Андрей Мацко "Суеверие"

Суеверие
Андрей Мацко

1980г, июнь – в небольшом городке Мидтаун, в практически единственном развлекательном месте – кинотеатре «СтарМуви», идёт подготовка к показу нового фильма ужасов. Релиз должен состояться в пятницу, 13го числа – потому что созвучен с названием фильма. Но накануне ночью городок сотрясается от серии жутких убийств…

Андрей Мацко

Суеверие

От автора

Суеверие – предрассудок, в силу которого многое происходящее представляется проявлением сверхъестественных сил и предзнаменованием будущего.

Ярким примером суеверия можно назвать пятницу, 13го.

Страх перед пятницей тринадцатого носит название параскаведекатриафобии (от греческого слова «параскеви», означающего пятницу, и «декатрейс» – тринадцать). Есть и другое название: фриггатрискаидекафобия – от имени верховной богини Фригг в германо-скандинавской мифологии.

Не секрет, что во многих культурах число 13 считается несчастливым, а ещё сама Пятница ассоциируется с бедой, потому что в этот день умер Иисус Христос.

Существует множество версий происхождения этого суеверия. Так, появилось предположение, что страх перед пятницей 13 связан с неожиданным арестом в этот день большого числа рыцарей ордена Тамплиеров в 1307 году. Кроме того, число 13 считалось опасным у Гомера и Цицерона, а в древнееврейской Каббале было 13 духов зла.

Также, согласно расчётам ученых, выраженных в модели «Теории Судного дня», человеческая популяция достигнет бесконечности или математической сингулярности именно в пятницу, 13 ноября 2026 года.

Но эта история не о суевериях. Не о Пятнице тринадцатого. Не о мистике и ужасах. Не про БДСМ и свободные нравы.

Эта история о поступках и последствиях.

Мне бы хотелось, чтобы, поглубже заглянув во взаимосвязи персонажей, вы увидели причины поступков, приведших к многочисленным финалам этой истории.

В настоящей жизни последствия аукаются иначе, только важно не это. Важно понимать, что они будут. Станут вашими суевериями, предзнаменующими будущее.

Помните: последствия всегда приходят тогда, когда не ждешь.

Спрашивайте себя «Зачем?», чтобы не спрашивать Судьбу: «За что?!»

Приятного чтения.

Суеверие. Пролог

Среди бескрайних просторов Блек Хиллз(1), играя в прятки с цивилизованным миром и утопая в зелени хвойных лесов, притаился городок Мидтаун, единственной гордостью которого является старая лесопилка. Когда-то давно Южная Дакота приютила гуттеритов(2), и те из них, от кого отвернулась удача на приисках Хоумстейка(3), – те, кто не захотел, как остальные, выращивать скот, нашли своё пристанище здесь, у русла всё ещё резвой на тот момент, но медленно умирающей Мидривер, в тридцати милях восточнее Плохих Земель(4).

В отличии от подавляющего большинства лесоповальных цехов Америки, лесопилка Мидтауна была ориентирована на внутреннее пользование. Так уж случилось, что в городке долгое время не находилось людей, способных грамотно вести переговоры с остальным миром, поэтому толковых дорог для транспортировки леса Мидтаун долгое время не получал. Как любили шутить лесорубы о своих управленцах: «Зачем строить, если нельзя украсть?». Но, не смотря на трудности переговорных процессов, город медленно рос.

Некогда сильная община всё больше разобщалась, разбавляя кровь с приходящими на заработки потомками индейцев, покинувших резервации, заблудившихся в поисках лучшей жизни и оседавших тут, на лесопилке, помогающих отстраивать город и эту самую лучшую жизнь. Приходили и темнокожие, которым были рады не все, но – делая общее дело, люди терпели.

Город рос, и со временем перекинулся на другую сторону стремительно мельчающей реки.

Обширный пожар, случившийся по вине одного из местных на стыке девятнадцатого и двадцатого веков, застал лесорубов врасплох и уничтожил все старания жителей. Не спасла даже близость воды и водонапорная башня.

Пожар начался с юга. Деревянные дома вспыхивали один за другим, и, несмотря на окружение хвойных лесов, ветер помог огню пересечь мост, погнав его далее, на север. Большинство выживших в ту ночь людей стали свидетелями и соучастниками ужасной драмы: они видели, как за мостом одно за другим загорались строения, подбираясь к их собственным жилищам. Собрав пожитки, люди бежали в лес, к лесопилке, хотя возможности сбежать от пожара в лесу практически не было.

