Игорь Игнатенко "Детство Егорки"

Материнский слух

Зине шёл пятнадцатый год. Самая младшая из сестёр, рыжая и вспыльчивая, она отличалась несносным характером. Да и какой ей было быть, если всю жизнь скиталась с матерью по городам и сёлам с узлами и чемоданами на поездах да попутных машинах, а то и на телегах.

Старшая сестра Нина четвёртый год замужем. В двадцать три года это нормально.

И сын у неё есть, двухлетний Егорушка.

Средняя сестра Валентина, красавица и «характерная», в семнадцать лет выскочила замуж за офицера-энкаведэшника в больших чинах. Живёт как у Христа за пазухой.

Все сёстры от разных отцов, но мать дала им одинаковое отчество. Хотела этим скрепить родство разных по обличью и характерам дочерей. Винить Марию не за что. Родилась она в 1897 году, одиннадцатилетней девчонкой из села Глухово, что на Смоленщине, уехала в Москву и нанялась нянькой в состоятельную еврейскую семью, занимавшуюся коммерцией. В жерновах революции и Гражданской войны помотало девушку, как берёзку в бурю. Испытала короткое счастье семейной жизни, да потеряла одного за другим троих мужей. Александр, отец Нины, в двадцать четыре года сгорел от чахотки. Двух других супругов Мария лишилась в годы репрессий. Один оставил ей Валентину, от другого родила Зину. Некоторое время жила с Иваном Суздальцевым, гражданским мужем, да не сложился их союз. Был дед Иван вертляв и несерьёзен, приёмным дочерям не глянулся. Внук Егорушка тоже это понял по-детски безошибочным чутьём.

Окончание войны застало бабушку Марию в Хабаровске. Здесь ждали нашего героя серьёзные потрясения. О падении с табуретки мы уже говорили. Тогда же случилось ещё одно происшествие, врезавшееся в память Егорушке на всю жизнь.

Восстанавливаясь после тяжёлого ушиба, малыш лежал на кровати в спальне. Чтобы не скучал, поиграть с племянником заставили молоденькую тётку. Мать и бабушка в это время занимались на кухне стряпнёй.

Поначалу Зина весело играла с «раненым». Но затем Егорушка утомился и стал хныкать. Рыжая тётка решила, что он капризничает, и сердито толкнула его: «Молчи!»

Понятное дело, рёв только усилился. Недолго думая Зина схватила подушку и накрыла разинутый ротишко. Можете себе представить, какой ужас испытал задыхающийся от нехватки воздуха больной и обессилевший ребёнок, пытающийся вырваться из-под подушки.

Нина на кухне, конечно, слышала плач сына. И когда в спальне резко наступила тишина, мать инстинктивно кинулась узнать, что там случилось.

Живописать шлепки и затрещины старшей сестры, щедро отсыпанные рыжей «воспитательнице», не будем. Досталось злюке крепко, чего уж там!

А Егорка с той поры долго не мог играть ни в чехарду, ни в другие подростковые игры, где была опасность оказаться внизу кучи-малы. Он задыхался и порой терял сознание. И даже уже совсем взрослым человеком, на рыбалке, не любил тёмными ночами спать в палатке. Не хватало воздуха и очень хотелось, чтобы выручила мама.

В бане

Как-то отец и мать собрались в хабаровскую городскую баню и решили взять с собой сынишку. На съёмной квартире, куда они временно переселились из дома бабушки, взрослому человеку помыться было невозможно. Да и Егорушку толком не искупаешь. Неси воду из колонки за два квартала, нагревай на кухонной плите, жги скудные дровишки… А в коммунальной бане заплатил рубль с мелочью – и хлюпайся на здоровье.

Спустились с горки, перебрались через грязную речушку Чердымовку и поднялись на другую горку. Посредине квартала стояло добротное кирпичное здание, от которого струился вниз к Чердымовке мутный поток с белёсыми хлопьями пены.

Когда тебе два года с небольшим, ты не волен выбирать помещение для мытья. Отец пошёл в мужское отделение, а мать с Егорушкой – в женское. Да и не один он такой оказался – были там и другие маленькие мальчики.

Помывочный зал оглушил разноголосым гомоном, от которого с непривычки Егорушка оглох. Тётки с распущенными волосами весело перекликались, орудуя намыленными мочалками и гремя цинковыми шайками[2 - Шайка – банный тазик для воды.].

