Сновидение было знакомым не само по себе, однако между ним и мной прочно натянулась ниточка связи. Маленькие звоночки узнавания тут и там, а я их не могла разгадать. Воспоминание о мальчике вертелось у меня в голове, я прикидывала, где могла его видеть всё время за завтраком и после, когда добралась до мастерской и засела за дело. Руки так и чесались, голова требовала перезагрузки.
Перед глазами плыл знакомый узор. Нитка за ниткой, челнок[2 - овальная продолговатая или иной формы колодка с накрученной или укреплённой внутри нитью, рабочий орган ткацкого станка, прокладывающий уточную нить между нитями основы при выработке ткани.] мелькал сквозь основу, а в голове, наконец, витала приятная пустота. Раз-два-три, челнок-бёрдо[3 - один из основных рабочих органов ткацкого станка, приспособление в виде частого гребня. Основная функция бёрда – подбивание нити утка.]-педаль, движение повторяется. Ритмично, как вальс.
Это было ещё увлечение бабушки. Последнее её полотно, начатое за несколько недель до смерти. Мне тогда едва исполнилось двенадцать, но я помнила, как ловко у неё получалось работать на ткацком станке, как она объясняла мне его устройство и даже разрешала выткать пару полос. Признаюсь тогда меня абсолютно не заинтересовало столь скучное и размеренное занятие. Просиживать вечера на стуле, готовить челноки с пряжей и придумывать всякий раз новый узор – чересчур нудно для юной особы, которая едва могла усидеть на месте, а ведь от неё в то время требовалось учиться как следует и покорять вершины олимпиад.
Так что стоит вам рассказать, как же так вышло, что теперь по вечерам после работы моим лучшим другом стал именно челнок.
В двадцать пять лет, почувствовав настоятельное желание отделиться от матери, я переехала в бабушкину квартиру. Места там было достаточно, целых две комнаты и возможность использовать своё время так, как заблагорассудится мне. Так я выражала протест, да и возраст был подходящий. Многие мои знакомые к тем годам уже начали жить независимо от родителей и мне тоже не терпелось попробовать. Мама не то, чтобы сопротивлялась моему переезду, но в открытую не поддержала. До последнего не верила – что я смогу самостоятельно всё организовать. А я взяла и смогла.
Так вот, когда я впервые зашла в квартиру спустя минувшие годы – первое что бросилось мне в глаза – ткацкий станок, занимавший большую часть одной из комнат. Деревянный, основательный. Таким я его помнила, но, если честно даже предположить не могла, что он до сих пор оставался у нас. Сама не знаю зачем я решила оставить его.
Во время ремонта он жутко мешался рабочим, мама подшучивала надо мной и предлагала продать. Она почему-то была уверена, что подобная деятельность меня не сможет заинтересовать, а хранить такую громадину как память о бабушке – не самое лучшее, что можно придумать. Я же никогда не брала в руки иголку, никакого рукодельного опыта. До того момента в свободное время я всегда витала в облаках, читала или смотрела что-нибудь попсовое.
Но как-то вечером после ремонта я присела к станку, взглянула на узкую полосу и испытала острое желание закончить бабушкино покрывало. Меня посетила мысль, что все эти годы оно продолжало существовать только потому, что ждало своего часа. Ждало меня. Я же в лучших традициях вечно опоздавшей – никуда не спешила. Зато теперь была там, где надо. Правда поначалу работа двигалась совсем медленно, я много путалась и быстро уставала. В дальнейшем вместе с умением подрастал темп.
За работой я часто задавалась вопросом, откуда вообще у нас взялся станок. Выглядел он так, словно ему было лет сто, не меньше. Отполированное дерево, бердо даже немного засалено в тех местах, где за него удобнее всего было браться. Резные элементы, украшающие стан сохранились очень хорошо. Стилизованный орнамент волной проходился по горизонтальным элементам. На него всегда можно отвлечься, давая отдых глазам.
Неужели бабушка привезла станок прямо из Греции, а до этого он принадлежал кому-то из моих предков? Или его купили здесь? Эти мысли не давали покоя. Не раз и не два за пятничным ужином я порывалась поговорить с мамой, но что-то мне подсказывало, что выйдет в точности как со снами. Вот я и молчала, мучаясь нерешённой загадкой.
– Пряжа закончилась, – сказала я миру, и сама удивилась своим словам.
