– Да, – ответил Харапцев. – Семья Успенских – фактический владелец этого завода и еще нескольких предприятий на Урале. В основном – производство строительных смесей, теплоизоляционных и негорючих материалов из природных минералов, таких как базальт и асбест.
– Трения с Боровиковым у Григория Михайловича начались в начале девяностых, – кивнул Лебедев. – Начинали они деловыми партнерами, но со временем превратились в недругов. Свои деньги Григорий Михайлович вложил в производство, а Боровиков еще несколько лет занимался преступным промыслом. А когда закон возобладал, Боровиков заявил, что часть активов ЗТМ должна принадлежать ему.
– Слушайте, я ничего об этом не знаю, – сказал Колосов. – Хотя как раз в то время бывал в вашем городе.
– На фоне скандалов, которые вы расследовали, наши проблемы казались несущественными, – тонко улыбнулся Лебедев.
– Ахмед! – окликнул Харапцев азиата возле мангала. – Накрывай на стол!
Узбек широко улыбнулся и принялся стряхивать прожаренное мясо с шампуров на фаянсовое блюдо. Сидевшие за столом молча наблюдали за ним. И наверняка каждый из них в этот момент думал о своем.
– Кушайте, пожалуйста! – узбек поставил ляган с бастурмой на середину стола. – На здоровье, на здоровье кушайте!
Он приложил правую руку к груди и попятился.
– Спасибо, Ахмед, – Харапцев взял бутылку вина.
– Я пить не буду, – отказался Колосов.
– Что ж, – Харапцев отставил вино в сторону. И Колосов понял, что Лебедев с Марушкиным сегодня тоже не употребляют. – В таком случае всем приятного аппетита!
Они принялись за мясо.
– Вы давно не были в нашем городе? – спустя минуту спросил Колосова Лебедев.
– Четыре года, – ответил журналист. – И даже не знаю, на пользу пошло это время Клиничам или нет?..
– Разумеется, на пользу, – улыбнулся Лебедев. – Как бы там ни было, нам только кажется, что работаем мы только для себя: деньги на производстве зарабатываем, магазины строим, заправки. Но в итоге – времена меняются, поколения уходят, а все построенное нами остается людям. И не только нашим детям, заметьте… У вас есть дети, Александр Степанович?
– Нет, детей у меня нет, – ответил Колосов. – Есть подруга, очень близкий человек. Но рожать детей она больше не хочет.
– Найдите женщину, Александр Степанович. Найдите женщину, которая жаждет иметь детей. Вы не будете жить вместе, но ребенка вы все равно воспитаете сообща. Вы будете счастливы и продолжите свой род.
Колосов усмехнулся. Лебедев не был пьян, но говорил то, что на Руси обычно говорят только очень пьяные люди.
– Я желаю вам сына, – тем временем продолжал говорить Лебедев. – Сегодня ночью умер замечательный человек. И я уверен, что Григория Михайловича в городе не забудут.
На несколько минут за столом воцарилось молчание. Собеседники сосредоточенно пережевывали мясо, закусывали зеленью, ломали лепешки.
«Странная, однако, компания, – думал Колосов, по очереди разглядывая сидевших за столом. – Мафия. Скорее всего, коренной в связке – Лебедев, потом идет Харапцев, а вот Марушкин… Марушкин – персона любопытная. Слишком молод, но уже с правом голоса. Этого паренька нужно иметь в виду».
– Мне всегда был интересен путь человека, – нарушил молчание Колосов. – Наверно, поэтому я стал журналистом. По сути, любая хорошая, грамотно написанная статья – это подведение итогов того или иного события. Меня же всегда интересовали люди, вызывающие события, а не сами события. И по опыту я знаю, что многие жертвы повинны в своей гибели… Я не верю в совпадения и промысел Божий. Слишком много крови льется вокруг, слишком много судеб ломается. А Бог, наверняка, выбирает для своих детей бескровные пути и ангелов дает, чтобы они поддерживали нас и делали тверже. Я не верю в это, но мне так хочется обрести эту веру. И мне очень хочется верить в то, что я тоже приношу благо. – Он сделал паузу.
Собеседники молчали, они ждали от него продолжение.
– Я не строю магазины и автозаправочные станции. Но если я смогу принести пользу своим расследованием, то я с вами.
– Очень хорошо, – улыбнулся Лебедев. – Хотя я и не сомневался в вашей позиции.