Голые женщины не смутили ребёнка. Но их было слишком много, и все – чужие.

Мать усадила сынишку на свободную лавку, положила рядом мыльницу и мочалку. Затем принесла одну за другой две шайки – с горячей и тёплой водой. Омовение понравилось тем, что можно вволю плескаться.

Не менее интересно было наблюдать, как мама моет волосы. Расплетённые длинные косы превратились в нечто похожее на гриву коня Гнедка.

«И как она терпит?» – подумал Егорушка, пощупав воду в маминой шайке. Мать смело макала волосы в горяченную воду. Красные руки мелькали вокруг головы до тех пор, пока грива не превратилась в висящий до бёдер хвост.

Окружающие тётки тёрли друг дружке спины лохматыми мочалками. Порой то там, то здесь из парного тумана к высокому потолку вздымались шайки и обрушивали ливень на головы заканчивающих мытьё.

Никто не запрещал лить воду на пол. По наклонным желобкам она убегала в решётку посреди зала. Интересно, не эту ли воду видел Егорушка на улице, приближаясь к бане?

Когда мать обдала его напоследок с головы до ног щедрым водопадом из шайки, Егорушка чуть не захлебнулся.

– Ну как, ты живой?

– Да-а-а… – только и выдохнул сынишка.

Процедура переодевания в чистое бельё ничем не поразила воображение и затерялась в недрах памяти.

Отец вымылся раньше, хотя успел заглянуть и в парилку. Ожидая своих, принёс из буфета напитки.

– С лёгким паром! – поздравил глава семейства раскрасневшихся Нину и сына, появившихся в предбаннике. – Это вам ситро. – И он протянул два стакана.

Напиток приятно уколол мелкими пузырьками язык и нёбо. Не успел Егорушка насладиться влагой, как вернувшийся на волю газ шибанул в носишко. От неожиданности малыш растерялся и выпучил глазёнки, на которые навернулись слёзы.

– Понравилось? – с улыбкой поинтересовался отец, заметив реакцию сынишки на газировку.

– Да-а-а… – едва вымолвил Егорушка.

Вот эти кусочки мозаики и остались в памяти на всю оставшуюся жизнь. Баня – это дом, из-под которого течёт мутный ручей. Там громко разговаривают женщины. Воду из шайки можно смело лить на пол. В конце мытья – водопад на голову. Ну а вкуснее газировки нет ничего на свете. Вот только в нос пшикает резко. Но в этом и весь интерес – дождаться колючего залпа ситро.

С годами, уже где-то в институте, газировка перестала шибать в носоглотку. На смену ей пришли пиво, самостоятельная юность и желание время от времени сходить в парилку, яростно похлестать веничком по груди и спине.

Жаль, никто уже не спросит, понравились ли ему эти занятия. А так хочется!

Впрочем, чего это мы впадаем в минор? Достаточно заглянуть в смартфон героя повести и открыть один из видеороликов.

Правнук Тимур, полутора лет от роду, стоит в ванне. Затем нагибается и набирает в пластмассовое ведёрко воду. Крепкими ручонками поднимает посудинку и метко льёт на макушку.

– Вот умница! – хвалит мама, Егорова внучка Лера, снимающая ролик. – Сам помылся! Нравится?

Тимурка разожмуривается и сообщает довольно:

– Да-а-а…

Выходит по всему, что эстафета поколений не прерывается.

К слову, живёт Тимур в Хабаровске. И вполне вероятно – недалеко от того места, где более семидесяти лет назад ходили в баню его прадед, прапрабабушка и прапрадедушка.

Порт Находка

Ночной железнодорожный вокзал ошеломил гирляндами огней. Свет лился потоками из перронных фонарей на столбах, бил яркими снопами прожекторов с вышек, слепил «глазами» набегающих локомотивов.

В купе, где ехала Егорушкина семья, вошли молодая красивая женщина и суровый мужчина в кителе. На голове у него была фуражка с голубым околышем. Женщины принялась обниматься: «Нина!..», «Валя!..»

Отец Егорушки поздоровался с незнакомцем за руку, затем взялся за чемоданы, но мужчина остановил его: «Погоди, Даниил». Он опустил вниз створку окна и крикнул кому-то: «Сидоров! Забирай вещи!» Минуту спустя в купе заглянул милиционер и унёс оба чемодана.

