Григорий Александрович Шепелев "Наездник Ветра"

– Из Лапландии.

– А, – кивнул Иоанн, – я там не бывал ни разу, но много слышал о неприступной, чарующей красоте северных морей, о мрачных утёсах и о фиордах, мерцающих под полярным сиянием!

– Вздор всё это, – зевая, произнёс воин, – там море серое, а здесь синее. Там холодные камни, а здесь песок. Там женщины постоянно ходят в мехах, а здесь – в тонком шёлке. И без своих земляков я тоже не очень сильно скучаю, их тут навалом.

– Однако ты оказался среди них лучшим, – выпустил Калокир первую стрелу.

– Мне попросту повезло. Судьба – проститутка. А проститутки …

– Ласкают тебя задаром! Не правда ли?

– Я другое хотел сказать.

– Но ведь это правда?

– Нет, это ложь. Я предпочитаю за всё платить. Вели принести нам мяса!

Калокир свистнул. Слуги, как оказалось, стояли прямо за дверью.

– Разве вам неизвестно, что я люблю баранину с чесноком? – спросил Иоанн, – надеюсь, что мясо уже снимается с вертела? Кстати, пускай какая-нибудь шустрая девчонка сбегает во дворец и скажет, что мы тут сидим с Рашнаром и ждём, когда кто-нибудь там вспомнит, что я люблю кое-что ещё.

Ярл даже не повёл бровью.

– Рашнар, друг мой! Надеюсь, ты не сочтёшь кощунством остаться здесь, когда моя просьба будет исполнена? – выпустил Калокир вторую стрелу, едва слуги вышли.

– Нет, больше девушек я люблю только смерть, – качнул головой начальник дворцовой стражи.

– Это ещё что значит?

– Давай-ка выпьем, потом я тебе отвечу.

– Давай, – сказал Калокир и осушил чашу. Рашнар наполнил её опять, а затем свою.

– Мы, викинги, верим в Одина, – сказал он, когда обе чаши опять сделались пустыми, – ты ничего не слышал о нём?

– Слышал. Бог-воитель.

– Да. Воины, павшие на полях сражений, пируют с ним за одним столом в небесном дворце. У бога есть дочери, и их больше, чем звёзд на небе. Это валькирии. Каждый воин берёт одну из них в жёны. Или в любовницы, если его характер или её темперамент требует перемен. Валькирии своенравны, но не обидчивы. И, конечно, любят они только храбрецов. Тем, кто умирает от старости, вообще нет места во дворце бога.

– Стой, погоди! – прервал Иоанн, – это слишком просто! Но я всё равно запутался. Получается, что ты любишь смерть ради женщин, которых любишь чуть меньше? Ты сам мне это сказал! Так как же прикажешь тебя понять? Здесь что-то не сходится.

– Всё здесь сходится, – возразил Рашнар, – я ведь не сказал, что люблю именно свою смерть.

– Ты думаешь, смерть бывает либо своей, либо ещё чьей-то? Ты разделяешь эти две смерти?

Этот вопрос был чересчур сложным для ярла. Поэтому он его не услышал. Он продолжал, взяв ещё редиску и кусок хлеба:

– От смерти не убежишь, она всё равно догонит. Она сияет над всеми, как небеса. Биться с нею так же бессмысленно, как с бушующим океаном. Зачем же тратить на это силы? Разве и небо, и океан не прекрасны? А смерть не только прекрасна, она ещё и умна, и трогательна, и чувственна, и умеет быть благодарной. Смерть надо любить, как женщину. А что главное в отношениях с женщиной? Да конечно же, твёрдость и своевременность. Это осчастливливает обоих. Также важна прелюдия. Почему македонский царь Александр остался непобедимым и до сих пор никто не может сравниться с ним? Потому, что он совсем не боялся смерти и прославлял её, как никто, идя к своему могуществу по дорогам, выложенным телами! За его твёрдость и утончённость в любовных играх смерть отдалась ему своевременно, и от их соития родилась бессмертная слава.

– Ты не сочиняешь стихов? – спросил Иоанн, невольно проникнувшись этой странной лирикой.

– Я был скальдом, – признался молодой викинг, – но к двадцати годам голос мой огрубел, и мне пришлось вместо лютни взять в руки меч, чтоб не умереть с голоду. Я прошёл и проплыл по десяти странам, служа в охране купеческих караванов. Так оказался в Константинополе.

– И давно ты здесь?

