Алиса Гордеева "Ябеда"

Ябеда
Алиса Гордеева

Его все боятся. Избегают. Недолюбливают. Говорят, что он псих, и мне стоит держаться от него подальше. Советуют при случае обходить его стороной и запрещают встречаться с ним взглядом.Я нарушила все предписания и поплатилась за это собственным сердцем.

Алиса Гордеева

Ябеда

Пролог

Я беда.

Корявый изъян на повороте твоей судьбы.

Осколок боли, навечно застрявший в сердце.

Меня не вытравить.

Не стереть.

Нас не спасти.

Поздно.

Ноябрь

Метель за окном завывает диким волком. Хаотично летящий снег безжалостно бьёт в стекла, тупой болью отзываясь в сердце. С недавних пор я ненавижу зиму.

– Тася! – Тихий, проникновенный голос Татьяны Ивановны возвращает меня в реальность: небольшой уютный кабинет в пастельных тонах с абстрактными картинами на стенах. – Поговори со мной, девочка.

Не поворачивая головы, исподлобья смотрю на седовласую женщину с добрым взглядом и понимающей улыбкой. Копаться в чужих душах – её работа, щедро оплачиваемая такими дураками, как мой отец. Развалившись в кожаном кресле, Татьяна Ивановна выжидающе постукивает авторучкой по исписанному листу своего ежедневника и надеется услышать от меня хотя бы слово. Но разве оно способно что-то изменить?

– Три месяца терапии, а мы не сдвинулись ни на шаг, – виновато качает головой психолог. – Всё дело в Савицком, верно?

Ощущаю себя подопытной крысой: женщина знает, как напрягается каждая клеточка моего тела при одном только звуке ЕГО фамилии, но всякий сеанс начинает допрос именно с этого.

Привычно поджимаю губы. Позволяю одинокой слезинке шустро скатиться с щеки и мокрым пятном на моих джинсах присоединиться к другим таким же. Татьяна Ивановна подобно сапёру аккуратно прощупывает уязвимые участки моего сердца и безжалостно подрывает остатки воспоминаний.

– Он сделал тебе больно?

Закрываю глаза и улыбаюсь: больно сдавать кровь из пальца, а когда у тебя заживо вырывают сердце, это совсем другое.

– Георгий обидел тебя?

Смеюсь. И за что только отец платит такие деньги?!

– Ты можешь мне рассказать, – всё тем же приторным голосом пробирается в душу Татьяна Ивановна. – Тебе больше ничего не угрожает, Тася. Ты же знаешь: Савицкий не вернётся.

Быть может, метель не такая уж и противная. Да, она, как и все вокруг, напоминает мне о боли, но хотя бы делает это честно.

– Тебя нашли в ужасном состоянии, Тася. И я понимаю, как не хочется тебе возвращаться в тот день. – Татьяна Ивановна замолкает и, кусая губы, тоже смотрит за окно. – Метель, – констатирует спустя минуту. – В твоей душе метёт не меньше, верно?

Кончики моих пальцев тут же начинают дрожать. Сжав кулаки, смотрю на часы, висящие над столом. Впереди ещё двадцать минут идиотских вопросов.

– Это неправильно, – хмыкает женщина, глядя в упор на мои сжатые ладони. – Перестань себя наказывать, Тася! Ты ни в чём не виновата.

Как бы не так! Всё, что случилось с нами – итог моей инфантильности, глупого стремления пробудить в Савицком человека. Мне следовало услышать окружающих, которые в один голос пытались уберечь меня от беды. Что ж, моё упрямство круто сыграло против меня.

– Тася… – безнадёжно пытается достучаться до меня Татьяна Ивановна. – Ты можешь мне не отвечать. – Ничем не выдавая своего раздражения, она аккуратно закрывает блокнот. – Просто помни: я на твоей стороне. Вдвоём всегда проще найти решение, нежели в одиночку.

Неправда!

Сходить с ума лучше в одиночестве.

Глава 1. Остановка

Забавно, как быстро выросли деревья в чужом саду.

Грустно, что я все пропустила.

За полгода до событий, описанных в прологе.

Родители развелись, когда мне было три. Я плохо помню то время в отличие от Ники, моей сестры. Ей тогда исполнилось семь, и все «прелести» развода в полной мере отразились на её психике. Ночные кошмары, истерики, слезы… Отец не справлялся, а мама… маме было немного не до нас. Когда полгода проводишь в Ницце, а остальное время не вылезаешь из спа-салонов, дети только мешают. Наверно…

И всё же в один прекрасный день, когда Ника перестала говорить, а врачи забили тревогу, отец просто взял старшую дочь в охапку и привёз к воротам шикарного особняка, в котором мама к тому времени жила со своим новым мужем и его маститым лабрадором.

Так мы с Никой оказались по разные стороны семьи. Наверно, именно тогда я и потеряла сестру. Навсегда.

