Местность, где расположена Слюдянка, очень необычная, согласно историческим данным, здесь в древние времена жили гунны, потом пришли тюркские племена курыканы, а уже позднее эти места заселили буряты и эвенки. В семнадцатом веке там был построен острог для добытчиков слюды, который вскоре был перенесен в другое место, где сейчас находится Култук, и до начала девятнадцатого века поселений на этом месте не было. Потом появились исследователи и добытчики местных полезных ископаемых, в середине века построили колесную дорогу вокруг Байкала, создав в Слюдянке почтовую станцию, а уже в конце позапрошлого века начали строить Кругобайкальскую железную дорогу, что в конечном итоге сделало Слюдянку крупной узловой станцией и районным центром в Иркутской области…
Постояв у двери вагона, вдыхая морозный воздух, я вдруг отвлекся от своих мыслей и наблюдений, заметив, что поезд снова слишком долго стоит, уже минут пять или даже больше. На это я обычно никогда внимания не обращал, потому, как правило, пассажирские поезда частенько опаздывали, но, помнится, это было в стародавние советские годы, а в наше время железнодорожники такого старались не допускать, кроме, пожалуй, чрезвычайных случаев, когда для задержки была очень веская причина. Несмотря на это, я продолжал любоваться видом станции и вокзалом, а когда поезд, наконец, начал движение, сначала медленно, а потом с каждой секундой увеличивая скорость, я плотно закрыл дверь на защелку и вернулся в вагон.
Часа через три наш поезд должен сделать двадцатиминутную остановку в столице Бурятии городе Улан-Удэ, и, по словам Натальи Петровны, обмен почты на этой станции должен быть очень объемный, поэтому у нас было только часа полтора на отдых, а потом надо было приниматься за свою обычную работу. Разумеется, после отправления со станции Слюдянка все мое внимание было приковано к окну, из которого были видны байкальские заснеженные берега и покрытая снегом белая пустыня, временно распростертая по массивному ледяному покрову замершего до самой поздней весны озера. Несмотря на то, что стояла настоящая сибирская зима, это ни капельки не умаляло красот здешних мест, я смотрел в окно и мой взор получал истинное удовольствие от этой удивительной картины нашей русской природы…
Примерно с этого момента и началась череда всевозможных событий, которые, в конце концов, привели меня к фатальному изменению всей моей будущей жизни, и, как оказалось, не только моей…
Глава 4
Началось все с того, что после прохождения поездом очередного кругобайкальского тоннеля в вагоне вдруг полностью отключилось электричество, на первый взгляд, казалось бы, безо всякой видимой причины, просто взяло и отключилось. Такое в принципе было невозможно, потому что в случае обрыва отдельных коммуникаций или частичного выхода из строя оборудования все сразу отключиться, разумеется, не может. Это нонсенс! Особенно на ходу поезда, когда постоянно работает генератор переменного тока, приводимый в движение карданным валом от постоянно вращающейся колесной пары, и обеспечивающий вагон автономным и бесперебойным электропитанием. Понимая друг друга без слов, мы с Геннадием сразу же покинули свое купе и молниеносно вышли в коридор, где уже находились Наталья Петровна и Виктор Степанович, пытаясь понять что произошло. Всем было ясно, что без электричества продолжать рейс просто невозможно и даже опасно, полное отключение это настоящее ЧП для любого вагона, а не только почтового. Улучшив минуту, я позвонил по мобильнику Полине (в Иркутске во время прогулки по перрону мы обменялись номерами), чтобы узнать, как ситуация у них. После предельно короткого разговора с ней выяснилось, что и у них происходит то же самое, и они тоже пока не понимают, что именно случилось с электрической системой вагона прямо на ходу поезда. К сожалению, я ничего не мог ей посоветовать для решения проблемы, и поэтому, пожелав удачи, не стал больше ее беспокоить, она же в багажном начальник, и ей сейчас не до меня…
…Поначалу наш главный специалист по оборудованию решил, что где-то «просто закоротило», и начал штатную проверку по инструкции, что называется, «как учили». Геннадий вызвался ему помогать, держа в руке принесенный Натальей Петровной из кладовой железнодорожный фонарь и подсвечивая его мощным лучом темные участки для удобства осмотра Виктором Степановичем электрощитов, трансформаторов, контактов, выключателей, розеток и прочих элементов мудреной вагонной электросети. Степаныч на свой страх и риск даже высовывался из открытой входной двери вагона на ходу состава, чтобы удостовериться, что карданный вал, крутящий генератор, не заклинило, и он продолжает вращаться. В конечном итоге, к нашему общему крайнему и неподдельному удивлению, в результате тщательной получасовой проверки ничего необычного обнаружено не было, ток просто исчез, электричество совершенно не вырабатывалось, хотя поезд двигался, колеса крутились, как обычно передавая свое вращение генератору.
