А. Г. Тепляков "Красные партизаны на востоке России 1918–1922. Девиации, анархия и террор"

Часть II. От советского криминала к партизанскому

Глава 3

КРИМИНАЛ И ВЛАСТЬ В СИСТЕМЕ СОВЕТСКОЙ ГОСУДАРСТВЕННОСТИ

Большевики спокойно проигнорировали предостережение от использования люмпенов, высказанное Энгельсом в предисловии к «Крестьянской войне в Германии»: «Всякий рабочий вождь, пользующийся этими босяками как своей гвардией или опирающийся на них, уже одним этим доказывает, что он предатель движения»[474 - Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2?е изд. М., 1960. Т. 16. С. 418.]. Недаром еще в 1905 году Ленин писал о максимальном стремлении объять революционной работой всех, включая маргиналов: в большевистские комитеты должны войти «и крестьяне, и пауперы, и интеллигенты, и проститутки… и солдаты, и учителя, и рабочие…»[475 - Ленин В. И. Полн. собр. соч. 5?е изд. М., 1960. Т. 11. С. 223.].

Советы были выдвинуты большевиками как форма марксистской диктатуры пролетариата, отрицавшей государство и нуждавшейся в народной власти и классовой армии в виде Красной гвардии. Практика быстро доказала, что террористические призывы Ленина и его соратников уничтожать старый мир насилием в отношении собственников и грабежом не остались абстракцией. Видный военный теоретик и исследователь Н. Головин впоследствии отмечал: «…страшную силу приобретали брошенные Лениным лозунги: „Грабь награбленное“ и “Режь буржуя“. Весь преступный элемент привлекался и в ряды большевиков и становился их соратниками. <…> Ленин получал многочисленнейший кадр сотрудников, которые были вездесущи и которые автоматически, в силу патологической психики масс, становились везде вожаками толп»[476 - Головин Н. Н. Российская контрреволюция в 1917–1918 гг. Т. 1. М., 2011. С. 268.].

По мнению Н. С. Ларькова, организованность и своего рода разделение труда между маргинальными группами, когда профессиональные революционеры – мозговой центр, рабочие – социальная база леворадикалов, а солдаты – ударная сила, позволили большевикам почти беспрепятственно установить контроль над огромным Сибирским регионом, хотя на выборах в Учредительное собрание они получили здесь лишь 10% голосов. «Сравнительно небольшие, но наиболее активные, социально мобильные, амбициозно настроенные политические группы и слои населения навязывали свою волю основной его массе»[477 - Ларьков Н. С. Начало Гражданской войны в Сибири. С. 44, 163.]. Однако в это «разделение труда» непременно следует включить и воздействие криминального элемента, особенно активного в Сибири и на Дальнем Востоке.

Известны эпизоды, когда большевики умело действовали шантажом ради освобождения «классово близких» уголовников. Алтайский большевик Г. П. Теребило вспоминал, как в феврале 1918 года Славгородский совдеп послал в Карасукскую волость своего судью, который потребовал от местных «кулаков» освободить бедняков, арестованных за кражи. Ему стали угрожать. В ответ судья заявил о наличии в волости «контрреволюционного восстания». К нему на помощь приехал представитель уездного совета, и они вдвоем, столкнувшись с противодействием крестьян, отправили фиктивную телеграмму в Славгород с требованием прислать отряд в 200 бойцов с пулеметами. Когда коммунисты рассказали об этом собравшимся крестьянам, те тут же повиновались и освободили арестованных воров[478 - Папков С. А. Сибирская провинция в ХX веке. Краснозёрский район в контексте российской истории. 2?е изд. Новосибирск, 2011. С. 28–29.].

Британский дипломат и разведчик писал: «В эту раннюю эпоху большевизма опасность для телесной неприкосновенности и жизни исходила не от правящей партии, а от анархистских банд…»[479 - Локкарт Р. Буря над Россией. Рига, 1933. С. 227.] По мнению современного историка, пресловутое «триумфальное шествие Советской власти» в начальный период Гражданской войны было на деле «процессом беспорядочной расправы анархиствующих масс с контрреволюционерами – скорее потенциальными»[480 - Булдаков В. П. Красная смута. С. 444.]. Белое движение стало логичной самозащитой жизни и имущества от революционного насилия. Так, масштабное выступление донского казачества против красных являлось ответом на эпизоды большевистского террора против офицеров-казаков, священников и на повсеместное мародерство красногвардейцев[481 - Holquist P. Making War, Forging Revolution. P. 148–151.].

В показаниях комсостава отряда А. С. Бакича прямо указывается на террор как причину присоединения офицерства к белым. Так, генерал-майор А. С. Шеметов утверждал, что он два с половиной месяца скрывался в лесу – до самого восстания чехословаков, – поскольку уральское население расправлялось с офицерами и их семействами. А когда 12 казаков станицы Петропавловской Оренбургского войска ушли добровольно сдаваться в станицу Карагольскую, их там зарубили. Всего же в Карагольской и Урлядинской было убито 20 казаков. Поводом для генерал-майора И. И. Терванда (Смольнина) присоединиться к белым стал «массовый расстрел без суда и следствия офицерства» в Саратовской губернии[482 - Дело генерала Бакича: Сб. документов и материалов / Отв. ред. Д. Г. Симонов, А. И. Савин. Новосибирск, 2022. С. 100, 181.]. Первый глава Совета рабочих депутатов в Петербурге Г. С. Хрусталёв-Носарь летом 1918 года писал, что «на развалинах былого величия» воцарились «опьянелый свободой илот и красногвардейская уголовщина…»[483 - Сверчков Д. Ф. Г. С. Носарь-Хрусталёв. Опыт политической биографии. Л., 1925. С. 47.].

Придя к власти, большевики тут же узаконили террор, сначала де-факто, усиленно разжигая классовую ненависть. Военно-революционный комитет поселка Мотовилиха Пермской губернии в конце 1918 года печатно провозглашал: «Наши революционные совесть и долг велят нам расправляться со всеми палачами Русской и Международной революции, будь то сознательные палачи – буржуа, капиталисты и их наймиты, или бессознательные – темные рабочие и крестьяне»[484 - Известия. Пермь, 1918. 13 дек. (цит. по: Нарский И. В. Жизнь в катастрофе. С. 392).]. В апреле 1920 года Ленин вполне откровенно, как и позднее Бухарин, разъяснил значение казней классово близких, но «отсталых» лиц: «Про эти расстрелы мы открыто говорили… что мы насилие не прячем, потому что мы сознаем, что из старого общества без принуждения отсталой части пролетариата мы выйти не сможем»[485 - Ленин В. И. Полн. собр. соч. 5?е изд. М., 1963. Т. 40. С. 308.]. Л. Б. Каменев в июне 1920 года на пленуме Моссовета провозгласил: «Мы не буржуазия, а социалистическая республика и можем производить опыты, которых не в силах производить ни одно государство»[486 - Павлюченков С. А. Военный коммунизм в России. С. 240.].

На местах эти социальные опыты производились политиканами, которые управляли взбесившимися низами и нередко были тесно связаны с уголовщиной. В Харбине амнистированные каторжники с разрешения министра юстиции П. Н. Переверзева в 1917 году организовали свой профсоюз[487 - Воспоминания из архива генерал-лейтенанта Д. Л. Хорвата (часть 1) / Публ. А. В. Луговой // Новейшая история России. 2012. № 2. С. 196.]. В Барнауле в состав гордумы попал амнистированный в марте 1917 года каторжанин-уголовник Фролов, записавшийся в социал-демократы; по городу расхаживали и другие амнистированные уголовники с красными бантами на груди. Летом 1917 года депутат Томского народного собрания Л. А. Пичугин в селе Алтайском Бийского уезда не стеснялся в средствах: «С красными знаменами он и его приверженцы ходили по селу и арестовывали всех, стоящих на их пути»[488 - Сибирская жизнь. Томск, 1917. 4 октября. № 215; 22 июня. № 132. (Цит. по: Захарова К. Л. Мимикрия как способ политической адаптации в постфевральском политическом пространстве Сибири (март–октябрь 1917 г.) // Политическая адаптация населения Сибири в первой трети ХX века: Сб. статей. Новосибирск, 2015. С. 59.)].

Во властных структурах большевиков то и дело мелькали криминальные, опустившиеся личности, растратчики и мародеры, проводившие время в кутежах. Председатель Бакинского СНК С. Г. Шаумян в опубликованном газетном отчете о заседании Бакинского совета признавал, что к ним идет работать всякая шваль[489 - Морозова О. М., Трошина Т. И. Тыл войны без фронта. С. 16.]. Он же 23 июня 1918 года предупреждал Ленина: «В Туркестане у нас не очень благополучно. Я говорю сейчас об ответственных работниках. Сюда приехала делегация во главе с „Чрезвычайным Комиссаром“ Дунаевым. Публика очень подозрительная. Пьянствуют, развратничают, тратят десятки тысяч. Приехавший на днях оттуда наш товарищ передает, что это общее явление в Ташкенте»[490 - Ленин и Шаумян: Сб. документов / Сост. Х. А. Барсегян. Ереван, 1980. С. 151–152.].

Знаток Туркестана Г. И. Сафаров пояснял, что в этом регионе до 1917 года не было левых партий и что они торопливо организовались из городских низов только с появлением Советов, из?за чего «партии большевиков и левых эсеров с первых же дней сделались пристанищем значительного количества авантюристов, карьеристов и просто уголовных элементов»[491 - Сафаров Г. Колониальная революция (опыт Туркестана). М., 1921. С. 115.]. Грабежи со стороны русских красногвардейцев на фоне голода в селе привели к тому, что «…в мусульманской среде складывалось то роковое настроение по отношению к советской власти, которое выражалось в краткой формуле: „Скоро ли кончится русская слободка?“ – Русская слободка означала голодную смерть, красногвардейский налет на сложившийся веками национальный быт, расправы без разбора, поголовные конфискации и реквизиции, самочинные обыски»[492 - Там же. С. 132–133.].

В большевистских совдепах и ревкомах Степного края и Туркестана заседали авантюристы и проходимцы всех мастей. О председателе Перовского уездисполкома Сырдарьинской области Сафаров писал: «В Перовске [современная Кзыл-Орда] сидел… [Иосиф] Гержот, присужденный потом Реввоентрибуналом Туркфронта к расстрелу за свои „художества“, которые тысячам и десяткам тысяч киргиз стоили жизни»[493 - Цит. по: Сафаров Г. Колониальная революция (опыт Туркестана). Алматы, 1996. С. 157.]. Гержот, скромный чиновник почтово-телеграфной конторы, став в конце 1917 года председателем Перовского уездного совдепа, безраздельно и жестоко правил уездом до октября 1919 года. Именно здесь на территории Туркестанской республики – раньше, чем где бы то ни было, – началось проведение военно-коммунистических мер по реквизиции частной собственности, когда насильно забирали последнее, вплоть до юрт. Казахскому кочевому населению, составлявшему подавляющее большинство жителей Перовского уезда, пришлось бежать, и при этой вынужденной откочевке многие погибли. Как свидетельствовали очевидцы, «…Перовский исполком наводил ужас на население уезда. Все те, кто осмеливался указывать на неправильность действий со стороны исполкома, расстреливались»[494 - Медеубаев Е. И. Власть и социальные порядки в Степном крае и Туркестане в 1917–1921 гг.: механизмы и практики революционного насилия // 1917 год в российской провинции: Сб. научных статей международной научно-практической конференции, посвященной 100-летию Великой российской революции / Ред. О. А. Сухова. Пенза, 2017. С. 166–167.].

