Стас решил обойти подозрительную компанию стороной, по краю пустыря. Он уже было двинулся по одной из тропочек и тут же понял, что его заметили.
– Эй, парень! – окликнули издалека.
Он встал, решая, что делать.
Бежать?
Куда?
– Что? – откликнулся он.
– Поди сюда! – лениво позвали его.
– Зачем?
– Поговорим!
«Сегодня все зовут меня поговорить, что за день?», – усмехнулся про себя Стас. И крикнул:
– О чем?
– Чего орать-то через всю площадь? Поди сюда, говорю!
– Площадь, – усмехнувшись, негромко повторил Стас. – Это у них называется «площадь».
В компании было шесть человек. Это много. Двое малолеток – наверное, им нет еще и пятнадцати, а вот остальные выглядят намного взрослей.
– Пойдем, пойдем, – сказали совсем близко, за спиной, и Стас вздрогнул, оглянулся. Он не услышал, как сзади подошли еще двое, похожие друг на друга, словно братья – руки в карманах, кривая ухмылочка, мятая кепка, надвинутая на прищур глаз. – Боишься, что ли?
Итого восемь.
Слишком много.
Но бежать он не мог.
– Пошли, – сказал один из братьев. – У нас там костер, шашлычок. Угостим, чего уж. Нам не жалко.
И Стас пошел.
Действительно, на костре жарилось мясо. Вокруг огня сидели хмурые парни, держа в руках проволочные вертела.
«Уж не хряк-ли Маши, хозяйки пивбара?» – подумал Стас, остановившись в трех метрах от костра. Подойти ближе он не решился. Те двое, что конвоировали его, присоединились к компании.
Его с интересом разглядывали.
– Это ты там играл? – спросил один из парней, рыжий, веснушчатый увалень в рваной фуфайке и резиновых сапогах.
– Я, – признал Стас.
– Много накидали?
– Три рубля.
– А налог?
– Что? – Стас сделал вид, что не понял, к чему клонит конопатый.
– Налог и плата за место. У нас теперь рынок, бесплатно ничего не делается.
– Я не знал, – Стас пожал плечами.
– Не знал?.. Но догадываться-то должен был. Верно я говорю, Серый?
– Точно, – подтвердил один из конвоиров. – Незнание закона не освобождает от ответственности.
– Денег у меня нет, – сказал Стас. – Было двадцать три рубля, но я на них хлеба купил.
– А у нас как раз хлеба нет. Мясо есть, а хлеба нема, – рыжий в притворной досаде хлопнул себя по широким бедрам, скорчил рожу, и все нестройно рассмеялись. Не смеялся один Стас.
– Сыграй нам тогда, – предложил рыжий. Он явно был здесь за главного. – Вместо платы. А если нам понравиться, то мы тебя мясом угостим.
– Нет, – сказал Стас, – не могу, струна лопнула.
– Врешь. Нехорошо… Доставай гитару, поглядим, что там у тебя лопнуло.
– Вру, – согласился Стас, сделав маленький шажок назад. – Но играть не буду.
– Слышите, парни? Он не хочет играть. Упрямый! Что будем делать?
– Сделать ему испанский галстук, – предложил один из малолеток.
– Я сам сыграю, – хрипло сказал обритый наголо коротышка с наколкой «Женя» на мускулистом плече. – Дай сюда гитару.
– Я пойду, – сказал Стас, отступив еще на шаг.
– Никуда ты не пойдешь, – зло заявил конопатый. – Давай гитару. И мы тебя не тронем.
– Нет.
– Ты что? Не понял? Да кто ты такой? Ты, патлатый, мы же тебя быстро опалим, как поросенка. Будешь визжать, дергаться, да кто тебя услышит? Мы же прямо здесь тебя и зароем. Слышишь, ты, хиппи вонючий?
– Я не хиппи, – сказал Стас спокойно. – И даже не пацифист. А вонь здесь идет от вас, шакалы помоечные.
– Что? – Рыжий привстал. У всех остальных отвисли челюсти. – Что? – Он отбросил вертел с нанизанным на него куском мяса, шагнул вперед. В его глазах разгоралось бешенство. – Что? – еще раз спросил он и, стиснув кулаки, кинулся на Стаса.
Он был слишком медлителен и неловок. Стас легко увернулся от размашистого удара, поймал скользнувшую по плечу руку, слегка потянул на себя и ударил провалившегося противника ногой в живот. Рыжий, гортанно булькнув, сложился пополам.
Шпана растерялась.
Стас, воспользовавшись мгновением, подскочил к костру и сильным пинком швырнул пылающие доски, горячие угли и пепел в изумленные вытянувшиеся лица. Кто-то вскрикнул, кто-то опрокинулся на задницу, кто-то, напротив, вскочил на ноги – разглядывать было некогда и Стас, подхватив гитару под мышку, стремглав бросился к недалеким пятиэтажкам.
– Держите его! – сдавленно прорычал конопатый. – Не дайте уйти этой суке!
– Я ни черта не вижу! – истерически крикнул кто-то. – Мои глаза, вот черт!
Стас несся быстро, как мог. Рюкзак колотил его по спине, словно подгоняя. Тяжелый громоздкий футляр все норовил выпасть из рук.
– За ним! – шпана опомнилась. – Не уйдет! Перехватим его!
– Он мой! Я ему лично потроха выпущу! – орал конопатый.
У них были ножи, это несомненно. Самодельные финки с наборной рукояткой, с любовно выточенной ложбинкой кровотока на бритвенно остром лезвии.
