Юрий Швиглен "Флуктуация"

понял – брат простил, что служит врагу. – Сделаю всё для тебя! Никто не посмеет осудить. Зачеркнёшь прошлое. Ты же наш…

– Не могу с вами сейчас, – перебил Павел, – рад бы, да нельзя.

Семья у меня неподалёку – жена, сын. Не могу оставить в заложниках. Комиссар не простит.

– Ты женат? – удивился Глеб.

В деревне послышались шум и стрельба. Охранник, что сторожил

сарай, очнувшись, поднял тревогу.

– Уходи, – прохрипел Павел и, обняв брата, передал карабин и

наган. – Бог даст, свидимся.

Беглецы скрылись в высокой траве, оставив за собой след примятой

зелени.

– А ну стой, гад! – услышал Павел за спиной голос Митяя. Хотел

кинуться в кусты, но на него вылетел ещё боец и сбил с ног.

– Вот они! – кричал Митяй. – Видел, к балке побежали! – Он

беспорядочно стрелял в сторону убегающих.

– Этот предатель отпустил! – Митяй пнул, лежавшего Павла в грудь,

в живот. – Ловко скрывался, гнида! – верещал брат Обухова. – Правильно брательник говорил – не наш!

Полк был всполошен и поднят по тревоге. Павла привели к штабу,

бойцы окружили. Вскоре появился Сидор Борисович Зубавин.

– Убежали сволочи! – доложил командиру Обухов. – Как в воде

утонули!

Зубавин приблизился к избитому Синицыну, опутанному верёвкой,

приподнял опущенную голову нагайкой:

– Что же ты натворил, братец? Ведь так доверял тебе. К награде

хотел представить. А ты? Скрывал нутро под пролетарской одеждой? Понимаешь, чего заслуживаешь?

Павел молчал, ему было всё равно, что о нём думают и говорят. Был

даже спокоен и рад. Ведь помог брату избежать расстрела и, наконец, занял то место, где должен был быть с самого начала.

– Зачем это сделал, Павло? – спросил командир. – Хочу понять твою

паскудную суть.

Павел обвёл глазами, светлеющее от восхода небо и гордо, глядя на

окруживших его бойцов, громко произнёс: – Это был мой брат! Я не сын сапожника! Я дворянин!

Толпа загудела. Послышались выкрики в трёхэтажный мат.

– Тихо! Тише! – перекричал подчинённых Зубавин. – Шо, как на

базаре!

Толпа затихла, только голос Митяя слышался в стороне, взахлёб

рассказывающего кучке любопытных, как отважно и вовремя поймал, белогвардейского прихвостня.

– Вот, значит, откуда умеешь саблею махать. В кадетах, небось,

обучался? – сделал вывод Сидор Борисович.

Комиссар, подойдя, шепнул Зубавину. Тот прервал допрос и пошёл в

штаб.

– С этим-то, что делать? – спросил вдогонку Обухов.

– Заприте пока! Пусть посидит, после разберёмся!

В штабе Зубавина ожидал посыльный, приехавший из главка

дивизии. Сидор Борисович принял увесистый пакет, небрежно разорвал и прочёл. Потом скомкал бумагу, положил в пепельницу, поджёг.

В приказе ставилась задача передислокации полка. – Два дня на

сборы. Переезжаем в хутор Лесной, – сказал он командирам взводов.

5

Павел сидел взаперти, где вчера томился брат, ожидавший, как и он

теперь, расстрела. Любопытный Архип, охраняющий сарай в дневные часы, подсел к окну с металлической решёткой, у которого не было стекла, и повёл разговор: – Это правда, был твой кровный братец, али так сказал, совравши?

Павлу было не до разговоров. Не хотелось никому ничего объяснять.

Но помолчав, ответил: – Да, Архип, правда. Мой брат.

– Иш кака карусель? Вот, что жизнь понаделала! Многие щас так

воюють: родственник, против родственника. А чо делать? Не понимают люди, что большевики добро несуть, хотят рабоче-крестьянскую власть наладить. Дай ей господь шансу. Ленин вот из ваших будет, из дворян значит, а правильно мыслит, за народ вступился. Добивается, чтобы по справедливости всё было, по честному. А, что ваши предлагають? Опять с мужика три шкуры драть? Вот что получат! – Архип показал сложенную пальцами руки фигу. – Хотя тебя понять можно. Молодой горячий. Конечно, жалко родного-то. Тоже не знаю, как поступил бы, будь на твоём месте. – Старик затянулся обжигающим пальцы окурком, свёрнутым из газеты и, поплевав на него, потушил о ладошку. – А, ты, вот, что, парень, – сказал скрипучим голоском, – покайся командиру, да перед хлопцами. Сидор Борисыч – мужик справедливый, поймёть. Какова невидаль – беляка упустил? Всё равно ничего не сказал бы. Ну и шут с ним. Сбежал и сбежал. Ты искупись. Скажи, мол, в бою докажешь преданность идее нашей.