Огонь успокоился лишь через сутки – пожрав всё, и выплюнув под ноги обескровленным жителям останки обгоревших до неузнаваемости близких и детей.

Огонь не тронул ни лес, ни лесопилку, что со временем приобрело мистические оттенки в рассказах следующих поколений.

Бедолагу, ответственного за пожар, нашли довольно быстро – как чаще всего бывает с пьяными, он чудом выжил, отключившись на берегу реки в низине за городом. В день пожара один из уважаемых старожилов и основателей города нажрался до усрачки, а перед сном не иначе как сам Дьявол надоумил старика набрать воды.

Выходя с двумя массивными баками, он с такой силой хлопнул дверью, что на расстеленную по полу мешковину со стола упала масляная лампа, вмиг породив всепоглощающее пламя. Еле державшийся на ногах старик не мог видеть начала пожара, о чём перед смертью со слезами вещал горожанам.

Выжившие линчевали старожила прямо на бывшей центральной площади, у памятника основателям города – его избили, оставив умирать между трупов взрослых и детей, среди пепла и бесконечного людского горя.

Говорят, что перед тем, как отправиться в Ад (а, может, уже оттуда), старик проклял город и его жителей, что также стало неотъемлемой частью местного фольклора.

Поговаривают, его даже закопали отдельно – не на кладбище, для увеличения которого после трагедии выкорчевали множество деревьев, а далеко за городом, бросив в овраг и присыпав землёй.

После пожара многие семьи покинули Мидтаун, оставшиеся же сплотились, чтобы отстроить на пепелище новый город. Несмотря на повышенную противопожарную безопасность, далеко не все отважились возводить популярные до трагедии деревянные дома. Теперь люди предпочитали каменные двухэтажные особняки, рассыпанные в хаотическом порядке вдоль русла Мидривер. Со временем жители вернулись на место трагедии с новыми домами, через реку вырос крепкий каменный мост, а к ближайшей точке въезда в город сквозь окружающие леса протянулись качественные хайвэи. Теперь Мидтаун мог полноценно торговать лесом.

С развитием в Америке сети межштатных дорог сюда ворвалась цивилизация. Новое поколение жителей развивало все направления жизнедеятельности, не забывая о главном источнике дохода в городе – постоянная модернизация лесопилки позволила раскачать маховик торговли на полную.

К лету 1980го года обновленный Мидтаун насчитывал более трёх сотен домов и порядка восьми ста жителей, большинство из которых рубило лес и обрабатывало древесину.

За полгода до жаркого июня 1980го года в городок въехало семейство Симмонсов, в поисках уюта и покоя обосновавшись на окраине, в одном из двух больших каменных домов, купленном по весьма приятной цене.

Сноски

1 – Блек Хиллз (Black Hills), Чёрные Холмы (англ.) – расположены в юго-западной части Южной Дакоты и представляют собой массив низких гор (Прим. авт.)

2 – Гуттериты – течение в анабаптизме, которое возникло в XVI веке, названо по имени одного из первых лидеров – Якоба Гуттера. Отличительной их чертой является общность имущества. В конце XIX века переселились из Украины в Южную Дакоту, впоследствии расселившись по всему Среднему Западу США и Канады – ист. Интернет (Прим. авт.)

3 – Хоумстейк (англ. Homestake Mine) – подземный золотой рудник, расположенный в городе Лид, штат Южная Дакота. До своего закрытия в 2002 году был крупнейшим и самым глубоким золотым рудником Северной Америки – ист. Интернет (Прим. авт.)

4 – Национальный парк Бедленд (англ. Badlands National Park) – национальный парк США, расположенный на юго-западе штата Южная Дакота. Площадь парка – 982 км?. Ландшафт включает остро отточенные эрозией крутые холмы (бедленд, от которых и происходит название парка), остроконечные скалы и вершины, и самые большие по площади в США охраняемые прерии – ист. Интернет (Прим. авт.)

Глава 1

Тем солнечным июньским днём младший из Симмонсов, тринадцатилетний Пит, возвращался домой.

Он сильно припозднился, ведь вместо последних уроков парень здорово провёл время в кинотеатре.

