Сержант набрал в пригоршню воды, плеснул на лицо, проговорил, сипя и отдуваясь:
– Я это. Сон – говно, одни жмуры.
В тему со стороны гнилого леса донесся протяжный, с клокотанием вой, переходящий на визг и хохот.
– Иди глянь, кто там, – снова шепот.
Отражаясь от кафеля, по стене запрыгал луч фонаря. Седой остановился у склонившегося над раковиной стрелка, открыл рот для вопроса, как тот вдруг повернулся. Яркий луч резанул по глазам. Ослепленный блатарь, сощурился, поднял руку:
– Ты свет…
Он недоговорил. Сержант бил в неподвижную физиономию все равно, что по груше. В подбородок саданул так, что Седого развернуло. Он не успел вскрикнуть, на ватных ногах пошел винтом вниз. Фаза подхватил тело, поволок к заколоченному окну. Сланцы слетели с босых ног блатаря, мозолистые пятки заскользили по плитке.
– Эй, – послышался громкий шепот из-за стены, – Ты чего там, провалился?
Ответом ему была тишина.
– Стой здесь, – угрожающие предупреждение кому-то, затем тапочки захлопали по голым стопам.
Вырубить Раму ни с первого, ни со второго удара Фаза не рассчитывал. Мозгов в голове у амбала с кукиш и те желейные. Но все равно, с ним одним как-нибудь справится. Мысленно отсалютовал Всесоздателю, что первым прислал блатаря.
Удар в челюсть обескуражил верзилу, колено в пах согнуло пополам, подножка повалила на пол, а удушающий со спины завершил спарринг в одну калитку. Рама хрипел, выкатывал глаза, брызгал слюной, пытался вывернуться, разжать зажим. В какой-то момент веки его затрепетали, сопротивление стало ослабевать, а глаза закатываться.
– Вы, уроды, – зло зашипел Фаза, напрягаясь и багровея, – решили, что лучше знать, с кем в зону ходить? Не много ли на себя берете, ванилины гребаные? – он ослабил зажим, давая возможность качку дослушать мысль, – я вас, дуболомов, научу…
– Отпусти, – захрипел Рама, обеими руками цепляясь за мускулистое предплечье, которое сдавливало горло подобно петле на виселице, – я поня-я-л…л.
Спецназовец обмяк, его безвольная кисть стукнулась костяшками о кафель. Еще несколько секунд Фаза удерживал здоровяка в капкане, затем отпустил, поднялся, посветил в лицо – глаза закрыты, спокойное дыхание, безмятежное выражение. «Везет же некоторым», – мысленно позавидовал сержант. В последнее время испытывал со сном проблемы. Он не соврал, когда упомянул про жмуров. Уже, как с месяц ночные сеансы заполонили мертвецы.
Заправляя футболку в брюки, Фаза зашел в «сральню». Увидел того, кого, собственно, и ожидал там увидеть. У окна, стоял худосочный, в черной футболке, в трениках, босой Пижон и щурился на яркий свет.
– Топай спать, урок окончен, – буркнул сержант.
Наутро Седой с Рамой стояли перед звеньевым и старались не пересекаться с ним взглядами. Зато Фаза очень даже в них всматривался. Говорил зло и с оттяжкой:
– Что, сучье вымя, никак не успокоитесь? – заложив руки за спину, прошелся менторским шагом вправо, развернулся на каблуках, злым взглядом из-под брови окатил потупившиеся физиономии. «Синяков нет – хорошо», вслух сказал:
– Я вам, дебилам грешным, русским по белому объяснил, что к чему. Нет, блин, не прошло и несколько часов, они уже порешали по-своему. Они, копать – хоронить, лучше знают, кому уйти, а кому остаться. Воспитатели – педагоги нашлись здесь. – Сержант завершил проходку влево, крутанулся на каблуках. «С этой стороны хари тоже в порядке». – Это же надо, протеже Нагибауэра прессуют. В какой толчок, черебумы клятые, вы свои мозги слили? Или решили меня подставить? Подумали на досуге, мол, сержант наш что-то давно не траханный, угрюмый какой-то, слова от него ласкового не дождешься. Давай-ка мы его взбодрим, дерним кукуя за я-я, а он уже клюнет кого надо. Гы-гы-гы, смешно блин, – сержант остановился перед провинившимися, резко развернулся, подался вперед и выкатывая глаза загы-гыкал.