– Осталось подумать о генераторе, – обреченным тоном произнес Степаныч, – если вал крутится, значит каким-то удивительным образом вышел из строя только сам генератор. Если это действительно так, тогда это настоящая катастрофа.
– Ну, дорогие коллеги, что делать будем? – собрав всех нас в помещении кладовой, произнесла Наталья Петровна уже после того, как было перепробованы все возможные и доступные нам способы, которые могли бы восстановить электропитание в вагоне.
– Теперь ума не приложу, ребята, – грустно промолвил Виктор Степанович, разведя от бессилия руками, – просто не понимаю! Но генератор нам не исправить, посмотреть можно только на ближайшей станции и то с помощью местных электриков.
– В соседнем вагоне то же самое происходит, я спрашивал у Полины, – высказался я, чтобы хоть как-то подбодрить своих коллег, – но даже я понимаю, что такого просто не может быть, чтобы сразу у двух вагонов одновременно вышли из строя генераторы, значит, проблема общая и более глобальная.
– Кстати, у нас же внутренняя связь имеется, вы машинистам или начальнику нашего пассажирского сообщили? – вдруг спросил Геннадий, думая предложить хоть какой-то выход.
– Конечно, пробовала, Гена, хотела сообщить, но с кабиной машиниста связи нет, как и со штабным вагоном из-за отсутствия тока, а номеров их мобильников я не знаю. У нас же обособленные вагоны, мы сами по себе, нам такого не сообщают. Значит, сообщить о проблеме некому, – спокойно и невозмутимо произнесла Наталья Петровна, направив задумчивый взгляд куда-то в сторону.
– Ну, что-то делать надо, черт возьми! Ведь совсем не дело это вот таквот ехать, да еще так долго, – слегка вспылил Степаныч, и было заметно, что эта ситуация его действительно беспокоит.
– Знаю, Витя, остается одно – дождаться Улан-Удэ, станция часа через три, а там выйду на перрон и побегу в штабной, а потом за электриками… – сказала Наталья Петровна, – есть еще какие-нибудь предложения, вопросы?
– Наталья Петровна, обмен почты будем готовить? – спросил Геннадий.
– Полагаю, что будем, в любом случае до станции-то мы уж доедем как-нибудь, а там все надо сделать, как положено. Еще вопросы?
– У меня не вопрос, а информация к размышлению, – неуверенно произнес я, и все притихли, приготовившись слушать, что я буду говорить, тем более, времени у нас было предостаточно. – Я, коллеги, заранее прошу прощения, если, может быть, скажу глупость, но полагаю, что нельзя исключить и такой вариант.
– Говори, Илья, слушаем, – спокойно, без какого-либо интереса ответила ВПН.
