– Вот последнее сообщение от зондов перед потерей контакта, – объявил Леванов и зачитал: – «Патогенные микроорганизмы, как и вредные химические соединения, отсутствуют; радиационный фон в норме; инородных биологических объектов нет».
– Однако на связь они больше не выходят.
– Именно поэтому посадка необходима, – заключил полковник, – иначе мы никогда ничего не узнаем. Сажайте капсулу, капитан!
7
Форпост «Ксифия» представлял собой огороженную силовым барьером территорию в несколько десятков квадратных километров. Большую ее часть занимал космодром с прилегающими к нему ангарами для боевых капсул и разведывательных зондов. Отдельной группкой теснились лаборатории, а также склады с аккумуляторами и топливом. Имелись даже два здания для пехотных казарм и множество иных, помельче, назначение которых Клим представлял себе смутно. За пределами ограды виднелись площади, подготовленные к жилой застройке. Планета в целом выглядела вполне по-земному, ландшафтом и растительностью напоминая восточно-европейские равнины, разве что в небе сияло не ласковое желтое солнце, а огромный бело-голубой шар – настолько яркий, что даже после терраформирования и установки геофильтров прогулка днем без темных очков могла стоить ортодоксу зрения. Потому и фауна населяла эту планету слегка модифицированная – насколько позволяли моральные каноны Земли, четко обозначенные Советом по гуманизму и нравственности.
«Орион» опустился на графеновое поле неподалеку от одноэтажного здания командного центра и диспетчерской; оно смотрело фасадом на космодром. На его крыше трепетал государственный флаг Земной Ортодоксии: витрувианский человек на фоне земного шара в обрамлении пшеничных колосьев. Экипаж капсулы, а также Леванов, Клим и Соира в бронескафандрах покинули аппарат и направились ко входу в здание.
Клим, вопреки ожиданиям, не чувствовал скованности в движениях: скафандр сидел на нем как вторая кожа, надежно защищая от любых вредных или враждебных воздействий. Сквозь затемненный визор шлема он с любопытством глядел по сторонам, но не замечал ничего необычного или опасного. Шагая по космодрому, Клим думал о том, что через несколько минут встретит дочь и наконец узнает, что с ней произошло. От этих мыслей сердце билось быстрее, а все тело охватывала легкая дрожь.
Отряд неспешно приближался к цели. Когда до двери осталось метров пятьдесят, Клим услышал по нейросвязи голос капитана:
– А вот и один из разведчиков.
Она указала на темно-серую сферу размером с локоть в поперечнике, застывшую над крышей здания. Вторая точно такая же обнаружилась на графеновом поле прямо перед дверью. Обе – без малейшего движения.
– Сигнальные огни включены, – прокомментировал кто-то из членов экипажа.
В самом деле, на обоих аппаратах мерно мигали красные огни, но при этом даже висящий в воздухе аппарат не подавал никаких иных признаков жизни. Однако, выходит, антигравы работают, раз он не падает?
Учеэсовцы и ученые несколько секунд рассматривали разведчиков – те пребывали в полной неподвижности, – после чего полковник махнул рукой и повел отряд дальше.
Сделав несколько шагов, Клим увидел воробья; тот сидел на поле в метре от стены здания. Птица не шевелилась. Чучело? Для чего оно понадобилось персоналу базы? Клим замедлил шаг; повернув голову в сторону, приметил крадущегося кота. Тот, прижавшись к графену, внимательно наблюдал за беспечной птицей, готовясь совершить бросок. Клим остановился, его взгляд прилип к зверю. Хищник не сводил глаз с жертвы… но тоже не двигался. Не перебирал лапами, не прижимал ушей, не подергивал хвостом, не шевелил усами – ни единого движения. Клим вдруг ощутил, как ладони вспотели и по спине пробежала капелька холодного пота. Он поднял глаза к небу – на крыше трепетал флаг, а над ним повисли, разведя крылья в стороны, две галки.