Прочие руководители Перовского уезда подобрались под стать Гержоту: председатель уездкома партии Трефилов, председатель уездЧК Архипов, председатель продкомитета Дворцов, зампредисполкома Чипков. Все они вместе с Гержотом были арестованы Особой Чрезвычайной комиссией ТурЦИКа в декабре 1919 года. В соседнем с Перовским Казалинском уезде в марте следующего года эта комиссия расследовала преступную деятельность Османа Миреева на посту товарища председателя уездисполкома[495 - Там же. С. 167–168.].

Один из основателей казахской государственности и литературы Сакен Сейфуллин тоже, возможно, оказался причастен к криминалу, что не помешало ему стать главой правительства республики. Советский работник Д. Адилов показывал в ОГПУ: «Через нашу степь в Ташкент проезжал Сейфуллин. <…> Он отобрал у одного казаха деньги, попал в тюрьму. <…> Он после освобождения доказывал свою невиновность и вот на этом съезде [в декабре 1922 года] попал в председатели Совнаркома»[496 - Движение Алаш (документы, следственные материалы, переписка). Алматы, 2011. Кн. 1. С. 44 (на казахском яз.).].

По свежим следам сами коммунисты национальных окраин очень резко оценивали деятельность собственных комитетов. А. Байтурсынов в статье «Революция и киргизы», опубликованной в газете «Жизнь национальностей» в ноябре 1919 года, писал так: «Наводила же на киргизов (казахов. – А. Т.) ужас октябрьская революция своими внешними проявлениями. <…> …Насилиями, грабежами, злоупотреблениями и своеобразной диктатурой власти. Говоря короче, движение на окраинах часто представляло собой не революцию (как обычно она понимается), а полнейшую анархию»[497 - Медеубаев Е. И. Власть и социальные порядки в Степном крае и Туркестане. С. 164.]. В 1920 году председатель ЦИК Калмыкии А. Чапчаев констатировал: «Большевизм калмыки понимали как вандализм, стремящийся все разрушить, уничтожить и сокрушить…»[498 - Чапчаев А. Выступления, речи, доклады: Сб. документов. Элиста, 1990. С. 11.]

Низкие моральные качества были природными для коммунистической номенклатуры как для антиэлиты – в большинстве регионов СССР даже 10 лет спустя после победы коммунистов то и дело фиксировались властные «гнойники» с вопиющими случаями полного разложения подолгу безнаказанно безобразничавших представителей правящих структур. Обильное проникновение авантюрно-карьеристского и люмпенского элемента во власть стало характерным для всех регионов страны с первых месяцев после коммунистического переворота.

В хакасской части Минусинского уезда новая власть состояла из амнистированных при Временном правительстве уголовных ссыльных: «отпущенные с заводов», они «были единственными представителями соввласти». В этом качестве советские работники не только конфисковали в свою пользу много скота туземного населения и даже орошенные и засеянные ими поля в Усть-Абаканской степи, но и притесняли хакасов организацией искусственных потрав, конфискуя за это часть скота[499 - ГАНО. Ф. П-1. Оп. 2. Д. 161. Л. 287–287 об.].

Большевик Кирилл Матюх в 1905 году за участие в терактах на территории Нежинского уезда Полтавской губернии был сослан в Туруханский край, откуда дважды бежал, а затем оказался «освобожден по ошибке». В конце 1917 года К. И. Матюх стал членом Красноярского совета[500 - Там же. Ф. П-5. Оп. 2. Д. 961. Л. 2, 5.]. Матрос-большевик П. Д. Старостин в 1906 году был осужден в Севастополе за участие в восстании на 20 лет каторги. В 1914?м бежал, арестован в Чите и дополнительно осужден «за грабеж почты – заставила необходимость». В 1917 году был амнистирован и служил в 18?м Сибирском стрелковом полку. В 1918?м Старостин снова вступил в компартию и стал членом Томского губисполкома, затем партизанил, воевал с отрядами Г. М. Семёнова. А потом ухитрился пролезть к белым и устроился комендантом лагерей военнопленных в Благовещенске. В ноябре 1919 года из Хабаровска Старостин прибыл в Новониколаевск, где сначала скрывался, а сразу после прихода красных снова оказался в «родной» пенитенциарной системе – заведующим домами принудработ[501 - Там же. Ф. П-36. Оп. 1. Д. 69. Л. 279–281 об.].

Один из барнаульских большевиков-красногвардейцев, который прошел с боями всю Сибирь, самокритично писал о событиях первой половины 1918 года: «…если разбираться здраво в положении прошлого [при] первой Сов[етской] Власти, ведь какой только сволочи не налипло в то время к ней, я… не ошибусь, что 90% было в ней уголовного элемента и различных брехунов…»[502 - Там же. Ф. П-5. Оп. 2. Д. 766. Л. 110 об.] И здесь нет особого преувеличения: представитель Наркомата продовольствия в Западной Сибири Г. А. Усиевич, характеризовавшийся товарищами как «беспощадный к врагам», летом 1918 года заявлял, что реквизиция хлеба для столиц не дала ожидаемых результатов, «так как реквизиционные отряды представляют собой пьяные банды»[503 - Павлюченков С. А. Крестьянский Брест, или Предыстория большевистского НЭПа. М., 1996. С. 57.], а наркомпрод А. Цюрупа 1 июня 1918 года телеграфировал в Омск требование проверить сведения ВЧК, согласно которым в конце марта на станции Омск имелось до миллиона пудов муки, «которая, не будучи отправленной в Россию, куда-то утекла»[504 - Кокоулин В. Г. Омск в годы революций: власть, политическая борьба и повседневная жизнь (февраль 1917 – май 1918 г.). Новосибирск, 2016. С. 361.].

Другой советский работник пояснял Совнаркому, куда «утекало» продовольствие:

Я ездил в Сибирь, в Омск, в Краевой Совет по поручению Вятск[ого] продов[ольственного] комит[ета], за хлебом для обсеменения всей губернии. Хлеба там много, есть чем прокормить всю Россию, но нам дали крохи… везде взятки и взятки не как прежде, [а] от 500 до 5000 [руб.] за вагон, и благодаря взяткам вместо хлеба везут табак (взятка 15 т[ыс.] за вагон), вот вам диктатура пролетариата! Раньше если и брали, то брали по чину и уж не так зверски[505 - Дробинин К. М. Опомнитесь! Что вы творите!.. // Слово. 1991. № 4. С. 79.].

Нелицеприятно высказался о «первой» советской власти и А. Т. Иванов – один из вождей армии А. Д. Кравченко в Енисейской губернии, эсер-максималист, бывший организатор «разбойных шаек», террорист и поджигатель помещичьих имений, осужденный в 1911 году всего лишь к ссылке: «…такая власть на местах создавала анархию… <…> Крестьянство избирало власть для того, чтобы было с кого требовать себе…, а так как потребности были разнообразны, то, естественно, дело все сводилось к мелочам и придиркам. И трудно было властям угодить своему хозяину-обществу. И была не власть на местах, а безвластие. <…> И эта анархия дала возможность сорганизоваться белогвардейщине»[506 - Комарова Т. С. Гражданская война в Енисейской губернии. С. 358.]. Делегат от петропавловских большевиков на Западно-Сибирском съезде РСДРП(б) в мае 1918 года признал, что к ним после взятия власти «примкнула часть темных элементов», но в начале текущего года была проведена чистка парторганизации и «примазавшиеся элементы были выкинуты»[507 - Курышев И. В., Гривенная Л. А. Социально-психологический облик и протестное движение крестьянства. С. 18.].

Власть была сильно поражена криминальным элементом, который оказался заметен в рядах красногвардейцев и партизан, ЧК и милиции, органах партийной и государственной власти. Это было характерно для всей России, захлестнутой агрессивной люмпенской стихией. Ниже будет показано, какие личности, скрыв даже самые тяжкие преступления, выдвигались в ходе социального переворота, составляя значительную часть вождей и их окружения в период «первой» советской власти (нередко сохраняя номенклатурное положение и после разоблачения).

Часть политических активистов начинала с обычного хулиганства. Главный партизан Крыма А. В. Мокроусов (1887–1959) в юности был известным на всю округу хулиганом и пьяницей, потом стал анархистом-боевиком, бежавшим от суда в Южную Америку. В своих мемуарах Мокроусов хвастливо поведал, как, плавая матросом на разных судах, без всякого повода убил «классового врага». Приметив в одном из вояжей богатого пассажира, он вдруг испытал приступ неукротимой ярости: «И такая меня злость взяла на этого гада, что готов был грызть корабельную цепь», – писал он потом в автобиографии. Ночью, дождавшись, когда «буржуй» вышел на палубу, Мокроусов ударил его по затылку и выбросил за борт, а затем, по собственному признанию, «от радости… даже пустился вприсядку, так после этого… стало легко и свободно»[508 - Ченнык С. «Готов был грызть корабельную цепь» и убивать // Первая Крымская: Информационно-аналитическая газета. 2005. 5–11 авг. № 85.].

Из дневниковых записей Ю. В. Трифонова следует, что его отец и дядя, Валентин и Евгений Трифоновы, крупные военно-политические деятели Гражданской войны, «…были сначала хулиганами в Темернике. Евгений носил красный пояс, и за поясом – нож»[509 - Трифонов Ю. Из дневников и рабочих тетрадей // Дружба народов. 1999. № 1. С. 83–84.]. От хулиганства братья перешли к разбоям: Евгений в 1903 году дезертировал из казачьей сотни и в составе шайки ростовских бандитов грабил городские окраины, а в 1904?м вступил в ряды РСДРП(б); что касается В. А. Трифонова, то этот большевик в 1905 году командовал боевой дружиной в Ростове и в 1906?м был выслан в Сибирь за «участие в группе, образованной с целью совершения грабежей и разбоев»[510 - Сведения И. Алабина. См. эл. ресурс: URL: http://novocherkassk.net/viewtopic. php?f=29&t=68368#p1063755 (дата обращения 6 марта 2023 года).]. Есть информация и о хулиганской юности видного красногвардейского командира в Западной Сибири П. Ф. Сухова[511 - [Эл. ресурс]. URL: http://www.gorno-altaisk.info/news/81988 (дата обращения 6 марта 2023 года).].

Часть будущих вождей после отбытия наказания, видя силу государства и разочарование общества вспышкой насилия в ходе революции 1905–1907 годов, отходила от антиправительственной деятельности, поджидая своего часа. Так, будущий глава Челябинского совета и Оренбургского губисполкома С. М. Цвиллинг совсем юным, в 1908 году, был осужден на 12 лет тюрьмы за «экспроприацию» – повторный грабеж аптеки, освободился досрочно и до самого 1917 года не занимался революционной работой, ограничившись симулированием болезни, чтобы не попасть на фронт[512 - Сафонов Д. А. Цвиллинг: легенда и реальность. Оренбург, 2006. С. 18–22, 27, 29.].