– Скоро уже будет четвёртый год, как я здесь.

– Мне трудно поверить, что ты три года смог оставаться на одном месте, служа одному господину, – выпустил Иоанн новую стрелу и тут же, не удержавшись, пустил ещё одну вслед за нею: – Или, быть может, следовало сказать – одной госпоже?

Рашнар улыбнулся.

– Да, у меня были к тому причины, – ответил он, – давай ещё пить.

– Давай.

На этот раз чаши наполнял Иоанн. Пока Рашнар пил, а его любознательный собеседник лишь делал вид, что пьёт, вошли двое слуг и загромоздили стол двумя блюдами. На обоих лежали куски жареной баранины с чесноком. Рашнар, утирая рот рукавом, поглядел на слуг как-то странно.

– Подите вон, – молвил он, тяжело вздохнув, – вон! Не вздумайте ещё раз появиться здесь, не то я срублю вам головы! Впрочем, нет. Несите ещё вина!

– Дружок мой, Рашнар, – начал Калокир, провожая взглядом слишком уж церемонно попятившихся лакеев. Те потрудились исчезнуть за один миг, и он завершил свою мысль: – Я вижу, что ты несчастен.

– Да, – подтвердил Рашнар, – так и есть. Вряд ли для того, чтоб это заметить, нужна особая проницательность!

– Это видно с первого взгляда. Также могу я тебе сказать, что ты хочешь смерти, а никаких причин для этого, кроме вздора про Александра Македонского, я не вижу. И я заметил это ещё на пристани. Вот поэтому пригласил тебя пообедать и побеседовать.

– Иоанн, да как это ты не видишь причин? – возмутился викинг, – возможно ли в этом городе быть счастливым хоть на минуту?

– Разве ты пленник здесь?

Рашнар промолчал и опустил голову.

– Вероятно, – предположил Иоанн, – тебе много платят?

– Да, – был ответ, – мне очень хорошо платят.

– Так что же тебе не нравится?

Продолжая хранить интригу, Рашнар налил в свою чашу много вина и стал его пить большими глотками. Иоанн за ним внимательно наблюдал почти трезвым взглядом.

– Ты не ходил с василевсом на сарацин? – поинтересовался он, когда викинг, поставив чашу на стол, потянулся к мясу.

– Нет, не ходил. Моё место – здесь.

– Странные слова для варяга! Здесь нет сражений.

– Ты надо мной решил пошутить? Какой из меня варяг? Я уже давно не варяг, а чёрт знает что! Мои руки скованы, а в глазах у меня туман. Мне давно не хочется ничего – ни любви, ни жалости, ни веселья! Если я и хожу порою по кабакам, то лишь затем, чтобы…

Рашнар не договорил. Калокир глядел на него с печалью и грыз редиску.

– Видимо, кое-кто действительно недалёк умом, раз держит такого усталого человека на такой должности, – бросил он довольно небрежным тоном.

– Да, – признался Рашнар, – я очень устал.

– Поэтому ты несчастен?

– Конечно, нет! И ты бы меня ни о чём не спрашивал, если б думал, что это так. Причина совсем другая.

– Какая же? – спросил Иоанн, принявшись за мясо. Оно оказалось довольно нежным и сочным, в меру прожаренным. Долго длилось молчание. А потом Рашнар дал такой ответ:

– Счастлив тот, кто не любит!

– Даже в том случае, если его самого не любит никто? – спросил Иоанн.

– Это про меня! Но и не совсем про меня, как ты понимаешь. Я не могу не любить.

– Стало быть, ты любишь, но без взаимности? Я не верю! Это безумие. Это попросту невозможно!

– Только безумие и возможно. Вся моя жизнь наполнена им! Ничего нет больше.

– Вот оно что! Тогда я спрошу, не слишком ли ты ревнив?

– Кажется, не слишком. Ничего лишнего в моей жизни давно уж нет.

Услышав эти слова, Иоанн задумался. «Чёрт возьми! – шепнул ему в ухо как будто кто-то чужой, – да тут целый заговор! Логофет ничего об этом не знает, а у меня в запасе лишь два-три дня!»

– Наливай, Рашнар, – произнёс он вслух, – а когда мы выпьем, я кое-что тебе сообщу.