– Я сомневался, был грех, – сказал Харапцев. – Но рад, что ошибся. Тебе нужно отдохнуть, Саша. Мы сняли номер в гостинице «Изумруд». Хорошенько выспись. А когда будешь готов, свяжись со мной и мы обсудим детали.
Утренний свет едва пробивался сквозь портьеры. Настя приоткрыла глаза, почувствовала на лице капельки света и вновь погрузилась в дремоту. Ей казалось, что еще слишком рано для того, чтобы подняться и начать день. Но спустя минуту она вспомнила, что находится не в квартире, а в загородном доме, и вспомнила, что рядом должен быть Сережа. Она провела рукой по шелковой простыне и вздрогнула. Плетнева рядом не было, и постель с его половины остыла.
Она открыла глаза и посмотрела в потолок. В этот момент ее накрыло пустотой и безразличием. Настя смотрела в высокий потолок с лепниной и фреской, детали которой в сумерках невозможно было различить. Но она знала, что с потолка за ней наблюдают кудрявые ангелочки с маленькими изогнутыми луками в пухлых руках и смотрит с ясного синего неба строгий, мускулистый старик в тоге цвета слоновой кости.
Настя медленно села, нашарила на ночном столике мобильный телефон и позвонила Вере Петровне Колясниковой, которая вместе с мужем присматривала за домом.
– Доброе утро, Вера Петровна. Вы Сергея не видели?
– Здравствуйте, Анастасия Максимовна, – отозвалась Колясникова. – Он с Федей на реке. Рыбачат. Вам что-нибудь принести?
– Нет, ничего не нужно. Спасибо, Вера Петровна.
Настя рухнула на спину и раскинула руки. Пустота и безразличие отпустили ее. И теперь она ощущала, как бешено колотится в груди сердце, и поняла, какой кавардак устроили в голове мысли. И поняла в этот миг, что не ощущение счастья, а страх не отпускает ее со вчерашнего дня.
Спустя четверть часа она спустилась вниз. С кухни доносилось звяканье посуды. Настя прошла в столовую и посмотрела в окно. Утро было пасмурным, и небо было затянуто дождевыми тучами, и еще кое-где в низинах белел снег. Особняки стояли на высоком берегу. Впрочем, не так уж и высок был этот берег. Весенний паводок еще не опал, но река уже вошла в свои берега, оставив на земле мусор, обломанные с деревьев сучья и ил.
Плетнев с Колясниковым рыбачили с другого берега. Они были примерно одного роста, в одинаковых прорезиненных плащах и сапогах, и оба натянули на головы капюшоны. С такого расстояния Настя не могла понять, кто из них кто. И только сейчас заметила, что на улице моросит мелкий, похожий на изморось дождь.
– Он хороший человек.
Настя вздрогнула и обернулась на голос. В дверях стояла Вера Петровна. Ей было шестьдесят три года, и, несмотря на положение прислуги, она относилась к Насте даже не как к дочери, а как к любимой внучке. Впрочем, Настю это вполне устраивало. Она жалела несчастных стариков, потерявших на склоне лет все. Единственную дистанцию сохранили они – величали друг друга по имени-отчеству.
– Он хороший человек, Анастасия Максимовна, – повторила Вера Петровна. – Я не знаю, что с ним произошло и что было между вами когда-то. Но он может стать хорошим мужем и может стать отцом для детей.
– Он был очень хорошим мужем, – улыбнулась Настя. – А Дашенька его дочь.
– Просто ему нужно прийти в себя, – Вера Петровна тоже подошла к окну. От нее пахло свежей выпечкой и мандаринами. – Он ничего не помнит. Но это может быть благословением Божьим.
– Мне кажется, он снова хочет уйти.
– Он забыл вас, забыл о своем доме. Но скоро все встанет на свои места. И никуда он не уйдет, – улыбнулась Вера Петровна. – Можете поверить мне на слово, никуда он уже не уйдет.
– Мне так хочется верить в это, – отозвалась Настя. – Вы прожили счастливую жизнь, Вера Петровна.
– Вы же знаете, что это не так…
– Но вы всегда были рядом с мужем. А я уже потеряла надежду…
– Я так рада за вас, милая вы моя, – Вера Петровна обняла Настю. – Так рада. – И рассмеялась: – Посмотрите, Анастасия Максимовна!
По полузатопленному паводком мостику неуклюже шел Петя Веселовский. Увидев его, Федор Иванович воткнул в берег удочку и пошел навстречу соседу.