Польский социалист А. Р. Формайстер, осужденный в 1906 году на 20 лет каторги за грабеж, отягченный убийством беременной женщины, в 1917 году был освобожден и сколотил банду, которая занималась вооруженными налетами в Москве. Затем с помощью друзей-коммунистов Формайстер перешел в ВЧК и много лет занимал ответственные должности в контрразведке и разведке ОГПУ[513 - Папчинский А. А., Тумшис М. А. Щит, расколотый мечом. НКВД против ВЧК. М., 2001. С. 95–103.]. В сентябре 1918 года вновь созданную Нижнетагильскую ЧК возглавил местный рабочий Андрей Пузеев, но уже через несколько дней вскрылась его причастность к убийству женщины в дореволюционное время, за что он получил 12 лет каторжных работ, но скрылся от наказания. А. Е. Пузеева сняли с должности и исключили из партии[514 - Кашин В. В. Феномен создания органов госбезопасности на нижнетагильском заводе в 1918 году // Органы государственной безопасности на защите Отечества. Одиннадцатые уральские военно-исторические чтения, посвященные 100-летию Управления ФСБ России по Свердловской области: Сб. научных статей. Екатеринбург, 2018. С. 123.].

Токарь Мотовилихинского завода А. П. Пилюгин (1887–1959) вступил в РСДРП в 1905 году, но вскоре был отправлен на каторгу за убийство рабочего. В 1917 году, освободившись по амнистии, объявил убийство политическим и как старый большевик сделал карьеру: был членом коллегии Пермской губЧК и завотделом управления Пермской губернии. Другой юный уголовник, рабочий И. А. Куклев (Разин) (1889–1967), тоже имел большевистский стаж с 1905 года, но с 1907?го отбывал каторгу за вульгарный грабеж. В 1917 году был амнистирован и сразу выбран в совет, командовал партизанским отрядом под Иваново-Вознесенском, служил в РККА и ВЧК. В отставку он вышел полковником юстиции и даже получил место на Новодевичьем кладбище[515 - РГАСПИ. Ф. 613. Оп. 1. Д. 159, 201; Ф. 17. Оп. 41. Д. 26 (сведения К. В. Скоркина).].

Латыш-большевик Т. И. Козловский в 1907 году был осужден военным судом в Риге на 20 лет каторги за разбой и нападение на рижскую пивную лавку. Это преступление было признано настолько тяжким, что даже амнистия Керенского, несмотря на поданное прошение, разбойника не коснулась. Освободившись в конце 1917 года, Теодор Козловский немедленно восстановился в большевистской партии и до лета 1918 года работал в профсоюзах Западной Сибири, а при белых был организатором подполья. С 1919 года он подвизался в Особом отделе ВЧК 5?й армии, а в 1921–1923 годах уже являлся зампредседателя Ташкентской ЧК и начальником Амударьинского облотдела ГПУ[516 - Российский государственный архив новейшей истории [далее – РГАНИ]. Ф. 6. Оп. 1. Д. 157. Л. 147.].

Среди активных подпольщиков Черемховской организации в Иркутской губернии в 1919 году был И. С. Пестун, позднее член штаба партизанского отряда Л. Табакова. В начале 30?х годов этот бывший участник захвата Зимнего дворца работал председателем районной контрольной комиссии ВКП(б) в Иркутске и обвинялся в сокрытии уголовного прошлого. Выяснилось, что в январе 1908 года Игнатий Пестун, выдававший себя впоследствии за десятника боевой дружины в Петербурге (в которой якобы состоял в конце 1905 года), был осужден окружным судом к смертной казни, замененной 20 годами каторги, «за разбойное нападение с целью ограбления частной квартиры» и вооруженное сопротивление при задержании и до 1917 года находился в заключении. Также его обвиняли в подаче «прошения на высочайшее имя» о помиловании. Власти ограничились снятием Пестуна с ответственной работы и оставили в партии[517 - РГАНИ. Ф. 6. Оп. 2. Д. 939. Л. 97–97 об.; ГАНО. Ф. П-5. Оп. 3. Д. 233. Л. 1, 2. В августе 1938 года Пестун, на тот момент заведовавший Иркутским горземлетрестом, был арестован по статье 58-7-11 УК и год спустя освобожден с прекращением дела.].

Первый лидер Якутского ревкома и глава Ревштаба в конце 1919 – начале 1920 года Х. А. Гладунов ранее был коммунистом-экспроприатором, а потом попался на изготовлении фальшивых денег, за что получил каторжные работы. Летом 1918 года он деятельно участвовал в разгоне якутских властей, лично застрелив и ограбив мирового судью и следователя Ф. Н. Банковского, затем стал начальником милиции, а при бегстве от белых похитил кассу совдепа – 32 тыс. рублей. Оказавшись в тюрьме, Харитон Гладунов написал товарищам, обвинявшим его в краже, красноречивую записку: «Черкните, кому и сколько я должен дать»[518 - Тепляков А. Г. «Непроницаемые недра». С. 157.]. Самого Гладунова, впрочем, его товарищи уже к лету 1920 года с ответственной работы устранили[519 - Впоследствии Гладунов работал на золотых приисках и в 1926 году вместе с женой был убит бандитами.], но чистоты рядов не добились. Председатель Якутской губЧК в 1921 году и глава ревтрибунала С. Ф. Литвинов, как уверял один из видных местных большевиков, в прошлом являлся «атаманом шайки разбойников», а к 1922 году оказался владельцем изрядного количества драгоценностей и мехов – и те и другие были награблены у арестованных[520 - Из письма М. Афанасьева-Дьячковского «О прошлом» в ЦК РКП(б) от 19 июня 1923 г. // ЦА ФСБ. Ф. 2. Оп. 1. Д. 684а. Л. 158 об.].

После захвата в декабре 1919 года большевиками власти в Охотске (1500 километров севернее Хабаровска) они провели террор, активным деятелем которого был председатель одновременно следственной комиссии и ревтрибунала некий Швед – известный как «подделыватель золота из меди»[521 - Гутман А. Я. [Ган А.] Гибель Николаевска на Амуре: страницы из истории гражданской войны на Дальнем Востоке. Берлин, 1924. С. 275.].

А министром транспорта и одним из лидеров правительства Дальневосточной республики был анархо-синдикалист В. С. Шатов – бывший эсдек-экспроприатор, в 1906 году участвовавший в ограблении киевской сберкассы, что принесло революционерам 15 тыс. рублей, и бежавший затем в Соединенные Штаты[522 - АУФСБ НСО. Д. П-2853 (АСД по обвинению В. С. Шатова, 1936–1937). Т. 1. Л. 38.]. Американские социалисты, хорошо знавшие этого энергичного рабочего вожака, отмечали также «дикую разнузданность» его характера[523 - Вильямс А. Р. Путешествие в революцию. Россия в огне Гражданской войны. 1917–1918. М., 2006. С. 55.], в связи с которой Шатову сначала пришлось в бытность комендантом Петрограда побывать в конце 1918 года под арестом за пьяный дебош, а год спустя бегло ознакомиться с режимом столичной Бутырки. Американский разведчик К. Каламатиано, сидевший в одно время с ним, отметил: «Интересно дело Шатова – сидел за крупную взятку, слишком веселую жизнь, разврат и т. д., был одним из видных „деятелей“ в Петр[ограде], выпущен через несколько дней и сделан член[ом] Сиб[ирского] правительства!»[524 - Красный террор в Москве: свидетельства очевидцев / Сост., предисл. и коммент. С. В. Волкова. М., 2010. С. 242.]

Достоверность заметок информированного арестанта Каламатиано подтверждается материалами Петроградской ЧК, арестовавшей вместе с Шатовым его актрис-содержанок. Так, 18-летняя балерина Т. Горская призналась, что сначала жила с чекистом Н. И. Бахманом, а с февраля 1919 года сошлась с Шатовым, который платил ей за ночь 2 тыс. рублей, посещая каждые две недели. В домовый комитет бедноты шли заявления жильцов о грандиозных кутежах в трех квартирах дома на Коломенской, которые, вероятно, и навели чекистов на след высокопоставленного жуира. Актрисы и поставщики алкоголя отсидели за красивую жизнь по нескольку месяцев, после чего 31 августа 1920 года дело на них прекратили с зачетом предварительного заключения, постановив в отношении Шатова следствие продолжать[525 - Архив Управления ФСБ по Санкт-Петербургу и Ленинградской области. Д. П-9964. Т. 17. Л. 21, 22, 38, 43 об., 59–65, 135, 142–144, 204 (сведения доктора исторических наук В. С. Измозика).].

Но тот уже давно успешно руководил делами на другом конце страны, даже в формально другом государстве. В начале 1920 года Шатов, освобожденный по личному поручительству И. В. Сталина перед Политбюро ЦК[526 - РГАСПИ. Ф. 558. Оп. 2. Д. 6. Л. 1 (указано кандидатом исторических наук И. А. Курляндским).], вынужденно сменил Петроград на Сибирь и Дальний Восток, где более года являлся одной из ключевых политических фигур ДВР. Власть нередко одергивала короткой опалой зарвавшихся своих, а потом снова гладила по голове и назначала на крупные посты.

Одним из виднейших большевиков Приморья, лидером фракции РКП(б) и уполномоченным правительства ДВР во Владивостоке являлся Р. А. Цейтлин – известный до революции харбинский контрабандист опиума, возивший его крупными партиями в Москву из Маньчжурии с помощью целой сети агентов (вероятно, он так пополнял партийную кассу) и не раз сидевший в китайских тюрьмах. Энергично готовивший свержение меркуловского правительства и сначала скрывавшийся в японском штабе, Цейтлин был застрелен 16 октября 1921 года тремя офицерами на конспиративной квартире[527 - Гутман А. Я. [Ган А.] Гибель Николаевска на Амуре; РГВА. Ф. 221. Оп. 1. Д. 470. Л. 12.].

Хватало бывших террористов, экспроприаторов, жуликов и на всех прочих этажах власти Дальневосточного региона. Комиссар горной промышленности Николаевска-на-Амуре в 1918 году коммунист И. А. Будрин, зверски пытавший николаевцев с целью вымогательства золота, до революции судился за растрату. Адвокат В. Н. Чайванов, в августе 1920 года назначенный генконсулом ДВР в Монголии, а затем работавший управляющим делами ГПУ в Москве, в 1917 году в Иркутске был исключен из адвокатского сословия за растрату[528 - Гутман А. Я. [Ган А.] Гибель Николаевска на Амуре. С. 233; Тепляков А. Г. «Непроницаемые недра». С. 186.]. С криминальным миром был связан К. В. Русский (Бреслав), назначенный в декабре 1920 года (при коалиционном правительстве Приморья под руководством В. Г. Антонова) заместителем начальника Политохраны. Ранее Русский арестовывался за уголовный проступок, а весной 1923 года его исключили из РКП(б) за связь с «уголовной шайкой анархистов-максималистов»[529 - РГАНИ. Ф. 6. Оп. 1. Д. 297. Л. 68.].