Седой сморщился, отпрянул:
– Мы его только припугнуть хотели. Пару раз в прессуху двинули, никаких следов. Кто ему поверит?
– Нет, нет, – Фаза сильнее вытянул шею, не моргая, уставился полусумасшедшими глазами на альбиноса, вкрадчиво прошелестел, – это кто ТЕБЕ поверит? Это, придурки конченые, залет. Вот что это. Если станок снашальный вызовет меня на ковер, загремите вы психологи – аналоги к патологу-анатому. Как пить дать загремите. А сейчас вон на тренажку! – гаркнул сержант, заставляя Седого отклониться сильнее, и отступить. Рама, как стоял горой безмолвной, также ею развернулся и зашагал на выход.
– Я в сартир выбежал, а фонарь, падла, с башки слетел и прямо в очко, – говорил Кишлак Чилиму. Стрелки стояли под козырьком подъезда, курили, смотрели на то, как сосиска и сарделька дергаются на перекладине. Перед ними, широко расставив ноги, стоял наместник «святой» инквизиции и зычно подбадривал: «Еще разок, психологи-анатомы. Еще чутка. Что такое восемнадцать подъемов для таких педа…гогов. Включили бицепс, отключили мозги. Давай, напрягаемся, напрягаемся. Седой, еще пяток и вали, а с этим черебумом придется поработать, вон какую жопу с титьками нажрал…».
– Поднимаюсь уже обратно по лестнице, – продолжал вещать Кишлак, – со ступеней вижу на двери в умывальню пятно в форме, ну-у, не в форме там армейке, а в позе притаившегося медведя. Я замер, меня за лестницей не видно. Пригляделся, стоит наш Фаза, ухо к двери прилепил, слушает, значит, и пальцы загибает. Потом шасть туда, в умывальню, то есть. Слышу, вода потекла. Я без задней мысли в койку потопал, а сзади бац, бац. Я уже не стал возвращаться. А в кубрике увидел пустые койки Седого, Рамы и Пижона, все стало понятно. Одного не догоняю, чего он пальцы загибал, а сразу разборку не учинил?
– Да все просто, – Чилим сделал последнюю затяжку, окурок полетел в урну, – ждал повода. А пальцы загибал – это он тумаки считал. Заявись раньше, эти придурки в один голос заверещали бы, что покурить вышли, а Пижон бы подтвердил, ведь ему еще не вломили. Лови потом их с поличным. Все будет, то в дерево врезался, то с лестницы упал. А если Нагибауэр узнает – пипец. Нашли, блин, кого щемить, дебилы. Я им говорил.
– Так это, я не понял, если Пижон приблатненный, зачем его в спецуру сунули? Места поспокойнее, что ли, не нашлось?
– Не знаю, – ответил Чилим не сразу, – говорит, сам напросился. Мечта, типа у него давняя по зоне побродить. Романтика – херантика там всякая. Не верю я ему. Здесь что-то другое, может, перед девчулей решил красануться, может, арт ценный задумал вынести на сувенир или папаня попросил на путь наставить. Фиг поймешь, в общем.
Глава 3. Тревожный маршрут
Сержант открыл дверь в процедурный кабинет.
– Стучаться не учили? – тощая, крашеная блондинка с отросшими корнями, наспех перекраивая похотливую мину на протокольную, поднялась с колен Пижона, одернула халат. Раскрасневшийся «салажий зелепан» сидел на кушетке для осмотра и блестящими сальными глазами взирал на командира. Вид при этом у него был наитупейший – впрочем, как у любого застигнутого врасплох за непотребством.
Фаза увидел на шее парня золотую цепочку. Блестящая, она сразу кидалась в глаза, а расстегнутый на две пуговицы, свеже подшитый воротничок был для нее, словно приоткрытый футляр. Начищенные берца сияли, будто лакированные. Ладно, зализанные, как у мажора назад волосы, но "муховская" армейка! Откуда! Кроме того, в воздухе улавливался запах одеколона.
Сержант сморгнул и еще раз, пристальнее всмотрелся в «фартового» , словно убеждался Пижон ли это.
– Я того, – сипло промямлил парень, – откашлялся, продолжил уже мужественнее, – у меня натертыш, тьфу ты, – сконфузился он, – натоптыш. Да, точно, натоптыш на правой ноге. Вот здесь, – Пижон вывернул стопу, пальцем указал на пятку.
