Юрий Швиглен "Флуктуация"

Руки связаны веревками.

– Кто такие? – вежливо спросил Сидор Борисович и, не дождавшись

ответа, посмотрел на комиссара.

– Документов при них не нашли, видать всё-таки в разведку ходили.

Мрази! Что молчите, твари! С вами разговаривают! – закричал Обухов.

Офицеры молчали, будто и не слышали, о чём спрашивают.

– Прикажите товарищ комполка позвать Васю Зотова, – занервничал

Трофим Егорович, потирая кулаки, – враз из них слова вышибет.

Комиссар прошёлся мимо пленных, угрожающе всматриваясь в

лица врагов: – Не хотите говорить?

Те молчали, будто разговор их не касался.

– Ну что ж, – произнёс командир, – зови Васю, комиссар, пусть

побеседуют. А я пока покурю.

Зубавин вышел на крыльцо, закурил махорку. Со стороны кухни

слышался металлический звон, кашевар созывал бойцов откушать перловки, в которую положил мясных консервов.

Синицына разбудил дед, хозяин дома. Павел просил его об этом,

ложась. Продрав глаза, вышел на улицу, умылся и побрел к полевой кухне. По дороге, ещё зевая, увидел выходивших из штаба пленных офицеров. Их сопровождал конвой. Синицын обтёр рукавом вспотевший лоб и внимательнее всмотрелся в пленников. Лиц увидеть не успел, но фигура, походка капитана показались знакомыми. Беляков завели в сарай и закрыли на амбарный замок. Сон у Павла моментально прошёл, и, всколыхнувшаяся душевная тревога, неприятной дрожью отразилась до самых ног. «Может, показалось?» – успокаивал себя. Прошёл мимо штаба, услышал голос Зубавина, ругавший Васю Зотова, за чрезмерное усердие в допросе, за то, что запачкал кровью кабинет.

– Прибирайся теперь! Чтобы духу ихнего поганого здесь не было!

Иди за тряпками да водой.… Не три на сухую!

Стоя на крыльце, Зубавин увидел Павла и окликнул: – Ну как, помогло

лекарство?

Тот, кивнув, поблагодарил.

– То-то же! – удовлетворённый ответом, возгордился Сидор

Борисович. – От всех болезней таким рецептом пользуюсь.

Павел сидел на пеньке возле рубленых дров для кухни и доедал

обед. Сердце тревожилось. Капитан не выходил из головы. Увидел Прокопа. Тому было уже не весть, сколько лет, а по-прежнему был крепок и ловок. Не каждому молодому под силу было тягаться с ним.

– Накось, брось сюды, твоего творения Стёпа! – говорил он

кашевару, подставляя котелок. – Командир приказал беляков накормить, пусть им неладно будет!

– Белякам не дам! – отрезал повар и закрыл котёл увесистой

крышкой. – Пущай их Врангель кормить!

– Ну, не дури, Степан! – упрашивал дед. – Командир приказал. Не

моя ж выдумка!

– Эти беляки на допросе слова не проронили, – выкрикнул кто-то из

бойцов, – вот наш командир и решил подкормить, думает, сил у них нету разговаривать. Мало каши едят! Обессилили! Не кормит Врангель! Говорит, не заслужили.

Кто был вокруг кухни, рассмеялись, лишь Павел потупил взор.

– А я бы не давал! – крикнул Витя Пастушонок. – Зачем зря добро

переводить, всё равно завтра шлёпнут! Митяю нашему потеха будя!

Павел повесил пустой котелок на забор и пошёл за Прокопом, кое-как

упросившим Степана выполнить приказ командира. Тот шёл к сараю, где находились пленные.

– Дед! – окликнул старика Павел.

Прокоп остановился и обернулся.

– Дай отнесу белякам кашу, – попросил, подойдя. – Поглядеть

хочется на офицерьё.

– А шо на них глазеть? Дерьмо и есть дерьмо, хоть гляди, хоть

понюхай. Что не видывал их сроду? Ты ж недавно троих срубил саблею!

– Так-то казаки были, форма другая, а у этих царская.

– Ну, на ташы коли интерес есть. – Дед отдал котелок, из которого

торчали две ложки. Синицын подошёл к сараю, где сидел охранник Архип.

– Отворяй дядька, – сказал Павел. – Командир приказал накормить.