Опустевший челнок сиротливо лежал в руке. Рядом в плетённой корзинке собрались его оголённые товарищи. Пошуршав по корзинкам, я сверилась со схемой. Несколько нужных мне цветов разом закончились в самый неподходящий момент. Зачастую так происходило будто нарочно. Вдохновение било меня по голове, и я готова была провести за станком целые сутки, а нужная пряжа заканчивалась или нить неожиданно обрывалась. Пару раз было так, что я путала узор и приходилось распускать сотканное за день. К ткачеству я относилась с большим трепетом и вниманием.
Иногда творческая жилка брала своё. Тогда меня посещало вдохновение и мне хотелось добавить шёлка, для блеска узора в некоторых особо интересных местах, но бабушка не использовала таких нитей и несмотря на искушение, я решила до последнего следовать её идее. Когда я просматривала уже завершённое полотно, то простота и лёгкость хлопка казались уместными подобранному узору, а стоило взять в руки челнок – накатывали идеи. Приходилось бороться с искушением новаторства.
Прежде чем отправиться в магазин, я решила подрезать размохрившийся кончик нити утка, там, где цвета сменяли друг друга. В таком месте подрезать всегда неудобно, надо делать это осторожно и медленно. Мне не повезло и в ответственный момент рука дрогнула. Надрез пришелся на последний сотканный ряд. С противным звуком нитка оборвалась. Такой звук я как-то слышала в одном фильме, когда отделённая от тела голова катилась по мостовой. По коже прошёлся холодок. Настроение работать у меня сразу пропало.
Наскоро собравшись, я вышла на улицу. К обеду о вчерашнем ливне не осталось воспоминаний. Ветер разогнал облака и высушил лужи, асфальт стал стёгано-серый, а небо голубым. Погожий день напоминал приснившийся, осеннее солнце согревало не хуже летнего.
Хотя, конечно, теперь далеко не лето. Людей на улицах города оказалось немного, почти как вчера. Сезон закончился и туристов стало значительно меньше. А горожане в преддверии слякотной зимы в такие дни выбираются на побережье и принимают ударные дозы витамина Д3. У меня мелькнула мысль сесть на электричку и провести субботу в компании глинтвейна и шума моря. Я так ясно представила себе замершую морскую гладь, мягкий солоноватый ветер со вкусом специй на губах, что свернула к вокзалу.
Опомнилась я, когда поток спешащих на электричку людей подхватил меня и подтянул к центральному входу. В толпе я почувствовала себя неуютно и нырнула обратно, идя против течения. Трудно противостоять соблазну, но поддаться ему будет несправедливо. Я ведь всю неделю планировала в выходные как следует поработать над покрывалом, а если поехать на море, то я вернусь вечером. Наверняка магазин будет закрыт. За пряжей придётся пойти завтра и тогда я потеряю целые сутки. А сутки в таком неспешном деле как ткачество – много-много рядов.
В отделе пряжи я оказалась единственной покупательницей. Консультанты попрятались, предоставленная сама себе я вытянула из кармана сумки смартфон и открыла список ниток. Корзину пришлось поставить на пол, чтобы освободить руки. Перебирая пряжу на стеллаже и сверяясь со списком, я вдруг вспомнила. Он мне снился и раньше.
* * *
Тянуло сыростью, её ноги замёрзли.
«Это только сон. Просто сон», – уверяла себя совсем юная девушка, стараясь не смотреть по сторонам.
Зрение было размытое, погасшее. Как будто она застряла в текстурах. Выдернутая из реальности, она не понимала, куда идти и зачем. Все шли, и она вслед за ними. Послушно передвигала ноги и шагала вперёд. Ей хотелось сразу всего: попить, присесть, поесть. Хрупкое тело деревенело от холода, становилось непослушным, будто чужим. Скорее ощупав себя, чем осмотрев, девушка сообразила, что не по сезону одета.
Лёгкая ткань платья совсем не уберегала от жестких порывов ветра. Люди вокруг неё были одеты и лучше, и хуже, так что по одежде толком ничего не понять. Ни кто они, ни где, ни тем более почему они в пути.
Она помнила этот сон. Видела его раньше, только с иного ракурса. Тогда, воспарив над опалённой огнём пустыней леса Ананке наблюдала, как медленно, обречённо движется вперёд истерзанная вереница человеческих тел. Небо над ними было неясным, сумрачно серым, а они сами землистые, припорошены усталостью, гуляющим на ветру пеплом.