Черт подери, каблук с толстой набойкой сточен под «рюмочку». Глаза у Фазы полезли на лоб.
– Вам, собственно, чего надо? – прогнусавила медсестра, усаживаясь за стол.
– Мне собственно, его надо, – Фаза подбородком указал на Пижона, – а заодно, узнать, где Шишак, вернее, Шишков, график медосмотра для личного состава повесил, глянуть хочу.
– Товарищ прапорщик на складе, график на стенде у входа справа, – с плохо скрываемой неприязнью процедила медсестра.
– Чего сидим? – сержант зыркнул на Пижона, – подъем и шагом марш.
– Я того… Не могу прямо сейчас, – стрелок глубоко втянул воздух, поджал губы и выразительно посмотрел на командира, – у меня натоптыш. Нужна помощь… медицинская.
Фаза переместил строгий взгляд в область гульфика. Складка на брюках парня топорщились Джомолунгмой.
– Две минуты. Пока срисовываю график, чтобы спустился.
Чуть раньше, чем через две минуты Пижон уже стоял рядом, а еще через три качал спину с амплитудой и в той позе, на которую вряд ли рассчитывал, подкатывая к медичке. На самом деле, мышцы Пижон качал не в результате своих плотских устремлений, а за то, что сачконул в паркохозяйственный день. По пятницам, как известно, личный состав сульфосолит центряк и вылизывает кубрики.
Фаза отсчитывал молодому раскрасневшемуся телу, уложенному в пояснице на бревно лицом вниз, с пятками, зацепленными за трубу, с руками на затылке.
– Тридцать один, тридцать два…
– Товарищ сержант, – сбоку подбежал «зелепан» с веснушчатым личиком.
Не поворачивая головы, Фаза взглянул на него, как на кота, спросил:
– Чего?
– Вас вызывает майор Сошин.
– Пятьдесят и в казарму. У Чилима спросишь объем работ и побольше, – дал указание Пижону Фаза. – Вернусь – проверю.
С посыльным Фаза направился в заброшенное, разоренное здание штаба, где на первом этаже в более-менее уцелевшем кабинете «зампотылу» заседал всеми обожаемый Нагибауэр.
Спустя полчаса сержант вернулся в казарму с весьма задумчивым видом. Заперся в каптерке, закурил и принялся расхаживать от стены к стене, о чем-то напряженно размышляя. Предстоящий рейд вызывал беспокойство и вопросы, на которые Нагибауэр не смог ответить или не захотел. «Неведение» цели входило в условие контракта. Его дело – сопроводить до места и вернуть живым, еще лучше невредимым.
Беспокоил маршрут. Им Фаза никогда раньше не ходил. Слышать – слышал, но чтобы сам – нет. Сержант вообще не любил новое, неизведанное, так сказать, неровные рельсы и хлипкие мостки. В таких ситуациях, кроме очевидных неприятностей, много скрытых. Они-то и раздирали мозг сомнениями, вселяли неуверенность. Это совсем не то, где истоптанные тропы, где каждый поворот, кочку и аномалию узнаешь в лицо, а с мутантами чуть ли не по имени-отчеству. Новый маршрут, да еще к черту на куличики… Все равно, что блуждание по минному полю с закрытыми глазами. И что обидно – за сложность и риск никаких надбавок. Обычный «экспедиционный» тариф. «Ты, сержант, тудыть тебя, растудыть, подписал контракт, а теперь стоишь тут и как баба базарная гро?ши выпрашиваешь. Где ты там увидел статью «за сложность»? Где, твою мать, написано, что за одного убитого кровососа пять рублей, а за двух десять? Или за пройденную жарку? Может, еще температуру начнем мерить и за каждый градус по копеечке? Я тебе что, из своего кармана должен за всю эту… хрень платить? Ты мне кончай пудовые рыдания. Прикинь лучше, как «перцев» вернуть в целости и сохранности. Хочешь прибавку – побереги личный состав, боеприпасы и снаряжение. Это да, за «рачительность» в контракте имеется. Есть еще вопросы?».
