Юрий Швиглен "Флуктуация"

– Местные бандиты, товарищ комполка, – определил командир

взвода Михайлов, – по всему видно – шкурники, поживиться хотели, не за тех приняли.

Приехали в назначенный пункт, как и задумали без опоздания. На

разъезде встретил караул и, признав Зубавина, назвавшего пароль, впустил в город. Здесь шли передвижения воинских подразделений. Строем проходили роты, кони тащили пушки. Вдоль улиц, рядами стояли тачанки. Город был переполнен военными. Солдаты вели хозяйственные работы. Во дворах, на походных кухнях варилась каша, и аппетитный запах дымом расстилался далеко по округе. Дружина Зубавина подъехала к штабу, напротив, в большом здании располагался лазарет. Медсёстры с красными крестами копошились на улице. Стирали бинты и марли, развешивали на верёвках. Сидевшие поблизости бойцы, заигрывали с ними, время от времени громко хохотали.

– Ждите у штаба, – сказал Зубавин. – Никуда не расходиться, до баб

не бегать, магарыч не пить.

– Товарищ командир, – обратился Синицын, – на полчасика

отлучиться бы.

– Что понос поджал? Али по мужским надобностям соскучился? —

усмехнулся Сидор Борисович, поглядывая на хохотавших однополчан.

– Мать проведать надобно, давно не виделся, – соврал Павел. —

Может, её и нет здесь вовсе, хотелось бы узнать.

Командир строго взглянул на Павла: – Не слышал, что у тебя здесь

родня проживает! А, герой? Мне доложил бы об этом комиссар.

Не моргая, Павел смотрел в пронзительный взгляд Зубавина.

– Ну да ладно, ступай! Верю! Только одна нога там, другая здеся.

Комполка поднял руку и успокоил разговорившихся сослуживцев.

Обратился к ординарцу: – Хохлов! Остаёшься за старшего. Остальным никуда! Только Синицыну разрешил мать проведать. Понятен приказ?

Павел запрыгнул на гнедого и помчался на Зелёную пять. Хохлов

подозвал молодого Витю Мокрушина и шепнул на ухо: – Проследи. Узнай куда отпросился. Это приказ Обухова – следить за ним.

Дверь открыла Надежда Васильевна и вздрогнула, увидев мужчину в

военной форме. Вспомнила роковую ночь, когда красноармейцы забирали Павла и сильно напугали.

– Вам кого? – прошептала, не узнав.

Он снял будёновку и поздоровался. Лишь тогда она обрадовалась.

Слёзы невольно покатились из глаз. Павел улыбался, кивая. Не терпелось узнать главное. Женщина суетилась, пригласила войти. Павел прошёл за хозяйкой, понимая, что Лизы здесь нет. Внутри тормошилась дрожь, сознание уповало услышать важные слова, что Лиза с матерью уехала и находится в безопасности. Торопил Надежду Васильевну: – Скажите быстрее, где они? Уехали? Успели на пароход?

– Нет, Павлушенька, – ответила та.

– Где же?! – выкрикнул Павел.

Надежда Васильевна, неосознанно тянула время, заторможенность

хозяйки раздражала, и только потом Павел понял причину невнимательного состояния, таившуюся в систематическом недоедании.

– Лизочка родила мальчика, – медленно, с расстановкой говорила

женщина. – Теперь ты папа, – она погладила Павла. – Малыша Костей назвали.

Павел расцвел улыбкой. – Сынок родился, – прошептал с гордостью.

Он уже не спешил, успокоился и, взяв в горячие ладони холодные руки Надежды Васильевны, слушал, стараясь отогреть. Было уже наплевать на обстоятельства, торопившие его.

– Долго у меня прожили, – говорила хозяйка. – Лиза категорически

отказалась ехать без вас, как не уговаривали с Екатериной Петровной. Скоро годик сынишке будет. Два месяца назад съехали. В хуторе домик сняли, вёрст двадцать отсюда. Там хозяюшка хорошая, коровка у неё. Молочко-то мальчонке теперь нужно. А в городе стало голодно. Продуктов нет, всё дорого. Екатерина Петровна золотые украшения свои снесла в скупку, меняла на хлеб, чтобы Лизонька могла парня кормить… Заходила недавно.

– В каком хуторе проживают?

– В Лесном, – ответила и, подумав, подтвердила, – да точно в

Лесном. Домик на окраине. Спросишь – любой подскажет.

Синицын поцеловал руки доброй женщины, вытащил дорожный паёк

и уложил на столе.

– Ой, что вы, Павел Андреевич, не надо, – скромничала Надежда

Васильевна, но Синицын был уже за порогом. – Ну, спасибо, голубчик, – сказала со слезами, перекрестив, уходившего Павла.

Бойцы дождались ночи, но Зубавин не появлялся. Видимо,

совещание было серьёзным. Солдаты догадывались, – готовилось грандиозное наступление, и отцы-командиры разрабатывают стратегический план. Павел не находил места. До хутора где Лиза с сынишкой и матерью – рукой подать. Мысли были в Лесном. Нервно ходил по улице. – «Знать бы, что так затянется», – сожалел, что отпросился на короткий срок, ведь давно мог побывать там и вернуться.