Сейчас она оказалась одной из них.
Среди них были всадники и даже повозки. Последним приходилось хуже всего, ведь шли они не по асфальтированной дороге и даже не тропами грунтовок. Шаг был будто неспешный, но в то же время напряженно спешащий. Подстроиться под него оказалось непросто.
Людей было множество, но все они не издавали ни звука. Процессия тянулась вперёд, сопровождаемая могильной тишиной, так что Ана хорошо разобрала шёпот, прорезавший безмолвие острым ножом. Понять, откуда он было трудно, тот был сразу везде.
– Где он? Что с ним случилось?.. – и такое хриплое шу-шу-шу, а затем снова нарастающим эхо «Где он?».
Поначалу тебе казалось, что никто совсем не говорил, это всё происки ветра, но потом, когда эхо растворялось, вновь появлялись слова.
– … мёртв… казнён на главной площади… – отвечал второй голос.
Шуршащее перешёптывание нарастало, расходясь во все стороны.
– …казнён?.. как же так?.. – переспрашивали с полувздохами.
– …поговаривают, она отрубила ему голову… вот бедняга-то… – и снова шёпот слился в шу-шу-шу, теперь уже подчёркиваемое шарканьем ног.
Девушка задрожала, ужас поднялся вдоль позвоночника и засел под лопатками. Прогорклый воздух явственно оседал на языке и губах, отчего сон ощущался самой настоящей реальностью.
«Что за ужасное место, к чему оно мне? Почему мне не приснился тот добрый сон о мальчике?» – думала Ананке, шагая вперёд.
Она не решалась остановиться.
Глава 3
В постели было тепло. Центральное отопление, этот бич старых домов отыгрался на мне. Воскресное похолодание некстати выгнало из прогретой за лето квартиры остатки тепла. Разом стало сыро, воздух потяжелел. И разумеется, никто не собирался подавать отопление в тот же день. Я куталась в плед и читала, желания вставать и идти на работу совершенно не было. Тягучее чувство беды продолжало преследовать меня несмотря на то, что сон давно кончился. Вчерашний день я провела за станком силясь преодолеть волнение, возникшее у меня из-за сна. Выходило плохо. Более того, чтение в уютном гнезде не помогало.
Мои мысли всё время возвращались в тот сон. Отчего эти люди шли и куда они шли? Я не впервые видела их паломничество, однако до сих пор не разобралась в чём его смысл. Сколько бы сон не повторялся – мне было неведомо какой у него конец. Мой внутренний оптимист хотел верить, что однажды я приду вместе с ними в прекрасное место, где всех ждёт безоблачное и радостное существование. Будь я помладше так бы и думала.
В настоящее время я не тешила себя иллюзиями, предпочитая сухо разложить увиденное на отдельные фрагменты. Становилось понятно, что ничем хорошим такой сон кончится просто не мог. Люди, среди которых во сне была и я, бежали от чего-то ужасного. Спасались. Да и странный разговор про чью-то казнь красноречиво намекал о страданиях и лишениях.
Очередной будильник вернул меня назад. Реальность наползала неотвратимостью. Блуждать в мыслях может и интересно, только всё это нервировало меня. Я до сих пор была слегка взбудоражена, а ведь мне предстояло как-то отработать и целый день взаимодействовать с миром. Признаюсь, случались моменты, когда я начинала думать, что мама права и моё воображение только мешает.
Так я и думала, вставая и продолжая утренний ритуал сборов. Остывший чай камнем осел в желудке, ничуть не поднимая моего настроения. Всю дорогу на работу я провела в размышлениях, по итогу которых расстроилась пуще прежнего. Путных мыслей не было от слова совсем, да и стоило переступить порог офиса, как я встретилась нос к носу с директором. Он пробурчал приветствие, бросил на меня недовольный взгляд, и я сразу же переключилась. Тут же всплыли все пятничные соображения и проблемы, которые предстояло обсудить с коллегами, задачи поставленные на эту неделю. Наступило время взрослой меня.
В пятницу мне пришло в голову, что основная проблема в том, что уже написанная архитектура и структура кода привели бы к проблемам при дальнейшем улучшении приложения. И хотя в целом прямо сейчас это не являлось проблемой, в перспективе сотрудничества с банком и договора не техническую поддержку нам неизбежно пришлось бы потратить время на доработку. На самом деле подобные размышления занимали большую часть времени моей работы. Сам код рождался построчно, не слишком быстро.