Какие после такой выволочки могут быть вопросы. Фаза остановился у окна, увидел, как в «сартире» распахнулась дверь, из него вышел Пижон. Одетый уже куда грязнее, мятее, стоптаннее, а именно в свою повседневную форму. С засученными рукавами нес ведро со шваброй. Фаза печально усмехнулся, пробубнил под нос: «Шишал – мышал, пернул – вышел. Вот куда с таким вахмурком? И оставить не могу».
Через минуту внимание сержанта привлекла группа спецов, которые от второго КПП шли в сторону «отстойника». Они были в полной экипировке, раздутые бронниками, вооруженные, пыльные и усталые. Четверо из пятерых несли за боковые петли длинный снарядный ящик. Немногочисленные стрелки, которые попадались навстречу, останавливались, рассматривали их и провожали взглядами. К окнам кубриков прилипли смутные лица. Все смотрели на вернувшееся звено и, как Фаза считали. Их было пять, а не шесть. Хмурые обветренные лица, выражали скорбь и сосредоточенность.
Группа Ящера – узнал Фаза, но самого звеньевого не видел. Его трудно было не заметить – два тридцать роста, плечистый, кроме того, на шлеме белой краской трафаретные «СГ». В груди зашевелилось, заворочалось нехорошее предчувствие. Была вероятность, что звеньевой задержался на КПП и что-то перетирает с дежурным. Может, даже по контрабанде. «Да, мало ли что. Ящер всегда возвращался. Я пришел, а он уже был здесь. Чертову зону знает как свои пять пальцев». Но эти лица… В скверном предчувствии сержант не заметил, как стал потирать левой ладонью кулак правой. Ящер все не появлялся. А когда Фаза рассмотрел на плече последнего спецназовца второй автомат, все понял.
Он помрачнел. Мысленно отсалютовал погибшему товарищу, мельком вспомнил вечно угрюмое с перекатывающимися желваками лицо, отчего, казалось, что злость его не проходящая, и он постоянно сдерживается, чтобы не послать всех куда подальше.
«Так и я когда-нибудь, – подумал сержант с покорностью судьбе. Словно сами небеса приковали его к Зоне и определили место до скончания дней. Хотел ли он что-то менять? Вряд ли. Привык быть здесь, ходить по этой гадской зараженной земле. Привык к своим "фазерботам", к армейским порядкам, казенному быту. Где ни о чем голова не болит, где тебя обуют, оденут, вооружат, дадут кров, а если надо и кровь. Где все четко, понятно. Где сама смерть возведена в традицию, в мрачную, но неотъемлемую часть рискового ремесла. Где танец с костлявой – та самая горчинка, без которой не чувствуется в полной мере вкус жизни. Гурманов такого рода агентство «Солдат удачи» собирало по всем простором бывшего союза.
С тяжелым вздохом Фаза взял со стола берет, перед зеркалом с растрескавшейся по краям амальгамой надел. Задержал взгляд на морщинах, кажется, глубже прочертивших лоб, заглянул себе в глаза, которые вроде бы стали тускнее и усталыми, перескочил на волосины торчащие из носа, на брови, на виски. «Что…?». Он повернул головой, пальцами пригладил волосы, скрывая седину.
«Плевать, все равно своей смертью не умру», сержант направился к двери с намереньем дождаться парней Ящера у «отстойника» и узнать, что случилось.
Прошло минут сорок, прежде чем появился первый стрелок. Тот был уже налегке в повседневной форме. Все походное снаряжение, оборудование, вооружение, одежду оставил на обработку в «чистилище». С мрачным, уставшим лицом, небритый он вышел через дверь и, надо думать, направлялся в казарму, поесть, помыться или сразу завалиться спать.
Только из-за уважения к лычкам спецназовец не послал сержанта лесом. Он остановился, долгим взглядом посмотрел на него, мол, не видишь, что ли, не до разговоров мне, затем взял предложенную сигарету. Пока шли, рассказал, как погиб звеньевой.
