к нему. Однако пока ее останавливало то, что у девушки не было иной крыши над головой, нежели та, что снимала она вместе с Варварой Степановной Гурьевой, которая твердо намерена была вернуться на родину, где жила ее старая бабушка – единственная родственница. Да и грезила Варенька тем, что станет-таки учительницей и будет нести искру просвещения крестьянским ребятишкам.

Варенька была сиротой и бесприданницей. Батюшка ее, из обедневшего дворянского рода, служил земским доктором и душа в душу жил-поживал с горячо обожаемой супругой, исцеляя больных в меру своих способностей и имеющихся лекарств. Однажды, когда Вареньке было уже десять лет, в ночь, в буран, поехал он к тяжелому больному в соседнюю деревню, как ни отговаривала его жена, словно предчувствуя грядущую беду. «Лизонька, я клятву Гиппократа давал! Это мой долг – ехать! Там ребенок захворал. Кто, если не я?» – увещевал он супругу, пытаясь мягко отцепить ее пальцы от своего полушубка.

Но женщина только мотала головой и повторяла:

– Нет, Стёпушка! Заклинаю тебя, не в этот раз! Чует мое сердце – быть беде! А если с тобой что-то приключится?! Как мы тогда останемся – и матушка твоя, и мы с Варенькой?..

– Да что со мной сможет приключиться, душа моя? Я только в Сокольниково и мигом обратно! Не успеешь и соскучиться, милая!

Поцеловал супругу в щеку, пощекотав короткими усами, и уехал на санях с мужиком, посланным за доктором. Ребенка-то больного он спас. Да вот беда-кручина – сам простыл, возвращаясь домой. Да так, что заболел и вскоре сгорел от лихорадки.

Бедная вдова, без памяти любившая мужа, после похорон как будто спряталась, погрузилась в свой, ведомый только ей самой мир. И сколько ни пыталась растормошить ее свекровь, мать безвременно ушедшего супруга, сколько ни указывала ей на то, что у нее есть еще маленькая дочь, которую надобно растить – все было тщетно. Безутешная вдова просто не захотела жить и тихо угасла спустя полгода, оставив сиротку на бабушку и взяв перед смертью со свекрови клятву не оставлять Варюшу.

Так девочка лишилась обоих родителей. И единственным родным человеком в целом мире стала для нее бабушка Аграфена Марковна – женщина образованная, мудрая и воспитанная. Да вот только все ее образование и воспитание не помогло сохранить постепенно ветшавшую усадьбу и таявшее состояние.

Однако надо отдать ей должное, эта во всех отношениях достойная дама вложила в головку внучки многие знания – и из наук разных, и касаемо бытовых навыков. Поэтому Варенька могла и вышивать, и по-французски читать, и даже в танцах не оконфузиться. Правда, танцы эти модны были в дворянском обществе лет сорок назад.

А потом девушка загорелась идеей о том, что в деревеньке, которая все еще числилась за Гурьевыми, хотя и крепостное право было отменено уж два десятилетия тому назад, следует открыть школу для крестьянских ребятишек. Бабушка, грустно посмеиваясь над причудами внучки, отвечала ей, что прежде чем открыть школу, надобно отыскать учителя, а тому платить необходимо за работу его.

Вот тогда-то Варенька заявила, что читала она в «Губернских ведомостях», которые видела как-то у попадьи в доме, будто открыли в губернии курсы учительские, да не просто курсы, а для женщин!

– Хочу я, бабушка, на те курсы поступить, а как окончу их – вот и учитель у нас будет!

– Ну, что за странные фантазии, ma ch?re! – со смехом отвечала пожилая дама. – Куда тебе на курсы! За них ведь тоже платить надо! А ты сама знаешь, каково у нас с деньгами…

– Бабулечка, милая, дорогая! Позвольте, я сама заработаю на курсы! Вам и не нужно будет ничего для этого делать…

– Да как же ты заработаешь, дитя мое?! Разве прилично дворянской дочери идти работать куда-то?! – не сдавалась старушка.

– Бабушка, да что толку с того, что мы дворяне? – горячилась юная особа. – Ни денег, ни положения в обществе. Да и я бесприданница – кто меня замуж возьмет? А я не хочу старой девой век свой прозябать!.. Уж лучше пользу обществу приносить…

– Да где ж ты мыслей-то таких нахваталась, Варвара?! – всплеснула руками старая дама.

– Бабушка, так ведь не старые времена теперь!.. Просвещение шагает по России…

– Охо-хо, матушка моя! С такими-то мыслями крамольными тебя махом в революционеры запишут! – покачала головой Аграфена Марковна.

– Нет, бабуленька! Какой из меня революционер! Вы только позвольте мне на курсы поступить…

– Ах, лисица! Не мытьём, так катаньем к бабушке старенькой подольститься решила?! Ах ты, егоза!

И все же недаром говорится: вода и камень точит! Так и многократно повторённые просьбы Вареньки возымели, в конце концов, свой итог. И вот уже почти два года наша вольнослушательница жила в большом губернском городе N*, где и постигала премудрости учительской науки.