Выполняя приказ, Архип посмеивался на каждом слове: – Чем есть-то

будуть? Васька зубы-то повышибал! Через задницу кормить тепереча надобно.

Павел открыл дверь и, обернувшись, сказал: – Подожду там, пока

котелок освободится. Прокопу вернуть надобно.

Войдя внутрь бревенчатого сруба, взглянул на пленных. Те сидели на

соломе, прислонившись к стене. Лица были разбиты в кровь, кителя от ворота донизу багрили пятнами. Сердце словно остановилось. Да, не ошибся. Это был брат.

Глеб не сразу узнал Павла, из-за света, слепившего глаза,

пробивающегося в окошко, забитое решёткой.

– Глеб, это ты? – спросил Павел дрожащим голосом.

Тот встал и шагнул навстречу, но, увидев Павла в форме красного

бойца, остановился.

– Брат! – произнёс Павел, подойдя вплотную. Прижался. Обхватил

за плечи.

Глеб молчал, опустив руки.

– Братишка, я искал вас, – чуть не плача сказал Павел. – Долго

искал: тебя, отца, маму.

Услышав родные слова, Глеб обнял и погладил Павла. – Как вырос,

возмужал. Мама о тебе сильно переживает.

– Где они? Ты их видел?

– Виделся полгода тому…

– Как отец?

– Отец в порядке. Сейчас в столице, мама при нём.

– В столице? – переспросил Павел.

– В Омске.

– Ах да, – вспомнил Павел, что Колчак объявил Омск новой

столицей.

– Не ожидал такой встречи, брат, – вздыхая, сказал Глеб. – Почему

с ними?

Павел отпрянул и, поставив котелок на лавку, присел. Глеб сел

рядом, взяв в руки ладони брата. Павлу казалось, через них Глеб слышит пульс, выпрыгивающего из груди сердца.

– Искал вас Глеб, – повторил Павел. – Искал, но не мог найти. —

Голос дрожал, задыхался от довлеющего в горле кома.

Глеб не стал волновать брата вопросами, видя, как тот переживает,

только гладил его родные влажные ладони. – Меня завтра расстреляют, – сказал спокойно. – Если увидишься с мамой, передай ей… а, впрочем, ничего не надо. Ступай брат. – Он беспокоился, что могут увидеть и тогда Павлу – несдобровать. Сильно любил младшего брата и не менял отношения, осознавая, кому тот служит.

Павел, не оглядываясь, вышел на улицу, не чувствуя ног. Бледное

лицо отражало неописуемую скорбь.

– Котелок-то чо не забрал? – крикнул Архип, вешая замок.

Синицын махнул рукой.

– Чо это с ним? – подумал вслух сторож. – Как ужаленный поскакал.

Наступила ночь. Павел не спал, да и не собирался. В таком

состоянии разве можно было спать. Лежал с открытыми глазами и думал, думал.… Передумал обо всём. Вспомнил детство. Как с Глебом отмечали праздники в кругу семьи. Радовались, что все вместе и что так будет всегда… Вспомнил Лизу. Сына, которого ни разу ещё не видел, но в мыслях воображал и представлял его славным весёлым ребёнком….

Решительно встал с кровати, подошёл к окну. По луне определил

время ночи. Взяв в руки сапоги и одежду, чтобы никого не разбудить, потихоньку вышел во двор. Оделся и тылами пробрался к сараю. У двери сидел постовой. Это был уже не Архип, а кто-то другой, в темноте было не разобрать. Горе-часовой спал, удерживая оружие между колен. Павел взялся за ствол. Тот вздрогнул, открыл глаза, хотел встать, но от удара в голову рукоятью нагана, повалился на землю. Карабин так и остался в руке у Павла. Отыскав в кармане охранника ключ, открыл замок. Войдя в темноту, тихо позвал: – Глеб, это я, Павел.

В углу послышалось шуршание соломы. Через миг Глеб стоял рядом.

– Павел? – удивился он.

– Идёмте, я вас выведу, – командовал младший брат.

Пленники пошли за ним. Огородами вышли на край хутора.

– Бегите вдоль балки, – указал Павел, – перейдёте речушку, и в лес.

– Как же ты, братишка? – беспокоился Глеб, – не простят же!

– Бегите! Выкручусь как-нибудь.

– Бежим вместе, Павлуша, – Глеб назвал его, как в детстве, и Павел