Вчера Пит раздобыл билет на специальный сеанс ужастика «Пятница, Тринадцатое», организованный владельцем кинозала за сутки до основного показа. Фильм добрался к ним с запозданием – в большинстве городов прокат уже завершился, но жители Мидтауна радовались мероприятию. Здесь месяцами ничего не происходило, если не считать череды страшных убийств, поэтому Марк Сойер, владелец кинотеатра, из кожи вон лез, чтоб поддерживать искру в угасающем городке и привлечь людей: здорово вложился в ремонт, устраивал шоу и даже приглашал каких-никаких знаменитостей. Казалось, он жил этим кинотеатром (так и было, с небольшими оговорками), а благодарные жители с удовольствием осыпали его деньгами несмотря на высокую, по меркам городка, стоимость билетов – но шоу того стоило.

Питу повезло, ведь просто так невозможно было попасть на подобное событие – билеты на предварительный показ не продавались, а раздавались в красивых пригласительных конвертах избранным людям.

Они с братом, восемнадцатилетним Сэмом, тоже собирались посетить завтрашнюю ночную премьеру (по слухам, приедет даже кто-то из актёрского состава), Сэм ещё обмолвился что захватит пару друзей, и для младшего в компании это автоматически означало дурацкие запугивания с подначиваниями, поэтому с сегодняшним просмотром в одиночестве Питу повезло вдвойне.

Как только парень вошёл под своды старинного здания, в нос ударил ни с чем не сравнимый запах, свойственный только кинотеатрам. Практически сразу Пит отшатнулся от испугавшего его продавца окровавленного попкорна, улыбавшегося во весь рот белоснежными зубами. Глаза продавца были под стать зубам – белоснежными, вдобавок, не имели зрачков. Владелец кинотеатра здорово постарался, решив отрепетировать на сегодняшних гостях завтрашнее основное представление, переодев персонал и украсив фойе под тематику фильмов ужасов. У Пита не было при себе карманных денег, поэтому, сделав вид что вовсе не испугался, он натянуто улыбнулся в ответ и прошёл мимо.

Людей в холле было немного, и, вопреки опасениям, к нему никто не подошёл с неудобными вопросами. На входе в зал, перепачканный кровью верзила в страшной (кажется, хоккейной) маске, увидев в руках парня заветный конверт лишь молча кивнул и указал огромным тесаком в темноту дверного проёма. Пит полагал, что бешеное сердцебиение может сдать его волнение с потрохами, но видимо, персонал получил распоряжение запускать по пригласительным без дополнительных вопросов. Как бы там ни было, Пит оказался в зале, хотя обычно в «СтарМуви» детей на фильмы со взрослым рейтингом не пускали.

Зал был заполнен наполовину, и, пройдя мимо очередного охранника с уродливым гримом, Пит нашёл свой ряд. Весь фильм он просидел в окружении лучших людей города, вольготно расплывшись на комфортном кресле, примостив школьный ранец на пустующее соседнее место. Он старался не показывать свой страх, но иногда вздрагивал, а сердце так и вовсе бесновалось, отдаваясь в ушных перепонках, отчего парню иногда казалось, что своим стуком оно перебивает звуки мощных динамиков.

Пит вышел из здания кинотеатра в полном восторге и абсолютно не жалел о своём прогуле, тем более как можно пропустить такое кино, если завтра на календаре будет дата, созвучная с названием?

Пит не был суеверным. Ещё меньше чем чёрные кошки и странные даты в календаре, его пугала школьная неуспеваемость, а сейчас, после просмотра ужасов, пытливый ум подростка занимали совсем другие вопросы. Парень думал о недавних жутких событиях – в течении нескольких месяцев в разных районах их городка пять женщин были найдены мёртвыми. Вся округа, только отойдя от обсуждения трагедии Джонстауна(5) двухлетней давности, теперь обгладывала новые кости – местные зверские убийства и импотентность полиции, до сих пор не сумевшей выйти на след маньяка. Тот, казалось, открыто издевался над копами, ведь некоторые женщины были убиты в одном районе городка, когда полиция проводила облаву в другом. Одной из жертв была прекрасная молодая кареглазая цыганка Клэр, которую знали все, включая Пита. Как и водится цыганкам, она промышляла гаданием.