– Знаете, друзья, я раньше несколько раз уже бывал в этих местах, у меня родня живет в Иркутске. У моей тетки, в прошлом учительнице русского языка и литературы, в домашней библиотеке можно было отыскать разные книги, в том числе о Байкале, об этом крае и его истории, и которые я читал в свободное от отдыха время. И вот однажды в одной из таких книг я наткнулся на информацию о том, что по берегам «славного и священного моря», начиная еще со стародавних времен, кроме других народов, жили и буряты-шаманисты, которые веками поклонялись озеру и его стихиям, небу и земле, совершая свои многочисленные, сложные и яркие языческие обряды. У них не было храмов, и все свои священнодействия они проводили на открытом воздухе, возле рек и на горах. В частности, местные шаманы все это совершали на Шаманском мысе. В основе их религии лежало обожествление сил природы и умерших предков, вера в то, что в мире существует множество богов и духов, и с помощью шаманов (избранников бога, посредников между верующими и сверхъестественными силами) можно влиять на них для обеспечения счастья, благополучия и здоровья, отвращения беды. В политеистической иерархии высшим божеством у шаманов считался Хухэ Мунхэ Тэнгри, то есть, Вечно Синее Небо – существо материальное и в то же время духовное, управляющее всем миром. Со временем шаманизм стал сложной и развитой особой системой религиозных представлений и обрядов. Вера охватила все сферы жизни, оказывая влияние на формирование культуры и образа жизни людей. Разными учеными была изучена масса артефактов древней шаманской культуры и все это очень хорошо описано в соответствующей литературе, а потомки этих людей до сих пор здесь живут в этих местах.
– Это очень интересно, Илья, смотрю, ты много начитался об этом, – сказала Наталья Петровна, – но какая нам-то в данной ситуации польза от этой информации?
– Да, читал в свое время, ради собственного интереса. Но мне сейчас примечательно другое. Среди всего потока прочитанных сведений, мне также встретилась и коротенькая заметка о том, что когда-то очень давно после произошедшего в этих местах какого-то очень значимого, яркого, но точно неизвестного науке события, от местных шаманистов отделилась некая группа людей, отщепенцев, которых шаманы прозвали калуханами. Они перестали поклоняться священному озеру, природным стихиям, и вообще почему-то вдруг решили напрочь отказаться от шаманских верований. Но точно известно, что ни буддистами, ни мусульманами они не стали…
– И что с того? – вставил свою пару слов Геннадий.
– Полагаю, у этих калуханов возникла какая-то иного сорта религия, ученые полагают, что по их поверьям, это самое место вокруг Байкала, является каким-то аномальным, что ли, мол, оно в свое время было чуть ли не проклято всеми богами. Вот поэтому здесь то и дело с людьми происходили и, возможно, даже сейчас происходят ужасные вещи…
– И какие же, например, – с интересом спросил Виктор Степанович.
– Ну, об этом информации очень немного, как правило, подобного рода темы не интересуют широкие массы ученых, но где-нибудь да можно отыскать сведения об этом.
– Как всегда, в любимом Интернете! – ухмыльнулся Геннадий, скептически покачав головой.
– И там тоже, – ответил я, – но тогда в той книге я прочитал, например, о сохранившихся в народной памяти случаях бесследного исчезновения или гибели людей, причем, как аборигенов, так и приезжих. Но лучше всего было бы почитать древние шаманские рукописи, где могло быть описано это роковое событие, из-за которого калуханы изменили своей вере. Ведь есть же ученые историки, лингвисты, которые наверняка читали и переводили тексты каких-нибудь манускриптов, где возможно содержались сведения и об этом уникальном событии, и возможно писали об этом свои научные монографии, защищали целые диссертации…
– И где же ты их сейчас достанешь, Илья, – с иронией в голосе спросил все тот же Геннадий, – и потом что нам-то это даст?
– Вот в этом-то и проблема, – только и смог ответить ему я, оставаясь в недоумении.
– Так что ты хотел в итоге сказать-то, – спросил меня Степаныч.
– В общем, я думаю, что, возможно, наш поезд сейчас попал именно в такую аномальную зону, а когда мы ее покинем, мы же все-таки движемся, то все придет в норму… наверное, придет…, – неуверенно произнес я.
– Ты думаешь, мы все пропадем, исчезнем? – с невеселой ухмылкой спросил Геннадий.
