Антология "Темные легенды. Антология русского хоррора"

«Ты вызывала нас, – услышала она вдруг голос в своей голове. – Ты принесла нам кровавую жертву. Мы расправились с твоим врагом. Теперь ты наша сестра, и имя твоё Батильда – Огненная Битва. Иди к нам!»

«Иди к нам, сестра! Иди к нам!» – вторили в её голове тысячи голосов.

Марина хотела было спросить, куда идти, но в следующую минуту поняла, что в этом нет необходимости. Она и так знает куда.

Выпрыгнув в открытую форточку, новоиспечённая кошка слезла по балконам на землю и побрела по ночной улице к своим новым братьями и сёстрам – демонам, среди которых ей теперь предстоит жить.

Арина Жукова

Тринадцатый сон

I. Пульсация

В распятой пятерне черных веток снег кажется еще более белым, чем днем. Ночь дышит надсадно, выкашливая сгустками туман, и болезненной россыпью светящихся точек – звезды.

Речная топь у берега – влажно-засасывающая. Вдох, еще вдох – и так просто потеряться в этом гулком размеренном плеске, приглушенном, как любое движение зимней опустошенной бездны.

Куришь нервно, ссыпая искры в темноту.

– Ну где же, где?

Часовая стрелка лениво кружит по циферблату, ты повторяешь ее путь – языком по губам.

– Черт, обветрятся.

За спиной – немое пространство. Стоит опустить плечи, расслабить спину – вопьется под лопатки, будет терзать, истово, с леденящим морозным предвкушением, проникая под кожу и глубже, пока не растечется по венам, меняя привычный цвет на стынущий чернильно-алый.

Делаешь шаг в сторону.

– Что ж, когда-то это должно произойти.

Еще шаг.

Пустота за спиной настораживается, замирая в предвкушении.

Резко разворачиваешься и застываешь, не успеваешь закрыть глаза от летящих пригоршней снежных сюрикенов.

Пульс замирает на полутакте.

II. Лед

Сегодня ломко и безжизненно. Ветер застывает на полувдохе.

Выйти на улицу – еще один способ нырнуть в собственную бездну: пьянящую, с россыпью серебристо-белых кристаллов на глубине.

Еще один повод.

Чувствуешь горечь на языке.

Взгляд становится гуще, отрешеннее. Ночь прокатывается по гортани, проникает в вены, струится с тихим шепотом:

– Тс-с-с-с!

Лижет змеиным языком, заглядывает в глаза.

Обжигающие касания наверняка отпечатаются шрамами – потустороннее заявляет свои права на место на твоем теле.

Опускаешь в темноту ладони, пытаясь нащупать… себя?

Вывернутая наизнанку шкатулка с остатками гранул – границы, через которые нельзя переступать.

Шаг. Тело прошивает судорога.

Шаг. Тень приближается танцующей походкой, кладет пальцы на шею.

Треск.

Обломки осыпаются на пол.

III. Парный танец

Перезвон осколков похож на приближающиеся шаги.

Замираешь в азартном предвкушении – показалось или нет? Игра воображения, шутки замкнутого пространства, где вне границ – безмолвное ничто, способное породить любое видение, или украдкой просочившаяся на другую сторону реальность?

Тяжелые капли падают на пол, мерно, глухо – совсем не так, как впечатываются в стекло дождевые.

Ты точно знаешь, что спешить нельзя. Затягиваешь манжеты потуже, заполняя пустоты идеально очерченных прорезей-петель тяжелыми штангами запонок.

Белизна теряет свою безгрешность, прорастая изнутри ядовито-алыми разводами.

Звуки шагов раздаются все ближе, входят в резонанс, превращаются в парный танец: шаг – капля, шаг – капля.

Чем ближе один, тем дальше другой. Парадокс, который кажется идеальной закономерностью.

Ключ проворачивается в замке. Ты выкручиваешь из манжет серебристые прямоугольники.

Шаг.

Поток.

Всхлип.

Касание теплых пальцев, сухих на влажном.

– Пора завязывать.

IV. Под напряжением

Ты жив. Вопреки логике, запретам, истерике, накрывающей, подобно морскому приливу, обрушивающемуся тоннами воды, сметающему на своем пути все, что изначально могло говорить, реагировать, дышать.

Пульс грохочет за глазными яблоками, разрывает мелкую сеть капилляров, окрашивает белки, превращая их в растресканно-красную скорлупу.

Моргаешь, с усилием – в попытках отгородиться от жгучей нехватки кислорода, погрузиться с головой – бездумно, полуобморочно – в звенящую темноту.

Звуки проталкиваются через зажатую гортань медленно, хрипло, как после тяжелой болезни.

Впечатываешь кулак в стену, сбивая костяшки. Боль отрезвляет лишь на мгновение, вспыхивает в нервных узлах, завораживает, подчиняет своему ритму, превращается в музыку.

На карте в этот раз – всего две локации.

Растягиваешься между ними, как ток в проводах – присутствуя одновременно везде и нигде конкретно, несешься на скорости и замираешь в неподвижности, сжигаешь в одно касание и равнодушно отворачиваешься, скользя взглядом мимо.

Знакомая рука опускается на припорошенный теплым пеплом рубильник – и с силой опускает его вниз.

Пора домой.

V. Напролом

Вдох – всего лишь движение ребер. Стоит замереть в крайней точке – и захватывает дух.

Цедишь воздух медленно, с отстраненной незаинтересованностью.

– Ты повернутый!

– …в себя.

– Если бы. Каждый раз – наизнанку, до хрипа в саднящем горле, до искусанных костяшек обеих рук.

– Не препарируй!

– Это должно стать девизом, предшествующим каждой встрече.

Ведешь раскрытой ладонь по мрамору стен. Прохлада ласкает разгоряченные пальцы. Прорисовываешь узоры и прожилки, касаешься губ – словно перенося отпечаток с неодушевленной поверхности на мягкую податливую плоть.