Ирина Иванова "Осенняя песня. Поэтические переводы"

мы наслаждаемся обыденностью дней
и этим до краёв наполненные ходим.

Мы одиноки в детстве, как пастух,
что смотрит бесконечно в свои дали,
а кто-то издали движеньем точных рук
жмёт клавиши, мелодию играя,
а мы танцуем под неё на слух,
пока она свой не закончит круг.

«Белый замок в одиночестве пустом…»

Белый замок в одиночестве пустом.
Крадётся в голых залах тихий трепет,
плющ на стене висит из сил последних,
и все пути в округе замело.

Раскрылось небо, облака развеяв.
Мерцает замок. Вдоль белёсых стен,
держась руками, поднимается с колен
тоска… Часы стоят, и умирает время.

Опасение

В увядшей роще слышен птичий крик,
бессмысленный в такой увядшей роще.
И всё же раздаётся звонкий клик
в то время, когда мир давно затих,
широкий, словно небо, в мятой роще.
Покорно превращается всё в звук:
земля вся в нём беззвучно растворилась,
и с грозным ветром что-то вдруг случилось,
он, тихо вея, весь как будто сник.
Одна минута, словно вечность, длится,
бесстрастная, всё зная в этой жизни,
где каждый должен умереть, родившись.

На краю ночи

Моя спальня и этот мир,
что бодрствуют над землёй ночной,
едины, как скрипка, где я один
ощущаю всю эту ширь
возбуждённой струной.

Эти скрипичные вещи
полны воркующей тьмы,
в них слышен плач женщин,
в них обида кипит внутри,
пугая сладкие сны…
Я должен
дрожать серебром:
подо мной будет всё трепетать,
и то, что затянуто сном
на свету начнёт умирать
в ритме скрипичного танца,
что закружит небеса,
в узкие щели солнца слеза
упадёт с неба сразу
в пучину пространства,
чтобы светить без конца…

Смерть поэта

Лежал он. Отчуждённый его лик
бледнее мела на подушках возвышался,
и с этих пор он без него остался,
без чувств его, без знаний и участья,
тот мир, к которому он так привык.

Кто видели его живым, не знали
как был со всей природой он един,
луга, леса, все воды и глубины
его лицом до самой смерти стали.

Да и сейчас его лицо вобрало
всю необъятную земную ширь,
и постепенно тихо угасало,
как нежный плод, открытый изнутри,
оторванный когда-то от земли.

Прощание

Нутром всем ощутил я смысл прощания
в его тяжёлой беспросветной сути,
в его жестокости, что неизбежно губит
и рвёт безжалостно душевных нитей связи.

Я, словно беззащитным став, смотрел,
как мне позволило оно уйти, позвав,
как долго, поотстав, ещё белел
платочек у той женщины в руках.

Кивок, уже не связанный со мною,
движенье рук почти необъяснимо
напомнили цветущую мне сливу,
покинутую птицами весною.

Мост Каррузель

Слепой человек на мосту стоит,
как серый камень безвестных империй,
как вещь неизменная тех же материй,
что в час звёздный свой напевают мотив,
когда небосвод, как безмолвных сил центр,
в котором струится, плывёт звёздный свет.

Стоящий в сплетении разных дорог,
он – стойкий праведник грешного мира,
на краю царства злой тёмной силы,
где в преисподнюю видится вход.

«Были двое в саду долго, звуки…»

Были двое в саду долго, звуки
взволновали вдруг вечера тишь.
«Как нежный шёлк твои белые руки…»
Она удивилась: «Ты так говоришь…»

Кто-то вошёл в сад незримо, двери
не выдали скрипом приход,
лишь розы качались, и ветви деревьев
в присутствии том била дрожь.

Встреча в каштановой аллее

Вход был объят зелёной темнотой,
в которую, как в плащ он обернулся,
и в новый мир невольно окунулся,
когда вдали, как призрак неземной,

весь созданный из зелени и света,
из белых и воздушных облаков,
возник прозрачный образ в конце где-то,
чуть уловимый по простым приметам
ещё далёких призрачных шагов,

тогда луч света, поменявший путь,
вдруг пробежал по белым волосам,
открыв от солнца чуть прикрытые глаза,
в одно мгновенье обнажив их суть,

в которых, кажется, застыла вечность
на чётко нарисованном лице,
художником как будто на холсте,
на миг один, чтоб навсегда исчезнуть.

Музыка

Что ты играешь, мальчик? Через сад
нам шепчут о таинственном шаги.
Что ты играешь, мальчик? Посмотри,
в свирели скрыт души твоей заряд.

Чем ты завлёк её? Тот звук звучит,
словно в темницу заточили ветер.
Судьба сильна, ещё сильней кричит
та песня, что тоской рыдает в клети.

Дай тишину ей, чтоб она могла
домой вернуться тихо, без усилий,
туда, где возрождалась, где жила,
где для игры копила свои силы.