… – О чем мечтаю? – энергично растерев озябшие ладони, повторила Варвара. – Ну, о замужестве мечтать мне бесполезно – кому нужна жена-бесприданница?! А вот хочу я поскорее курсы окончить да вернуться в наш уезд, в родной дом, к бабушке своей. Стану учительницей, буду детишек грамоте учить… Земство жалованье платить мне будет. Соберу нужную сумму да найму рабочих – отремонтировать родительское гнездо…

– Варенька, а как же ты о замужестве не мечтаешь? – покосилась на нее Ляля. – Разве можно женщине одной жить? Не-ет! – мечтательно протянула она. И даже прижмурилась, представив себе желанную перспективу. – Я, как только домой вернусь, сразу буду жениха себе подыскивать…

– Это как? – насмешливо перебила ее Машенька – яркая брюнетка с блестящими, темными, словно вишни, большими глазами, в которых играли золотистые смешливые искорки. – Будешь сама к молодым кавалерам приставать, чтобы взяли тебя замуж?!

– Фи, Маруся! – отмахнулась от подруги светловолосая и сероглазая Евлалия. – То, что ты говоришь – моветон! Тут надо действовать тоньше, изящнее!

– Девочки, девочки! Не ссорьтесь! – положила руки на плечи подруг Варенька. – Сейчас у нас первостепенная задача – это учеба!

Две другие девушки синхронно вздохнули.

– А что, девочки, – не унималась Мария. – Слышали ли вы, что у благодетеля нашего, князя Зарецкого, сын есть? Говорят, весьма красивый! Вот бы его завлечь в свои сети… Вот это был бы муж так муж! И по театрам возил, и по балам, и по салонам модным…

– Ах, Мари! – поджала губки Ляля. – Тебе бы только по балам…

– А что?! Я молода, красива и свободна! Чем лучше меня какая-нибудь Эжени Левоцкая?!

– А… Это кто такая? – недоуменно спросила Варвара Степановна.

– Как?! Ты не знаешь?! Да про нее в каждом выпуске «Губернских ведомостей» пишут! Она блистает в нынешнем сезоне! – ответила Машенька.

– Откуда ты знаешь? – недоверчиво протянула Евлалия.

– Так я из папенькиного кабинета потихоньку газеты таскаю да читаю, что там пишут. Ну, конечно, уже после того, как он сам их прочитает. А то, боюсь, гневаться будет, что нос свой в газеты сую… – заявила Мария.

– Так что ж нам, теперь только, как нежным барышням, любовные романы читать? – возразила Евлалия.

– Да и когда нам их читать? – вздохнула Варенька. – Столько лекций надо запомнить!

– И то верно, девочки! И ведь только подумать: как быстро время пролетело! Через каких-нибудь пару месяцев закончится наша учеба, и разлетимся мы по разным краям! – покачала головой Ляля.

А потом решительно направила указательный палец сначала на одну, потом на другую подругу:

– Так! Пообещайте мне, что будем помнить друг друга! И непременно писать друг другу письма! Обещаете?! – требовательно посмотрела она на девушек.

– Конечно, Лялечка! Я не смогу забыть вас! Ни тебя, ни Марусю!

– И я обещаю! – кивнула Мария. – Буду рассказывать вам обо всем – обо всех новостях, что будут случаться в городе. А уж когда замуж выйду – вы первыми узнаете об этом!

– Вот и славно! – довольно кивнула светловолосой головкой с закрепленной на них небольшой шляпкой Евлалия.

– Ох, девочки! – спохватилась Варвара. – Засиделись мы с вами! А ведь скоро темнеть начнет! А нам еще домашнее задание нужно сделать. А свечи-то экономить надобно, Ляля! Мы в этом месяце на них уже потратились…

– И то верно, Варенька! Пойдем-ка мы домой, девочки! – поддержала ее та.

Девушки шустро поднялись со скамейки и направились по своим домам.

Глава 2

У Вареньки Гурьевой был замечательный каллиграфический почерк: изумительно ровный, округлый и отчетливый. Спасибо бабушке Аграфене Марковне – немало часов она провела с внучкой, пока добилась нужного результата. Сколько клякс поначалу посадила Варюша на лист тетради, сколько процарапала острым пером бумаги до дыр! А сколько слез было пролито девочкой! Но недаром говорили древние латиняне: Repetitio est mater studiorum, что означает – «Повторение – мать учения». Так и Варенька научилась писать так красиво, что просто загляденье! И старая дама вместе с внучкой радовалась ее успехам.

Вот теперь-то эти умения и пригодились девушке. И если Евлалия проверяла конторские книги купца Крупеникова, сверяла приход с расходом, и ни одна ошибка в расчетах не могла скрыться от ее зорких глаз, то Варвара свет-Степановна очень удачно устроилась работать у одного, показавшегося ей на первый взгляд, ворчливого и желчного, в действительности же увлеченного наукой и очень одинокого профессора истории, который как раз в тот момент писал диссертацию. Но вот беда! Почерк у профессора был из тех, что называют «кура лапой». И чтобы сдать ученый труд в печать, надо было сначала хотя бы понять, что там написано! А тут весьма кстати и подвернулась наша курсистка со своей каллиграфией. Так и сложилось, что старик отдавал Вареньке свои каракули, а она через некоторое время приносила ему тщательно переписанный текст, радующий своей красотой и гармоничностью.