Теракты во имя революции считались высшим подтверждением партийной лояльности. Председатель Читинской следственной комиссии А. П. Вагжанов в 1904 году вместе с сообщниками убил «провокатора»[530 - Партизаны Прибайкалья: воспоминания участников гражданской войны в Бурят-Монголии. Улан-Удэ, 1957. С. 241–245.]. Работник Никольск-Уссурийской городской управы и член Народного собрания А. С. Лапа, в 1921 году работавший директором ГПО ДВР, имел «заслуженное» прошлое: в городе Конотопе Черниговской губернии после первой русской революции «сошелся с максималистами и с т. Панисицким организовали убийство жандарма Гусакова» (1907 год), а в феврале 1911 года скитавшийся по стране Лапа «поступил в Никольск-Уссурийские ж[елезно]д[орожные] мастерские, где[,] кажется[,] к июню месяцу организовал убийство ротмистра Яковлева, которое убийство кончилось только ранением». Несмотря на то что Лапа в 1917–1918 годах «участвовал во враждебных соввласти выступлениях», он был принят в члены РКП(б) и сделал карьеру[531 - РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 100. Д. 17666. Л. 2 (автобиография А. С. Лапы); Ф. 372. Оп. 1. Д. 207а. Л. 66.].

Будущий премьер Дальневосточной республики П. М. Никифоров в 1909 году организовал с двумя солдатами кровавую «экспроприацию» почты на Иркутско-Ленском тракте. Как вспоминал Никифоров, «забрали только небольшую сумму, рублей двести, и два револьвера». Однако после ареста экспроприатора приговорили к повешению, заменив затем смертную казнь на 12 лет каторжных работ. (Для сравнения: сокамерник Никифорова получил шесть лет каторги за покушение на чиновника – заведомо более тяжкое преступление, чем грабеж на скромную сумму.) Компетентный эмигрантский источник поясняет причину сурового приговора: при «эксе» были убиты почтальоны, чьи револьверы, вероятно, и достались налетчикам. Мемуаристу, который с симпатией описывал матерых уголовников-смертников, сопротивлявшихся охране Иркутской тюрьмы, вспоминать о двух трупах за две сотни рублей показалось неудобным…[532 - Никифоров П. Муравьи революции. С. 128, 133–135, 158–164; Гутман А. Я. [Ган А.] Гибель Николаевска на Амуре. С. 18.]

В конце 1909 года будущий секретарь Дальбюро ЦК РКП(б) П. Ф. Анохин был приговорен Санкт-Петербургским военно-окружным судом к повешению за покушение на жандарма, затем помилован и отправлен на каторжные работы. Командир партизанского отряда, член Учредительного собрания и Народного собрания ДВР, военком пограничных войск ДВР П. А. Аносов в 1907 году получил 10 лет за попытку «экспроприации» кассы и хранение бомб[533 - Василевский В. И., Жеребцов Г. А. Энциклопедия Забайкалья: Читинская область: В 4 т. Новосибирск, 2004. Т. 2. С. 54.]. (Впрочем, и благополучно работавшие при Колчаке управляющие Иркутской губернией и Нижнеудинским уездом эсеры П. Д. Яковлев и М. А. Кравков тоже судились при царской власти за экспроприации и хранение взрывчатки.)

Часть разоблачительных сведений об уголовниках на советской службе тогда же попадала в прессу. Известный благовещенский большевик Ф. Н. Мухин, свергший в начале 1918 года эсеровскую власть в Амурской области, участвовал в изготовлении и сбыте фальшивых денег, за что его подельники отправились на каторгу, а Мухин, вероятно за помощь следствию, через два месяца вышел на свободу. Владелец кузнечной мастерской, он арестовывался в 1908 и 1914 годах за подлог и на второй раз получил год арестантских работ. Исключенный из партии в июле 1917 года как бывший уголовник, Мухин уже в ноябре объяснял, что совершал преступления «ради спасения от голодной смерти своих товарищей, терпевших нужду». Общее собрание большевиков Благовещенска, выслушав Мухина, признало его «вполне искупившим свое прошлое» и восстановило в партии[534 - Шишкин В. И. Мухин Федор Никанорович // Россия в Гражданской войне. 1918–1922: Энциклопедия в трех томах. Т. 2. С. 530.].

Одна из газет утверждала, что безграмотный Михайлов, назначенный красногвардейцами 27 февраля 1918 года начальником милиции Кузнецка, был содержателем городских кабака и публичного дома[535 - История Кузбасса: в трех томах. Кемерово, 2021. Т. 2. Кн. 1. С. 254.]. Член Красноярского совета В. Г. Солдатов в юности прошел через тюрьму и каторгу как убийца отца (за издевательства над матерью), потом, уже в армии, был осужден за хулиганскую выходку в красноярском театре, затем активно действовал в Красной гвардии, а после ее разгрома в Даурии скрылся и выдавал себя за организатора подполья в Минусинском уезде. Однако, выставив летом 1919 года свою кандидатуру в гласные Минусинской городской думы, был разоблачен как судимый за мошенничество. Впрочем, после возвращения красных его карьера, несмотря на три уголовные судимости, развивалась уверенно[536 - Шекшеев А. П. Гражданская смута на Енисее. С. 476–477.].

Комендантом Иркутска летом 1918 года стал недавно примкнувший к большевикам уголовник А. Шевцов, отбывавший в свое время бессрочную каторгу. В составе Центросибири (ЦИК Советов Сибири) был левый эсер и «ненормальный морфинист» Г. Цветков – один из создателей Красной гвардии на Забайкальской железной дороге. После неудачной попытки установления советской власти в Чите Цветков вернулся в Иркутск и 20 января 1918 года был задержан пьяным в бильярдной за то, что застрелил партнера по игре. Через несколько дней он был исключен из состава Центросибири, и следы убийцы на этом теряются. Начальником Главштаба Красной гвардии после Цветкова стал Н. И. Арцыбашев – по сведениям прессы, «не менее известный в Иркутске рыцарь зеленого поля» (т. е. бильярдист)[537 - Хипхенов Г. И. Правда и «кривда» о красных отрядах. С. 159, 160, 253.]. Зампредседателя Комиссии по борьбе с контрреволюцией Иркутского губисполкома К. Т. Лагошный, анархо-коммунист, в 1910 году был осужден на 2 года 8 месяцев каторги за рассылку угрожающих писем с требованием денег для партийных целей[538 - РГАСПИ. Ф. 372. Оп. 1. Д. 403. Л. 19–20; Политическая каторга и ссылка. Биографический справочник членов Общества политкаторжан и ссыльнопоселенцев / Под ред. М. М. Константинова. М., 1934. С. 345.].

В Иркутской губернии уголовный Михеев (турок по национальности, «был общим любимцем среди бывших уголовных ссыльных черемховцев») стал председателем Черемховского совета, но очень обиделся на статью в иркутской газете, где его прямо назвали уголовником, и «ушел от работы на время, ругая всех политиков и проклиная законы». В состав Черемховского совета входил и некто Кузнецов – «коллега» Михеева по каторге (оба погибли летом 1918 года в боях с белыми)[539 - Буйских А. Н. Революционные очерки. Кн. 1. С. 98.]. В начале 1918 года уголовники, заявив о принадлежности к анархизму, образовали и совет, и Красную гвардию в селе Троицком Голуметской волости Черемховского уезда, вскоре вызвав своими бесчинствами восстание крестьян.

Причастные к убийствам нередко проникали в большевистские правоохранительные структуры. Типичная в данном смысле фигура – К. А. Лихтарович (1897–1937). Этот белорус из дворян города Вильно, имевший среднее образование и участвовавший в мировой войне, за убийство генерала на Юго-Западном фронте 14 февраля 1917 года был осужден к расстрелу, но вскоре оказался помилован в связи с амнистией. Вступил в РСДРП(б), с мая по июнь 1918 года служил в Красной гвардии, будучи членом следственной комиссии и следователем по особо важным делам Бийского совдепа. С 18 июня 1918 года по 1 января 1920?го сидел в тюрьме, следственной комиссией Временного Сибирского правительства был осужден на 15 лет каторги. В 1920 году являлся временно исполняющим должность секретаря Бийского уездного ревкома, начальником Бийской горуездной милиции. В 1922 году Лихтаровича исключили из РКП(б) за служебные преступления и нарушение партдисциплины[540 - ГАНО. Ф. Р-1. Оп. 1. Д. 53а. Л. 180; Ф. П-1. Оп. 1. Д. 148. Л. 13; Гришаев В. Ф. Дважды убитые (К истории сталинских репрессий в Бийске). Барнаул, 1999. С. 45, 53, 62.].

Чисто уголовные преступления ответственных коммунистов начались немедленно после захвата власти. Известный большевик и член Красноярского совета рабочих и солдатских депутатов Бляшко, в прошлом сотрудник газеты «Красноярский рабочий», 26 ноября 1917 года в пассажирском поезде на перегоне Зыково–Сорокино убил с целью ограбления девушку. Избитого толпой и арестованного, его, однако, вскоре освободили под денежный залог. Позднее Красноярский народно-революционный трибунал приговорил убийцу к незначительному наказанию – полутора годам заключения с заменой штрафом в 6 тыс. рублей. А 25 декабря 1917 года «распоряжением совдепа на свободу из Красноярской тюрьмы вышли арестанты, содержавшиеся за кражи и самогоноварение»[541 - Шекшеев А. П. Уголовная стихия на Енисее. С. 97.].

Убийства не мешали карьере. Георгий Абросимов, работавший в 1917–1918 годах секретарем Хабаровского крайсовета, вспоминал (в 1962 году) об убийстве священника как об «интересном случае». Осенью 1917 года, в период выборов депутатов Учредительного собрания, этот молодой агитатор расклеивал в Хабаровске большевистские плакаты и вступил в конфликт со священником Михайловым: «Прочитав плакат, поп… обозвал [меня] „нехристем“, „германским шпионом“, „богоотступником“ и т. д. <…> Я не выдержал (молодость, горячность, усталость) – выстрелил в него. <…> Что ж, одним гадом на свете стало меньше»[542 - [Эл. ресурс]. URL: http://naslednik-dv.livejournal.com/68473.html (дата обращения 6 марта 2023 года). Сведения хабаровского краеведа А. С. Колесникова.].

Уголовные убийства совершали и первые лица регионов. Показательна судьба В. И. Устиновича, большевика с 1904 года, который, несмотря на скверную репутацию в революционной среде, в 1918 году стал председателем Алтайского губисполкома и начальником барнаульской Красной гвардии. Удачно бежавший от белых после переворота, он получил назначение начальником мобилизационного отдела штаба Северного фронта, а затем возглавил Вологодский горком РКП(б) – как раз в период проведения жесточайшего красного террора: летом и осенью 1918 года в 56-тысячной Вологде было арестовано более 2 тыс. человек[543 - Маликов В. На Северном плацдарме. Вологда, 1963. С. 142.]. Кровавая вседозволенность прямо сказалась на облике первого коммуниста Вологды. Пригласив вечером 21 октября к себе в номер гостиницы якобы для работы с документами сотрудницу аппарата губисполкома, 22-летнюю Клавдию Димакову, пьяный Устинович ее изнасиловал. Утром жертва пригрозила насильнику: «Ты жить не будешь, вино было отравлено» (за несколько дней до этого в Вологде одна из жительниц отравила шестерых красноармейцев). Невменяемый от спиртного, Устинович тут же выстрелил Димаковой в лоб и убил наповал. Преступника почти сразу исключили из партии, а 3 ноября 1918 года он был спешно расстрелян по приговору Реввоентрибунала 6?й армии[544 - Булдаков В. П. Красная смута. С. 489; Морозова О. М., Трошина Т. И. Тыл войны без фронта. С. 239 (ошибочно именуется Усталовичем); ГАРФ. Ф. 1005. [Архивно-следственное дело (далее – АСД) по обвинению В. И. Устиновича, сведения Ю. И. Гончарова]. [Эл. ресурс]. URL: http://siberia.forum24.ru/?1-9-240-00000102-000-0-0-1403871646 (дата обращения 6 марта 2023 года).].