– Ящер шел первым, – говорил Спок негромко, глядя себе под ноги, крутил головой, словно до сих пор все еще был в зоне. Со стороны могло показаться, у него какое-то неврологическое расстройство. – Топали в обратку, прошли сеялку на краю «сучьего поля», уже свернули к элеватору и за цистерной, в шагах пяти Ящер вдруг провалился. Просто шел по тропе, потом фигак, и ушел по пояс. С треском таким ушел, словно лед проломил. Только не лед это был, а земля. Обычная земля, блин, никогда бы не подумал, что такое может быть, как корка, а под ней кислота. И ни детектор, ни дозиметр, сука, не вякнул. Пипец просто какой-то. Чухнулись быстро, давай Ящера тянуть. Да чего там, он уже задымился. Ноги по колено слезли, одни кости торчат. Ящер молодчик, не орал, только зубами скрипел, не хотел мутантов привлекать. Пока аптечку достали, антишоковое зарядили, он и отмучился. И слава богу, не видел, как хрень эта таз обглодала, как нога правая отвалилась, как низ живота расплавился и кишки выпали. В общем, быстро умер. Земля ему пухом. Так вот», – Спок тяжко вздохнул, мотнул головой, щелчком отбросил окурок и, не прощаясь, зашел в подъезд.
«Земля затрещала и провалилась. Как? – размышлял Фаза, шагая вдоль казармы к «Чипку». Нехорошо ему стало от этих слов. – Туда прошли – нормально, а обратно уже того. Чертова зона». Сержанта беспокоило не то, что случилось с Ящером, а то, что на проверенной тропе вдруг появилась аномалия. Он любил ходить надежными путями, хотел быть уверенным, куда ногу ставит, знать, что кругом и чего ожидать. Такая блуждающая аномалия теперь занозой засядет в голове и будет свербеть и терзать. «И ни какой детектор, ни дозиметр не вякнули», – вспоминал слова стрелка.
Блуждающие аномалии он встречал, но не так близко к лагерю. Тренировочная база находилась на территории бывшей мотострелковой части, на границе зоны с кордоном. ««Сучье поле» два километра западнее, – размышлял Фаза, – теперь пробежки надо будет с детектором проводить или вовсе прекратить. Ничего, по стадиону намотаем. Эх, жалко Дыбу с Ежиком – хорошие спецы были. А что взамен? И идти скоро. После обеда звено в санчасть поведу, пусть Шишак глянет, «натертыши» в том числе», – при воспоминаниях о Джомолунгме, рот сержанта поехал в ухмылке.
Глава 4. Все не так
«Перцы» из очередного секретного НИИ прибыли на три дня раньше запланированного. Фаза пытался возражать и даже матевировать, но Нагибауэр умел это делать куда искусней. Сержанту удалось выпросить только одни сутки.
Надо такому случиться, буквально вчера он застукал пьяного Седого, к тому же с перебитым носом. Сержант уже нацелился поквитаться с блатарем на «огневой полосе», да так, чтобы вместе с потом вышли не только водка, но и кровь с желчью. Изматывающую, болезненную экзекуцию пришлось отложить, вернее, заменить на пару увесистых ударов. Чертов забулдыга стал той головной болью, из-за которой сержант и явился к Нагибауэру на поклон. Вертелся, как уж на сковороде. Не мог же он сказать прямым текстом: «У меня один стрелок вусмерть надрался, надо время, чтобы в чувства пришел. Подведет ведь, сукин сын, на рейде». А вместо этого: «У одного натоптыш, у второго натертыш, у третьего вывих, а еще надо то, еще се…». В общем, вышел от командира морально изнасилованным, горели уши, мозг вспух. «Не-е-ет, Седой, ты так просто не отделаешься», – Фаза до хруста сжал кулаки. По дороге в казарму выдумывал всякие четвертования, виселицы, харакири на голову проклятого алкоголика.
Собирались, как обычно – без спешки, со знанием дела. Подобная процедура выполнялась не один раз и с такой частотой, что не забывалась даже в мелочах. Для пущей верности на каждой из четырех стен кубрика была приклеена распечатка с протоколами: «куда не кинуть взгляд, везде норма на разряд».
– Я – это ты, – между делом Чилим втолковывал «салажьим зелепанам» основы выживания, – от каждого зависит жизнь другого. Нельзя лажать ни при каких обстоятельствах. До последнего выполняй задачу, сдохни, а сделай. Каждый занят своей работой и часто бывает, что страховать некому. Получит плотина течь в одном месте – скоро развалится целиком. Мы все в связке, как скалолазы на круче. Все на одной веревке, – Чилим собирал вещмешок, тщательно укладывая необходимые в походе «приблуды» и «прибамбасы». Каждую на свое место, чтобы в потемках со сна безошибочно вытащить нужную, и немедля. Порой от этого зависит жизнь. И вообще, в Зоне этих зависимостей пруд пруди. Куда ни плюнь – засада да подстава. – Мы, как пальцы в кулаке. Нельзя вдарить, если один показывает лайк, а другой фак. Мы команда, единый организм.