Зубавин вышел из штаба ближе к полуночи.

– Поедем, товарищ командир? – спросил Хохлов.

Достав кисет с лукавством в глазах, предвкушая что-то приятное,

Зубавин шмыгнул носом. – Комбриг приказал заночевать здесь. Ничего, думаю, с полком не станет. Поедем поутру, приказы нужно исполнять. Вам выделили хату для ночлега. Едем, герои мои, устрою. Я же, поеду до жинки. Утром вас подниму.

Командир полка расквартировал бойцов, и уехал, оставив за

старшего того же Хохлова.

– У него жена ведь в станице Богородской, – удивился Иван Серов, —

хорошо помню. Месяц назад там стояли, ночевал у неё.

– Да у командира в каждом пункте супруга имеется, – смеясь,

ответил Хохлов. – Наш Сидор Борисович ещё тот лазелас.

– Ловелас, – поправил Павел.

– Шо? – переспросил Хохлов.

– Говорю, что правильно говорить – ловелас.

– Да, какая хрен разница! – усмехнулся тот. – Главное сейчас под

титёкою у милки и в ус не дует, а мы здесь на шинельках суконных мнёмся.

Раздался хохот, и казалось, был слышен и в соседних домах. Каждый

старался высказаться, забавной, смешной речью. Вскоре все угомонились. Павел толкнул в бок лежавшего рядом на полу Хохлова: – Отпусти в Лесной сбегать. К утру вернусь. Жену бы повидать да сына. Сын родился, понимаешь? Девять месяцев уже, а я только узнал. Когда ещё подвернётся такое? Тут совсем рядом. А то убьют, и не увижу сынишку, а?

– И этот туда же, бля, – прошипел Хохлов. – Невмоготу? Выйди вон в

сенцы пошаркайся о косяк.

– Да серьёзно говорю. Не выдумываю. Не по бабам… жену увидеть.

– А говорил – мать тут! Думаешь, не знаю куды ездил? – опершись

на локти в голос заговорил Хохлов: – Ты чо Синицын с ума сошёл? Не выпустят из города и назад не пустят. На всех дорогах посты и без разрешения, без особой бумаги, слушать никто не станет, шлёпнут без разговора, как дезертира, или лазутчика. Что у командира разрешения не спросил? Может и подсобил бы? А я человек маленький. Никакой такой бумаги дать не могу, потому как печать у меня не та! Моя печать на две половинки разделена, могу с сургучом поставить, только проку с того нет

Возле стены заворочался Степан Дронов:

– Хватит уже орать! Спите! Печати потом раздавать будете!

Павел не мог заснуть, думал о Лизе, о сыне, представлял, какой тот

карапуз.

– Ходит уже, наверное, – прошептал под утро и заснул.

Показалось – только закрыл глаза, как будил громогласный голос

Ивана Хохлова. – Вставай, Синицын! Командир уже тут!

4

Чуть свет появился на востоке, бригада Зубавина выехала в

расположение части. Вернулись к обеду. Бойцы в полку бодрствовали и нетерпеливо готовились к приёму пищи, подгоняя кашевара. Тот пыхтел над котлом, мешал большим половником варево и громко ругался, видимо, матом торопил процесс готовки, потому как не успевал к сроку.

Комиссар лично выбежал встречать.

– Ну что, всё в порядке? – спросил Зубавин. – Не перепились тут без

меня? А то дай только волю!

– Лазутчиков поймали, – отрапортовал Обухов. – Ночью задержали.

Один гад ушёл. Разведку производили.

– Сколько их?

– Двое. Один капитан. Важная птица.

– Добре, хлопцы, молодцом, что не спит караул, – похвалил

Зубавин комиссара. – Наши все целы?

– Двоих ранили, паскуды. Отстреливались до последнего патрона.

– Разведчики, говоришь? Не думаю. У них что, кроме капитанов

некому в разведку идти? К своим, видимо, пробирались, да наткнулись… Ладно, разберёмся. Выношу благодарность, Трофим Егорович. А пока, приказываю удвоить караулы. Нужно быть начеку. Раз здесь шныряют, значит, подтягивают силы. Установите на дорогах ещё по пулемёту. Беляков после обеда ко мне. Будем допрашивать.

Павла клонило ко сну. Глаза слипались на ходу, к тому же

перенервничал и был расстроен.

– Чего такой хмурый, часом не заболел? – заметил комполка,

проходя мимо.

– Нездоровится, товарищ командир, голова болит.

– Так! – многозначительно, подняв палец вверх, произнёс Сидор

Борисович. – Давай, топай в санчасть и скажи медсестре Гале, что я приказал налить спирту сто граммов. Но не более! И ложись после обеда. Разрешаю поспать.

– Слушаюсь! – ответил Павел и, проводив взглядом командира,

минуя санчасть, ушёл в хату, где был на постое.

В штаб полка ввели арестованных. Оба держались гордо, достойно.