– В чем дело, Юнь? – услышал он встревоженный голос Леванова.
Физик молча указал на кота с воробьем, затем на висящих в небе птиц. Он не мог видеть выражения лица командира, но ощутил изумление в его изменившейся осанке, разведенных руках, покачивании головы.
– Что за фигня… – проговорила Соира.
Отряд остановился и с удивлением воззрился на застывших, точно вмороженных в лед, зверей.
– А там все в порядке, – заметила Зоя, кивая на участок неба в стороне от командного центра. Клим обернулся, куда она указывала, и увидел стайку ласточек, пляшущих в голубом свете огромного солнца. Они гонялись друг за другом, закладывая крутые виражи. Динамики даже доносили их веселые песни.
– Возвращаемся на капсулу! – приказал Леванов.
– Минутку, – попросила Соира, а затем обернулась к экипажу «Ориона»: – Можно вот это?
Она указала на красный прямоугольник аптечки, висящий на поясе одного из операторов. Тот посмотрел на капитана, Гадот кивнула. Оператор отстегнул аптечку и протянул ее психологу. Девушка приняла пластиковую коробочку, а затем изо всех сил швырнула ее в сторону диспетчерской. Аптечка блеснула в лучах солнца, пролетела параболой над полем – и угодила бы на крышу, если бы не застыла прямо в воздухе примерно в метре от здания.
Клим перестал дышать, не в состоянии оторвать взгляда от красного прямоугольника, повисшего у верхней части стены. Он молчал и пытался осознать невозможное. Затем медленно обернулся к капитану и полковнику.
– Возвращение откладывается, – сообщил Леванов о своем решении, но что собирается делать дальше, не сказал. Сложив руки на груди, он погрузился в раздумья. Зоя нервно оглядывалась по сторонам.
Клим ощутил, что потрясение сменилось любопытством. Он повертел головой и обнаружил метрах в ста от здания диспетчерской небольшой парк из молодых березок, вероятно зону отдыха. Между деревьев виднелись скамейки, возле каждой – терминал ТЛМ-системы; вдалеке, рядом с густым кустарником, помигивал зеленым индикатором продуктовый синтезатор. Позабыв об отряде, Клим зашагал к парку. Через несколько секунд услышал недовольный окрик полковника, и тогда объяснил командиру, что собирается предпринять.
Четверть часа спустя восемь человек, набив карманы скафандров яблоками из синтезатора, направились к диспетчерской. Благо здание командного центра было невелико и обойти его со всех сторон не отняло много времени. Зато, когда отряд завершил обход, висящие в воздухе яблоки очертили периметр зоны, в которой локализовался странный, пугающий феномен. Зона занимала почти все здание, кроме южной его части: там яблоко свободно влетело в открытое окно; судя по звуку, упало на пол и откатилось к дальней стене помещения. С востока и запада зона вмороженности, как Клим окрестил феномен, выдавалась примерно на метр от стены здания, а с северной стороны на целых четыре.
Передвигаясь не иначе, как бросая перед собой яблоки, отряд обошел всю базу и на закате дня установил, что больше подобных зон нигде нет, равно как и нет других людей. Очевидно, все обитатели форпоста и члены вернувшейся экспедиции находились в здании командного центра. Кроме того, удалось выяснить, что «Альтаир», вопреки подозрениям Гадот, совершенно пуст, безопасен и свободен от вмороженности.
Леванов распорядился изучить материалы исследовательского зонда – этим ученые должны заняться немедленно. С ними отправится пилот Кай Моррисон, который поможет получить доступ к бортовым системам. Сам же Леванов с остальной группой попытается проникнуть в здание, чтобы исследовать его изнутри, насколько позволит периметр зоны. Но Клим запротестовал и сказал, что хочет участвовать в проникновении в диспетчерскую, поскольку ему необходимо увидеть свою дочь. Полковник не стал спорить, тем более что знания физика могли пригодиться и там, в здании. На «Альтаир» отправилась Соира с Каем. Изучение материалов, решил Леванов, следует в таком случае начать с данных тех компьютеров, которые фиксировали состояние людей на борту во время полета. Это может пролить свет на то, что с ними приключилось.