Первое время отец регулярно отправлял меня в гости к матери. Поначалу я проводила в доме Вадима Мещерякова, моего отчима, целое лето и обязательно приезжала на Рождество, но с годами всё острее начинала ощущать свою ненужность в новой семье. Меня редко встречали с улыбкой, зато не скрывали её, когда отец забирал меня домой немногим раньше. Чувствовать себя обузой – то ещё удовольствие! Да и сам Мещеряков никогда не скрывал своей неприязни ко мне. Ему хватало Ники, капризной, немного жадной и со временем весьма избалованной, а ещё Геры – Георгия Савицкого, странного парня, жившего на чердаке и практически никогда не спускавшегося. Кем он приходился Мещерякову, я не знала, но в доме отчима парень появлялся, как и я, только на лето. Так было всегда. Наверно, поэтому странное положение вещей меня мало удивляло.

К тому моменту, когда я окончила пятый класс, моё время пребывания рядом с мамой и сестрой сократилось до недели, а потом и вовсе сошло на нет. Телефонные разговоры становились все короче, а поздравления с днём рождения казались вымученными и сухими.

Впрочем, это меня мало беспокоило. В нашем небольшом городке, где все друг друга знают и при встрече обязательно здороваются, жить было гораздо комфортнее, чем в окружении расчётливых и бездушных лиц, воротящих от тебя нос только потому, что твоя одежда недостаточно модная и стильная, а сам ты не разбираешься, чем айфон последней модели отличается от предыдущей. К слову, этого самого айфона у меня никогда и не было. Зато был любящий отец – неунывающий весельчак и лучший в городе сварщик, а ещё друзья: конопатый Женька из соседнего подъезда и Амели, умница-отличница с косой до пояса и несносным характером Халка. Мы познакомились в детском саду, когда Амели надела тарелку с манной кашей на голову Женьке, а тот свалил всё на меня. Надо сказать, с тех пор мало что изменилось. По мере взросления наши шалости становились только круче и непременно приводили в ужас директора школы. Уверена, он считает дни, когда мы выпустимся, точнее, когда последний звонок прозвенит для Женьки и Амели.

Моя привычная жизнь рухнула в один миг. В тот вечер отец выбежал в продуктовый через дорогу: мне приспичило затворить блины, а мука? закончилась. На пешеходном переходе его, плечистого и высокого, не заметил спешивший по своим каким-то делам водитель серебристой «десятки». Скрежет тормозов был слышен на весь город, но, увы, это не уберегло отца от столкновения с грудой бездушного металла. Дальше – больше: «скорая» … мои молитвы… перелом позвоночника… и снова мольбы к небесам. Бессонные ночи возле реанимации, слёзы, острыми бритвами раздирающие горло, и приговор врачей: нужна сложная операция в краевом центре, а после неё – долгая реабилитация. Все расходы по лечению взял на себя завод, на котором отец верой и правдой отработал два десятка лет, а вот ответственность за меня брать было некому, кроме мамы.

«Если хочешь – приезжай. Адрес знаешь».

Даже от её обычного СМС веяло холодом. Сейчас понимаю, это был знак: мне стоило пересилить себя и несколько месяцев провести в интернате. Да только тогда все мои мысли занимал отец. Переехав к матери, я смогла бы ежедневно его навещать, ну а неприязнь родственников можно и перетерпеть, правда?

– О чём задумалась, милая? – Отец сжимает мою ладонь и ласково улыбается, отчего в уголках его глаз собираются стрелки морщин – глубоких, но бесконечно родных.

Я уже привыкла видеть папу лежащим в больничной палате. Да и здесь, в большом медицинском центре, оборудованном по последнему слову техники, глупая жалость уступает место надежде.

– Здесь лучше, да?

Свежий ремонт. Окно на солнечной стороне. Даже кровать, к которой волею судьбы прикован отец, напичкана кнопками и механизмами, чтобы больной как можно меньше ощущал себя беспомощным инвалидом. Никакого сравнения с нашей травматологией!

– Да, Таюшка. – Грубые пальцы отца всё крепче сплетаются с моими. – Уже не так страшно ложиться под нож хирурга.

Отец врёт, вижу. Он ненавидит больницы, и даже к зубному мне приходилось его тащить под дулом пистолета.

– Когда операция? – спрашиваю, делая вид, что верю. В конце концов, отец просто хочет, чтобы я перестала себя накручивать. Хотя бы из-за него.

– В среду утром.

– Я приеду.

– Обязательно! Не разрешу себя резать, пока не поцелую тебя. – И снова эта его улыбка, самая дорогая из всех. Я так боюсь, что её свет погаснет, что с трудом сдерживаю слёзы.

– Смотри, ты обещал! – Голос мой дрожит, и папа это чувствует.

– Уже была у матери? – спешит он сменить тему.

– Нет, с автобуса – сразу к тебе.

Отца привезли в больницу на «скорой» ещё позавчера, а я, пока забирала документы из школы, задержалась на пару дней. Конечно, я могла сразу отправиться к матери, но мне не терпелось увидеть папу.