– Не знаю, Гена, просто это одна из версий происходящих событий, раз уж у нас больше другой нет, – ответил я, глядя перед собой.
– Десятки поездов проходят через эти места каждый божий день, и ничего такого не происходит…, – произнес Степаныч, в порыве вполне объяснимого гнева вскинув вверх обе руки.
– Ну, ладно, ребята, хватит мистики, у нас реальная ситуация, которую нам надо как-то разрешать, во что бы то ни стало, – строгим начальственным тоном произнесла Наталья Петровна, – Если у кого появятся новые идеи, но только реальные, то сразу говорите. Пока всем нам остается только ждать и надеяться, что пока мы не доехали до Удан-Удэ, здесь не случится чего-нибудь еще…
После совещания и невозможности найти решение нашей серьезной проблемы, все вынуждены были просто разойтись по своим местам, и мы с Геннадием тоже вернулись к себе в купе. Там, как и во всем вагоне, не было освещения, но мне было достаточно естественного яркого света, лучи которого в ясный солнечный день отражались от белого искристого снега и попадали через окно в наше купе, немного поднимая настроение. Я устроился на своей полке и продолжил смотреть в окно на байкальскую заснеженную природу. Не сильно покачивая вагонами на ходу, состав продолжал двигаться по путям кругобайкалки, и на пару мгновений мне даже показалось, что так мы спокойно и размеренно доберемся до Улан-Удэ без дополнительных проблем. Никто из нас не хотел даже и думать о том, что может произойти что-то хуже того, что уже случилось с нами в этом рейсе.
Я даже совсем успокоился, и, сидя у окна и наблюдая за меняющейся в нем картиной, слегка задремал, впрочем, как и мой коллега Геннадий, который прилег на полку и сначала молча лежал, погруженный в свои мысли, возможно, о нашей внештатной ситуации. Полагаю, в эти минуты подобные мысли не покидали никого из нас. Но мы пока знали одно – примерно через час-полтора надо было невзирая ни на какие проблемы идти готовить очередной обмен почты для станции Улан-Удэ, и я был уверен, что Наталья Петровна нам своевременно сообщит, когда приниматься за дело. Поэтому я окончательно расслабился и погрузился в дремоту, и как мне показалось, даже видел какие-то сновидения на фоне равномерного мягкого гудения движущегося вагона…
Глава 5
…Из легкой дремоты меня вывел сильный толчок, у меня возникло естественное ощущение, что наш поезд остановился. Едва отойдя ото сна и открыв глаза, я вдруг оказался в полной темноте, хотя окно купе не было завешено плотной шторкой. Машинально нащупав лежавший где-то рядом фонарик и включив его, я сначала осветил все помещение купе, а потом направил луч в окно, чтобы понять, почему через него не поступает свет с улицы. Однако я не увидел там ничего, кроме отражения в стекле своего лица, похожего на призрак из какого-то потустороннего мира. Все мои дальнейшие попытки разглядеть что-то снаружи даже с фонарем оказались тщетными. Из заоконья на меня смотрела чернеющая кромешная тьма, но поначалу я никак не отреагировал на это, не ощущая даже малейшего беспокойства, считая, что поезд попросту остановился в одном из многочисленных железнодорожных тоннелей, расположенных на этом участке магистрали. Я не стал даже покидать наше купе и просто спокойно ждал, пока состав после небольшой задержки вновь начнет движение. В это время проснулся Геннадий и, садясь на полку и позевывая, взглянул сначала на меня с фонарем в руке, а потом в окно, и спросил, почему мы снова стоим, да еще в полной темноте. Я ответил, что, похоже, произошла незапланированная остановка прямо в тоннеле, и он, поверив на какое-то время в эту версию, замолчал, также как и я, стал ожидать начала движения. Но поезд настойчиво продолжал стоять уже минут пятнадцать, и снаружи не было слышно ни единого звука, ни гудка, ни звона автосцепки, стояла мертвая оглушающая тишина.
– Что-то долго стоим, – вдруг сказал Геннадий, понимая, что пора бы уже начать двигаться, а то, судя по затянутым предыдущим стоянкам, поезд и так уже неприлично опаздывает.