8
Огромный шар Дорадо сделался еще громаднее, когда его край коснулся горизонта. Светило стало наливаться фиолетовым, краски сгущались по мере того, как гигантский диск медленно вплавливался в землю. Небо пошло лиловым и красным, облака вспыхнули темно-синим, а потом перекрасились в сиреневый. Небосклон в течение нескольких минут бешено играл всеми оттенками длинного спектра, но скоро затих, успокоился и разлился безмятежной чернотой. Загорелись редкие звезды, крупные и малые, которые были и не звезды, а огни далеких галактик.
Клим любовался закатом во время отдыха, который командир решил провести в парке перед проникновением в здание. Но изумительная красота неба не дарила успокоения: по спине бежал холодок, ладони потели, а сердце колотилось о ребра. Он одновременно и желал увидеть Свету, и противился этому, поскольку подозревал, что зрелище, каковым бы оно ни было, наверняка повергнет его в шок. Система жизнеобеспечения скафандра предложила утолить голод внутривенным вливанием питательной жидкости, но Климу сейчас хотелось лишь одного – стакана холодной воды. Однако полковник снимать скафандр запретил, а потому пришлось согласиться на укол. Жажда и голод исчезли, волнение никуда не делось. Система предложила легкие транквилизаторы, но Клим категорически отказался.
– Пора! – объявил Леванов и поднялся со скамьи.
Отряд встал и, пополнив запасы яблок из синтезатора, отправился следом за полковником к южной стороне командного центра.
Территория космодрома и прилегающих строений, кроме парка отдыха, освещалась прожекторами так, что никто не отбрасывал тени. Но в окне стоял мрак. Яблоко, брошенное внутрь на всякий случай, вновь подтвердило безопасность по крайней мере большей части комнаты. Леванов влез первым, за ним Клим и члены экипажа, команду замыкала Гадот.
В здании висела оглушительная, тягостная тишина. Помещение, в которое проник отряд, оказалось складом медицинского оборудования. Дверь из него вела в коридор. Он освещался люминесцентным потолком и выглядел безопасным в обоих направлениях. Сверившись с картой здания, Леванов повел отряд к лабораториям. Именно там, по его словам, находились ученые и пилот с «Альтаира». Это он знал из экстренного сообщения начальника базы Рене Рэй.
Клим ступал осторожно, чуть ли не на цыпочках, будто шел по минному полю. Скафандр вновь предложил транквилизаторы, но хозяин опять отказался. Он знал, что сердце уймется, только когда он увидит дочь, и то не факт.
Яблоки привели отряд к границе зоны вмороженности, повиснув в метре от пола и в двух метрах от стены, в которую упирался коридор. Отряд остановился. Пока командир размышлял, что предпринять, Клим протиснулся вперед и, игнорируя предупреждение Гадот, подступил вплотную к висящим плодам. С этого ракурса он смог заглянуть в перпендикулярный коридору проход. Посмотрел влево – проход тянулся на десяток метров и сворачивал в сторону, там виднелись три двери; повернул голову вправо и обнаружил окно во всю стену. За ним в разных позах застыли фигуры: пять ортодоксов, еще две генмоды – один обладал четырьмя руками, другой четырьмя руками и дополнительной парой глаз на затылке. Все семь фигур находились в хорошо освещенной лаборатории. Никто не двигался.