«Псы с городских окраин, есть такая порода, – вспомнил Стас строку из песни. – С виду обычная стая, их больше от года к году…»
Пустырь кончился. Стас перепрыгнул живую стену плотно посаженного шиповника и оказался на тротуаре, в окружении серых бетонных стен. Какая-то женщина взвизгнула, испуганная его неожиданным появлением, и зажала рот ладонями. Из ближайшего подъезда выглянул мужчина, стремительно наклонился, поднял с земли обломок доски. Три бабульки, сидящие на скамейке, синхронно повернули головы на шум.
– Извините, – Стас на секунду остановился. – Где здесь лесопилка?
– Там, – женщина махнула рукой.
– Спасибо, – он обернулся. Погоня приближалась. Преследователи больше не кричали, они бежали молча, ровно, их ярость прошла, уступив место целеустремленной злобе. Сейчас они действительно напоминали стаю бродячих псов, загоняющих подраненную, истекающую кровью жертву.
«…Ты шепчешь, они услышат…»
Мужчина с доской в руке только сейчас заметил преследователей и нырнул назад, в подъезд. Это дело его не касалось. Женщина тоже заторопилась, свернула с тротуара. Бабульки на лавочке равнодушно отвернулись. Сверху, с балкона, заверещал истошный голос:
– Павлик, немедленно иди домой!
Малыш, играющий в песочнице, поднял голову.
Стас понял, что помощи здесь ни от кого не будет и побежал дальше. Тяжелые ботинки бухали об асфальт, и отзвуки топота гулко плескались в серые стены домов.
За последней пятиэтажкой он увидел лесопилку – штабеля бревен, кран, упирающийся стрелой в небо, вздымающиеся железобетонные балки и раскинувшаяся поверху паутина тросов. А еще он увидел насыпь дороги. За ней ничего не было – ни домов, ни заборов, ни огородов. Только холмистые луга и затянутые туманным маревом перелески возле самого горизонта.
Город кончился.
Стас взбежал на полотно дороги. На ходу обернулся.
Преследователи и не думали сдаваться. Малолетки сильно отстали, но остальные были уже недалеко – метрах в сорока. Впереди бежал рыжий, в руке у него был нож.
Стасу приходилось тяжело. Футляр с гитарой сделался совсем неподъемным, ноги одеревенели, пот ел глаза, горло забила густая слизь, легкие горели, под ложечкой нещадно кололо. Он понимал, что если преследователи не откажутся от погони, то через десять, пятнадцать минут они настигнут его, повалят на землю и начнут остервенело пинать, топтать, месить. Рыжий не удержится и пырнет ножом.
Конечно, можно сейчас остановиться, пока еще есть силы. Встать на середине пустой дороги, приготовится к нападению. Ударом в висок вырубить первого подскочившего, следующему размозжить голову металлическим ребром футляра. Останутся четверо – малолеток можно не считать… Хотя и у них, наверняка, есть ножи. И именно в них больше всего злобы.
Нет, драться нельзя. Слишком малы шансы на победу. Да и…
«…будь осторожен в нашем болоте…»
Он здесь чужой. Все прочие – свои. Здесь все друг друга знают. Каждый чуть ли не родственник соседу. И все здесь не любят чужаков. Тронь одного из них
«…блоха на заднице…»
и все остальные набросятся на тебя.
Одна надежда – убежать. Город вот-вот кончится. Псы почуют, что это уже не их территория и вернутся назад.
Знать бы только, где заканчивается их территория?
Десять-пятнадцать минут.
Стас больше не оглядывался. Он слышал топот преследователей и их тяжелое дыхание – этого ему было достаточно.
Тридцать метров.
Двадцать пять.
Обдав упругой горячей волной, оглушительно проревев двигателем, мимо пронесся грузовик. Стас шарахнулся в сторону, прижался к обочине. Ему стало смешно – если бы его сейчас сбило машиной, что делали бы разъяренные преследователи с раздавленным, безжизненным телом? Пару раз пнули бы месиво мяса и костей и ушли, недовольные собой? Или, перетрусив, замерли бы в отдалении, смущенно перешептываясь, переглядываясь…
Двадцать метров.
Стас, собравшись с силами, прибавил ходу. Он неоднократно слышал всякие истории про «второе дыхание», но не верил им. Сколько он ни бегал – а бегать ему приходилось часто и, порой, до полного изнеможения, – никакого второго дыхания никогда не открывалось. Просто ноги сводила судорога, они заплетались, подкашивались, а режущая боль в подреберье заставляла сжиматься в комочек, в позу эмбриона…
Двадцать метров.
Они не отставали.
Лесопилка осталась далеко позади.
Он начал считать шаги, постепенно ускоряя счет. И темп.
Дорога шла по окраине городка. Справа, отступив от обочины метров на пятьдесят, тянулись сады и огороды, отмеченные прямоугольниками изгородей – словно маленькие феодальные княжества, богатые, бедные, с домиком-столицей в центре. А по левую сторону раскинулись холмистые луга. Асфальт дороги был границей между городом и свободой…
Стая и не думала отставать.
Проревев, навстречу пронеслась еще одна машина, дыхнула в лицо горячим воздухом, и Стас едва не упал.
Пятнадцать метров.
Невообразимо тяжело.
Армейские ботинки, берцы, словно гири оттягивали ноги.
Футляр приходилось двумя руками прижимать к груди, хоть это и было страшно неудобно.
Стас больше не смотрел по сторонам, он глядел лишь себе под ноги. Только бы не запнуться!
Сзади надвинулась какая-то тень. Рявкнула из-за спины.