– Да кто его знает, в чем там дело, все равно ничего не узнать, связи-то нет, – вяло ответил я, коротко зевнув.
– Тишина какая-то необычная, тебе не кажется?
– Мы же в тоннеле, откуда взяться шуму-то? – бодро и с наигранной уверенностью в голосе ответил я, осознавая, что признаков самого тоннеля (например, его стен) за окном я не обнаружил.
– Ну как же, Илья, шум воздуха, избыток которого на стоянках обычно травят с тормозной системы, например. Кстати, мы же находимся рядом с электровозом, всего через багажный вагон, а его электродвигатель должен постоянно издавать характерный гул, он всегда слышится, даже на остановке, а тем более внеплановой. А сейчас я его даже не улавливаю…
– Ты прав, друг, присутствие локомотива вообще не ощущается, – ответил я, тщетно пытаясь ухом различить в этой пугающе мертвой тишине хоть какие-нибудь звуки.
– Ладно, пойду сам посмотрю, – произнес Геннадий, встал с полки и, с шумом отодвинув дверь, вышел из купе.
Я услыхал, как он медленно почти на ощупь пошел по темному коридору и, дойдя до купе ВПН, заговорил с Натальей Петровной о слишком долгой стоянке и о полной темноте, на что она ничего вразумительного ответить не могла. Минутой позднее Геннадий, похоже, вышел в тамбур, а потом открыл входную дверь вагона, как я понял, посмотреть, что творится снаружи. Через несколько минут он вернулся в купе с лицом, полным глубочайшего изумления, и жестами позвал меня с собой, чтобы я посмотрел на все сам…
Я был весьма заинтригован, и даже немного напуган, но человеческое любопытство, как всегда, взяло верх, и я направился к входной двери, благо, мои глаза уже привыкли к темноте и я мог различить отдельные детали вагонного интерьера. Выглянув наружу, держась за поручни и осмотревшись, я в первую очередь увидел то же самое – сплошную кромешную тьму. Нельзя было различить ни каменных стен тоннеля (если мы вообще находились в тоннеле), ни железнодорожной насыпи, ни тускло горящих ламп освещения, которые имеются в каждом подобном сооружении. Вторая странность, которую я сразу же не мог не заметить, это отсутствие какого-либо холода снаружи (мы все помним, что на дворе стояла морозная зима). И следующее, что меня на мгновение поразило как током, и по телу пробежал холодок – я не увидел там нашего состава, точнее, отсутствовали сам локомотив и все пассажирские вагоны, а остались только наш почтовый и другой багажный вагоны. При этом у меня создалось стойкое ощущение, что эти наши оставшиеся два вагона были подвешены в воздухе.
– Чертовщина какая-то, – проговорил я Геннадию, который стоял рядом со мной в тамбуре.
– Вот и я говорю… И почему только два вагона? Где остальные?
– Не спрашивай, пока ничего не понятно. Кстати, ты Петровне сообщил?
– Пока нет, решил тебе сначала, чтобы самим разобраться…
– Позови ее, пожалуйста, срочно… – попросил я Геннадия, и он тут же скрылся за внутренней дверью.
Через несколько минут они оба были рядом со мной и, выглядывая через дверь, смотрели во все ту же чернеющую пустоту, испытывая в эти мгновения настоящий шок от увиденного, искренне надеясь, что все происходящее это всего лишь странный сон. Правда, если это сон, то его должен был видеть кто-то один из нас, а не все сразу.
– Мы что, висим в воздухе? – спросила Наталья Петровна неуверенным голосом, закончив осмотр темноты со всех сторон.
– Получается, что именно так, – как можно спокойнее ответил я.
– Чем же это вызвано?
– Тут я вам ничего сказать не смогу, все это не поддается материальным законам и человеческому пониманию, остается одно объяснение – мистическое…
– Илья, ты намекаешь, что это как-то связано с тем, о чем ты нам недавно рассказывал?