Новая власть повсеместно выглядела сборищем уголовников (идейных и обычных), призывавших громить «буржуев» и уничтожать «врагов народа». Продовольственные отряды из революционных солдат и матросов, во множестве и с неограниченными полномочиями посылаемые Лениным и Свердловым из Петрограда и Москвы в провинцию, нередко заодно свергали местную власть и устанавливали советские порядки. Так, в декабре 1917 года советскую власть в Кустанае ввел прибывший за хлебом отряд из 50 балтийских матросов во главе с В. М. Чекмарёвым[545 - Гвоздев К. А. В степях кустанайских // Из истории Октябрьской революции и гражданской войны в Казахстане. Алма-Ата, 1962. (Труды Института истории, археологии и этнографии им. Ч. Ч. Валиханова. Т. 13.) С. 161.]. Известны и карательные набеги красногвардейцев на те местные органы власти, которые игнорировали большевистские распоряжения либо свергали советы. В декабре 1917 года отряд екатеринбургских и уфалейских красногвардейцев внезапным налетом объявился в Тюмени и разогнал «кулацкий совет». За четыре дня своего пребывания в Тюмени красные забрали у местного населения золотые монеты и вещи (примерно на 20 млн рублей) и увезли в Екатеринбург[546 - Поршнева О. С. Репрезентация вооруженного противостояния в условиях Гражданской войны в воспоминаниях рабочих/большевиков Урала // История в эгодокументах: исследования и источники / Институт истории и археологии Уральского отделения РАН. Екатеринбург, 2014. С. 110; Кононенко А. А. К вопросу об установлении советской власти в Тюмени в 1918 году // Вестник Тюменского государственного университета. 2006. № 2. С. 223.].

В Вятке некоторое время действовали сразу три пришлых вооруженных отряда, что породило целый ряд болезненных конфликтов. Так, летучий отряд Л. Журбы, по воспоминаниям большевика П. Федяева, в феврале–марте 1918 года без ведома Котельнического уездного исполкома «взыскивал с буржуазии контрибуцию, проводил конфискацию товаров и продуктов, расстреливая грабителей без суда и следствия…». В Котельничах Журба незаконно расстрелял 20 горожан и собрал с населения 312 тыс. рублей. Глава Уральского облисполкома А. Г. Белобородов сообщил, что Журба получил огромные полномочия от центральной власти и арест его невозможен. Следствие поэтому пришлось проводить «осторожно», причем выяснилось: «…имеется целая сеть преступных организаций, которая связана с Пермью». Белобородов известил В. И. Ленина, Н. И. Подвойского и Л. Д. Троцкого о деятельности Журбы, но мер к задержанию последнего принято не было[547 - Тимкин Ю. Н. «Лапинская авантюра» в Вятке в марте 1918 г. // Вопросы истории. 2017. № 8. С. 52–53.]. Очевидно, что здесь сработал ленинский принцип опоры на «людей потверже» – им всегда находилось применение.

В конце марта 1918 года вятские большевики постановили реорганизовать местную Красную гвардию, пронизанную уголовным элементом и занимавшуюся самочинными арестами, обысками и конфискациями[548 - Нарский И. В. Жизнь в катастрофе. С. 220.]. Как заявил один из расследователей, весной 1918 года в Вятке «…власть была гнила. Да и не власть то была, а пьяная компания, развращавшая матросов»[549 - Тимкин Ю. Н. «Лапинская авантюра» в Вятке. С. 44–56.]. Вятский советский работник в апреле 1918 года восклицал в письме к секретарю Совнаркома В. Д. Бонч-Бруевичу: «Из кого состоят Советы и Красная гвардия? Здесь [в Пермской губернии] я нагляделся, это всё отбросы общества, хулиганы, воры, пьяницы, убийцы»[550 - Дробинин К. М. Опомнитесь! Что вы творите! С. 79.].

Не очень многочисленные сибирские революционеры местного происхождения были маргинальными людьми, отвергавшими правила общежития и спокойно относившимися к уголовщине. В алтайской Волчихе, насчитывавшей к 1917 году 1350 дворов, проживали осужденные в период первой русской революции большевик Семён Усырев и его брат, Павел Усырев (эсер с 1904 года, отбывший 12-летнюю каторгу, член Учредительного собрания), а также неграмотный местный крестьянин Дмитрий по кличке Моргун, который ранее отбыл ссылку в Нарыме. Население Волчихи помнило бурный период первой русской революции, что, по словам мемуариста, вылилось в те «практические мероприятия 1914 года, во время мобилизации», которые проводили, «разбивая винные лавки, гоняясь за лесной стражей и полицией». Таким образом, многие села к 1917 году имели своих хорошо знакомых «вождей»[551 - ГАНО. Ф. П-5. Оп. 4. Д. 1039. Л. 5.], готовых к погромам и классовой резне именно как к «практическим мероприятиям».

Бывало, что местные советы спокойно относились к уголовным шайкам или персонам, не препятствуя их бесчинствам. Схваченный и осужденный еще при самодержавии «знаменитый» уголовник Дзюрга весной 1917 года оказался по амнистии на свободе и организовал новую шайку, неплохо уживавшуюся с красными властями Енисейской губернии. Эта банда, совершившая до 30 убийств, долго наводила ужас на жителей северной части Минусинского уезда. И только после бегства красных летом 1918 года Дзюрга был сразу арестован на руднике «Юлия» и доставлен в Минусинск[552 - Шекшеев А. П. Уголовная стихия на Енисее. С. 102.]. Один из видных сторонников большевиков в уездном городе Берёзове Тобольской губернии, бухгалтер П. И. Сосунов, в марте 1918 года подрался в кинотеатре с солдатом, «ярым монархистом», и застрелил его из револьвера, причем от одного из выстрелов также погиб посторонний человек. Избежав наказания, Сосунов вскоре участвовал в большевистском перевороте[553 - Цысь В. В. Север Западной Сибири в период Гражданской войны. С. 50, 51.].

Большевики по всей стране сознательно использовали криминал в своих целях, взамен разрешая ему грабежи и насилие. В мае–июне 1918 года Шадринский уезд Пермской губернии был охвачен огнем крестьянских восстаний. Мемуарист писал про «аресты, обыски, расстрелы… грабежи, выпуск из тюрьмы уголовных преступников, даже таких, как Петров и Кокшаров…»[554 - Кашеваров М. С. Красная страничка из истории 4?го Уральского полка (Далматовский бой 11?го июля 1918 г.). По воспоминаниям участников и архивным материалам. Шадринск, 1928. С. 16.]. Действительно, М. Х. Петров (матрос-анархист, бывший член ЦК Балтфлота, местный комиссар административно-уголовного отдела) и Н. В. Кокшаров (уездный комиссар народного образования) в апреле 1918 года были арестованы за грабежи шадринских «буржуев». Тем не менее, чтобы справиться с нарастающим социальным протестом, шадринские большевики разрешили этой двоице набрать из местных уголовников добровольческий «Прорывной партизанский отряд левых эсеров и анархистов», помогли вооружить и экипировать его. В июне 1918 года в отряде Петрова было 70 штыков, что составляло 8% общей численности войск красных на Шадринском направлении[555 - Вебер М. И. Уральская провинция в начале Гражданской войны. С. 74.]. Составленный из случайных и криминальных персонажей отряд пьянствовал, в боях почти не участвовал и вскоре разбежался, причем арестованных «прорывников» белые со временем отпустили под денежный залог. Для характеристики шадринских следственных и военных красных властей отметим, что изъятое у Петрова при аресте золото и серебро бесследно исчезло; через год с небольшим Петров вернулся в Шадринск и был повышен в должности, подвизаясь уездным военкомом[556 - Вебер М. И. «Громкий по названию, но жалкий по своему делу и печальной памяти» // Вестник музея истории Екатеринбурга. 2016. Вып. 2. С. 6–7.].

Жестокость новых порядков неуклонно нарастала. Даже в сравнительно «вегетарианские» первые месяцы 1918 года, когда органы ВЧК были слабы, произвол большевистской власти, опиравшейся на отряды красногвардейцев и милицию, не ограничивался массовыми реквизициями, конфискациями, закрытием оппозиционных газет, произвольными арестами. Уже в конце 1917 года и начале 1918?го красные с исключительной жестокостью истребляли офицеров, священников, интеллигенцию, казаков на территориях Крыма[557 - См.: Соколов Д. В. Таврида, обагренная кровью. Большевизация Крыма и Черноморского флота в марте 1917 – мае 1918 г. М., 2013.], Придонья, Украины, Туркестана, уничтожив тысячи людей. В других регионах террор разгорался медленнее, но не было в России таких мест, где не происходили бы многочисленные самосуды на почве имущественной и политической вражды[558 - Трошина Т. И. Крестьянские «самосуды» в революционную эпоху: актуализация коллективного опыта (на материалах северных губерний Европейской России) // Российская история. 2012. № 2. С. 193–201.].

Например, одним из первых актов уничтожения большевиками своих противников в Прикамье стало тайное убийство в Кунгуре в ночь на 6 (19) февраля 1918 года (с последующим утоплением тел в проруби) супругов Агеевых за якобы «участие в заговоре против Советской власти». Видный местный деятель и благотворитель А. Г. Агеев возглавлял Кунгурское отделение партии кадетов. Дом Агеевых был разграблен; заодно с ними убили еще семерых горожан. Руководил расправой начальник карательного отряда и будущий видный пермский чекист А. Л. Борчанинов[559 - Быстрых Т. «Пьяный обыск». Неизвестные страницы биографии пермского чекиста А. Л. Борчанинова // Вечерняя Пермь. 1990. 7 июля; Одегов В. Кровавый вторник // Искра. Кунгур, 2018. 6 февр. С. 4.]. А на городском кладбище Оренбурга, по сведениям местных эсеров, менее чем за полгода большевистского правления оказалось погребено до 400 расстрелянных офицеров и чиновников[560 - Сафонов Д. А. Легенда о «казачьем мятеже» // 1743. Историко-литературный альманах. Оренбург, 2000. № 1. С. 57.].

Казачество было атаковано не только на юге, но и на Урале и в Сибири. Пресловутые «посланцы промышленных центров и рабочих поселков», выбивавшие продовольствие, особенно жестоко обращались с казачьим населением. Вытеснив 18 января 1918 года из Оренбурга верные атаману Дутову силы, большевики сразу произвели аресты «врагов», в которые зачисляли без разбора всех «бывших»; в течение одного дня в Оренбурге арестовали свыше 100 офицеров, часть которых позднее была расстреляна[561 - Борисов В. Г. Факты и мифы из жизни С. М. Цвиллинга // Исторические чтения. Челябинск, 1998. Вып. 4: Материалы научной региональной конференции «Крушение царизма и гражданская война на Урале» (1997). С. 201.]. В начале 1918 года на территории Оренбургского казачьего войска хозяйничали десятки красногвардейских отрядов. Делегатами I Оренбургского губсъезда Советов они прямо именовались «бандой хулиганов»[562 - Махрова Т. К. Казачество Урала и власть. М., 2004. С. 251.]. Верхнеуральский и Троицкий уезды, где казаки усиленно отбивались от продотрядов, получили за это красный террор не только с казнями по малейшему поводу, но и с артобстрелами станиц – к началу лета 1918 года «было сожжено около 4 тыс. жилых и хозяйственных построек в 19 станицах». Современный автор оценивает террор продотрядов как «составную часть войны города против деревни», сопротивлявшейся большевикам[563 - Нарский И. В. Жизнь в катастрофе. С. 217.].