Подобная кропотливая работа ума очень напоминала мне работу за ткацким станком. Вероятно только поэтому мне пришлось по душе бабушкино увлечение. Оба занятия требовали колоссальных затрат времени и концентрации. До самого обеда я пребывала в состоянии транса, где-то на фоне офис шумел, но я отключилась и не обращала на это никакого внимания ровно до тех пор, пока не ощутила нависшую над собой тень. Тамара[4 - Тамара – от др.-евр. имени ?????? (Тамар) – «смоковница». Он же инжир, одна из самых древних культурных растений.] смотрела на меня и улыбалась. В руках она держала свою ярко-зелёную сумочку с обедом.
– Ты сегодня всё утро игнорировала меня, – игриво заметила она, – давай перекусим, иначе ты прирастёшь к своему компу.
Я вежливо улыбнулась и потянулась на стуле. Тома занималась веб-дизайном и зачастую работала сразу над несколькими проектами, так что мы с ней частенько пересекались. А ещё Тамара была душой коллектива. Она дружила абсолютно со всеми. В офисе не нашлось бы человека, сказавшего о ней дурного слова в глаза и тем более за глаза. Любое коллективное событие организовывалось именно ей, все эти тимбилдинги на байдарках (правда я пока поучаствовала только два раза), совместные посиделки в ресторанах и вылазки на пикники в парке.
Из-за того, что Тома была старше меня она сразу взяла меня под своё крыло. Когда я с ней познакомилась, то стала думать, что именно такие отношения между сёстрами.
– У меня ничего с собой нет.
– Снова? Тебе стоит серьёзнее относится к своему здоровью.
– Не начинай.
Я засмеялась. Мы с ней часто шуточно спорили по поводу необходимости здорового питания и моего рациона. Мне никогда не нравилось готовить, так что даже дома я в основном обходилась простыми блюдами, а вот Тома любила сражать всех своими шедеврами. Каждый вечер она успевала приготовить что-нибудь вкусненькое и на следующий день брала себе на обед. Порой перепадало и мне, да и всем нашим коллегам. Особенно когда Тамара бралась за выпечку.
– Я схожу в кафе и возьму у них что-нибудь.
– Что-нибудь сладкое? – уточнила женщина.
– Разумеется, – отвечала я, вставая со стула.
– Вот и не жалуйся, когда начнутся проблемы с желудком, – проворчала она. – Буду ждать тебя в курилке.
Курилкой у нас называли комнату отдыха и само собой курить там было запрещено. В течение дня многие тусовались у кофейного аппарата, устраивая себе «перекуры». Тут обсуждались последние новости, планировались совместные мероприятия и в любой момент можно было поболтать на отвлечённые темы и расслабиться. Так и возникло это название.
Когда я поднялась с коробочкой пирожного в офис и нашла Тому, она сидела за столиком в самом углу и уже разложила свои контейнеры. Я заварила чай и присела к ней. Во время работы мне постоянно хотелось поднять себе настроение сладким, что бы там не говорила Тамара. Полноценный обед можно заменить ужином, а вкуснейший медовик, который продавали в кофейне нашего здания я больше нигде не встречала.
– Держи, – Тамара пододвинула ко мне один из контейнеров, в котором оказались румяные оладьи, – а то глядя на тебя мне становится совсем страшно.
Без особого энтузиазма я взяла предложенное угощение. Оладья была с капустой, сочная и очень вкусная. Я умяла штуки три, прежде чем почувствовала себя совестливо и оставила в покое Томин контейнер. Пришлось переключиться на пирожное и чай.
Если подумать коллектив на работе у меня подобрался весьма колоритный, поэтому-то я и вписалась. Правда имя Ананке вызвало множество пересудов. А учитывая российскую традицию присовокуплять к имени отчество – получалось совсем смешно. Ананке Гекторовна[5 - Гектор – от эпитета Зевса – ????? (Хектор), букв. «вседержитель».]. Подозреваю именно поэтому никто никогда не обращался ко мне по имени-отчеству.