– Тая! – возмущается он, а сам едва сдерживает улыбку. – Так нельзя! Пользуешься моей слабостью, да?

Разумеется, он переживает за меня, но ещё больше радуется встрече. Мы оба не знаем, чем закончится вмешательство хирургов, а потому ловим каждое мгновение, чтобы провести его вместе.

– Просто соскучилась по тебе.

Я слабачка. Не могу справиться со слезами. Впрочем, притворяться сильной я буду в доме матери, а пока могу побыть самой собой. Наклоняюсь к отцу и прижимаюсь лицом к его заросшей щеке, а потом даю волю слезам. Я люблю отца – какой смысл скрывать?

– Мы все преодолеем, дочка. Обязательно, – глухо, на грани обещает он, упираясь носом в мои кудряшки. – Опять с косичками заснула?

– Ага, – улыбаюсь сквозь слёзы. На голове сегодня настоящее гнездо, и всё из-за моей невнимательности.

– Возьми такси, ладно?

– Угу, – киваю, а сама вспоминаю номера автобусов до Жемчужного.

Расстояние от города до коттеджного посёлка, где расположен особняк Мещерякова, немалое – даже страшно представить, какую цену заломит таксист. Нет уж, я лучше куплю на эти деньги фруктов: папе сейчас нужны витамины.

Не знаю, сколько ещё времени я просидела бы с отцом, но строгая медсестра, будто случайно заглянувшая в палату, жёстко напоминает, что приёмные часы давно закончились, да и папе нужен отдых. Чмокаю старика на прощание, обещаю завтра приехать снова и спешу к матери.

Не разбирая дороги, шлёпаю по лужам. Ноги утопают в ледяной жиже с остатками рыхлого снега. Грязные брызги разлетаются в стороны, серыми разводами оседая на светлых джинсах. Наплевать! Главное – успеть!

– Подождите! – кричу, запыхавшись, когда дверцы автобуса начинают медленно закрываться.

До остановки всего метров десять, но водитель меня не видит и не слышит. Машу руками, перепрыгивая через шальные ручейки, и даже успеваю треснуть кулаком по забрызганному стеклу, но так и остаюсь в гордом одиночестве ждать следующего автобуса. До него, кстати, минут сорок, а на улице уже смеркается, и с каждой секундой становится всё холоднее и страшнее.

Апрель… Окраина незнакомого города… Полуразрушенная остановка… С неба моросит противный дождь вперемешку со снегом, а мимо на огромной скорости проносятся автомобили. Спортивная сумка с вещами оттягивает плечо. И, вроде, взяла только самое необходимое, но усталость даёт о себе знать. Да ещё рюкзак с учебниками и книгами за спиной такой тяжёлый, что невольно вспоминаю о такси. Правда, тут же беру себя в руки: мне нельзя раскисать!

Чтобы хоть как-то скоротать время, измеряю шагами длину местной лужи. Прячу замёрзшие руки в карманы куртки, но она не по погоде тонкая и ни черта не греет. В очередной раз приближаюсь к проезжей части и всматриваюсь вдаль. И почему в такой крутой коттеджный посёлок ходит только один автобус, да ещё и так редко?

Выуживаю из кармана мобильный и бесцельно листаю новостную ленту социальной сети. Бессмысленные картинки, избитые цитаты, реклама, чужие улыбки – в общем, ничего нового и интересного. Набираю пару строк Амели. Скидываю фото серого неба Жеке: у парня страсть к коллекционированию изображений неба с разных уголков Земли. Как по мне, оно везде одинаковое.

Но, оказывается, умереть со скуки и холода на остановке в чужом городе – это слишком простое наказание за мою неосмотрительность. Уже в следующее мгновение, окатив меня из лужи грязной водой, на обочине тормозит чёрная, как смоль, приземистая тачка, а из опустившегося окна высовывается смазливая морда паренька. Светлые волосы его растрёпаны, а взгляд до невозможности наглый.

– Эй! – небрежно орёт парень, пока я тщетно пытаюсь счистить с куртки грязь. – Мобильный свой дай!

– Всё нормально, – шмыгаю носом, стараясь не расплакаться. Не вечер, а наказание какое-то!

– Ты глухая?! – орёт незнакомец. – Телефон свой дай!

– Ну, облил и облил, переживу! – срываюсь дрожащим голосом. Ишь, какой совестливый нашёлся: другой бы даже не заметил, что проехал по луже, а этот вину искупить хочет! Только я гордая! И подачки мне не нужны!

– Простого «извините» было бы достаточно! – важно задираю нос.

Стараюсь не смотреть на паренька, вновь обратив всё своё внимание к экрану мобильного. Вот Катька Семенова хвастается новой юбкой, а вот милые котята, забавно пошатываясь, делают свои первые шаги. Уверена, стоит мажорчику понять, что я не держу на него зла, он сразу уедет!