В июне 1918 года главнокомандующий партизанскими силами на Южном Урале подъесаул И. Д. Каширин издал следующее воззвание:

В контрреволюционных станицах и поселках не оставлю камня на камне. Думай, пролетарий, и вырезай ножами, косами, прокалывай вилами, руби топорами эту сволочь, что идут за чехословаками во главе с мерзавцами-офицерами. В доказательство того, что говорю не слово, а дело, привожу пример восставшего во главе с кучкой бандитов поселка Кидышевский, который артиллерийским огнем революционных войск, моих отрядов уничтожен дотла. Казаки-богачи и господа офицеры, знайте: мы не расстреливаем вас, нет, нам жалко пуль на такую сволочь, как вы, мы рубим вас и отдаем на съедение собакам[564 - Махрова Т. К., Морозов Е. Г., Братанов Н. М. Казачество и Советская власть // Челябинская область: энциклопедия в 7 томах. Челябинск, 2004. Т. 3. С. 26.].

Коммунисты жестоко преследователи и националистов, уклонявшихся от их влияния. В феврале 1918 года Цвиллинг приказал арестовать организаторов башкирских добровольческих отрядов в Таналыково-Баймаке. «…Прибывший 21 февраля из Орска отряд красногвардейцев под командой Баранова… после всевозможных пыток расстрелял арестованных», которых было «от 20 до 25 человек, в том числе 2 члена Башкирского правительства, военный врач, прапорщик Магазов и юрист Идельбаев, 4 польских офицера и солдаты добровольческого отряда». Перед расстрелом пьяные красногвардейцы издевались над арестованными, после расстрела шевелившиеся «были добиты и заколоты штыками»[565 - Хусаинов А. С. Февральский инцидент 1918 года в Таналыково-Баймаке // Вестник Башкирского университета. 2014. Т. 19. № 3. С. 1075–1079.].

Если взять другие национальные районы России, то на территории Восточного Туркестана большевики не пускали мусульман в органы власти и вооруженной рукой в январе 1918 года ликвидировали Туркестанскую (Кокандскую) автономию, причем февральский штурм Коканда русско-армянскими отрядами закончился убийством порядка 3 тыс. человек, разрушением и сожжением почти всей мусульманской части города, которую предварительно и с разрешения командования красные войска грабили в течение трех дней[566 - Подпрятов Н. В. Борьба против Советской власти в Восточном Туркестане в 1917–1921 гг. // Тоталитаризм в России (СССР) 1917–1991 гг.: оппозиция и репрессии: Материалы научно-практической конференции. Пермь, 1998. С. 15.]. Секретарь ЦК КП(б) Туркестана И. Сольц писал, что в ходе восьмидневных боев за Кокандскую автономию, охарактеризованных им как бойня безоружных полупролетарских и мелкобуржуазных мусульманских масс, «родилось басмачество как широкое национальное движение, направленное против русской власти»[567 - Известия ЦИК Туркреспублики. 1921. 25 мая.].

Вскоре последовал авантюристический поход председателя СНК Туркреспублики Ф. И. Колесова с целью захвата Бухарского эмирата. Появление красногвардейских частей в Бухаре и окрестностях сопровождалось массовыми грабежами, мародерством и убийствами мирного населения, которое в итоге оказалось крайне озлоблено против русских. Командующий группой войск РККА в Фергане М. Сафонов, анализируя причины роста повстанчества, отмечал, что «ограбленные родственники убитых и изнасилованных, избитые» превращались в кровных мстителей, примыкая к басмачам[568 - Гражданская война в Степном крае и Туркестане (1918–1921 гг.). С. 134–135.].

Рано началась Гражданская война и на территории современного Казахстана. Семиреченский войсковой атаман А. М. Ионов писал в апреле 1919 года А. В. Колчаку о драматических последствиях столыпинского переселения в область до 200 тыс. «отбросов Европейской России», главной движущей силой которых стала зависть к зажиточным казакам и крестьянам-старожилам[569 - Кирмель Н. С., Хандорин В. Г. Карающий меч адмирала Колчака. С. 216.]. В Семиреченской области с конца 1917 года велась почти непрерывная борьба красногвардейских отрядов (преимущественно из новоселов) с формированиями Семиреченского казачьего войска. Против казачества шла война на уничтожение. Когда в апреле 1918 года казаки во главе с хорунжим Бортниковым совершили налет на город Верный, освободив войскового атамана, в ответ по решению областного совнаркома был проведен террор против интеллигенции и «богатого класса»: в Верненской тюрьме убили до 40 человек, в том числе члена Турккомитета О. А. Шкапского, видного общественника, «исключительно энергии которого Семиречье обязано введением городских и земских самоуправлений»[570 - Аманжолова Д. А. Казахский автономизм и Россия. История движения Алаш. М., 1994. С. 58.].

К концу мая 1918 года советские войска за отказ отдать хлеб разгромили казачьи станицы, примыкавшие к Верному. В станицах красные убивали всех офицеров, священников, интеллигентов, многих рядовых казаков. В Больше-Алматинской станице каратели вывели всех сдавшихся мужчин на площадь и расстреляли. Разграбив хозяйства, большевики сожгли станицы, выселки и хутора, оставив без крова 6 тыс. семей. Для окончательного подавления в Северное Семиречье из Верного в начале июня был направлен красногвардейский отряд И. Е. Мамонтова численностью в 1200 сабель. Двигаясь на север, каратели оставляли «реку крови от истребления казаков и их сочувственников»: 19 июня произвели массовые казни в станице Копальской, затем разгромили три крупных селения на тракте от Сергиополя к китайскому городу Чугучаку (станицу Урджарскую и старожильческие села Маканчи и Бахты), причем остававшиеся на месте жители были перебиты, а «окрестные киргизы (казахи. – А. Т.), не успевшие откочевать, вырезаны большевиками включительно до грудных младенцев»[571 - Там же. С. 47.].

В богатом поселке Маканчи (Ивановское) красные 14 июля убили всех обнаруженных женщин и детей, забросав их телами колодцы, а сам поселок сожгли. Разложение трупов в жару сделало уничтоженное селение в полном смысле мертвым местом: из белых частей 16 августа 1918 года докладывали, что занять сожженный Маканчи не удалось, поскольку там «все… заполнено трупами и даже в колодцах, почему подойти к Маканчам нельзя». В этом поселке был «зверски сожжен» и член Учредительного собрания алашординец Отунчи Альджанов. Больше всего пострадала Садырская волость Лепсинского уезда, где вырезали свыше 5 тыс. жителей. Военные сводки белых отмечали: «Большевиками уничтожены целые киргизские волости»[572 - Движение Алаш: Сб. документов и материалов. Алматы, 2005. Т. 2. С. 315–323; Аманжолова Д. А. Казахский автономизм и Россия. С. 58.].

Бешеное вырезание казахского населения Семиречья объяснялось не только его враждебностью к большевикам, но и свежей памятью о жестокостях восстания 1916 года[573 - Ганин А. В. Кровавые уроки шестнадцатого года. Восстание 1916 г. в Семиреченской области // Журнал российских и восточноевропейских исторических исследований. 2016. № 1 (7). С. 94–124.], когда в Туркестане пострадало 8 тыс. русских семей, из которых 6 тыс. потеряли все имущество (особенно в Семиречье). Дипломатический чиновник писал, что дома беззащитных русских переселенцев Семиречья казахами сжигались, имущество расхищалось, «мужское население беспощадно вырезалось, а женщины и дети уводились в горы, где подвергались всяческим надругательствам…»[574 - Особые журналы заседания Совета министров Российской империи. 1916 год. М., 2008. С. 605–606; Чиркин С. В. Двадцать лет службы на Востоке: записки царского дипломата. М., 2006. С. 256.]. В Семиреченской области за 1916 год было сожжено 1300 усадеб, убито 1905 русских, а 1105 пропало без вести (в основном исчезли женщины, уведенные в плен)[575 - Зорин А. Н. Революционное движение в Киргизии (северная часть). Фрунзе, 1931. С. 18, 19; Восстание 1916 г. в Средней Азии и Казахстане: Сб. документов / Ред. А. В. Пясковский. М., 1960. С. 64, 88–90, 271, 415.]. Вернувшиеся с фронта в 1918 году русские крестьяне-переселенцы яростно мстили казахскому населению за разорение своих хозяйств в ходе восстания.

Сведения о невиданном красном терроре в Семиречье немедленно и широко распространились. Российский консул в Урумчи А. Л. Дьяков телеграфировал в Пекин 19 июня, что большевики «…в Верном и уезде учинили зверства[,] небывалые доселе нигде. Каторжане заседают комиссарами, грабят, убивают противников, сжигают живьем и насилуют массу женщин. Ужас Семиречья небывалый. Китайских подданных мусульман перебито пока свыше тысячи». О том же писал и российский консул в Кульдже: большевики Семиречья – лица с уголовным прошлым, которые поголовно истребляют казаков и мусульман, сжигают живьем брошенных при бегстве женщин[576 - Кузьмин С. Л. История барона Унгерна: опыт реконструкции. М., 2011. С. 416–417.]. Местное казачество и представители казахской Алаш-Орды 29 июня 1918 года телеграфировали в штаб Степного Сибирского корпуса, Семиреченскому войсковому атаману и в Алаш-Орду: «В Верненском уезде совершенно уничтожены станицы Малая, Большая, Каскелен, Тастак, некоторые киргизские, старожильческие селения. Большая часть населения без различия полов, возраста вырезана большевиками… По декрету облсовета казаки лишены звания, земли и общественных прав и киргизы ограничены в правах»[577 - Аманжолова Д. А. Казахский автономизм и Россия. С. 52–53.].

В ответ белые, разгромившие отряд И. Е. Мамонтова, не брали пленных, уничтожали население переселенческих сел, поддержавших большевиков (из 150 тыс. новоселов Семиречья от 10 до 15 тыс. присоединились, по данным М. Тынышпаева, к большевикам), а впоследствии так объясняли упорство красных, яростно защищавших город Верный: «Среди казаков (наиболее богатая часть населения), считавших себя собственниками края, была пропаганда уничтожения всего не казачьего населения. Это известно всему краю. Поэтому теперь большевики на все призывы сложить оружие отвечают: „Отступать нам некуда… сдаваться не можем, потому что нас перебьют безоружных“»[578 - Симонов Д. Г. Белогвардейские вооруженные формирования на Семиреченском фронте в 1918 году // Материалы Международной научно-практической конференции «Роль архивных документов в исследовании социально-политического и культурного развития страны». Семей (Семипалатинск), 2010. С. 95–113; Аманжолова Д. А. Казахский автономизм и Россия. С. 58.].