– Господи, – простонала Настя. – Петя там что делает?
– Анастасия Максимовна, кофе готов, – Вера Петровна отвернулась от окна. – Мужчины позавтракают позже. Их сейчас все равно домой не заманишь.
– Спасибо, Вера Петровна, но мне пора. Нужно съездить к маме и в офис. А Сережа… Вы ведь присмотрите за ним?
– Конечно, Анастасия Максимовна, – кивнула Колясникова. – О Сергее не беспокойтесь.
На крыльце Настя замерла на мгновение. Было очень тихо вокруг, только монотонный шум реки доносился издали, да тяжелые, редкие капли мерно падали на землю с крыши.
Настя села в машину и замерла. Ей так хотелось перед отъездом увидеть Сережу, но сердце подсказывало, что делать этого не нужно. Им обоим нужна была передышка.
– Но мне так нравится Саша Колосов, – вздохнула Ираида Михайловна. – И я ничего не могу с этим поделать. Да, ты молода. Но иногда мне кажется, что он лучший из твоих мужчин.
– Это не мое мама, не мое, – простонала Настя.
– Ты должна думать о детях, Настенька. И ты должна думать о своем будущем. Сергей пропал на два года, и только случайность свела вас. Я еще не видела его, но мне достаточно и того, что ты рассказала. А если он пропадет снова? И ты не знаешь, нормален ли он сейчас?
– Мама, ну, зачем ты так? – Настя порывисто встала и отошла к окну.
Дождь закончился. Время подходило к полудню. Было хорошо слышно, как в детской няня читает Дашеньке сказку.
– Настя, я забочусь о тебе, – негромко произнесла Ираида Михайловна. – Ты только-только пришла в себя. А если он снова пропадет, Настя?! Что будет с тобой?
– Мама, давай больше не будем говорить об этом. Ты всегда понимала меня. Или делала вид, что понимаешь. Но ты всегда была со мной. Сегодня вечером мы с Сережей приедем к тебе в гости…
– Ты хотя бы проверила его? А вдруг он болен?..
– Мама, прекрати! Ради бога, прекрати!!! Он не болен, он нормален, он мой! Мой…
– Какая же ты упрямая, Настя, – покачала головой Ираида Михайловна. – Я на многое закрываю глаза. И всегда старалась понять тебя… Хорошо, я постараюсь… Я на самом деле никогда не вмешивалась в твою жизнь и не поучала тебя. Это на самом деле твоя жизнь, и никто за тебя не проживет ее.
– Спасибо, мама, – Настя вернулась к матери и обняла ее.
– Помни, Настя, помни, – Ираида Михайловна прижалась щекой к ее руке. – Мы всегда были вместе, доченька. Мы всегда понимали друг друга. И не забывай, доченька, с каким трудом ты добилась всего. Ты должна помнить о детях, ты должна думать о будущем.
Настя прикоснулась губами к копне каштановых волос матери и высвободила руку. Ей больше не хотелось говорить. Она вышла из комнаты, оставив мать наедине с сомнениями.
А Ираида Михайловна пригубила уже остывший чай и прошептала:
– Ах, девочка, девочка, когда-нибудь ты поймешь, что годы не вернуть и слишком многое не исправить… Можно только заплатить за ошибки… Заплатить отчаяньем…
Иногда ей казалось, что она помнит и знает каждый шаг, каждый вздох своего единственного ребенка, но временами, как в это утро, она понимала, что не знает дочь. А двадцать лет назад даже она не могла предугадать ее судьбу.
– Настя, Настя, Настенька… – вздохнула Ираида Михайловна. Она прислушалась к голосу дочери, та разговаривала в детской с Дашенькой.
Ираида Михайловна поднялась с кресла и прошла к книжному шкафу. Взяла с полки обшитый бархатом фотоальбом и снова вернулась в кресло. Она улыбнулась, открыв его, и, как только мелькнули перед ее глазами отчасти уже пожелтевшие снимки, в ушах Ираиды Михайловны зазвучала далекая, нежная мелодия.
Она перелистывала страницы альбома и улыбалась, гладила кончиками пальцев лица из прошлого. И постепенно добралась до фотографии розовощекой полной девочки в школьной форме. Светлые косички, бантики. Настенька. Такой она была до пятнадцати лет. В то время мальчишки на нее внимания не обращали. А в пятнадцать за лето вдруг вытянулась и похорошела и превратилась в девушку. Словно в одну из летних ночей прилетела фея и превратила золушку в принцессу.