Егорушка изо всех сил таращил глаза, но ресницы слипались всё крепче и крепче.

Поезд пришёл с опозданием, наступила ночь, и тянуло на боковую. Пока мать несла его к автомобилю, на котором приехали за ними родственники, сынишка крепко заснул. Снились ему паровозы, бесконечные блестящие рельсы, незнакомые лица попутчиков. Гудки локомотивов переплетались с басами морских пароходов, заходивших на рейд порта.

Пока наш герой спит по пути к дому родни, я постараюсь коротко объяснить вам, как Егорушка очутился на краю России, в порту Находка. Многое мне неизвестно до сих пор, но я, с вашего разрешения, домыслю кое-что. Всё-таки столько лет прошло с той поры, попробуй разузнай всё. Да и у кого?

Как я уже рассказывал раньше, у бабушки Марии было три дочери. Старшую Нину, окончившую школу в Куйбышевке-Восточной, в самом начале войны повстречал фельдшер Даниил и увёз в таёжное село Сосновка. Там у них родился сын Егорка.

Младшая Зинаида ещё была подростком и всюду следовала за матерью.

Среднюю дочь Валентину, рано оформившуюся в цветущую девушку, Мария выдала замуж за очень важного человека. Яков Петрович служил в органах НКВД «на северах». Его обязанностью было руководить снабжением Колымских золотых приисков в огромной и сложной системе «Дальстроя». Вряд ли он сумел бы встретиться с Валентиной в Магадане. Однако по долгу службы ему постоянно приходилось выезжать на «материк». Основной базой отправки грузов на север здесь стал новый порт Находка. Полковнику Якову Кораблину на окраине города, в уединённом месте, отвели усадьбу с большим домом и охраной, дали персональный автомобиль и шофёра.

За год до окончания войны Валентина окончила семилетку, выучилась на токаря и работала на заводе по ремонту подводных лодок в Комсомольске.

Где и как увидел Яков там юную красавицу, осталось тайной. Возможно, это как-то было связано с его служебной деятельностью – поди разберись. Большая часть архивов НКВД до сих пор спрятана за семью печатями.

Как бы там ни было, неожиданным образом сошлись пути-дорожки сорокадвухлетнего офицера и шестнадцатилетней девушки. Решили вместе обосноваться в Находке, строить семью.

А тут и война окончилась, стало жить посвободнее. И надумали молодожёны пригласить в гости старшую сестру с мужем и сыном. Надо же крепить родственные связи. Тем более что рано или поздно предстоял отъезд на Колыму. Не на курорт собирались отправляться, а за Полярный круг. К тому же Валентина готовилась стать матерью и ей требовалась поддержка старшей сестры.

Город-порт Находка расположен в южной части Приморья. На дворе стоял щедрый сентябрь, поспевал виноград и другие фрукты. Проживание в усадьбе – самое комфортное, снабжение продуктами – по высшему правительственному разряду. Недельку можно пообщаться, познакомиться поближе. А Егорушке вообще лучше и не придумать отдыха: ешь витамины, расти и силёнок набирайся. Тётушка кое-какие гостинчики из одежды и обуви припасла, в закрытых распределителях раздобытые. Купила игрушек. Не поскупилась на подарки и своей старшей сестре.

Автомобиль по укромной асфальтированной однопутке подкатил к месту, выхватив фарами высокий глухой забор, опутанный колючей проволокой. Часовой с автоматом поднял шлагбаум, взял под козырёк и пропустил машину во двор.

Как его вынесли из машины, раздели и уложили на белоснежную постель в специально отведённой спальной комнате, погасили свет и оставили одного – Егорушка не почувствовал. Он так и не проснулся, утомлённый дальней дорогой и новыми впечатлениями.

Далеко на рейде прогудел пароход, заставив эхо бродить между сопок. Но он не смог потревожить сон маленького человека на краю огромной страны, у Японского моря.

«Да сама батына…»

Когда Егорушка проснулся, в комнате было темно. Он слез с широкой кровати и подошёл к зашторенному окну. Два длинных тёмных полотнища свисали от самого потолка до пола. Потянув одну шторину в сторону, малыш зажмурился. Оказывается, солнышко давно встало и светило прямо в окно.

Странно было видеть пол, отражавший лучи гладкой светло-коричневой поверхностью. У них дома пол некрашеный, мать мыла его тёплой водой, шваркала голиком[3 - Голик – веник без листьев.]* и протирала тряпкой. На кухне и у порога драила шершавые половицы проволочной сеткой, наступив на неё ногой.