Каждый раз, когда ему доводилось пересекаться с ней на улицах города, девушка улыбалась. Эта улыбка была адресована лично ему, и была настолько лучезарно светла, что в свои двенадцать Пит готов был идти за ней на край света. За улыбкой, ведь саму девушку он побаивался. Мама терпеть не могла цыган, привила свой страх детям, и, конечно, как большинство детей его возраста, Пит считал Клэр колдуньей. Хотя у него было на одну причину больше так считать, чем у остальных – потому что один раз эта улыбка вернула ему веру в себя и желание жить.

Пит не мог вспомнить, как угодил в местный госпиталь, зато был уверен, что никогда не забудет соседку по палате. В одну из ночей, когда ему было особенно плохо и в грудной клетке сдавливало настолько сильно, что Пит скрежетал зубами еле сдерживая слёзы, он очнулся от прикосновения. Чьи-то нежные пальцы смахнули пот со лба. Пит помнил, как открыл глаза и в этот момент его щёку обжёг поцелуй. Девушка немного отстранилась увидев, что ему стало легче, а затем снова наклонилась к нему и интимно шепнула, едва касаясь губами мочки уха:

«Всё будет хорошо».

Он узнал Клэр, а потом случилась её улыбка. Та самая, незабываемая, за которую сегодня Пит мог горы свернуть. Но помимо воспоминаний об улыбке ещё была бесконечная благодарность – ведь ему стало легче. Не только в тот момент, а вообще, после этого ночного инцидента, несмотря на заверения врачей в неотвратимости его болезни, на слёзы матери и белое лицо отца, несмотря на то, что ему прочили чуть ли не смерть.

В итоге, Пита выписали всего через две недели. Кажется, это называется эффектом какого-то там Плацебо, он точно не помнил. Но с тех пор прошло пять месяцев, боль практически не возвращалась. Иногда, когда заигрывался, в районе сердца покалывало, но это были такие мелочи, что он даже родителям забывал рассказать. Пару раз, через несколько дней после того, как боль проходила, маме всё же говорил, она охала, но, видя, что он чувствует себя отлично, быстро успокаивалась, чем успокаивала и его. Вскоре Пит вернулся к обычному жизненному укладу в очередном городке, в котором, как ему думалось, они пробудут также недолго, как и в предыдущих.

Такой же потрясающе обезоруживающей улыбкой обладала ещё одна новая знакомая Пита и, в отличии от цыганки, этой девочке он противостоять не мог.

Парень жалел, что в мире стало меньше на одну подобную улыбку. Полиция тщетно пыталась обойтись без огласки – в маленьком городке утаить правду всегда тяжело. Маньяк жестоко расправился с девушкой, и страшные подробности, которыми делились между собой взрослые, доносились до детей, гиперболизировались до немыслимых размеров, и разносились по школе. Среди горы выдумок, которыми каждый день обменивались дети, всплывали и факты – например, своеобразный почерк маньяка: у каждой из своих жертв убийца вырывал по одному ногтю.

Пит уже давненько задавался вопросом: а может ли мальчик стать жертвой подобного преступления, если раньше маньяк не охотился на детей? Он задумчиво посмотрел на обгрызенный ноготь мизинца. Да и кто мог бы оказаться убийцей? Мужчины, в основном, работали на лесопилке за городской чертой; остальные выживали за счёт немногочисленных магазинов и лавок – вот и всё, если не считать управленцев ратуши, пожарных, врачей, копов и слуг божьих, чьи ряды изрядно поредели за последние два года. В городке в дневное время оставалось подавляющее большинство женщин – кто же ещё будет хозяйничать и смотреть за детьми?

Вариантов разоблачить убийцу у Пита было маловато, потому что он почти не пересекался со старшими – подростка больше интересовали Deep Purple и стихи. Причём, если Пит мог с кулаками отстаивать свои музыкальные вкусы, и готовился к концерту любимой группы в Рапид сити (его не останавливали даже разговоры о том, что едет совсем не тот состав)(6), то с творчеством всё было не так однозначно – с тех пор, как в единственный соседний дом переехала Луиза, его ровесница с той самой улыбкой, Пит начал сочинять, что совершенно не вязалось с его репутацией школьного булли(7), а, следовательно, нуждалось в строжайшем замалчивании.

Проводя параллели с героями кино и вынашивая мысли о собственном возможном противостоянии с убийцей, в роли которого после запутанных событий фильма он видел школьного додика Колина или своего брата Сэмми, Пит брёл по Мидвей, центральной улице городка, к дому, уткнув взгляд под ноги, иногда пиная носком старого кроссовка мелкие придорожные камешки.