Сердце оборвалось и рухнуло в преисподнюю. Среди ортодоксов Клим разглядел невысокую хрупкую девушку с чуть раскосыми голубыми глазами и черными как смоль волосами, заплетенными в старомодную косу. Светлана Юнь стояла к окну вполоборота, уперев одну ладонь в бок, а другую прислонив к виску, будто приглаживая выбившуюся прядь волос. Ее рот был слегка приоткрыт, губы растянуты в улыбке, на лице застыло выражение восторга. Еще совсем молодая, едва разменявшая пятый десяток, она выглядела свежо, бодро и привлекательно. Климу показалось, что она совсем не изменилась с последней встречи в реале год назад. Пойманная зловещим феноменом в ловушку, девушка походила на восковую куклу или персонаж с 3D-картины.
Клим проглотил комок в горле и перевел взгляд чуть в сторону, принявшись рассматривать других вмороженных.
– Юнь, будьте осторожны, – послышался голос Зои, – вы в нескольких сантиметрах от…
Клим почувствовал, что наклонился вперед слишком сильно и теряет равновесие. Его потянуло прямо на яблоки. Он не успел закричать, чья-то рука схватила его за плечо и дернула назад.
– Никакой самодеятельности, – прорычал Леванов, прижимая ученого к стене.
Клим всхлипнул и пробормотал извинения, а затем добавил:
– Там моя дочь…
– Что с ней? – спросила Зоя.
– То же, что и с остальными, – ответил он убито, – они все будто поставлены на паузу.
Леванов подступил к границе и осторожно выглянул в коридор, тихо выругался. За ним к яблокам приблизилась капитан, молча вгляделась в окно лаборатории и вернулась, не говоря ни слова. Лицо ее, видимое сквозь прозрачный визор, еще больше заострилось, глаза округлились. Остальные члены экипажа тоже воспользовались случаем и пронаблюдали, какой эффект неведомый феномен оказывает на людей.
– Вот, значит, что Рене имела в виду под словом «неконтактные», – проговорил полковник.
– Вы знали о проблемах с экспедицией только из ее словесного описания? – приподняв бровь, осведомился Клим. – Разве она не присылала какой-то видеозаписи с изображением пострадавших?
– Нет, при мгновенной сверхсветовой связи невозможна передача никаких иных сообщений, кроме текстовых, – объяснил Леванов.
– Ах вот как… – Клим потер подбородок. С особенностями сверхсветовой связи он был знаком довольно поверхностно, поскольку специализировался в другой области.
– Главное, – говорил полковник, – в сообщении начальник базы упомянула некие колбы с вакуумом и изложила суть проблемы, сопроводив ее предположением о том, что у пострадавших нарушена психика, что они замкнулись и стали неконтактные, возможно, ввиду некоего происшествия. У меня тоже сложилось такое впечатление, когда я прочел ее описание. Но теперь…
Он потряс головой, будто хотел стряхнуть с себя увиденную жуть.
– Разве она не могла определить разницы между живым человеком, у которого нарушение психики, и вот этим вот… – развел Клим руками.
– Поначалу, может, и не могла. Сообщение о проблемах с членами экспедиции она прислала сразу после прибытия «Альтаира». Вероятно, на основе первого впечатления. Но ни о каких иных проблемах на базе или происшествиях с другими людьми не было ни слова. И больше она ничего не присылала.
– А командир гарнизона?
– Тоже. Никто. Первое время мы думали, что дело в нарушениях связи, такое порой случается: издержки технологии сверхсветового контакта.
Клим покивал.
– А когда мы прибыли, – продолжал полковник, – на базе никто не отвечал ни по нейросвязи, ни по виртуалу, ни по радио. Дальше вы знаете.
– Хватит разговоров, – вмешалась Зоя, – необходимо отыскать остальных.
– Верно, – согласился Леванов и повел людей обратно.
Отряд вернулся в помещение, в которое час назад проник через окно. Они покинули его тем же путем и прошли дальше вдоль южной стены. В ней имелось несколько окон. Двигаясь по краю зоны вмороженности, учеэсовцы заглянули в каждое, но ни в одном не обнаружили ничего интересного – кроме последнего. Оно вело в некий склад, дверь в который стояла полуоткрытая.