В июне 1919 года комитет экономической политики колчаковского правительства отметил, что к весне убытки оседлого населения области составили 185 млн рублей, а одних казахов при уничтожении целых аулов было убито до 10 тыс.[579 - Эхо. Владивосток, 1919. 27 июня. № 92.] Тем летом в районе селений Петропавловское и Черкасское были сосредоточены беженцы – члены семей большевиков, окруженные войсками Б. В. Анненкова, – до 40 тыс. душ на 40 квадратных верстах. В конце августа генерал-майор Н. М. Щербаков сообщал, что накал противостояния старожилов и новоселов на Семиреченском фронте приобрел крайние формы: «…буквально все бабы и дети принимают участие в борьбе… при атаках бабы с вилами прикалывают наших раненых. Я сам лично наблюдал, когда дети занимались подносом патронов и т. д.»[580 - ГАРФ. Ф. 176. Оп. 5. Д. 590. Л. 3 об.]

Большевики подтверждали, что конфликт в Казахстане не подчиняется их идеологическим схемам. Работник Главного штаба войск Туркреспублики, обследовав в июле 1919 года Семиреченский Северный фронт, докладывал: «…борьба происходит не партийная, а просто вражда казаков с крестьянством, людей, борющихся за идею коммунизма, слишком малый процент». Фронтовой лектор Трофимов сообщал в политотдел Семиреченского Севфронта, что «о партии и ее задачах большинство армейцев или совсем никакого представления не имело, или имело уродливые, невыгодные для партии понятия…», причем «настроение громадного большинства фронтовиков… было остро-враждебным»[581 - Гражданская война в Степном крае и Туркестане (1918–1921 гг.) и отражение данных событий в исторической памяти. С. 243.].

Ниже мы оспорим мнение известного исследователя М. В. Шиловского о том, что «первая» советская власть в Сибири «при всех ее изъянах и пороках не практиковала массового насилия, прежде всего в силу своей слабости»[582 - Шиловский М. В. Политические процессы в Сибири. С. 162.]. Так, большой кровью сопровождалось установление советской власти в Иркутске. Юнкера и казаки с 8 по 17 декабря 1917 года вели в городе жестокие бои с большевиками, на стороне которых выступило немало уголовников. Красногвардейцы не только обстреливали Иркутск из орудий, но и совершили массу грабежей, поджогов, убийств и изнасилований. Подкрепления красных, задавивших юнкеров численностью, прибывали порой без оружия, но зато с четкими планами мародерства, пустыми мешками и повозками. В результате боев погибло свыше тысячи человек, включая до 200 гражданских лиц[583 - Новиков П., Романов А. Заготовка жёрнова на собственную шею: приключения борцов за советскую власть в Сибири и на Дальнем Востоке // Родина. 2011. № 2. С. 98.].

Чтобы заставить сдаться «буржуев», черемховские анархисты зажгли центр Иркутска. Красный штаб «ворчал на это, что черемховцы допускают недопустимые приемы борьбы, что в другое время это было бы подведено под ст[атьи] уголовных законов. Но черемховцы знали, что цель оправдывает средства…»[584 - Буйских А. Н. Революционные очерки. Кн. 1. С. 55.]. Другой мемуарист рассказал о беспощадности и к своим, когда юнкера «…человек пятьдесят [наших] пленных посадили на крышу своего штаба, чтобы мы не обстреливали его. Обстрел мы не прекращали. Человек двенадцать убили»[585 - Комарова Т. С. Гражданская война в Енисейской губернии. С. 93.].

Бессудные расправы при «первой» советской власти происходили повсюду и в городах, и в сельской местности, а отношение к многочисленным арестованным изначально не отличалось гуманностью. В конце января 1918 года солдаты 39?го полка в Томске самосудом убили и ранили 10 арестованных. Вышедший из Иркутска в январе 1918 года небольшой красный отряд, достигнув Киренска, мародерствовал и расстрелял целый ряд местных жителей[586 - Ларьков Н. С. В вихре кровавом // Томская область: Исторический очерк. Томск, 1994. С. 252; Борьба за власть Советов в Приленском крае (1918–1921) / Ред. В. Т. Агалаков и др. Иркутск, 1987. С. 22, 136.]. А крупный отряд черемховских рабочих-анархистов, выступивший в конце 1917 года на Иркутск, публично, с целью «воспитания» своих отрядовцев, расправился в пути с тремя пойманными разведчиками: «После допроса офицеры были расстреляны при всех черемховцах…» (здесь же автор мемуаров указывал, что впоследствии сами черемховцы, захваченные белыми в плен, мирно содержались в Иркутске в качестве заложников)[587 - ГАНО. Ф. П-5. Оп. 2. Д. 1331. Л. 6–7.].

Пробиравшихся на Дальний Восток к Г. М. Семёнову весной 1918 года офицеров и кадетов часто вылавливали и расстреливали: на станции Слюдянка (в 100 верстах от Иркутска) было уничтожено до 400 офицеров[588 - Арестант пятой камеры. М., 1990. С. 377.]. В достоверность этой цифры, приведенной А. В. Колчаком, верить можно: так, 12 марта на этой станции по распоряжению комиссара Дашкова были задержаны и расстреляны девять кадетов Иркутского корпуса в возрасте от 13 до 16 лет и прапорщик Вторушин[589 - Корнеев Д. Корпус, не сделавший ни одного выпуска // Русский Восток. 2001. Сент. № 41–42.].

В Омске в ответ на огромную, почти 10-тысячную религиозную процессию 18 февраля 1918 года, протестовавшую против ареста епископа Сильвестра и намерений властей конфисковать ряд церковных зданий, красные объявили город на осадном положении и в течение трех дней разгоняли стихийные митинги протеста, избивая горожан прикладами винтовок. При подавлении беспорядков красногвардейцы совершили «дикое убийство» дьякона Н. Цикуры[590 - Булдаков В. П. Красная смута. С. 451; Сушко А. В. «Поповский мятеж» 1918 г. в Омске: к оценкам религиозности населения в эпоху Русской смуты // Гражданская война на востоке России: взгляд сквозь документальное наследие: Материалы IV Международной научно-практической конференции (20–21 октября 2021 г., Омск). Омск, 2021. С. 296.], а находившийся в Омске продовольственный отряд петроградских матросов на месте расстрелял, по признанию властей, без всякого суда и следствия нескольких протестовавших[591 - Пролетарий. Омск, 1918. 1 марта. № 9.].

В резолюции о борьбе с контрреволюцией Омский совет пригрозил, что все активные противники советской власти «будут беспощадно расстреливаться отрядами Совета на месте преступления»[592 - Омские большевики в борьбе за власть Советов (1917–1920 гг.). Омск, 1952. С. 75.]. С другой стороны, местные власти испытали некоторое смущение именно из?за подобных бессудных убийств и грабежей со стороны матросского карательного отряда. Председатель Западно-Сибирского совета рабочих депутатов Н. Н. Яковлев инициировал принятие резолюции, осуждавшей матросские самосуды; характерно, что эсеры-максималисты выступили против подобного осуждения крайних мер борьбы с классовыми врагами[593 - Помозов О. А. День освобождения Сибири. Томск, 2014. С. 324–325.].

В марте 1918 года начальник штаба Красной гвардии В. Злобин с карателями «1?го Северного морского отряда» юного латыша-эсера М. А. Запкуса по подозрению в организации антисоветского восстания расстреляли в Тюмени «близ каталажной тюрьмы без соблюдения формальностей 14 горожан, среди которых были помощник начальника уголовной милиции Кальченко и прапорщик Сарычев». Действовавший под черным знаменем отряд Запкуса установил в Тюмени советскую власть и конфисковал ценности у зажиточных горожан (вскоре уральские власти арестовали Запкуса, но его судьба, как и судьба награбленного золота, до сих пор неизвестна)[594 - Кононенко А. А. Тюмень на перепутье: власть и общество в 1917–1922 гг. Тюмень, 2011. С. 79–90.]. В июле вся Тюмень хоронила двух замученных сыновей видного горожанина А. И. Колокольникова, младшему из которых было 14 лет: после экзекуции еще живые юноши были брошены в тюремный колодец и забросаны землей[595 - Петрушин А. А. Тюмень без секретов, или Как пройти на улицу Павлика Морозова. Тюмень, 2011. С. 244, 60.]. К маю того же года относятся сообщения меньшевистской прессы о пытках и порке резиной в красной Тюмени; там же комендант, прапорщик Битюгов, был в июле опознан местными как виновник арестов и расстрелов многих офицеров[596 - Мельгунов С. П. Красный террор в России, 1918–1923. М., 1990. С. 122; Филимонов Б. Б. На путях к Уралу. Поход Степных полков. Лето 1918 г. Шанхай, 1934. С. 88–89.].

После крестного хода в Тобольске 15 апреля 1918 года был арестован возглавлявший протестное шествие епископ Гермоген (Долганёв), жестоко убитый два месяца спустя. А в Туринске тем летом было объявлено военное положение, и прибывший из Тюмени красногвардейский отряд юнца В. В. Моторина «прежде всего ограбил купцов, объявив реквизицию золота, серебра, меди „и всего прочего“», а потом «стал наводить на жителей страх своей бестолковой… стрельбой на улицах в кого попало»[597 - Вельский В. Навстречу свержению (страничка из воспоминаний) // Заря. Омск, 1919. 25 мая. № 109. С. 2.].

Весной того же года томские коммунисты практиковали постоянные аресты подозрительных, объявили город на осадном положении и угрожали в случае мятежа снести его артиллерийским огнем. Красные патрули стреляли во всех, кто осмеливался идти по улице ночью[598 - Кирилов А. Сибирская армия в борьбе за освобождение // Вольная Сибирь. Прага, 1928. Вып. 3. С. 38, 39.]. Член областной организации штабс-капитан Лаптев в Томске, будучи арестован большевиками, подвергся пыткам, но не выдал товарищей. В конце мая томские чекисты схватили несколько членов подпольной офицерской организации: прапорщика С. Н. Николаева, поручиков С. Прохорова-Кондакова и Максимова, вольноопределяющегося эсера И. П. Иванова, священника (бывшего офицера) Н. А. Златомрежева. После пыточного допроса их зверски убили конвоиры-красногвардейцы, бросив трупы в Томь (у Иванова был выбит глаз, у Прохорова-Кондакова – оба глаза выколоты)[599 - Вегман В. Как и почему пала в 1918 г. Советская власть в Томске // Сибирские огни. Новониколаевск, 1923. № 1–2. С. 135; Ларьков Н. Рождение Сибирской белой гвардии. С. 197; Помозов О. А. День освобождения Сибири. С. 440.]. А в Барнауле 11 июня, при подавлении выступления офицерской организации, были добиты раненые повстанцы и погибли от рук красногвардейцев некоторые жители, непричастные к мятежу[600 - Краснощёков А. А. Восстание в Барнауле 11 июня 1918 г. // Гражданская война на Востоке России: новые подходы, открытия, находки. С. 98–99.].