И стол на их кухне тоже некрашеный, только покрытый липучей зелёной клеёнкой в клеточку. Когда дело доходило до стола, мать скоблила его ножом до желанной белизны и опять застилала клеёнкой, пошарканной по углам.

Пока Егорушка щурился и протирал глаза, вошла мать и повела сына умываться. Мальчик впервые в жизни увидел ванную комнату. Никелированные краны и ситечко душа блестели, отражая сияние люстры под высоченным потолком. Никакого умывальника здесь не было, и бренчать соском не пришлось.

Мать крутнула сначала один барашек с синей кнопкой посредине, потом повернула другой, с красной кнопкой. Потрогав ладонью весёлую струю, бьющую в эмалированную раковину, она помогла сыну умыться.

Затем они пошли в большую комнату. Здесь тоже висели длинные шторы, а над столом парил в невесомости розовый абажур с витыми кистями. Лампочка светила прямо на стол, где в центре стояла большая ваза. Из неё свешивались грозди винограда, горкой лежали красные яблоки, жёлтые груши и иссиня-чёрные сливы.

Привыкнув к обстановке, Егорушка за вазой с фруктами разглядел другую, чуть поменьше. Там лежали конфеты в разноцветных обёртках.

Пока он любовался фруктами и сладостями, вошла вчерашняя красивая тётенька.

Поцеловав Егорушку в макушку, она поставила перед ним тарелку с манной кашей и стакан чая в серебряном подстаканнике.

– Представляешь, Нина, в доме совсем нет детской посуды, – сказала она сестре. – А ведь мне пора задуматься над этим.

И сёстры понимающе рассмеялись.

Одолев кашу, Егорушка с сознанием выполненного долга потянулся к вазе с манившими конфетами.

– Ешь сколько душе угодно! – придвинула тётушка вазу и положила на блюдце виноградную кисть.

Егорушка отщипнул несколько виноградин, проглотил их, не раскусив, и побыстрее принялся за сласти. Шоколадные конфеты есть не стал, поскольку уже знал, что вымажет пальцы и рот. А вот карамельку засунул за щёку. Её можно долго сосать, и всё время во рту будет сладко-пресладко. Для надёжности смышлёный племянник затолкал за другую щёку ещё одну карамельку, и отправился с тётушкой изучать усадьбу.

– Зови меня Валечка, – сказала юная красавица, на что Егорушка сразу же согласился. Дело в том, что в своём селе у него была соседская подружка и звали её так же.

Они вышли на высокое крыльцо массивного кирпичного одноэтажного дома с резным деревянным навесом над входом. Отсюда виделся весь большой двор. В дальнем конце стояли два автомобиля, чёрный и красный. С крыльца они казались игрушечными.

Сойдя на ещё зелёную обкошенную траву, путешественники двинулись к воротам. Дело в том, что Егорушку сильно заинтересовал солдат у шлагбаума. Во-первых, у него на плече висел автомат. Во-вторых, рядом с часовым была большая серая собака на длинных ногах. Она высунула красный язык, шумно задышала и с интересом посмотрела на нового человека.

– Марта, фу! – приказала Валечка. – Сидеть!

Собака села на хвост, не переставая интересоваться Егоркой.

– Не бойся, – сказал солдат. – Она детей не трогает.

Егорушка протянул руку, овчарка закрыла пасть, понюхала пальцы, хранящие запах конфет, и облизнулась.

Очень понравились малышу уши, стоящие торчком. У нах в селе почти все собаки били себя по морде беспородными ушами-лопухами. А тут такая красота!

Овчарка позволила мальчику потрогать себя за уши, высунула длинный розовый язык и шумно задышала, прижмуривая большие круглые глаза.

После этого Валечка подвела Егорку к низкому красному автомобилю с открытым верхом. Егорушку поразил капот, занимавший едва ли не половину длины машины. Это было тем более странно, что внутри кабины находилось лишь одно сиденье, на котором они и разместились.

– «Хорьх»! – похвалилась Валечка. – Гоночная, сто лошадей!

Егорушка огляделся по сторонам, но даже одной лошади не заметил.

– Хочешь, прокачу?

– Хочу, – недоверчиво пробормотал пассажир, никогда ещё не видевший тётенек за рулём.