Ираида Михайловна с улыбкой вспомнила тогдашний страх за нее. Но все ее страхи оказались пустыми. Настя без всяких глупостей окончила среднюю школу и в тот же год поступила в институт народного хозяйства. Там и встретила своего первого мужчину – румына Николая Вереса.
Но через минуту от воспоминаний ее отвлек голос Дашеньки:
– Бабушка, баба!
Внучка подбежала к ней и с маху забралась на колени, едва не смяв листы фотоальбома.
– Дашенька, милая моя, осторожней, – Ираида Михайловна проворно закрыла альбом и обняла внучку.
– Бабушка, бабушка, сегодня папа приедет! – скороговоркой прошептала Дашенька ей на ухо. – Мама сказала, что сегодня папа приедет. Я нарисую ему русалочку, бабушка! Я нарисую ему русалочку из мультика, бабушка!
– Я помогу тебе, Дашенька. И мы вместе нарисуем русалочку, – улыбнулась Ираида Михайловна.
– Нет, я сама буду рисовать! – уже капризно выкрикнула внучка. – Я нарисую папе русалочку!
– Даша, – Настя приложила к своим губам палец, – тихо… Бабушка тебе поможет, если ты сама попросишь ее об этом.
Она подняла с пола фотоальбом, и тот открылся на листе с полной светловолосой девочкой.
– Как забавно, – улыбнулась Настя. Она тоже села на подлокотник рядом с матерью и обняла ее. – Мама, ты когда-нибудь вспоминаешь папу?
– Почему ты спрашиваешь об этом, дочка?
– Не знаю. Я его почти не вспоминаю. Сама не знаю, почему так? А ведь он был хорошим отцом. Но я его почти не вспоминаю…
Она хотела сказать еще что-то, что-то такое, от чего у людей обычно перехватывает дыхание. Потому что все мы заканчиваем одинаково. И неважно, в нищете всю жизнь провел или правил судьбами мира, конец у всех один. Но Ираида Михайловна не дала ей сказать всего этого.
– Он был очень хорошим отцом, – улыбнулась она. – И я знаю того, кто напоминает мне его. И говорю я не о Сергее, Настя…
И Настя поняла, к чему она клонит.
– Мам, давай больше не будем! Ведь так все хорошо у нас. А будет еще лучше!
– Что ж, доченька, – вздохнула Ираида Михайловна. – Я жду вас сегодня вечером. А к этому времени мы с Дашенькой и русалочку нарисуем, и пирог яблочный испечем. И с капусткой пирог испечем! Да, Дашенька, напечем с тобой пирогов?! Напечем!!! – Она встала с кресла и подхватила внучку на руки. – Мы будем вас ждать, Настя! Мы будем ждать папу! Да, Дашенька?!
В это хмурое утро Нина проснулась с твердым намерением довести начатое до конца и вывести Плетнева на чистую воду. Незачем ей было ждать Колосова, чтобы съездить в Ситов. Ее еще покачивало от выпитого накануне, но она уже готова была сесть за руль.
– Ты уже проснулась? – донесся с кухни голос Вадика Оконцева. – Подожди немного, я сейчас кофе приготовлю!
Услышав голос Оконцева, Нина поморщилась и с досадой вспомнила, что не выпроводила его ночью за порог. Вадик был ее соседом по лестничной площадке, по жизни занимался какой-то ерундой, связанной с интернетом. И уже несколько лет дышал на нее неровно, цветы дарил, писал стихи, руки целовал. Его брачный танец Нине наскучил уже спустя месяц после знакомства. Но она и сама не могла понять, почему до сих пор терпит Оконцева? Партнеры для секса у нее были, парни горячие и жесткие. Именно от таких у нее кровь закипала. А любила она женщину, не мужчину. Но все же терпела эти детские сопли – ухаживания Вадика. Терпела слова его глупые, стихи и брошенные украдкой взгляды, робкие и жадные одновременно.
– Вадик, ты где спал? – невнятно спросила она, потягиваясь.
– Что ты сказала? – Оконцев заглянул в спальню.
– Ты где спал-то?!
– Я не спал, я работал, – судя по шагам, Вадик ушел в гостиную и вернулся уже с ноутбуком в руках. – Оформляю новый сайт для одной из религиозных общин, – он сел рядом с ней на кровать. – Посмотри, какие интересные картинки у них.