Вообще, самосуды процветали повсеместно и продвигались как снизу, так и сверху. Низы самостоятельно уничтожали уголовных преступников и тех, кто подозревался в каком-либо криминале; советские верхи инициировали расправы над политическими врагами и снисходительно относились к бессудной ликвидации уголовных. Многочисленные примеры крестьянских расправ описывала тогдашняя пресса: например, в январе 1918 года в селе Боровлянка Барнаульского уезда мужики схватили четверку хулиганствовавших подростков и самосудом обезглавили троих, а четвертому порезали шею и проломили череп. В старообрядческом (!) селе Верх-Убинском Змеиногорского уезда только за Масленицу было убито семь человек, из?за повального пьяного хулиганства стало опасно вечером выйти на улицу, а одного молодого крестьянина за изнасилование (или только попытку) самосудом удавили прямо в волостном правлении[601 - Афанасьев П. А. «Алтайские инквизиторы»: самосуд в среде алтайского крестьянства в 1917 г. // Актуальные вопросы истории Алтая. Барнаул, 2017. C. 49–54; Булдаков В. П. Красная смута. С. 207; Алтайский луч. Барнаул, 1918. 3 апр.]. Демобилизованные наводили порядок как могли: в одном из забайкальских сел вернувшиеся солдаты вынесли смертный приговор дезертиру, арестованному в пьяном виде и сознавшемуся в убийствах. Его казнили прямо в зале волостного правления, а потом произвели, согласно публикации в газете, «чистку среди местных патентованных хулиганов»[602 - Булдаков В. П., Леонтьева Т. Г. Революция, религия, культура. С. 182.].

Делопроизводитель Каинского совдепа вспоминал о событиях первой половины 1918 года и первых шагах большевиков: «Было хорошо, но были самосуды, учиняемые массами над винными и невинными»[603 - Материалы Куйбышевского краеведческого музея Новосибирской области (сведения С. П. Березовского).]. Минусинский большевик писал об организации трибунала в городе в декабре 1917 года: «Отсутствие в деревнях какой бы то ни было судебной власти и возвращение с фронта деморализованных, распущенных солдат, про[из]водило массу преступлений, заставивших крестьян прибегать к самосудам, стихийно пронесшимся по всему уезду»[604 - ГАНО. Ф. П-5. Оп. 2. Д. 830. Л. 1.]. Руководители Тарского уездного совета в апреле 1918 года телеграфировали вышестоящим властям: «Положение критическое. Происходят самосуды. Погромы. Судебный аппарат нормально не функционирует»[605 - См.: Пьянова О. А. Создание и деятельность революционных трибуналов в Западной Сибири. Декабрь 1917 – май–июнь 1918 гг. // Проблемы истории Сибири: Сб. научных статей к 80-летию со дня рождения М. Е. Бударина. Омск, 2000.].

Зараженные красным бандитизмом, местные власти нередко сами были инициаторами самосудов. Писатели И. Вольнов с А. Новиковым-Прибоем (в компании с Максимом Пешковым) в 1918 году ездили на Алтай за хлебом для Москвы: «В одном селе Вольнов наблюдал, как местная власть в лице бывших моряков и солдат приговорили женщину к смерти, ибо соседи подозревали ее в колдовстве. Приговоренную живую зарыли в землю, при этом население не возмутилось»[606 - Минокин М. В., Юдин В. А. Публицистические аспекты русской прозы 1920–1930?х годов. Тверь, 1998. С. 5.]. Один из руководителей Томского совета, А. И. Беленец, вспоминал о бессудных расправах с мешочниками на железной дороге, конфисковывать имущество которых были отправлены воинские и красногвардейские отряды численностью до 400 бойцов: «Явных спекулянтов тут же арестовывали, а пытавшихся оказать сопротивление с оружием в руках расстреливали на месте»[607 - Кокоулин В. Г. Повседневная жизнь Томска в 1917–1919 годах // Вестник Новосибирского государственного университета. Серия «История, филология». 2010. Т. 9. Вып. 1: История. С. 145.].

Когда 6 марта 1918 года состоялся Учредительный Горно-Алтайский краевой съезд инородческих и крестьянских депутатов, было принято решение о выделении Горного Алтая в самостоятельный Каракорум-Алтайский округ, а затем и республику. Бийский совет сразу же высказался против появления округа и постоянно информировал вышестоящие органы власти о его «контрреволюционности». В трех волостях Горного Алтая (Мыютинской, Шебалинской и Быстрянской) в апреле и мае 1918 года произошли вооруженные столкновения красногвардейцев Бийского совдепа с отрядами Каракорум-Алтайской управы. Председатель Шебалинского совдепа В. И. Плетнёв «инсценировал перед Бийским совдепом грозящую опасность [для] Советской власти» и добился посылки карательного отряда, который по пути в Шебалино произвел расправу и в Мыютинской волости. Через месяц, 21 мая, в Мыюте опять произошло вооруженное столкновение красногвардейцев Плетнёва и каракорумцев. Местный священник писал: «У нас в Мыюте было полное сражение. <…> Из алтайцев убито 7 человек (а может[,] и больше)… После бойни ловили и били алтайцев прикладами»[608 - Майдурова Н. А. Горный Алтай в 1917 – первой половине 1918 гг. От Горной Думы к Каракоруму. Горно-Алтайск, 2002. С. 94–96.]. Только под давлением вышестоящих органов Бийский совдеп вынужден был прекратить вооруженные выступления против Каракорума.

После разоружения минусинскими красногвардейцами казаков А. А. Сотникова (атамана Енисейского казачьего войска) большевик А. И. Перфильев в марте 1918 года во главе небольшого отряда был командирован в крупную казачью станицу Каратуз «для карательных целей». «Исполнив возложенное задание», отряд Перфильева вернулся в Минусинск, привезя «массу трофеев и военнопленных офицеров»[609 - ГАНО. Ф. П-5. Оп. 2. Д. 830. Л. 3–4.].

В Новониколаевске в конце марта 1918 года, когда красногвардейцы пытались разоружить эшелон ехавших якобы к Г. М. Семёнову 70 демобилизованных балтийских матросов, из?за общей паники было введено военное положение. При «разоружении» матросы не пострадали, зато было убито восемь пассажиров и 26 – ранено. Красногвардейцы смогли арестовать 32 матроса, которые быстро были освобождены оставшимися, прошли маршем по центру города и уехали. Организатор Красной гвардии и заведующий военным отделом уездисполкома И. П. Ботко, воспользовавшись военным положением, собственноручно участвовал в ряде убийств. Одна из камер гауптвахты бывшего 17?го Сибирского стрелкового запасного полка в Военном городке в мае 1918 года выглядела так:

Полы и нары покрыты запекшейся кровью. Доски нар и на другой своей стороне, когда их перевернули, оказались сплошь покрыты кровью… истыканы штыками… на стенах – брызги крови. Общее мнение говорит об убитых здесь во время осадного положения грабителях, ворах-рецидивистах, хулиганствующих красногвардейцах и армейцах, снятых с поезда «семёновцах»… Определенно известно об убийстве во время осадного положения бывшего помнач уголовного розыска (при царском правительстве) Миллера и делопроизводителя Новониколаевской городской управы [анархиста] Калинина… По словам случайно задержанных… Миллер был арестован и возмущался обилием лично ему известного уголовного элемента в рядах красногвардейцев[610 - Сибирская жизнь. Томск, 1918. 13 июня. № 35.].

После отмены осадного положения выяснилось, что вещи, конфискованные у «подозрительных» граждан, свозились в Дом революции и принимались там без всякой описи. Аресты сопровождались издевательствами, побоями, а двое безоружных, не оказывавших сопротивления, были застрелены. О комиссаре контрразведки Новониколаевского совдепа И. М. Амстердамском, убитом в начале 1919 года конвоирами, в следственных материалах говорилось, что по его «указанию… производились расстрелы офицеров и других лиц[,] и в частности околоточного надзирателя Миллера». В мае 1918 года большевики убили бывшего новониколаевского полицмейстера В. А. Бойчевского[611 - Судебная хроника // Военные ведомости. Новониколаевск, 1919. 21 февр. № 70; Звягин С. П. Правоохранительная политика А. В. Колчака. С. 196.].

Убийства, многочисленные избиения и грабежи были произведены по приказу руководителей Новониколаевского военно-революционного штаба Ф. И. Горбаня и С. А. Шварца, которых местные власти отстранили от должностей, исключили из партии и отдали под суд. Вскоре выяснилось, что Горбань и Шварц также присваивали себе конфискованное имущество, пьянствовали и дебоширили[612 - Помозов О. А. День освобождения Сибири. С. 328, 355.], но какого-либо наказания они не понесли. В 1923 году Шварц вспоминал о размахе обысков и конфискаций: члены штаба отвечали за приемку не только оружия и обмундирования, но также золота и других ценностей. Шварц признал три случая убийств: при попытке бежать был застрелен красноармейцем Закурдаевым анархист Калинин, якобы имевший при себе шифрованную телеграмму; был убит Миллер (его Шварц повысил до бывшего «начальника охранки»); милиционеры ликвидировали группу уголовников, известив штаб уже после расстрела[613 - ГАНО. Ф. П-4. Оп. 18. Д. 12775. Л. 14–15.].

Как писал в 1924 году известный историк-социалист Н. А. Рожков, основная масса русских рабочих в революционные годы была настроена анархистски и максималистски[614 - Волобуев О. В. Н. А. Рожков и послеоктябрьский меньшевизм // Вестник Тверского государственного университета. 2010. Вып. 2. С. 43.]. То же относилось и к солдатам: В. Д. Вегман отмечал выраженную анархичность солдатской массы, когда 70-тысячный гарнизон в Томске в 1917 году состоял из крестьян и поддерживал эсеров, но в действительности был «анархически настроен»[615 - Сибирские огни. Новосибирск, 1928. № 1. С. 275. См. также: Шекшеев А. П. Революция и солдатский плебс (О влиянии солдатской массы на революцию в Енисейской губернии) // Культура и социум. Абакан, 2002. С. 57–70.]. В Красную гвардию, через отряды которой к весне 1918 года прошло свыше 250 тыс. человек[616 - Верхось В. П. К вопросу о численности Красной гвардии // Вопросы истории КПСС. 1971. № 10. С. 106.], пролетарии шли не столько ради идеи Советов, сколько за жалованьем, оружием, обмундированием и, разумеется, личной властью. Содержались эти охранные отряды в значительной степени за счет реквизиций, взимаемых с населения[617 - Революционные события и гражданская война в Алтайской губернии. С. 128.].

В апреле 1918 года житель Успенской волости Иманского уезда Приморской губернии К. Радзивилль писал во ВЦИК о том, что во многих местах красногвардейцы «не защитники советской власти, а губители», поскольку их не отбирают сельские общества из достойных людей, а они сами «пишутся как попало» в отряды[618 - ГАРФ. Ф. 393. Оп. 2. Д. 72. Л. 102.]. Среди пролетарских боевиков было много неустойчивой молодежи. Так, Василий Шпицер, 16-летний слесарь, в 1918 году записался в Красную гвардию в городе Таре и, по собственному признанию во время партийной чистки 1929 года, сделал это «конечно, не по убеждению, а потому что там давали лошадь и оружие»[619 - ГАНО. Ф. П-6. Оп. 1. Д. 939. Л. 4 об., 12–23.].

Биографии активных участников и вожаков Красной гвардии – это портреты маргинализированных личностей, увидевших в обстановке Гражданской войны возможность сделать военную и политическую карьеру, не обременяя себя моральными запретами. Среди них были и революционеры с большим стажем, и «новые красные» (о тесных связях легендарного «авторитета» Н. А. Каландаришвили, известного как Дед[620 - Крестьяне и белые именовали его Карандашом.], с уголовным миром будет сказано ниже).