– Может быть и так, только иного объяснения (если этому вообще можно найти объяснение) у меня нет, – ответил я без эмоций.
– Не может быть, я не верю, неужели ты полагаешь, что все происходящее каким-то образом связано с тем давним событием, которое превратило часть шаманов в этих, как их?..
– В калуханов…
– Да, именно!
– Ничего пока сказать не могу, потому что ситуация на удивление странная, я бы даже сказал, чрезвычайно странная, и сами объяснить мы ее, полагаю, не в силах, – констатировал я.
– Ребята, а мы часом не спим сейчас, а? – вдруг предположил Геннадий. – Может все просто, и нам это снится, а на самом деле мы мирно похрапываем в своих купе? Мы же все после совещания пошли отдыхать и заснули!
– Что, все вместе и разом в одном сне? Степаныч-то, например, сейчас на самом деле спит, я не стала его будить, пока, – ответила Наталья Петровна.
– Такие сны, конечно, могут иметь место, это чаще всего кошмары, которые кажутся очень реальными, и самое неприятное в них то, что почти всегда чрезвычайно трудно проснуться, – сказал я тоном человека, знающего, о чем он говорит.
– Как же нам отличить, реальность это или групповой сон, или может быть это сон кого-то из нашей бригады, и мы все явились во сне кому-то из нас четверых? – спросила Наталья Петровна.
– Может Степаныч видит нас всех в своем кошмарном сне, он же в данную минуту спит, – предположил Геннадий, – такое иногда показывают в фантастических фильмах…
– Но это уж слишком, Гена, ты наверно, насмотрелся ужастиков на эту тему, – ответила Наталья Петровна.
– Нельзя исключить и такой вариант, но в этом сне такая необычная фабула, – ответил я, снова высунувшись из двери и заглянув в темноту, – может это эти аномальные места так на нас повлияли и это все просто глюки?
– Сразу у всех? – удивленно спросил Геннадий.
– Такое крайне редко бывает, только если какой-нибудь массовый гипноз… – сказал я.
– Давайте-ка вот что, надо ущипнуть друг друга и проверить, – предложила Наталья Петровна, а потом неожиданно двумя пальцами резко и сильно ухватила за кожу плеча Геннадия, стоявшего к ней ближе всех. Он вскрикнул от сильной боли и сразу же прикрыл рукой это место.
– Почувствовал?
– Еще как! – почти пропищал Геннадий.
– Что ж, получается, мы не во сне, и все это реально? – подытожила Наталья Петровна.
В этот момент я достал свой мобильный, решив позвонить Полине в соседний вагон, но это мне не удалось, сигнал начисто пропал. Возможно, то же самое делала и Полина, желая связаться со мной, но и у нее ничего не вышло. Получается, связи в принципе нет, ни с кем, в таких обстоятельствах это очень плохо, потому что никто не сможет узнать, что с нами случилось, и, разумеется, никто не придет на помощь. Конечно, в дополнение к этим неприятностям не работала еще и «всемирная паутина». Ни дозвониться по мобильному, ни емейл отправить. То, что это непростая и непонятная ситуация уже давно вышла из под контроля, теперь ни у кого не вызывало сомнений. Надо было что-то с этим делать, но ни у кого из нас не было ни малейшей идеи на этот счет.
Два наших вагона продолжали висеть в воздухе, может даже над бездонной пропастью, но мы ничего не видели ни сверху, ни снизу, ни с боков. Кругом была только кромешная тьма и ощущалась пустота. Как знать, может быть, вагоны даже медленно перемещались в невесомости вверх или вниз, но мы этого не чувствовали. Во всяком случае, оба наших вагона продолжали «висеть» в том же самом положении, как будто все еще оставались стоять на железнодорожных путях. Это естественно, было нам на руку, потому что если бы они вращались в каком-нибудь любом направлении, то нам бы пришлось туго, ведь у нас не космическая станция.
