Сергей Бушов "Раннее. Рассказы и повести"

1

Сегодня Володя весь день учится. Сидит за столом, уткнувшись битый час в одну и ту же страницу Ландафшица и что-то бормочет. Завтра у него экзамен. Сегодня ему ничего не лезет в голову. Значит, завтра, после экзамена, он будет злой, лохматый и противный. Он и сейчас уже внутренне бесится. Вот-вот. Сейчас скажет что-нибудь.

– Константин! – говорит Володя.

– Что? – отзываюсь я.

– Сколько букв «м» в слове «дилеммма»?

– Две.

– Неправильно. Это в «дилемма» две, а в «дилеммма» три.

Я хмыкаю. Не понимаю я его шуток.

– Кстати, – говорит он, – насчёт дилеммы… Мы отдали кастрюлю в комнату 203. Так?

– Ну, так… – я уже чую какой-то подвох.

– Ты отдавал?

– Я.

– Они не вернули.

– Ну, я схожу сейчас…

– Не сходишь. Они уехали в Серджинск на два дня.

– И что?

– Ищи кастрюлю. И картошку вари.

– Почему я?

– А кто?

Если я начну спорить, то Володя в конце концов надуется и не будет со мной разговаривать по меньшей мере неделю. В общем-то, это совпадает с моими желаниями, но мне не хочется его огорчать.

– Ладно, – говорю я. – Схожу за кастрюлей к кому-нибудь. Только солить ты будешь. Я не умею.

– А ты вообще что-нибудь умеешь? – с издёвкой замечает он.

Перед экзаменом у него всегда такое настроение. Иду в комнату 209, к Глотову.

– Кастрюля есть? – спрашиваю.

– Есть, – отвечает Глотов за всех.

– Не дадите до вечера?

– Дадим. Но до вечера.

– Так я ж и говорю: «До вечера».

– Ну, мало ли чего ты говоришь…

Кастрюля маленькая. Учитывая володины аппетиты, мне ничего не достанется. Возвращаюсь в комнату и начинаю чистить картошку.

– Не скрипи, – говорит Володя.

– Что? – не понимаю я.

– Ты ножом по картошке скрипишь, как ногтем по ванной.

– Ну и что?

– А у меня экзамен завтра.

Хочу заметить, что это его сложности, но сдерживаюсь. Проходит пара минут.

– Ты чего так долго её чистишь? – спрашивает Володя. – Я жрать хочу, а он издевается.

Я кладу нож на стол:

– Ну, чисть сам.

Володя некоторое время молчит. Потом говорит, переворачивая страницу:

– Если не будешь чистить, не будешь есть.

Это вопрос спорный. У меня ещё есть деньги, чтобы неделю ходить в столовую. А ещё недели через две, возможно, будет новая стипендия.

Однако в кастрюле уже лежит пять картофелин. Что с ними делать? Неужели они достанутся этому обжоре?

– Ты тоже не будешь, – отвечаю я, беру кастрюлю и, закручивая, вышвыриваю в окно. Она летит, оставляя внизу деревья, парки, дома, дворцы и фонтаны, после чего скрывается за горизонтом.

– Псих, – спокойно ставит диагноз Володя. – А кастрюля, кстати, чужая.

– Мне плевать.

– Мне тем более.

Полная идиллия: Володя качается на стуле и ручкой чертит между строчек Ландафшица замысловатые кривульки, а я начинаю кидать ножик в дверь. Дверь плотная, ножик в неё не втыкается, но я всё равно бросаю его снова и снова, надеясь на то, что Володю это когда-то выведет из себя.

Как раз в тот момент, когда я выпускаю нож из рук, дверь резко распахивается, и входит маленького роста девушка с той самой кастрюлей, которая все так же до краёв заполнена водой.

Нож, к сожалению, попадает в кастрюлю.

– Надо стучаться, – замечает Володя.

Девушка осматривает слегка забрызганные брюки и говорит:

– Здравствуйте. Кастрюля ваша?

– Нет, – отвечаю я. – Картошка наша. Кастрюля из комнаты 209.

– Если я правильно учла силу Кориолиса и боковой ветер, она вылетела из вашего окна.

– Вылетела, – отвечаю я.

Она ставит кастрюлю на стол.

– Что это вы кастрюлями кидаетесь?

Я пожимаю плечами:

– А что это вы их ловите?

– Ну вот захотела и поймала.

– Ну вот захотел и кинул.

Володя громко захлопывает Ландафшица со словами:

– Здесь не бордель.

В его устах «бордель» означает чересчур длительное пребывание в комнате лица женского пола. Я думаю, что лучше бы из комнаты смыться. Если я не уйду, он меня доконает.

– А как вас зовут? – спрашиваю я у девушки.

– Аня.

– А я Костя. Может, сходим куда-нибудь?

– Зачем?

– Надо же чем-то заняться.

– Ну давайте.

Я меняю тапочки на носки с ботинками, и мы выходим.

2

Не знаю, поймёте ли вы меня, если я скажу, что… Нет, не поймёте. Давайте уж лучше ехать дальше.

3

Всё дело в том, что мимо – неразрывный поток автомобилей. А сбоку от моего плеча – Аня, безразличная и к этой внеплановой прогулке, и ко мне, и, в общем-то, к автомобилям.

Если её разбить на отдельные кубики, может быть, удастся что-то понять? Глаз – один кубик. Нос – два. Ухо – три. Брюки – 127 кубиков. Или 126? Ну вот. Уже не получается.

– День, – говорю я.

– Что? – спрашивает она, едва поворачивая голову.

– День. Слышите, как он говорит – «день меня, день». Куда бы его деть?

– А что, вам нечего делать?

– Не помню, – я на ходу достаю еженедельник и читаю:

1. Поймать трёх чапель и одну снежную ящерицу.

2. Сказать Володе, что он дурак.

3. Устроить конец света.

– Кого поймать? – спрашивает Аня.

– Чапель. Давайте в кино сходим.

– Ну давайте.

– А у меня денег нет.

– И у меня нет. А у вас совсем-совсем нет?

– Нет, немного есть. Но не тратить же на всякие глупости вроде кино.

– Это правильно.

4

Кто такие чапли? А вы что, не знаете? Тем, кто не знает, и не объяснишь… Ну, те самые, о которых я каждый день пишу в еженедельнике: «Поймано чапель 0 штук, снежных ящериц 0 штук». Но иногда как зашуршит что-нибудь в кустах – и думаешь: «Вот она, чапля».