Это был его ежедневный маршрут, и по дороге домой Пит давно перестал обращать внимание на обклеенные новыми политическими агитками ветхие деревянные столбы, не замечал всё чаще снующих между одинокими неповоротливыми железными монстрами маленьких юрких легковушек. Пит привык не отвлекаться на витрины – потому что ни музыкальных, ни магазинов с игрушками не прибавлялось, а остальные его пока не интересовали. Парень не задавался вопросом откуда в их Мидтауне(8), по всем понятиям, за исключением количества населения, соответствующему своему названию, берутся все эти компании и магазины.

Если по правде, один Бог знает (он иногда наведывается в Мидтаун, по утверждениям местных прихожан), как сюда добрались Киддер, Пибоди и Ко(9) – например, вездесущим Виз(10) это не удалось. Видимо, сказались сноровка и дальновидность банкиров – разводить на кредиты здесь было легче, чем в других штатах, а уж в этом у них мастерства не отнять. Подтверждал теорию раздевания населения и «Безумный Эд»(11), совсем недавно осевший в свежевыстроенном здании с огромной витриной, недалеко от банка, на центральной улице города.

Пока Америка готовилась к выборам, прислушиваясь к обещаниям республиканца Рейгана поднять производство и вывести Штаты из кризиса, лесорубы Мидтауна вверяли свои инвестиции и зарплаты этим именитым компаниям-проходимцам. А ответ «почему?» всегда лежал там, где его тяжелее всего найти – на поверхности. Потому что, кроме как уехать отсюда к херам собачьим, у жителей не было иной возможности противостоять здешней системе. Вот только рискнуть покинуть уютное захолустье мало кто решался, и в последнее время часть заслуги по удержанию населения принадлежала Марку Сойеру с его кинотеатром.

Путь предстоял не близкий, да и Сэм наверняка начнёт воспитывать, но Пит полагал, что рассказ как именно он прогулял школу, отвлечёт брата от воспитательных манипуляций. Может, даже без тумаков обойдётся, хотя это вряд ли – тестостерон у Сэма зашкаливал, так что если не за прогулы, то в процессе глупых игр Питу всё равно достанется. Это неизменный ритуал, сопровождающий отъезд родителей с того самого дня, когда брату стукнуло шестнадцать.

Мама с папой уезжали практически каждые выходные. Сначала, будучи привязанными к дому маленькими детьми, у пары археологов не было возможности путешествовать, но как только Сэм стал достаточно самостоятельным, чтоб не бояться оставлять его с младшим братом, родители начали уезжать. Пит, как водится, сильно грустил, оставаясь под опекой старшего брата, но, когда немного подрос – познал все прелести отсутствия родителей. Они с Сэмом получили относительную свободу, предки – возможность проводить время вдвоём на любимой работе, и, проигрывая всё это в своей голове, Пит пришёл к выводу, что, в целом, все они были счастливы. Конечно, когда Сэм не напоминал своими идиотскими злыми шутками маньяка…

– Пит! – От неожиданности он подскочил, и вскрикнул бы, но испуг застрял в горле, а сердце бешено забилось в попытках выпрыгнуть сквозь костяные прутья своей темницы, – Что, Питтсбург, испугался?!

Какое уж там противостояние с маньяком, если он средь бела дня чуть не наложил в штаны из-за девчонки?!

Это была Луиза Армстронг, та самая соседка. Отличница, вместе с подружками постоянно подкалывающая за неуспеваемость, хотя сам Пит не считал, что эти критики правы – ему просто было скучно от пресной трескотни учителей.

Несмотря на мнение друзей, пытавшихся размазать его собственное представление о Луизе, он находил её живой, умной и чертовски привлекательной. Да и что могли знать эти друзья, если даже никогда не видели её в прозрачной ночной рубашке – а Питу такая возможность предоставлялась частенько, благодаря гордости отца – раритетному биноклю «Корона»(12)с коричневым кожаным кейсом ручной работы. И, конечно, спасибо самой Луизе за открытые шторы.

Окна его комнаты выходили на её спальню, и наблюдая за Лиз, Пит всё больше влюблялся, конечно же, скрывая эту страшную тайну от мира.