Рашнар взял второй кувшин и исполнил просьбу. Себе пришлось ему налить много, а Иоанну – чуть-чуть, ибо его чаша была наполнена на три четверти. Звонко чокнулись. Часть вина при этом выплеснулась на стол. Рашнар допил первым. Калокир снова оставил в чаше большую часть её содержимого. Хорошенько вытерев рот платком, он понаблюдал за Рашнаром, который стал есть баранину, и сказал:

– Рашнар! Если ты всерьёз мне тут излагал свою философию, то в ближайшие года два твоё отношение ко всему, что делается в империи и, боюсь, во всём остальном христианском мире, круто изменится …

И вот тут ему всё испортили проститутки. Они пришли. Они были злы и кричали слугам, которые попытались сперва о них доложить, что ждать не намерены, время – деньги! И ворвались с чудовищным шумом. И никуда нельзя от них было деться. К счастью, их было всего лишь две. Одна из них сразу же послала Рашнара ко всем чертям, решительно заявив, что даже за мешок золота ей не нужен холуй дочери трактирщика из Пелопоннеса, и взяла за руку Иоанна. Это была невысокая, худенькая француженка лет двадцати четырёх, с благородным носом, надменным взглядом и белокурыми волосами. На ней был плащ с капюшоном. Оставив этериарха в объятиях второй девушки – ослепительной агарянки ростом почти с него, Иоанн перешёл с белокурой стервой в другую комнату, дверь которой сразу же запер.

– Можно мне выпить? – тотчас осведомилась француженка, углядев на столике возле ложа кувшин с вином и два кубка. Иоанн молча кивнул. Он сидел на ложе, следя за девушкой с любопытством. Нос у неё был пожалуй что длинноват, но всё остальное выглядело вполне безупречным.

– Как тебя звать? – спросил Иоанн, когда она осушила кубок.

– Мари. А тебя?

Иоанн ответил. Затем он лёг, чувствуя большую усталость. Поставив кубок, француженка села в кресло. Полы её плаща слегка задрались. Поглядев на то, что они скрывали, владелец дома решил ни о чём серьёзном больше не спрашивать.

– Неплохие у тебя ножки!

– Да, ничего, – согласилась девушка, не особо польстившись на комплимент. И мигом дала возможность полюбоваться также своими зубками, широко и шумно зевнув. Похоже было на то, что она сегодня встала не с той ноги.

– Как ты очутилась в Константинополе? – вновь посмел обратиться к ней Иоанн.

– Я, вообще, из Франции…

– Это слышно.

Да, говорила она с акцентом. Голос был слегка хриплый, резкий, похожий на стрекотание белочки. Помолчав, она продолжала:

– Когда моя мать умерла, её третий муж отдал меня за долги одному купцу. Тот в Марселе перепродал меня генуэзцам. Мне пришлось плыть с ними в Константинополь. Тут я от них сбежала и без труда затерялась. Город огромный, и в нём кишит такое число людей со всех концов света, что бесполезно было меня искать! Никто и не стал этим заниматься.

– Давно ты здесь?

Она призадумалась.

– Год. Нет, два! А может, все три. Короче, давно.

– Тебе, стало быть, понравился этот город?

– Я говорю, легко затеряться! И заработать.

– Сколько же заплатил тебе логофет?

Красивые брови вскинулись.

– Логофет? Вот странное имя! Нет, оно мне незнакомо.

– Это не имя. Кто тебя нанял, чтоб ты меня развлекала?

– Я обещала не выдавать его, – равнодушно ответила проститутка, как бы нечаянно ещё выше оголив ноги.

– Если ответишь, дам тебе золотой.

– Никифор Эротик, – сразу же прозвучал ответ. Иоанн слегка приподнялся.

– А как он выглядит?

– Так ты разве его не знаешь? Странно! Он мне сказал, что ты его друг.

– Как он выглядит? Такой уже немолодой, да?

– Нет, наоборот, совсем ещё юноша. Можно я ещё выпью?

– Нет, погоди! А ты его раньше где-нибудь видела?

– Да, конечно. Множество раз. Этот человек служит во дворце. Его знают все.

– Во дворце? И как, ты сказала, его зовут?

– Его зовут Никифор Эротик!

Ответив так, Мари поднялась, подошла к столу. Вновь схватив кувшин, она стала пить большими глотками. Иоанн принял сидячее положение. Ему сделалось интересно, что под плащом. Последовало согласие. Он слегка повертел её вправо-влево. Сказал, что гладкая кожа. Мари, тяжело дыша, утирала рот.

– Что? Гладкая кожа? Очень возможно. Я всё же знатная дама, а не крестьянка!