– А вот и Рене, – проговорил Леванов, заглядывая в окно.
Клим встал рядом и приблизил изображение на внутреннем экране шлема. Камера показала приоткрытую дверь, в проеме Клим разглядел смежную комнату. В ней, приблизив масштаб еще, он увидел со спины высокую стройную женщину с собранным на затылке узлом каштановых волос. Она стояла вплотную к столу, руки ее были слегка приподняты в локтях, а ладони выставлены вперед, словно она только что отбросила от себя что-то. Рядом с ней находился смуглый мужчина в форме УЧС с черными, коротко стриженными, курчавыми волосами. Он стоял боком к проему двери. Клим заметил восторг, смешанный с изумлением, на его широком скуластом лице, а также округлившиеся глаза и приоткрытый в беззвучном крике рот. Взгляд застывшего офицера был прикован к поверхности стола. На нем лежали два цилиндрических контейнера, каждый в полметра длиной. Один из них был вскрыт – будто сломанный посередине, он демонстрировал две пустые полости. Другой выглядел целым. Клим выставил приближение на максимум и прочел одну и ту же надпись на обоих: «Колба для забора вакуума. Альтаир». Из-за дверного косяка торчала чья-то рука, в помещении находился кто-то третий.
– Кто эти люди? – спросил Клим.
– Женщина – Рене Рэй, начальник базы, – ответил Леванов. – Мужчина – генерал Фор Моко, командующий гарнизоном. А позади них выставил руку вперед, должно быть, Валерий Синицын, заведующий научным блоком. А может, кто-то из диспетчеров или ученых.
– Это и есть весь персонал базы?
– Сейчас да. «Ксифия» – сравнительно молодой форпост, полноценного военного гарнизона здесь еще нет, идет подготовка. В полной мере функционируют лишь научные лаборатории. Большую часть работ выполняет автоматика, потому потребность в людях на данный момент невысока. Когда начнется строительство жилья и инфраструктуры, все, конечно, изменится.
– Мы обыскали базу, – сказала Зоя, – и никого не нашли. Значит, все тут и… вморожены.
– Здесь делать больше нечего, – подытожил полковник. – Идем на «Альтаир», узнаем, что выяснили Моррисон с Соирой.
9
Исследовательский зонд находился в противоположной части космодрома. Пока отряд шел по полю, Клим размышлял о людях, застывших, точно мушки в слитке янтаря, о яблоках и птицах, висящих в воздухе, о замершем перед броском коте. Но больше всего его потряс вид Светы, превращенной в чучело. Интересно, что она сейчас чувствует и чувствует ли вообще? Она жива?
Невероятно, дико, страшно!
Да, его отношения с собственной дочерью оставляли желать лучшего. Он не виделся с ней год, лишь изредка общался по виртуалу, но теперь старые обиды враз перестали иметь значение. Ведь с ней произошло такое … И не подойти, не прикоснуться. Как ей помочь? Да и всем прочим тоже. «Их словно поставили на паузу», – вспомнилось ему собственное сравнение. Бред какой-то!
Небо заволокло тучами, но свет Млечного Пути подсвечивал их с изнанки, придавая небу зловещий красно-голубой оттенок. Здание диспетчерской осталось за спиной, когда отряд подошел к открытому входу в исследовательский зонд.
В обсервационном зале было тихо. Психолог и пилот лежали в ячейках, погруженные в виртуал, и работали с бортовыми системами зонда. Услышав шаги, они поднялись навстречу экипажу «Ориона». Полковник начал с подробного рассказа о том, что удалось найти при осмотре центра управления. В ответ Соира заявила, что не обнаружила в изученных записях бортовых компьютеров никаких признаков воздействия на психику экипажа «Альтаира». На зонде произошло нечто иное, уверена она, и это как-то связано с контейнерами, или колбами, вакуума. Кай, хоть и не психолог, с ней был согласен и предложил подключиться к ВИС зонда, чтобы увидеть все самим.