Мы вернулись в вагон, единственное место, где, по нашему мнению, можно было чувствовать себя в безопасности, во всяком случае, внутри вагона в привычной для нас обстановке ничего сверхъестественного с нами не происходило, и у каждого из нас создавалось благостное ощущение, что здесь нам ничего не угрожает. И неизвестно, было ли это именно так в действительности или это только мы сами так полагали, чтобы успокоить себя и не сойти с ума от происходящего. Но ведь когда мы стояли у двери вагона на краю черной бездонной пропасти, нам тоже вроде бы ничего не угрожало и ничто не мешало, мы могли дышать воздухом, который ничем не отличался от обычного. Разве что не ощущалось даже легкого ветерка или какого-либо движения воздушных масс, будто мы находились в закрытом помещении, но явно очень большом.
– Может попробовать каким-то образом добраться до багажного и выяснить, как они там? – предложил Геннадий, когда все собрались в купе начальника.
– Каким образом, Гена, по воздуху, что ли полетишь? Это тебе не пассажирские вагоны, где двери рядом находятся в метре друг от друга и за поручни ухватиться можно, а здесь даже из дверей нашей кладовой до их входной приличное расстояние, – рассудительно произнесла Наталья Петровна.
В это время от гула наших громких голосов проснулся Степаныч, который еще был не в курсе того, что с нами случилось. Само собой, сидя в темном купе при свете фонаря, который вот-вот израсходует заряд аккумулятора, мы ему все подробно рассказали и стали ждать, может он, как самый старший среди нас и более опытный, подаст нам какую-нибудь жизненную идею, что делать дальше.
– Если все, что вы мне рассказали, правда, то мы с вами действительно попали, – спокойно произнес Виктор Степанович, внимательно выслушав наш рассказ. – Я думаю, давайте снова подойдем к двери, откроем ее и бросим во тьму какой-нибудь ненужный нам тяжелый предмет.
– Чтобы проверить, где же у нее дно? – спросил Геннадий, обращаясь к Степанычу.
– У кого у нее? – спросил я у Гены.
– У тьмы кромешной, естественно, у этой чертовой бездны, – немного злобно бросил Геннадий.
– Ну, что-то примерно так, – промолвил в ответ Степаныч, – ребята, поищите какую-нибудь ненужную железяку.
– Может, бросим этот горящий фонарь, у него энергии все равно мало осталось, а заряжать все одно негде. Он и тяжелый, и может хотя бы осветить нам то, что будет внизу, если у него хватит мощности света, – предложил я.
– А что, давай, Илья, терять нам все равно нечего, кроме… – сказал Степаныч.
Я взял в руки фонарь, и мы все вместе, пройдя в тамбур, снова подошли к открытой Натальей Петровной входной вагонной двери, встав у самого края откидной площадки. Подумав еще секунд десять, я легким движением толкнул горящий фонарь в черную пропасть, но то, что произошло потом, не на шутку удивило абсолютно каждого из нас. Отлетев по инерции моего броска примерно на полметра или метр, фонарь привычно не полетел вниз, а… остался висеть в воздухе и медленно вращаться так, как это происходит только в настоящей невесомости.
На целую минуту мы все буквально застыли в оцепенении от такого поворота, глядя на медленно вращающийся в пустоте фонарь, но первым из нас пришел в себя Степаныч.
– Так, господа, это становится весьма и весьма интересным, – произнес он, тем самым вернув нас обратно в реальность.
– Может мы каким-то чудом в космос попали? И вот вагоны наши тоже висят в невесомости, оказалось все просто! – каким-то эйфоричным тоном произнес Геннадий.
– Не знаю, куда мы попали, но то, что здесь на лицо отсутствие гравитации, это факт, – сказал Степаныч, не отрывая взгляда от фонарика, который продолжал медленно вращаться, оставаясь почти на том же самом месте, куда я его бросил, – и воздух для дыхания есть. И, заметьте, друзья, кроме чистого воздуха, там сохраняется или поддерживается весьма комфортная температура воздуха, то есть ни жарко, ни холодно, чувствуете?