– Нет, Архип, – ответил Павел. – Ничуть не каюсь в поступке. Только

сейчас остаюсь доволен в выборе.

– Вот дурень! Его стрельнуть завтра, а он доволен?

– Тебе этого не вразумить, – сказал Павел и отошёл от окна, дав

понять, что не желает больше вести беседу. Сел на солому.

Вторую ночь подряд пролежал, не смыкая глаз. Наступило утро.

Услышал за стенами сарая возню: скрип телег, ржание лошадей, какие-то команды. «Опять в бой, – подумал. – Сейчас, наверное, придут и…»

Встал, размялся, чтобы выглядеть свежее, не желая, смотреться

перед убийцами жалким, напуганным.

Полк Зубавина приготовился к маршу, ждал команду. В штабе

совещались. Сидор Борисович инструктировал взводных. Когда разошлись, Обухов спросил что делать с Синицыным, предложив расстрелять. Зачем, мол, лишняя забота, – держать караул для негодяя, когда люди на счету. Командир не задумываясь, отмахнулся: – Делай, как знаешь, не до него сейчас.

За Павлом пришли два бойца – Степан и Даниил во главе с братом

Обухова. Вывели на улицу, дали лопату.

– Пойдём! – командовал Митяй, – стрелять буду контру.

Красноармейцы нехотя плелись сзади. Митяй маршировал впереди.

Вышли за хутор. Остановились возле леска.

– Всё! – крикнул Митяй. – Тормозитесь. Куда ещё дальше? Только

ноги сбивать? Наши гляди, скоро поедут. Здесь рой!

Конвоиры сели на траву. Павел огляделся вокруг. «Скучновато

будет тут лежать, – подумал, – не могли веселее места найти, там, на холме где-нибудь». – Отмерил лопатой размер, обозначил границы и принялся копать для себя могилу. Бойцы курили, посмеивались.

– Сам его шлёпну, не мешайтесь, – говорил Митяй однополчанам. —

Для этой вражины давно патроны отложил.

– Да ради бога, – ответил Степан. – Лично мне противно этим делом

заниматься – в безоружного-то палить.

– Ты что такое говоришь?! – психуя, заорал младший Обухов. —

Противно стрелять во врагов революции?! Классовый враг должен быть уничтожен! Смотри Стёпа, чтобы не слышал больше гадких речей!

В порыве гнева Митяй ходил по кругу и размахивал руками,

покрикивая на сослуживцев, точно копируя манеру поведения комиссара.

– Ладно, заткнись! – не выдержал Даниил. – Чего командуешь! —

Хочется и стреляй, а к словам не цепляйся. А то не посмотрю, что брат – начальник! Схлопочешь! Степан поддержал товарища. Обухов наигранно улыбнулся, испугавшись обидевшихся сослуживцев и начал заискивать.

Павел углубился по колено. Митяю не терпелось, похаживал рядом,

крутя барабан нагана. – Копай быстрее, собака! Чего еле шевелишься?

– А ты бы кончину торопил? – вступился Степан. – Сядь, ни

мельтеши, пусть человек подышит перед смертью!

Павел откинул лопату и встал на краю ямы. – Всё! Больше рыть не

стану. Стреляй. Устал я.

Митяй крутанул барабан револьвера и прошёл мимо, напевая что-то под нос. – На! Контра! Именем революции, получи, гад! Прицелившись, на вытянутую руку, стрельнул в плечо. Сделал это в излюбленной манере, чтобы заставить мучиться врага революции, доказывая ненависть к классу эксплуататоров.

Павел пал на колени возле ямы. Схватился за раненное место,

превозмогая боль, пытался подняться, но клонило к земле.

– Стреляй, сволочь, зачем мучаешь! – крикнул он, встав в рост.

Даниил и Степан отвернулись. Вдруг в расположении полка

послышался грохот разорвавшегося снаряда, раздались выстрелы, шум и крики. Митяй бросил взгляд в сторону хутора: – Смотайся, Даня, погляди, что там?

Из-за деревьев не было видно, и тот, как ни странно подчинился,

помчался разведать обстановку. Митяй продолжил казнь, поднял пистолет, нацелился Павлу в голову, желая быстрее закончить, потому, что выстрелы доносились чаще и интерес к любимому делу пропал. Но не успел нажать на курок. Из-за деревьев прозвучал выстрел, и Митяй рухнул на землю. Пуля попала в затылок. Степан успел только передёрнуть затвор карабина и повернуться в сторону стрелка. Упал, сражённый в грудь.

На коне подскочил поручик, которого Павел выручил из плена вместе

с Глебом. Ловко спешился и, бросив поводья, подбежал.

– Живой? – спросил, улыбнувшись.