В детстве я страдала из-за этого, но после научилась гордиться своим особенным именем. В конце концов родители постарались отдать дань уважения моему смешанному происхождению. К тому же у мамы тоже было не самое распространённое в России имя. Её звали Кира[6 - Кира – от ????? (Кюрос) – женск. форма от древнегреч. формы персидского имени K?rush, возможно, происх. от др.-перс. khur – «солнце». Иногда это имя ассоциируется с древнегреч. ?????? (кюриос) – «повелитель, владыка, господин, Господь» либо либо ????? (кюрос) – «власть, право, сила».]. Хотя оно и не так бросается в глаза, как Ананке.
Выбирая греческое имя, родители видимо решили подшутить надо мной. Я с малых лет знала в честь кого меня назвали. А вот вы знаете, кто такая Ананке[7 - в древнегреческой мифологии божество необходимости, неизбежности, судьбы и предопределённости свыше. По одной из версий, дочери Ананке – три сестры Мойры (богини человеческой судьбы): Клото (прядущая нить человеческой жизни), Лахесис (назначающая человеческий жребий), Атропос (неотвратимо обрезающая нить жизни в назначенный час).]? Не знаю кто из родителей настоял, но меня совершенно серьёзно назвали в честь богини неизбежности. Папа всегда говорил, что я их судьба. Они ведь хотели ребёнка.
Если уж заговорили об особенностях, то Тамара была круглолицая и щекастая. С тёмными волосами и жидкой чёлочкой на глаза. Выражение её лица могло напомнить хомячье, особенно когда она надувала щёки и сдувала с глаз волосы. И само собой, когда она ела. Эта её привычка меня забавляла.
Поначалу мне приходилось всякий раз сдерживать смешок, так уморительно выглядела женщина, надуваясь и превращая свои щёки в два воздушных шара, а пообвыкнув я уже не могла представить её без этой привычки.
Кроме того, с Тамарой было очень комфортно. Всегда и везде она излучала радостное тепло. С ней можно поговорить и просто посидеть в тишине. Да и много говорить с ней не обязательно. Она словно чувствует настроение человека и подстраивается под него.
Со мной случались эпизоды, когда я ощущала себя вне реальности. Тогда я не знала о чём можно говорить и как вообще найти ключик к собеседнику. Допустим, какие у нас могут быть общие темы? Мне казалось это оттого, что в детстве я мало общалась со сверстниками. Но тут обычно в воспоминаниях была какая-то путаница. Я вроде бы помнила, что была активным и общительным ребёнком. К примеру, на задворках сознания было что-то о мальчике, с которым я дружила в детском саду, а что произошло дальше и куда он исчез – я не помнила вовсе. Как будто рядом со мной никто не задерживался, люди сменялись подобно станциям метро.
– Подруга, что-то ты сама не своя!
Услышав это, я отвлеклась от пирожного и подняла глаза. Был только один человек среди моих коллег, который мог столь бесцеремонно и открыто нарушить границы. При этом каким-то образом на него никто даже не обижался. К Котякову не получалось относиться серьёзно, такой он был человек.
Выгнув бровь дугой, я сморщила рожицу и сделала вид будто ничего не услышала. Подобная манера поведения не раз помогала мне избежать неудобных разговоров с ним. Многие поступали также.
– Кость, не приставай ты к ней, видно же – опять не выспалась, – заступилась за меня Тома. Она почти закончила с обедом и теперь была не прочь поболтать.
Этого-то и дожидался мужчина. Он присел за свободный стул. В руках у него дымилась кружка крепкого кофе.
– Неправда! – запротестовала я, – я вчера легла ещё до полуночи.
Тут я умолчала о том, что была так взволнована и проворочалась большую часть ночи. То ли от ужаса, то ли от предвкушения. Я отчего-то решила, что мне непременно приснится продолжение приснившегося накануне. Это было зря. Мне совсем ничего не снилось.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/pages/biblio_book/?art=69405277&lfrom=174836202) на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
notes
Примечания
1
древняя порода лошадей (также известна как фессальская или тессальская порода). Тессальской (фессальской) порода названа по имени области Фессалии в Древней Греции. Название породы Пиндос происходит от горного массива Пинд (греч. ??????), расположенного по соседству с Фессалией и Эпиром – первыми областями, в которых разводилась эта порода.Данная порода выращивается с эпохи античности до сегодняшнего дня.
2
овальная продолговатая или иной формы колодка с накрученной или укреплённой внутри нитью, рабочий орган ткацкого станка, прокладывающий уточную нить между нитями основы при выработке ткани.
3
один из основных рабочих органов ткацкого станка, приспособление в виде частого гребня. Основная функция бёрда – подбивание нити утка.