Клим охотно согласился и соединился через нейрочип с терминалом внутренней информационной сети. Кай запустил воспроизведение видеозаписи с внешних камер зонда, которую те сделали сразу после посадки на космодроме Ксифии. На ней Клим увидел, как служащие базы выносят неподвижные тела членов экспедиции и пилота. Также на записи было отчетливо видно, что Рене покинула зонд последней, держа в руках контейнеры с вакуумом. Оба выглядели целыми, закрытыми. Что произошло в здании ЦУ, оставалось неясным, хотя Климу начинало казаться, что где-то вдали забрезжил призрачный намек на разгадку. Но прежде необходимо было изучить материалы экспедиции и узнать: что именно открыл «Альтаир»? каким образом? где в тот момент находился? как это повлияло на людей? Ответы на эти вопросы, возможно, хранились в ячейках памяти альтаировской ВИС.
– Я хотел бы изучить записи, – объявил Клим, обращаясь к Леванову. Тот кивнул и сказал:
– Приступайте! Моррисон покажет, что к чему. Соира, можешь оставаться и тоже продолжать работу. Остальные возвращаются на капсулу.
– Если захотите прерваться на отдых, поспать, приходите на «Орион», – предложила Гадот.
– Мне сон не требуется, – не без гордости заметила Соира. – По крайней мере, в привычном для землян понимании.
– И правда, – согласился с капитаном полковник, – скоро полночь. Время здесь течет почти как на Земле, только чуть быстрее.
– Вы, наверное, хотели сказать, что сутки здесь короче, – поправил его Клим.
– Именно так.
С этими словами он развернулся и зашагал к двери, экипаж двинулся следом. У самого порога Зоя остановилась и обернулась. Клим встретил ее взгляд сквозь визор шлема. Большие черные глаза улыбались, это Клим видел даже на расстоянии. Он кивнул ей, она – в ответ и ушла.
Климу стало хорошо от ее взгляда. Ее глаза, отметил он про себя, обладают поразительной способностью: светиться улыбкой, даже если выражение лица бесстрастно.
Клим улегся в ячейку и подключился к системе, погрузился в работу. Он начал методично изучать записи бортовых систем и тех наблюдений, которые ученые делали на борту зонда во время исследования аномалии. Каждый их шаг отмечался в блоках памяти компьютера, каждое действие фиксировалось внутренними видеокамерами. Чем больше он вникал в результаты наблюдений физиков и астрономов, тем больше ему открывалась суть случившегося, его возможные последствия и глубинное значение. В понимании Клима с неожиданной, поражающей воображение ясностью представала угроза, которая нависла над галактикой и всеми ее обитателями; угроза, идущая не от чьего-то злого умысла, а от стихии – мощной, бездумной и совершенно неодолимой.
Когда Клим отключился от ВИС и поднялся из ячейки, он увидел Соиру и Моррисона. Они стояли рядом и выжидательно смотрели на него.
– Наконец-то, – проворчала психолог. – Скоро утро.
– Вы проработали всю ночь, Юнь, – заметил Моррисон, – и, судя по выражению вашего лица, обнаружили нечто важное?
Клим только теперь ощутил усталость. Возбуждение начало спадать, глаза – слипаться, но он не желал засыпать сейчас. Попросил скафандр вколоть себе психостимуляторов, автоматика немедленно выполнила его просьбу, и он почувствовал себя гораздо лучше.
– Вы правы, – ответил он наконец, – я понял, что произошло у границ аномалии и здесь, в диспетчерской базы. Зовите полковника и экипаж «Ориона»!
Глава вторая. ПО СЛЕДАМ «АЛЬТАИРА»