Правда, для этого Варюше часто приходилось засиживаться далеко за полночь, но старик профессор был щедр на оплату, а потому и Ляля, которая поначалу ворчала, что подруга жжет драгоценные свечи, потом, когда Варвара принесла несколько раз так нужные девушкам суммы, сменила гнев на милость и просто отворачивалась носом к стенке, ежели соседка ее засиживалась надолго.

Однажды девушка в очередной раз принесла выполненную работу домой к профессору. Шел уже ноябрь, снег лег на землю плотным покрывалом, закрыв всю грязь. Каблучки сапожек девушки скользили по укатанному снегу, и приходилось балансировать, дабы не растянуться посреди улицы. Варенька, крепко прижимая к груди сверток с рукописями – и профессорской, и своим, переписанным набело текстом, постучала большим дверным молотком. Некоторое время спустя дверь приоткрылась, и в щель выглянула немолодая служанка. Увидев уже знакомую ей барышню, служанка впустила Вареньку в квартиру профессора.

– Сейчас доложу о вас, сударыня! У хозяина посетитель, но, думаю, он примет вас.

И ушла вглубь квартиры, а вскоре вернулась, пригласив девушку в профессорский кабинет. Варвара Степановна прошла знакомым путем и, осторожно постучав, открыла дверь.

– Входите, входите, голубушка! – прозвучал глуховатый голос старого ученого.

А когда девушка вступила в просторное помещение, вдоль стен которого стояли высокие, от пола до потолка, книжные шкафы, сплошь уставленные толстыми фолиантами, то увидела, что профессор сидит за своим громоздким столом, а напротив расположился в удобном кресле какой-то человек.

– Вот, Сергей Игнатьевич, извольте! Та самая молодая особа, которая приводит мои рукописи в удобоваримое состояние! – сказал профессор, а мужчина повернулся вместе с креслом, оснащенным, как видно, колёсиками, и посмотрел на девушку.

Варюша увидела, что мужчина молод и хорош собой. У него были черные, как смоль, густые волосы, прямой нос и зеленые, как молодая трава по весне, глаза, обрамленные длинными темными ресницами.

Богатый, хорошо сшитый сюртук ладно сидел на широкоплечей фигуре мужчины, придавая ему вид серьезный и значительный. Из кармана выглядывала золотая цепочка, прикрепленная к выпуклому корпусу часов.

«Какой важный!» – подумала Варвара и отчего-то почувствовала смущение, видя, как пристально разглядывает ее молодой господин. Она коротко поклонилась.

– Себастьян Карлович, я принесла готовую работу, – стараясь не глазеть слишком явно на гостя профессора, проговорила девушка и шагнула к столу, кладя на темную поверхность сверток.

– Давайте, давайте, голубушка Варвара Степановна! – довольно потирая морщинистые руки, сказал профессор. Развернул упакованный в простую плотную ткань сверток и, привычным жестом отделив оригинал от переписанного, отложил в сторону свои каракули и начал перебирать листы с написанным Варенькой.

Закивал удовлетворенно седой гривой и произнес:

– То, что нужно! То, что нужно! Сергей Игнатьевич, не желаете взглянуть на сей шедевр?

– Желаю, учитель! – бархатным голосом, от звуков которого в глубине груди девушки как будто что-то затрепетало-завибрировало, промолвил молодой человек и потянулся длинными пальцами к верхнему листу бумаги. Пару секунд обегал глазами текст, а потом легко улыбнулся, отчего на правой щеке его появилась игривая ямочка и яркие губы причудливо изогнулись. Снова взглянул на Вареньку своими невозможными глазами и сказал. – У вас несомненный талант, сударыня!

– Благодарю, – слегка склонила голову с гладкой прической из собранных в простой тугой пучок каштановых волос, прикрытых простой шляпкой, девушка и снова перевела взгляд на своего работодателя. – Профессор, извините, я спешу!..

– Ах, да-да, конечно, голубушка! Не смею Вас задерживать!

Он открыл ящик стола, вынул оттуда небольшой мешочек с монетами и пододвинул его Варюше.

– Вот, сударыня, Варвара Степановна! И снова искренне благодарю вас за ваш труд!

Варвара забрала мешочек и спросила:

– А новая партия, Себастьян Карлович?

– О да, конечно-конечно! Вот как раз новая глава готова!

Он встал, подошел к одному из шкафов и, открыв стеклянную дверцу, вынул приличную стопку листов. Затем вернулся к столу, заменил стопку, забрав выполненное Варей, положил на кусок ткани и добавил сверху пачку чистой бумаги. Пока он производил все эти манипуляции, девушка успела спрятать деньги в маленькую сумочку, висящую на ее запястье.

– Я не смею торопить вас, голубушка, но…