– Ага, – тихо пробубнил Пижон, – а кто мне рыло хотел начистить, кто гнобит? Цапаетесь, как собаки. Особенно Седой, не упустит случая. Каждый сам по себе. О какой команде речь?
Блатарь со свежей коростой на переносице в глубокой задумчивости сидел на койке и никак не мог вспомнить, чем его приложили, то ли прикладом, то ли пистолетной рукояткой. С бледным фиником под правым глазом чему-то криво скалился, а в подрагивающих пальцах вертел аптечку, из которой минуту назад употребил «промидол» в таблетке.
– Э-э-э, – встрял в разговор Рама, – это мы здесь такие, а там, – он качнул головой в сторону «гнилого леса», – все по-другому. Здесь не выживаем, а живем в относительно безопасном месте с удобствами и можем позволить многое, чего помимо устава. Попадешься, максимум что схлопочешь так это карцер, а то и на «огневой» отмоешься, а там, – здоровяк снова качнул головой в сторону зоны, – наказание – смерть.
– Или в печень от Папика, – вдруг оживился Седой.
– Мало тебе, – покосился на него Чилим, – нашел время бухать.
– А я что, знал? Говорили же четыре дня.
– Да даже и четыре, потерпеть не мог? Теперь ходи и на тебя оглядывайся, в каком месте лажанешь, придурок.
– Сам, придурок, не лажани!
Чилим бросил флягу и резко выпрямился. В то же мгновение с койки вскочил Седой. Лица у обоих были далеко не шуточные, особенно у блатаря. Перебитый нос, фиолетовые тени под глазом злобили его неимоверно. Они смотрели друг на друга волками.
– Стопэ, – между ними вклинился огромный Рама. Чтобы видеть друг друга и схлестнуться взглядами, им пришлось вытягивать шей. Причем два раза у них получилось в разные стороны.
– Ты кому сказал…? – Чилим наклонился вправо и никого не обнаружил. Резко перекинулся влево и опять никого.
– Тебе, блин…
Седой также обманулся с выбором. Зверские взгляды ушли в молоко. Кишлак давил возникшую улыбку, Пижон вовсе отвернулся, чтобы не попасть под горячую руку.
– Ну все, харэ! – забасил Рама, раздвинул в стороны драчунов, как титан Сциллу и Харибду. Выпустив заряды злобы, они уже были не столь категоричны.
– Седой, ты не прав, – вступился за друга амбал, – употреблять перед рейдом – последнее дело. А вдруг тревога? А вдруг гон? А вдруг налет? Что тогда?
– Да пошли вы, – пробурчал блатарь, развернулся и принялся паковать вещмешок.
– Во, во и я о том же, – хмыкнул Пижон не оборачиваясь.
– Ты подпритухни, «зелепан салажий», и всасывай нужное, – говорил Чилим уже не благодушным голосом наставника, – если тупой, запомни одно: там – это не тут. Мы посрались и разошлись. А там случись такое – всем кранты. Либо слепаков своей возней приманим, а то и кого похлеще, либо в аномалию вляпаемся и тогда уже синяками не отделаешься. Вот это заруби себе на носу, – Чилим зло зыркнул на худую спину Пижона. – Мы-то уже спетые – сбитые, а вы двое, – спецназовец стрельнул взглядом на притихшего Кишлака, – мины замедленного действия, хер знает, что от вас ждать.
– Да уж. Не хотелось бы по прибытии в кубрик услышать крик, полон агонии, – вставил свои пять копеек Седой.
– А то и два, – усмехнулся Рама, глянул на «салаг» с кровожадной ухмылкой.
В это время в каптерке Фаза разложил на столе предметы «первой необходимости», смотрел и вспоминал, ничего ли не забыл. Его мрачные мысли быстро свернули в сторону и теперь бродили от Седого к Ящеру, от него к Нагибауэру, затем к Пижону и Кишлаку, выпархивали за ворота базы и кружили над зоной, кружили.
От невеселых мыслей его отвлек стук в дверь.
– Да, – раздраженно кинул Фаза, обернулся.
